***
Пройтись — это прекрасно. Это Кирилл отлично придумал! Особенно, если учесть, как трещала голова при каждом шаге. Но ему действительно нужно было собраться, сосредоточиться, прийти в себя, наконец. Ему предстояло играть важную сцену, а у него голова не соображала и абсолютно не была настроена на работу. И похмелье здесь было почти не при чём. Тут дело в том, что… «А к чёрту, чем избегать этих мыслей, лучше поддаться им сразу, может быстрее отпустит» — решил Кирилл и перестал прокручивать в голове слова сценария, всё равно не помогало. С тех пор, как Плетнёв проснулся сегодня рано утром в номере друга, даже более того, в его постели, он не мог думать больше ни о чём. Только о горячей руке, ладонь которой лежала на его груди и прожигала своим теплом солнечное сплетение… Кирилл пролежал в оцепенении минут десять, почему-то боясь шелохнуться, но стоило Лёше едва заметно дёрнуться во сне, как его сосед по постели быстро пришёл в себя и резко скинул с груди чужую руку. Получилось даже грубовато, но её хозяин даже не проснулся, продолжая тихо посапывать в подушку. Несмотря на похмельную дымку в голове, Плетнёв прекрасно помнил, как они с Лёхой сидели на диване в его номере и пили этот чёртов виски. Как смеялись и вели душевные беседы «за жизнь». Он помнил, как Бардуков споткнулся, вставая, и чуть не опрокинул столик со всем, что на нём стояло, над чем они потом ещё долго потешались. Он помнил, как смотрел на Лёху, который нарезал по комнате круги, разговаривая по телефону с мамой, и как умилялся тому, какой тот становился смешной, особенно объясняя, что «абсолютно трезвый, а голос от усталости такой». Всё это Кирилл помнил, он только ни хрена не помнил, как отключился и как, чёрт возьми, он оказался в постели друга, к тому же раздетый! Конечно, они не раз ночевали вместе и даже спали в одной постели, но… до того, как всё для него изменилось. И теперь его мучили сомнения и неловкость. Он даже не был уверен в собственных действия, память -стерва, сделала одолжение и отказала в самый неподходящий момент. Но судя по тому, что Бардуков вёл себя как обычно, ничего страшного не произошло. Наверное, Кирилл просто отрубился на диване, пока, как за маятником, наблюдал за Лёхой. А тот, уже после, перетащил его на кровать. И раздел. Нет, ну а что? Подумаешь, ничего особенного. Диван у него маленький и неудобный, а позаботиться о друге вполне естественно, да? Вот и всё, нечего тут обдумывать. Можно считать, что ситуация рассмотрена, разобрана на составляющие, и криминала в ней не найдено, можно идти сниматься со спокойной душой. Да, иногда полезно пройтись и побыть одному… -Кири-и-илл, — услышал он крик далеко за спиной и, оглянувшись, предсказуемо увидел машущего рукой Бардукова, — возвращайся, только тебя ждём! — Иду, — тихо и обречённо ответил Плетнёв, но знал, что его поймут. Лёша кивнул и, лениво улыбнувшись, пошёл обратно на площадку. Да, всё определённо было как обычно. Друзья оставались друзьями, виски — адским пойлом, а работа — работой. Даже с похмелья. А горячая ладонь на груди… ну что ж, когда у Кирилла найдутся силы и время переварить свои ощущения по этому поводу, тогда он этим и займётся, а сейчас «Бобриков должен был попрощаться с лучшим другом и уехать в Швейцарию».***
Съёмки прошли ужасно. То есть, нет, для всех они прошли очень удачно и даже закончились быстрее, чем предполагалось, вот только для Плетнёва этот день тянулся бесконечно. Первые несколько сцен, по плану снятых до обеда, он отыграл, как настоящий профессионал, без запинки. Как, впрочем, и Бардуков. Зайцев даже похвалил их за собранность, видимо, ожидал худшего. Но когда пришла пора снимать эпизод с прощанием двух боевых друзей, случился сбой. Словно что-то щёлкнуло — и всё! Кирилл стал словно деревянный. Эдакий оловянный солдатик, произносящий чужой текст. Как он ни старался, не мог ничего с собой поделать, и это они даже до сцены с объятиями не дошли. Он буквально замирал на месте, не знал куда деть руки, пялился в одну