Поцелуй украдкой

Когда Слава первый раз увидел Глеба на футбольном поле, он сначала его даже не узнал. Вечно растрёпанные волосы его были собраны в маленький хвост, спортивная форма подчеркивала плечи, талию и прочие прелести, двигался он быстро и умело, ловко обводя соперника. У Славы дух захватывало от того, насколько выверенными, гармоничными и уверенными были его движения, сколько в них было силы и красоты. Слава с Юрой сидели на трибунах — тогда выдался первый по-настоящему солнечный и теплый день, и им не хотелось проводить большую перемену в полуподвальном помещении столовки. Юра грыз яблоко, не сводя взгляда с бегающих по дорожкам вокруг поля девушек-одиннадцатиклассниц, а Слава отчаянно пытался хоть что-нибудь списать из домашки по химии, тупо перерисовывая формулы, не вникая в суть. Этот предмет был для него сложнее всего — а ухудшало положение дел тот факт, что он поминутно отвлекался на футбольное поле. Не то, что бы он очень любил футбол — наоборот, скорее он не понимал эту игру и то почему все от неё так тащатся — но наличие в команде Глеба Миронова сразу повышало привлекательность этого вида спорта в его глазах. — Не, ну ты только посмотри на нее… — бормотал Юра, вгрызаясь в яблоко зубами. — Богиня. Газель! Не бегает, а танцует! — Ты про кого? — отвлекся Слава от своих наблюдений. Юра кивнул на девушку, которая все время ходила с Глебом, на переменах практически от него не отлипала. Глеба вообще очень редко можно было встретить в одиночестве, он все время был с кем-то из одноклассников, но и с ней обязательно. Если ее не было рядом — значит она забила на школу и вообще не пришла, что впрочем случалось довольно-таки часто. — Да вот про эту модель. — А она разве не встречается с Мироновым? — Слава задал вопрос, который на самом деле волновал его уже давно, чуть ли не с первого дня, когда он только познакомился с Глебом, но он все не решался спросить, чтобы не показать своей излишней заинтересованности. Юра хмыкнул недовольно. — Да даже если и так — разве это запрещает мне на нее смотреть? — Смотреть никто запретить не может, — согласился Слава и снова поискал Глеба глазами на поле. Он как раз в это время радовался забитому голу, прыгал в обнимку с остальными пацанами. Майка у него задралась на спине, и он ее рванул через голову, снял. Потный, радостный, запыхавшийся. Красивый как картинка. Слава поморгал, отгоняя наваждение, и силой воли опустил глаза обратно в тетрадь. — К тому же, — добавил тихо Юра. — Нихрена они не вместе, как говорят. Просто тусуются, но… — Эй, — он окликнул сидящих недалеко от них, на трибуну выше, одноклассниц Славы, одна из которых как раз и дала ему свою тетрадку списать, сжалившись над его страданиями. — Миронов и Каф встречаются или нет? Девочки одновременно к ним повернулись. Одна из них поправляла макияж, две другие делали селфи. Все трое чуть ли не в один голос ответили: — Ну конечно, а как иначе? — Они уже давно вместе вообще-то, — сказала одна из них с таким укором, будто это стыдно — не знать таких очевидных вещей. — Говорят, на вписке восьмого марта, когда все за городом в съемном доме собрались, они кровать сломали! — добавила вторая. — Говорят, — одна из них наклонила к ним голову и прошептала: — Они делали это прямо в кабинете директора! — Говорят, они делают это в ее тачке прямо на парковке за школой каждую большую перемену! — добавила масла в огонь вторая. — Говорят, сразу после окончания школы он ей предложение сделает! — поделилась первая. — Но говорят же, что она прямо после школы в Лондон на съемки улетит? — возразила ей вторая. — А он — в Штаты учиться? — Ну не знаю… Я слышала, что он хочет сделать ей предложение прямо на выпускном! Ой, это будет так мило, они же такая красивая пара! — одна из девушек мечтательно закатила глаза. — Нихрена! Со мной бы он лучше смотрелся! — нахмурилась вторая, поглядывая на Глеба, бегающего без майки по полю. — Ой, да, и со мной… Жалко, конечно, что она его за собой чуть ли не с девятого класса застолбила. А так… Я бы точно не упустила свой шанс… Он такой секси… соу хот. Подруги продолжили эту тему обмусоливать, а Юра, скорчив недовольную рожу, от них отвернулся. — Пустой треп, — сделал он вывод и отмахнулся. — Тупые сплетни. В пятницу после уроков они сидели прямо на ступеньках, грелись на солнышке — мрачные аудитории школы наполняли тело холодом до костей. После учебной недели Слава чувствовал себя так, будто по его мозгам катком проехались. Максимальная загруженность и усталость. Ему срочно нужно было переключиться на что-нибудь, чтобы не сойти с ума, не взорваться. — Чем займешься на выходных? — спросил Слава с надеждой. Едва он представил себе, что ему придется просидеть два дня в одиночестве над уроками, как снова мороз по коже пробегал. — Найду, — хмыкнул Юра. — Чем заняться. — А сегодня вечером? — Слава не терял надежды. — Вечер пятницы у меня всегда насыщен событиями. Когда Юра сказал это, к воротам школы подъехала черная «ауди». Увидев ее, он чуть ли не подскочил. — Ну все, я пошел, — он протянул Славе руку. — Пока, брат. — До понедельника, — с грустью протянул Слава. — Хороших выходных. — Они будут охуительными, — уже сбегающий вниз по ступенькам Юра обернулся, подмигнул ему, демонстрируя знак «окей». — Я уверен. В этот момент машина нетерпеливо просигналила, и Юра тут же ускорился и побежал. Открыл дверцу и запрыгнул на заднее сидение. Едва он только скрылся в глубине салона, как машина, взвизгнув колесами, рванула с места. С тяжелым вздохом Слава потянулся за своим рюкзаком, хотел было встать. Но тут на него тень упала — задрав голову, он увидел стоящего над собой Глеба. — Мне кажется, — спросил он, сощурившись. — Или ты меня избегаешь? — Мне кажется или ты меня… эээ… Преследуешь? — смущенно улыбнулся Слава. На самом деле он ужасно рад был его видеть и говорить с ним. Он очень по их общению скучал, хоть и пытался скрыть это даже от самого себя. Глеб сел рядом, достал тетрадку — дневник наставничества. — Ты мой подопечный, так что, да, — Глеб перевел на него взгляд. — Это моя обязанность. Слава опустил голову, чтобы скрыть свое разочарование. И так всегда — стоит только ему на секундочку вообразить, что за вниманием Глеба что-то стоит, как кто-то (или он сам себе) напоминает о том, что это всего лишь формальность. Он все еще чувствовал на себе взгляд Глеба и поэтому не поворачивался. Молчал. Глеб молчал тоже. — А знаешь что? — Глеб вдруг захлопнул тетрадку. — Нахуй все это. Пятница, вечер. Учеба закончена. Ты любишь молочный коктейль? — Да, очень, — признался Слава, прежде, чем ему пришло в голову, что любить молочные коктейли это, наверное, как-то по-детски. Но брать свои слова назад было бы еще более глупо. — Я тоже, — неожиданно поддержал его Глеб. — Твой какой любимый? — Шоколадный. — И мой! — Глеб улыбнулся, глаза его загорелись. — Предлагаю сделку — с меня самый большой молочный коктейль, с тебя — поездка к щенкам. — Куда это? — на самом деле Слава поехал бы за ним и на край света, спросил чисто ради приличия. — В собачий приют, — пояснил Глеб. — Им там всем очень не хватает внимания — они рады будут, если с ними просто немного поиграть. А работникам всегда не хватает рук, чтобы всякие вопросы решать по хозяйственной части. Ну ты как? Не против? Слава, которому любое предложение подошло бы, только бы не сидеть дома одному в теплый, весенний вечер, конечно же, был «за», но Глеб? Сам предлагает ему ехать няньчиться с собачками — в пятницу! вечером! Когда у всех нормальных людей гулянки и свидания. В любом случае, как ни странно было это предложение, Слава был рад провести с Глебом время. Но он постарался не сильно демонстрировать свой энтузиазм. — Только ради молочного коктейля! — предупредил он и встал, накидывая лямку рюкзака на плечо. Они поехали на автобусе — и оказались прижаты друг к другу в тесноте и духоте салона, причем практически лицом к лицу. Глеб, который буквально нависал над Славой сверху, с высоты своего роста, придвинул его к окну, огородив собой от других толкающихся и напирающих пассажиров. А Слава как мог отворачивался, отводил взгляд куда-нибудь в потолок или вниз, внимательно изучал чужую обувь. Все, что угодно, чтобы не сталкиваться со взглядом Глеба, не смотреть на вырез его майки, в которой видна была татуировка, на шею, на которой висела толстая цепочка. Что-то темное, тяжелое, пробуждалось в нем, когда при каждом толчке, при любом торможении, он оказывался прижат к Глебу еще ближе. Некстати вспомнились и то, что он недавно от одноклассниц услышал — как Глеб на какой-то вписке сломал со своей подругой кровать. Слава не хотел