точку и, конечно, не мог адекватно объяснить съёмочной группе своего поведения. К тому же, Лёха постоянно крутился рядом, стараясь поддержать и помочь, что сбивало ещё больше, полностью лишая работоспособности. Когда режиссёру надоело через каждый две минуты кричать «Стоп», он объявил получасовой перерыв и посоветовал Плетнёву отвлечься, например, пройтись, полюбоваться живописным видом окрестностей. Полюбоваться здесь действительно было на что. Природа цвела и радовала глаз — вода и обилие сочной зелени вокруг делали пейзаж почти райским. Место вполне можно было назвать умиротворяющим, если бы не толпа народа, камеры и прочие киношные атрибуты. Да и разве был шанс насладиться видом, когда рядом постоянно кто-то вился? Кирилл всё-таки решил внять совету и пройтись. Он вообще с детства любил гулять в одиночку, это всегда отвлекало и способствовало ясности мысли. Когда голоса съёмочной группы остались где-то позади и Плетнёв понял, что он совсем один в пустой аллее, ему действительно стало легче. Поддавшись порыву, он сошёл с дорожки и прямо в костюме улёгся в густую зелёную траву. Было даже плевать на риск испачкаться, в крайнем случае у них был запасной. Ему просто необходим был момент единения с природой. Казалось, что она поможет обрести душевное равновесие и вернет возможность дышать полной грудью. Кирилл закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Где-то недалеко журчала вода, над головой в ветвях деревьев пели птицы, что ещё было нужно? — Вот ты где! — раздалось совсем рядом. — Я тебя обыскался. Кирилл чуть не застонал в голос. Ну конечно, именно этого ему и не хватало, чтобы Бардуков пришёл и заслонил собой всё вокруг. Впрочем, как обычно. Вот что за человек? Чем дальше Кирилл старался быть от него, тем ближе тот старался подойти в ответ. Плетнёв уже и не знал: то ли это совпадение, то ли новая изощрённая форма пыток. Лёша осторожно уселся рядом, вытянув ноги и облокотившись на руки позади себя. Посмотрев по сторонам, он пристально уставился на друга. Тот, в свою очередь, старательно не смотрел на него. Закинув руки за голову, он продолжал всматриваться в ветви нависающего над ними дерева и пытался не отпустить то минутное ощущение умиротворения, что испытал только что. — Кира, — не выдержал Бардуков спустя несколько минут молчания, — тебя ещё не отпустило что ли? — тихо спросил он. Плетнёв дёрнулся на эту реплику, но, увидев в лице друга лишь дружеское участие и долю сочувствия, он расслабился, тот явно имел ввиду тяжёлое утро и похмелье, никакого подтекста. Пора было унять своё живое воображение, иначе это грозило кончиться нервным срывом. Кирилл не мог понять, ну что такого особенного было в этом парне? Да, он оказался хорошим человеком и верным другом, надёжным товарищем. Да, несмотря на возраст, вдумчивым и проницательным, хотя временами наивным. Иногда слишком серьёзным, а иногда наоборот — слишком весёлым, смешным и милым, как ребёнок… Наверное, можно сказать, что он даже был красивым… Хотя последнее к делу, конечно, не относилось. Но почему несколько лет он был просто другом и вдруг оказался предметом зависимости? А может уже давно оказался и совсем не вдруг? Может сейчас просто пришло запоздалое осознание? — Что? — искренне не понял Бардуков пристального взгляда и упорного молчания. — Да нет, ничего, — стряхнул с себя наваждение Кирилл и снова перевёл взгляд на деревья. — Просто задумался. — Ага, в последнее время, ты грешишь этим чаще обычного, — усмехнулся Лёша. — Этот твой задумчивый взгляд с прищуром меня уже немного пугает. — Не бойся, — перенял Плетнёв игривую манеру разговора, как это у них всегда бывало, — Солдат ребёнка не обидит. — Как банально, — фыркнул Лёша в ответ, — и не в тему, учитывая, что в форме из нас двоих именно я. Плетнёв только улыбнулся. Ещё несколько минут они посидели молча, но это совсем не напрягало, даже наоборот. Кирилл понял, что на самом деле расслабился. Всё напряжение словно ушло в землю, на которой он лежал. А может его остатки