думать о том, что он такого делал, что кровать сломалась. Не хотел думать о том, что он занимался с ней сексом и что он занимается сексом вообще. Правда не хотел, но мысли мелькали так быстро, что он не успевал отлавливать их и душить. У него красивое, спортивное тело. Он быстро и ловко двигается на футбольном поле, легко подтягивается и отжимается, он терпеливый и выносливый. Все эти качества, безусловно, могли пригодиться ему в постели. Девушкам с ним наверняка очень хорошо. Это были и грустные мысли, и волнующие — и Славе стало воздуха не хватать. Он понял, что если он сейчас нахрен не отодвинется, то последствия могут быть самые печальные. — Тебе опять плохо что ли? — спросил Глеб, озабоченно вглядываясь в его лицо. — Не. Просто душно, — Славе оставалось только надеяться, что у него на лице не отобразился весь тот сложный спектр чувств, что охватил его душу. Глеб протянул руку, приоткрыл чуть-чуть маленькое окно. — Кондеры вроде есть, но не работают, — с сожалением констатировал он. И Слава, воспользовавшись предлогом, вообще от него отвернулся, голову к стеклу прислонил. Из форточки в салон врывался ветер, принося легкую свежесть, если вообще можно назвать свежестью воздух с московских, переполненных дорог. К их удушающему, тяжелому смогу Слава ещё так и не привык. Наконец, они выбрались из автобуса. Вытягивая Славу наружу, Глеб взял за его руку, чуть повыше локтя, потому что сомкнутые ряды пассажиров совсем не спешили перед ними расступаться. Вырвавшись на свободу, они прошлись немного по кишащим людьми бульварам. Залюбовавшись на розоватое, дымчатое небо, Слава и не заметил, как они дошли до пункта назначения. Свернули куда-то в переулок с основной дороги, немного попетляли между домами, и вскоре их взору открылась большая огороженная площадка, усеянная всякими препятствиями. Слава сразу же догадался, что это для выгула собак. В приюте Глеба встретили как родного. Сначала он обсудил с девушкой, которая тут, судя по всему, была главной, ведение соцсетей, последних пристроенных щенков, количество корма в запасах и то, кого нужно отвезти к ветеринару. — Я завтра с утра могу, — Глеб нахмурился, когда ему сказали про приболевшего питомца. — Возьму машину и отвезу его. Глядя на то, как Миронов держит на руках маленького, подслеповатого щенка и осторожно, очень нежно его гладит, Слава не мог сдержать улыбки. Видеть это было довольно неожиданно. И ему подумалось — может, Глеб и делает это ради каких-то галочек и плюшек, но делает с душой и ему это и правда удовольствие приносит. Стал бы он делать это просто так, по собственной воле, без каких-либо выгод? Славе хотелось верить, что да. Они подсыпали корм, поменяли воду в клетках, потом выгуляли несколько крупных псов — Славе было даже прикольно с ними побегать и поиграть, он на самом деле очень любил животных. Они всегда держали дома минимум двух собак, Слава буквально рос с ними, поэтому сейчас ему не составило никакого труда найти общий язык с питомцами. Глеб сначала наблюдал за ним настороженно, но потом, видя, что он отлично справляется, оставил его и побежал заниматься другими насущными вопросами. Работы тут действительно хватало — проблемы никогда не заканчивались. Глядя на то, как Глеб хлопочет над щенками, Слава подумал о том, что так вести себя может только человек у которого очень доброе сердце. — Ты совсем не похож на себя, — вырвалось у Славы, когда они уже сидели вдвоем на асфальте возле «макдональдса», прислонившись спиной к прозрачному ограждению и вытянув вперед ноги. — В смысле? — промычал Глеб с набитым ртом. Они первым делом набросились на бургеры, потому что были голодные после беготни и возни с щенками. — Ну, — Слава замялся. — Не такой, как в школе. Не такой, как про тебя говорят. — Говорят? — Глеб нахмурился, прожевал и только потом спросил: — И что именно говорят, интересно? — Да так, ничего особенного, — Слава уже пожалел, что этот разговор начал — ему не хотелось передавать Глебу сплетни про сломанную кровать, секс в кабинете директора и в машине на парковке, и он вспомнил то, что говорил о нем Юра. — Ничего плохого я имею ввиду. Только хорошее. Говорят, что ты очень хороший. Даже слишком. — Ммм, правда? — Глеб просунул руку в пакет, в котором была горячая картошка. Слава кивнул: — Это даже странно. Если о человеке не говорят ничего плохого, значит, с ним точно что-то не так. Глеб усмехнулся: — Херня. Можно просто быть хорошим, без всяких «если». — Ну у каждого есть свои недостатки и скелеты в шкафу. — Да? — Глеб повернулся, посмотрел на него с интересом, поглощая картошку. — И какой же у тебя скелет? Слава застопорился. Ответа на этот вопрос у него не было. Вернее, конечно же, был, но рассказывать Глебу о том, что он вещества в школе толкает, он не собирался. — Ну, скелета может и нет, зато у меня куча недостатков, — ответил Слава уклончиво. — Например, я тупой. Глеб засмеялся. — Ты не глупый. Что за бред? Ты просто мало стараешься. — Ну вот, еще один недостаток — я ленивый. Дальше продолжать? — Давай я продолжу, — предложил Глеб. — Ты обляпался в мороженом по уши просто. Посмотри на себя. Он указал ему на грудь — на черной толстовке действительно растекалось пятно от мороженого. — Вот ты ж блять, — Слава схватился за салфетку, начал стирать торопливо. — И на подбородке, — пальцы Глеба на секунду коснулись его лица. Слава смущенно вытерся. — А у тебя, — он осмелел достаточно, чтобы задать этот вопрос. — Какой скелет в шкафу? Глеб хмыкнул. — А с чего ты взял, что он у меня есть? — Ну недостатков-то считай нет у тебя, значит точно есть скелетик, — Слава повернулся, посмотрел Глебу в глаза — в свете закатного солнца они казались более светлыми, зеленоватый оттенок выделялся в них ярче. А в хмурых школьных коридорах они ему сначала показались почти карими. Слава невольно залюбовался ими. Ждал ответа и взгляд не отводил. — Есть же? — добавил он настойчивее. — Есть, — признался Глеб и тоже посмотрел ему прямо в глаза. На несколько мгновений окружающий мир замер, оставив их наедине в центре шумного города. Совсем рядом с ними все столики на открытой веранде «Мака» были заняты, люди, дорвавшиеся до теплого весеннего вечера, сидели даже на ступеньках. Мимо проносился народ на самокатах, на великах, просто гуляющие компании и парочки. А они сидели в стороне и смотрели только друг на друга. Это был первый вечер, который они провели вместе. Первый раз, когда они разговаривали друг с другом вне стен школы. — И какой же, — в тон ему тихо спросил Слава. Ему кажется или… между ними что-то происходит? Какие-то флюиды, неясные импульсы, напряжение. Нет, наверное, это кажется только ему, осек себя Слава. Его собеседник ни о чем таком и не подозревает. Глеб поднял взгляд вверх — на розоватые облака на ярко-голубом, постепенно темнеющем небе. — Люблю картошку фри заедать «макфлури», — сказал он, набрал полную ложку мороженого и с выражением крайнего наслаждения на лице съел. — Извращение, согласись? — Нуууу… Надо попробовать, — ответил Слава. Он подцепил одну картошину, прожевал. — Жалко только, что мое мороженое уже закончилось. Глеб зачерпнул полную ложку своего и к его рту поднес, немного при этом испачкав ему губы. — Вкусно, — Слава губы облизал. — Пусть извращение, но что-то в этом есть. Глеб засмеялся и кинул в Славу пустым стаканчиком из-под коктейля. Увернувшись, Слава поднял воротник своей легкой куртки, слегка поежился. — Тебе холодно? — спросил Глеб. В его голосе слышалась забота. — Сейчас пойдем по домам, уже поздно. Слава кивнул, сделал еще глоток молочного коктейля. Они доедали остатки картошки, которую выуживали со дна бумажного пакета. Каждый понимал, что когда она закончится, им придется расходиться, поэтому никто не спешил, домучивал эти крошки. — По-моему это нормально вести себя по-разному с разными людьми, — произнес неожиданно Глеб. Видимо, замечание Славы о том, что в школе он кажется совсем другим, задело его за живое. — Как думаешь? — Не знаю… Я вроде везде один и тот же, — Слава пожал плечами. — Показывать себя настоящего можно только тем, кому доверяешь. Слишком много чести раскрываться всем подряд, — изрек Глеб глубокомысленно. Славе ужасно хотелось спросить — значит ли всё это, что Глеб ему доверяет, раз перед ним вроде бы раскрывается, но не стал. Не нашел в себе смелости, решил, что это будет уже лишнее, и просто молча кивнул. — Мне ты можешь доверять, кстати, — добавил Глеб после паузы. — Если что. Слава кивнул снова, еле сдерживая улыбку и отвел глаза. И в нём уже сейчас проснулось сожаление о том, что это вечер больше никогда не повторится. Он огляделся вокруг, пытаясь