забрал парень, сидящий рядом, как бы это не противоречило сложившейся ситуации. Кирилл уже не в первый раз подумал, что и с перепадами настроения точно пора что-то делать. Долго в таком темпе мог протянуть не каждый. И да, проблема никуда не делась, но ведь можно было позволить себе отодвинуть её в сторону и просто насладиться моментом. Если подумать, в жизни не так уж много мгновений, которыми искренне хочется наслаждаться. И если тебе действительно хорошо здесь и сейчас, пусть и рядом с человеком, в отношениях с которым ты запутался — почему нет? Ведь никто не знает, когда ты можешь лишиться этого удовольствия. Вокруг не так уж много людей, рядом с которыми нам действительно хорошо и комфортно даже молчать… Из задумчивости Кирилла выдернул Лёша, причём буквально. Он встал, взял друга за руку и потянул на себя помогая подняться. На площадку они вернулись в том же комфортном молчании и, обменявшись едва заметными улыбками, отыграли сцену идеально, с первой попытки. Нельзя сказать, что для Кирилла это было так уж легко, но он старался отключиться от реальности и полностью погрузиться в своего персонажа. Кажется, ему удалось. Хотя, возможно, в объятиях и взглядах Бобрикова на Филатова было чуть больше Плетнёва, чем обычно. Под аплодисменты съёмочной группы, уже не ожидавшей такого скорого завершения рабочего дня, парни пошли снимать грим и костюмы. *** Мать позвонила Кириллу внезапно, поздно вечером, когда он уже лежал в постели, но никак не мог уснуть. Хорошее расположение духа оставило его ровно в ту минуту, когда он заперся в своём пустом номере, поэтому он даже обрадовался звонку родного человека, хотя внезапные звонки всегда вызывали в нём тревогу. С матерью они созванивались не то что бы часто, в основном тогда, когда было что рассказать. И это отнюдь не значило, что они не были близки, как раз наоборот. После ухода из семьи отца, мать стала для Кирилла самым близким и важным человеком в его жизни. Несмотря на это, он с детства требовал уважения к своему личному пространству, и окружающим пришлось к этому привыкнуть. Разговор не клеился. После того, как выяснилось, что всё в порядке и мать позвонила просто узнать, как у сына дела, Кирилл расслабился и вернулся в прежнее меланхоличное расположение духа, что сразу было замечено цепким слухом и чутьём хорошо знающей его женщины. — С тобой точно всё в порядке? — осторожно спросила она. — Да, мам, ну что за вопрос? Я уже сказал, что у меня всё хорошо, просто устал. Вы как? Я ещё вчера хотел позвонить, ты говорила… — Не заговаривай мне зубы, — предсказуемо прервали Кирилла. — Я же чувствую, что с тобой что-то не так. Ты же никогда мне не врал. Надеюсь, только, что хоть руки и ноги целы, а то мне до сих пор не даёт покоя эта история с Галкиным. Обещай, что будешь себя беречь. — Мам, ну что ты в самом деле? — со снисходительной нежностью в голосе ответил Кирилл. — Я же не на войне в конце концов, мы просто снимаем про неё кино, шальная пуля мне не грозит. О том, что угроза сойти с ума гораздо ближе, он разумно решил промолчать. — Не смешно… Как там Лёша? Вы уж присматривайте друг за другом. — Да, конечно… — обречённо вздохнул Кирилл. Выходило, что даже это разговор не даст ему отвлечься. Как же он устал изводить себя размышлениями о неправильности и непредсказуемости собственных мыслей. Видимо ответ прозвучал совсем уныло, хотя Плетнёв и старался этого избежать. Ну, что поделать, он действительно устал и не привык включать актёра с близкими, хотя, в последнее время, делать это приходилось всё чаще. — Что за странный тон, вы поссорились? — последовал тут же удивлённый вопрос. — Да нет… — как-то неуверенно ответил Кирилл и сам от себя закатил глаза. Не хватало добавить только «наверное», в лучших традициях тупых ответов. Ну, а что ещё тут скажешь? Не объяснять же матери весь нелогичный ряд собственных рассуждений и эмоций? Она точно не тот человек, с кем хотелось делиться такими вещами. И не потому что она не поймёт, а потому что не хотелось её расстраивать. К тому же сказать об этом вслух — всё равно, что расписаться в беспомощности перед ситуацией. На такой неоднозначный ответ вопросы посыпались кучей. — Ты поэтому такой странный? — осторожно спросила мать и тут же, в свойственной ей манере, сама ударилась в рассуждения. — Что у вас случилось? Из-за работы, да? Ну правильно, нервы и усталость. Бросайте вы эти глупости, срываться на близких — последнее дело. То буквально надышаться друг другом не могли и вдруг… Даже не представляю, что вы могли не поделить! Разве что из-за девушки. Это из-за девушки, да? — Мама, мама, остановись! — прервал её Кирилл. Мало того, что ему не хотелось отвечать на эти вопросы, он вообще не хотел обсуждать эту тему! — Ничего такого, уверяю тебя. Всё нормально. Ох, если бы она только знала, насколько их проблемы далеки от девушек… Скомкано, но тепло попрощавшись и пожелав спокойной ночи, Кирилл отключил телефон, потому что, зная собеседницу, он был готов к тому, что она захочет перезвонить. Увы, сегодня у него не было ответов на вопросы, так что самым умным решением было, попытаться выбросить всё из головы и наконец-то уснуть. *** Лёгкая белая дымка — словно тёплое облако. Оно окутывает со всех сторон… Тяжёлое горячее дыхание ласкает шею… губы обжигают своими прикосновениями — так сладко… так возбуждающе… Они покрывают поцелуями шею и грудь… спускаются всё ниже… Горячие руки скользят по телу изучая и лаская… они гладят и сжимают… заставляют гореть… они вынуждают просить не прерывать это наслаждение… умолять о большем… помимо воли отзываться на каждое прикосновение к распалённому телу… метаться в агонии, мечтая об избавлении и о продолжении… большего, как же хочется большего… да, вот так… позволить себе ответить… прикоснуться… почувствовать жар и отзывчивость чужого тела… соприкосновение голой кожи… подмять под себя, дать почувствовать всю силу своего возбуждения… разрешить себе смелые ласки… подарить истинное наслаждение… тягучие неторопливые движения… да, вот так… ловить губами вздохи и стоны… громкие… бесстыжие… просящие… наконец отпустить себя и сорваться в бешеный ритм… войти так глубоко как только возможно… дать почувствовать всю страсть и силу своего желания… и… умирать от наслаждения, взорвавшись одновременно… чувствовать дрожь удовольствия… поймать неистовый крик губами и насладиться им сполна… сладкий, долгий поцелуй… стук сердца под ладонью… и взгляд за который можно умереть… потрясающие серо-голубые глаза… Кирилл проснулся резко, словно от толчка, и рывком сел в кровати. Весь мокрый, дыхание сбилось, между прочим, как и простыни… Господи, что это сейчас было?! Слегка отдышавшись и придя в себя, Плетнёв снова рухнул на подушки и прикрыл глаза рукой. Это что, действительно были именно те глаза? В его эротическом сне?! То есть… И всё остальное… Нет-нет, наверняка там была какая-то девушка, просто в конце всё перепуталось, во сне же такое случается постоянно! Правда же? Все попытки вспомнить детали провалились и сумбурность мыслей сбивала. Блаженное тепло в конечностях тоже ни разу не помогало мыслительному процессу. Кирилла бросало в жар от воспоминаний и в холод от осознания произошедшего. В памяти осели только эмоции и ощущения, но и их было больше, чем достаточно, чтобы свести его с ума. В идеале хотелось бы забыть всё, причём поскорее. Ах, если бы в жизни Кирилла всё было так как ему хотелось… Уже светало, но до звонка будильника оставался, как минимум, час. И раз уж заснуть явно не представлялось возможным, то Кирилл подумал, что за этот час можно было прекрасно изнасиловать свои мозги на тему «Что это, твою мать, только что было?!» и «Как вы, Кирилл Владимирович, докатились до жизни такой?» Эротические сны Плетнёва никогда особо не посещали, может быть только в переходном возрасте. Возможно, проблема была в сексуальной неудовлетворённости? Не то что бы он от этого страдал, но, наверное, давно пора найти кого-то, кто избавил бы от подобных вопросов. Проблема была в том, что Кирилл давно