уловить каждую мелочь — какой трек играл из проезжающей мимо тачки с открытым верхом, как пахло пережаренным маслом с кухни «макдональдса», как таяло сладко-приторное мороженое на языке. Потом повернул голову, посмотрел на Миронова. Ветер ворошил его и так растрепанные волосы, он щурился от бьющего с удвоенной силой напоследок, перед тем как уйти на покой, солнце и был задумчив, серьезен. И только одна вещь отравляла безмятежное настроение Славы — то, что он чувствовал по отношению к сидящему рядом с ним парню. Он думал о том, как было бы здорово, если бы в их дружеские отношения не вмешивалось кое-что еще. А именно — его тяга, которая росла с каждой минутой, которую они проводили вместе. И во многом поэтому Слава его избегал — да, из-за того, что они не ровня друг другу, но еще и поэтому. Он думал о том, что Глеб наверняка невероятно оскорбился бы, узнай он о том, какие мысли рождаются в голове его подопечного. Да, он никогда и ни в коем случае не должен об этом узнать. — Спасибо, что взял меня сегодня с собой, — нарушил Слава первым молчание. — Было классно. Глеб тоже стряхнул оцепенение с себя. — Это тебе спасибо. Ты очень помог. В приюте всегда нужны рабочие руки, имей ввиду. — Да не, мне совсем не сложно было, и… Мне на самом деле жутко не хотелось идти домой, одному сидеть вечером. — А почему я об этом не знаю? Ты мог бы написать мне. Всегда можешь. Только никогда этим не пользуешься, — добавил Глеб с едва заметной горечью. — Думал у тебя есть дела поинтереснее. И поважнее, чем со мной тусоваться. — А ты думай поменьше, — Глеб усмехнулся, повозил ложкой по дну пластмассовой баночки, выскребая последние остатки мороженого. Спалось в ту ночь Славе очень плохо. Он все прокручивал в голове их диалог, раздумывал о том, как должен был лучше ответить, правильно ли вел себя, не сказал ли лишнего, не позволил ли себе какой-то двусмысленный взгляд или жест. Мог ли по его поведению Глеб догадаться о том, что Славу к нему тянет, что он по особенному наслаждается временем, проведенным с ним. Слава очень надеялся, что нигде не прокололся, но все-таки для себя на будущее решил, что постарается с ним ещё меньше контактировать. Они классно время провели, это да, но дальше заходить уже опасно. И как только он дал себе подобное обещание, как сон сразу же пришел. Но такой, что лучше бы не приходил вовсе. Ему приснилось, что он все-таки осмелился задать тогда Глебу этот вопрос. Спросил — значит ли это, что мне ты доверяешь? И тот, вместо ответа, протянул к нему руку, погладил волосы, как он гладил до этого маленького щенка, наклонился к нему и поцеловал. И не просто так — а по настоящему, по взрослому, глубоко и с языком. И Слава не то, что не сопротивлялся — наоборот, он расслабился и позволил ему целовать себя так, как он захочет. И было похуй, что вокруг них люди, что они не одни, настолько им было хорошо. Ощущения настолько реальные, что Слава проснулся, задыхаясь, в горячем поту. Посмотрел на часы — ровно пять минут до будильника, а он в совершенно разбитом состоянии. Глядя в школьном коридоре на Глеба — такого далекого, закрытого, который ни на минуту не оставался один, Славе казалось, что этот Глеб и тот, который был с ним в питомнике — это два совершенно разных человека. Смотреть на него после таких снов было тревожно вдвойне, и он изо всех сил старался держаться от него подальше. Глеб тоже не то чтобы прям рвался с ним тусить — у него было чем заняться, и, видя, что Слава, после проведенного времени вместе, в школе снова его избегает, не предпринимал новых попыток к сближению. И Славе бы радоваться этому, но ему было совсем не радостно почему-то. В любом случае, у него вроде бы получалось избегать Глеба всю неделю, и все вроде бы шло хорошо, пока в пятницу на физре, которая шла последним уроком, их не вывели на футбольное поле. Девочек отправили бегать, а им объявили — сейчас будет просмотр в школьную сборную. Сообщил им об этом тренер, возле которого стояли в ряд члены текущей команды, и среди них, ближе всех к тренеру — Глеб с капитанской повязкой. Он взял слово — сказал, что они должны выложиться на полную, показать все, на что способны, и тогда они смогут самых достойных отобрать. Объяснил, что сначала они проведут разминку, потом сделают несколько игровых упражнений, потом уже сама