не признавал связи исключительно ради секса. Даже отношения, основанные на нём, должны были предполагать доверие и заинтересованность партнёров друг в друге. Иначе секс превращался в бездушную акробатику, не имеющую смысла и по сути не отличающуюся от самоудовлетворения. Так зачем заморачиваться? — Вот к таким выводам он приходил каждый раз, когда задумывался об этом и сейчас вернулся к тому же. Да, очевидно, что всё очень-очень плохо, но, господи, как же это было горячо… Стук в дверь окончательно вывел Плетнёва из равновесия. Он не хотел знать кто мог прийти в такую рань. Он даже посмотрел ещё раз на часы, но убедился, что ещё слишком рано для посетителей. И что ему было делать? Пришлось открыть, потому что кто бы это не был, он оказался очень настойчив. На самом деле, Кирилл, конечно, догадывался, кто мог позволить себе такое беспардонное поведение в отношении его сна. В конце концов, такое уже бывало. Он встал, чтобы открыть и остановить уже эту барабанную дробь, которая била по мозгам, когда понял, что влажное пятно в паху немного портит его внешний вид. И, не придумав ничего лучше, чем укутаться в пододеяльник, он, наконец, распахнул дверь. За ней вполне ожидаемо был Бардуков. Он стремительно зашёл внутрь, что-то сбивчиво говорил и размахивал руками, пока вдруг не замер, уставившись на развороченную постель, а потом и на самого Кирилла. Плетнёв воспользовался этой паузой чтобы задать главный вопрос: — Лёх, тебе что, не спиться? — ворчливо спросил он, пытаясь заслонить собой обзор кровати. — Шесть утра, между прочим. — Да я с новостями, а вообще давно уже встал, почти не спал всю ночь, — задумчиво нахмурившись, ответил Лёша, словно его мысли были совсем о другом, но потом взял себя в руки и, подойдя к окну, между делом, продолжил, — За стеной всю ночь так стонали, что уснуть смог бы только глухой. — Кто? — поперхнувшись спросил Кирилл. Ведь не мог же он… на весь номер… — Да кто их знает, парочка какая-то вчера заехала, всю ночь развлекались, я поражаюсь! — громким шёпотом возмутился Бардуков, словно его могли услышать те самые шумные соседи. Плетнёв, то ли от облегчения, то ли из-за комичности, скорченной Лёхой физиономии, не сдержался и прыснул весёлым смехом. — Лёш, ты так говоришь, будто они что-то жуткое делали, котят пытали до зари! — Знаешь, ближе к утру было похоже, — спокойно ответил Бардуков, облокотившись на подоконник и скрестив руки на груди. В утреннем неуверенном свете он был такой нежный и взъерошенный… В общем, Плетнёв старался на него особо не смотреть. — А ты почему в наряде Зевса? Развлекаешься? — Ага, собирался к твоим соседям на постой напроситься, — между делом ответил Кирилл, пытаясь придать кровати пристойный вид. — Слушай, Лёх, мне в душ надо, подождёшь? Или я сам потом зайду, чтобы ты рассказал мне свои новости. — Да-да, иди, — поспешно ответил Лёша, перебираясь на уже заправленную кровать. — Я подожду, всё равно делать нечего. Может, вот, журнальчик полистаю… Душ был принят в рекордные сроки, дабы не дать себе вспомнить ночные грёзы и не позволить излишне увлечься процессом мытья. Учитывая, что в сознании до сих пор проносились жаркие сцены и хриплые стоны, то сдержаться было совсем не просто. Жизнь Плетнёва, в последнее время, вообще перестала быть простой, даже местами. Выйдя из душа Кирилл застал идеалистическую картину — Бардуков лежал в его постели и мило посапывал, обняв его подушку. Зрелище умиляло до щемящей боли где-то под рёбрами. Плетнёв против воли расплылся в улыбке и решил дать парню выспаться, раз уж какие-то изверги пытали его всю ночь своими стонами. Пусть поспит, у них ещё были, как минимум, пара часов до общего сбора. Он вытащил у Лёши из-под руки журнал и, бросив его на тумбочку, уселся в кресло напротив. Правда не успел как следует расслабиться, как в дверь снова постучали. И кто это мог быть, на сей раз, предположений не было абсолютно. — Как же я не люблю такие сюрпризы… — пробубнил себе под нос Кирилл и пошёл открывать внезапному гостю.