игра — против действующей сборной. Слава от его грозного, хмурого вида совсем растерялся. И, если его одноклассники сразу же оживились — они ждали этого момента довольно долго, почти каждый из них мечтал попасть в основной состав, многие занимались ради этого в секциях, то ему это было вообще не надо. Ему бы с учебой хотя бы разобраться, а еще со своими смутными чувствами к Глебу — тут вообще не до футбола. Быть с ним в одной команде, в одной раздевалке и душе — это последнее что ему нужно сейчас. Он стоял, переминался с ноги на ногу, теребя края футболки, в тайне надеясь, что Глеб ему хотя бы ободряюще подмигнет, но он даже не смотрел в его сторону, от чего Слава совершенно поник. Он довольно вяло отбегал все упражнения — несколько видов ведения мяча, отбор мяча у соперника, передачи, штрафные, которые им Глеб вместе с еще одним игроком демонстрировал. Закончив, встал в ряд с остальными, и задумался о своем, разглядывая отражающееся в окнах школы солнце. Он ни на что не рассчитывал, ничего не ждал, и потому сначала не поверил своим ушам, когда услышал собственную фамилию, которую произнес Глеб. — Не понял, — сказал он вслух растерянно, а стоящие рядом с ним пацаны начали подпихивать его плечами вперед. — Иди, иди, тебя выбрали. На ватных ногах Слава подошел к Миронову, спросил: — В чем дело? — Ты прошел просмотр, — небрежно бросил ему Глеб и, заглянув в бумажку приколотую к планшету, громко назвал следующую фамилию. — Но я не умею, — сказал Слава тихо, когда к нему совсем близко подошел. Так близко, чтобы никто не слышал. — Я реально не умею играть. Очень хуево. — Не матерись, — оборвал его Глеб, бросив взгляд на тренера — на поле разрешено было материться только ему. — Нормально ты играешь. Не хуже остальных. Все решают тренировки. — Но я серьезно, я… — попытался объясниться Слава, но Глеб слушать его не стал — похлопал по плечу и двинулся к остальным игрокам. А Слава от этого его похлопывания чуть не дернулся — теплая, ласковая ладонь отчего-то его словно обожгла. Пришлось остаться на поле, хоть Славе и хотелось свалить как можно скорее. Теперь ими занялся тренер — он собирался посмотреть на отобранных своими ключевыми игроками ребят непосредственно в игре. Ошибка за ошибкой, свисток за свистком. Славе хотелось только одного — чтобы эти минуты позора побыстрее закончились. Если бы он не был так уверен в том, что Глеб хочет ему только добра, он бы подумал, что это чистой воды подстава — выбрать его для дальнейшего просмотра. Наконец, тренер, после очередного упущенного Славой важного момента, свистнул и жестом указал ему на скамейку, и он, опустив голову, поплелся туда. Поймав на себе недоумевающий взгляд Глеба, он отвернулся. Тот пожал плечами, развел руки и дальше побежал. Потупив в пол, он все-таки искоса начал наблюдать за игрой, и она его даже увлекла. Но увлекла только потому лишь, что Глеб в игре был невозможно, безукоризненно хорош. Он двигался с поражающей скоростью, мгновенно ее набирал и так же легко останавливался, отдавал точные пасы и действовал довольно жестко, когда нужно было отобрать мяч или остановить подбегающих к воротам игроков, претендующих на место в сборной. Глеб не давал им не малейшей поблажки, и Слава еще раз порадовался, что его посадили на скамейку. Не хотел бы он встретиться на поле с таким противником как Глеб. Ему даже тренер замечание сделал — крикнул, чтобы он был помягче, а то к концу просмотра не останется никого. Глеб кивнул, но напора не сбавил. Эта его легкость в сочетании с жесткостью, и даже некоторой безжалостностью, с которой он разбрасывал рвущихся в бой новичков, восхищала. Прикусив губы, Слава любовался Глебом, который двигался так, словно выступал на сцене. Он заметил, что что-то в его поведении было демонстративное, напоказ. Но, конечно, Славе даже и в голову не могло прийти, что Глеб перед ним так красуется. После забитого гола, Глеб, к которому подбежали игроки его команды и обступили, поздравляя, обернулся — и Славе показалось, что он посмотрел прямо на него. Но почти сразу вокруг него замелькали головы других игроков, закрыли его и увлекли в середину поля. На последней минуте игры ему удалось забить еще один гол — с каким-то хитрым финтом, и, празднуя победу, он стянул футболку. У Славы вдруг моментально закончился кислород в легких. Прошлым летом, когда он прыгал на доске со ступенек своей школы, он приземлился так неудачно, что у него потемнело от удара в глазах. Сейчас, наблюдая за тем, как Глеб, окруженный другими игроками, подходит к нему (ну то есть к скамейке), Слава чувствовал тоже самое. Поймав себя на том, что он смотрит на него, не скрываясь, открыв рот, он захлопнул варежку и опустил глаза в пол. Очень скоро перед ним материализовались две пары бутс, после чего он всё-таки посмотрел вверх и увидел подошедшего к нему очень близко Глеба. Он был весь мокрый — покрыт горячим, свежим потом. Волосы, собранные в хвост, выбились на лицо, и тоже были влажными. — Что с тобой? — спросил он у Славы с явным упреком. — Ты же даже не старался. Сглотнув, Слава снова отвел глаза. Он чувствовал сейчас нечто такое, что не чувствовал, наверное, ни к кому и никогда. И он отдавал себе отчёт в том, что не должен испытывать такие эмоции, что Глеб — это последний человек, по отношению к которому можно было себе подобное разрешить. Захотелось уйти — чтобы избежать соблазна, заглушить голос сирен, зовущих его корабль на скалы, готовящие ему крушение. Но Миронов смотрел прямо на него и этим взглядом держал возле себя, как на привязи, не отпускал. Ждал ответа. — Я же сказал тебе, что хуево играю, — обреченно ответил Слава. — Нет, — отрезал Глеб. — Ты просто не хотел. Ты вообще не старался. Бегал на отъебись. Это правда, и Славе просто нечем крыть. Он опустил глаза, и, чтобы не выдать своего смущения, грубо буркнул: — Нахуй мне не сдался твой футбол, вот и все. Глеб по прежнему стоял совсем близко, вытирался полотенцем — волосы распустил и теперь их ерошил. — Вот значит как? — проговорил он. — Да! Дурацкая игра, — выпалил Слава. — Баскет намного пизже. Поднял глаза, посмотрел на Глеба и повторил: — Футбол не моё. — Понятно, — у Глеба дрогнула рука, когда он убирал длинную челку со лба. — Мог бы сразу сказать, и нечего так беситься. — Я и сказал! Просто ты меня не слушал! Никогда не слушаешь, когда я говорю нет! Прозвучало несколько двусмысленно, и Слава растерялся ещё больше. — Хм. Может и так. Ну извини, — Глеб развернулся резко и в сторону раздевалки вслед за остальными пошел. А Слава остался сидеть на скамейке, разглядывая траву между своими кроссовками, словно это самое интересное зрелище на свете. Он ждал, когда все, кто находится сейчас в раздевалке, выйдут оттуда. Вход в помещение под трибунами был хорошо виден ему с его места, и вот уже народ медленной вереницей потянулся на выход. Но он все равно не шел — дождался, когда именно Глеб оттуда не выйдет. Он был не один — с двумя одноклассниками. Они шли и обсуждали что-то бурно и эмоционально — видимо, прошедший просмотр и то, каких игроков все-таки стоит в команду взять. И Глеб уже наверняка и забыл про Славика, про их перепалку возле скамейки. Ведь это для него так неважно — всего лишь крохотный, пустой эпизод в череде ярких событий его жизни. А Слава смотрел на его удаляющуюся спину, а в голове кино крутилось — как он подходит, как смотрит на него, утирая полотенцем бегущие по голой груди капельки пота. Его татуировка между ключиц, ухмылка и ласковый взгляд. И то, как этот взгляд погас в ответ на его грубость, как он покачал головой разочарованно и ушел. Он в нем все-таки разочаровался. Это было предсказуемо, просто вопрос времени. Его интерес к Славе, должен был пропасть, когда он узнает его получше, и вот этот момент настал. Тяжело вздохнув, Слава побрел к раздевалке, пиная носком кроссовка зеленый дерн. Впереди ещё одни одинокие выходные. Глеб его точно уже никуда больше не позовёт. Про Юру и говорить нечего — он смотался сразу же после большой перемены, намекнув на то, что у него очередные грандиозные планы на вечер пятницы. И, как всегда в такие моменты, Славу потянуло к доске — только катаясь он мог вернуть себе душевное равновесие. У него и так был долгий перерыв — подготовка к переезду, сам торопливый, сумбурный переезд, обустройство на новом месте, и сейчас он чувствовал непреодолимое желание ощутить под ногами не уходящую из-под них землю, а верную доску. В его жизни за короткий срок произошло столько изменений, что сейчас ему жизненно необходимо вернуться к чему-то непроходящему, стабильному, к тому, что было частью его много лет. Быстро переодевшись, он поспешил домой — взял скейт и вернулся к школе. Он все ходил и облизывался на этот небольшой роллердром, и вот, наконец, настало время его опробовать. С восторгом он увидел, что там почти никого — парочка велосипедистов, которые больше не катали, а пиздели между собой, и две младшешкольницы, которые прыгали через ограждение в самом углу, снимая тик-токи. В пятницу вечером всем было чем заняться — у кого угодно было занятие поинтереснее, чем катание в скейтпарке. Но не у Славы — до утра понедельника он был абсолютно свободен, если не считать тонны домашнего задания с которым нужно как-то разобраться. Закатное солнце освещало пустую площадку и слепило глаза, но Славе это совсем не мешало. Он мог бы катать и с закрытыми глазами, и в общем-то так и делал — время от времени прикрывал веки, доверяясь собственной интуиции и отработанным до автоматизма движениям собственного тела, позволяя себе плыть в пространстве. С каждой минутой ему становилось все лучше. Где-то в глубине души он беспокоился о том, что разучился кататься — но стоило ему встать на доску, как все моментально вспомнилось, словно и не было многомесячного перерыва. Выполнив по очереди все известные ему трюки, убедившись в том, что он все так же хорош, он начал, скинув куртку, просто с удовольствием катать. Согрелся так, что стало почти жарко. На губах расплылась улыбка, на лице застыло блаженное выражения, он расслабился, отдался потоку. — А ты реально круто катаешь, — раздавшийся вдруг знакомый голос заставил Славу дернуться, и он чуть было не слетел с доски. Он обернулся, остановился резко. Глеб стоял, прислонившись к ограждению, держа под мышкой учебники. На миг Славе показалось, что в его глазах мелькнуло восхищение. Он подъехал поближе, затормозил. И понял — нет, ему не показалось. Глеб смотрел на него прямо и уже восхищения не скрывал. — Почему ты не говорил? — задумчиво спросил Глеб. — И зачем я тебя в футбол тянул, когда ты вот оно что… Слава застыл перед ним, не находя слов. Слышать это было приятно — впервые за все то время, что он провел здесь, наконец-то почувствовал себя нормальным пацаном, а не лохом, который теряется в коридорах и тупит на каждом уроке. Вот и у него нашлось, чем Глеба удивить. — Ты выступал на каких-то соревнованиях или что-то типа того? — продолжил расспрашивать его Глеб. — Конечно, участвовал. Призовые места занимал. Последние два года точно. А потом… — Слава отвел глаза, и Глеб поторопился перевести разговор: — А о том, чтобы тут участвовать ты не думал? Потому что у нас часто проводится всякое. Я не интересовался, но краем уха слышал. — Ну я пока об этом не думал, у меня пока что других дел дохера, — Слава сразу пригрустил, вспомнив о том, сколько у него домашки на выходные. Даже если бы он начал разбираться с ней прямо сейчас — не факт, что все успел бы, а он вместо того, чтобы пытаться, теряет время, катаясь на доске. Но невозможно просто физически сейчас заставить себя идти домой, чтобы корпеть над учебниками. Согревающее солнце, сухой асфальт, особенный аромат весны, который ни с чем не спутать, звенит в воздухе. И все это зажигает надежду, обещает, что дальше — больше и лучше, что все наладится, устаканится как-то. И хотелось здесь вечность стоять — минимум до вечера — наслаждаясь теплым вечером, глядя Глебу прямо в глаза. Он молчит, но их не отводит, и странное волшебство висит в воздухе между ними. Никакой неловкости или смущения, всего того, что случается между ними в школе. И все различия, все границы между ними оказались почему-то стерты. Они остались там, в школе, а здесь, на площадке, где Слава только что выписывал свои пируэты, были просто они — два парня, которые смотрели друг на друга с плохо скрываемым восхищением. — Ну ладно, я пойду, — первым прервал это волшебное состояние Глеб. И Слава сразу же опомнился — смутился, голову опустил, соскочил с доски, приготовился дальше ехать. — Хороших тебе выходных, — проговорил Глеб, тоже отводя глаза. — Хорошо отдохнуть. «Ага, конечно, — хмыкнул про себя Слава. — Сильно повезет, если удастся поспать» Но вслух пробурчал что-то типа: — Спасибо, тебе тоже, — развернулся и поехал к противоположной стороне роллердрома. Ему почему-то казалось, что он чувствует взгляд Глеба на себе, но, когда он доехал и оглянулся, его уже нигде не было.