Поцелуй украдкой

Когда Глеб зашел в комнату, тихо прикрыв за собой дверь, Слава уже ждал его, сидя на краю кровати. Он включил маленький ночник, накрыл его своей майкой. В комнате царил полумрак, но все равно все, что нужно, было отлично видно. Например, обнаженное тело Глеба — его торс, на котором еще блестели капельки воды. Мышцы пресса и плеч, которые после физической нагрузки, были прорисованы четче. — Иди сюда, — позвал его Слава. Глеб медленно подошел. Руками он придерживал полотенце, обернутое вокруг бедер. Слава взял его за руки, заставил их убрать. Глеб с интересом наблюдал за его действиями. — Ну как ты, — спросил Слава. — Охладился? — Ага. Только это не особо помогло, — на лице у Глеба появилась ухмылка. — Зато немного протрезвел. — Еще раз сядешь за руль пьяным, меня больше никогда не увидишь, ясно тебе? — строго сообщил ему Слава. — А еще мне что-то говорит, учит меня жизни… А сам… — Ой да ладно тебе, — хотел было отмахнуться Глеб, но, увидев какое у Славы серьёзное выражение лица, пообещал: — Больше не повторится, котенок, — он наклонился и его поцеловал. — Так получилось, но я… Был, в общем-то, в норме, просто тебя хотел поскорей увидеть. — Вот так и случаются всякие трагедии, — буркнул недовольно Слава. — Пообещал же, что не буду! — напомнил Глеб. — Ну ты продолжай, давай, что ты там сейчас делал… Слава положил руки ему на бедра, чуть ниже уровня полотенца и повел их наверх, отвечая при этом Глебу на поцелуй. Ладонями по голой коже, языком по горячим, мягким губам. Почувствовав, что полотенце Глебу уже явно мешает, Слава взялся за край и потянул его осторожно вниз. Оно упало, обнажив вставший член, который оказался прямо напротив его лица. Слава положил руки на бедра и к себе немного придвинул так, чтобы Глеб оказался между его коленей. Затем Слава облизав ствол полностью, дошел до головки и обхватив ее губами. Начал неторопливо двигаться. Почувствовав, что член уже достаточно возбужден, Слава вытащил его изо рта и начал проводить им по чуть высунутому языку и по губам. Поднял глаза, убедился, что Глеб смотрит на него жадно, наблюдая за каждым его движением, и сказал: — Можешь сделать это грубо. — Как? — Глеб запустил пальцы в его волосы, сильнее обычного сжал и чуть более резко оттянул. — Можешь трахнуть меня в рот, — сказал он и демонстративно провел членом по губам. — Ты так сказал это, мне кажется, я от одной этой фразы могу кончить, — прошептал Глеб, накручивая его волосы сильнее. Ласково провел рукой по его щеке: — Тогда просто расслабься. Не зажимай челюсть. Слава последовал этому совету, и Глеб направил его голову, заставил взять глубже и начал двигаться сам. Славе оставалось только принимать до самого горла, продолжая поглаживать его по бедрам. Это оказалось не так легко — особенно сдерживать непроизвольный рефлекс, когда головка касалась гортани, но на самом деле то, как Глеб делал это, самого Славу очень сильно возбуждало. Это демонстративное доминирование, при котором он ничего не мог сделать — был полностью в руках Глеба, который сам задавал и скорость, и ритм, и вообще делал все так, как ему нравится. А Славе оставалось только языком по стволу скользить. И если до этого только шумное дыхание Глеба свидетельствовало об его возбуждении, то теперь у него вырвался приглушенный стон. Еле сдерживаемый и от того еще более возбуждающий и сладкий. Слава почувствовал, как член у него во рту напрягся сильнее, сделался почти каменным. Приготовился глотать, но Глеб вытащил член из его рта и, также как и в прошлый раз, направил головку ему на губы и кончил. Несколько капель упало Славе на колени, но в основном все осталось на губах и подбородке. Не успел Слава их вытереть, как Глеб уже опустился вниз перед его разведенными коленями, взял его член в рот и начал двигать по нему губами. Слава не понимал, как Глебу удавалось сдерживать стоны — у него самого они вырывались почти непроизвольно. Он был сильно возбужден тем, что только что происходило, а Глеб вообще не оставил ему никаких шансов. Так старательно, с таким желанием сосал, что Славе даже пришлось ему на плечо немного надавать, чтобы он напор ослабил. Тот в ответ поднял руку, положил ладонь ему на губы и зажал их. Теперь Слава мог стонать сколько угодно — ладонь превращало все в глухое мычание. Кончая, он даже прикусил ее немного, потому что то, как Глеб взял в конце до горло, было уже слишком хорошо. Впрочем лежать рядом с ним на кровати было не менее приятно. Они сцепили руки в замок и держали их прямо напротив света ночника, согнув в локте, как вдруг Глеб уронил их на одеяло, которым они укрылись, и тяжело вздохнул. — Что такое? — спросил Слава. — Да ниче, — Глеб перевел взгляд, который сразу посмурнел, в сторону. — Смотрел на твои пальцы, подумал почему-то о том, какой у тебя размер, и вспомнил, что мне еще идти Алесе кольцо покупать. — Зачем? — Лучше не спрашивай, — тяжело вздохнул Глеб и после паузы добавил: — Для выпускного. — Блин, мне так жаль, правда. И вся эта каша заварилась из-за меня, — произнес Слава, глядя на него сочувственно. — Юра вон тоже переживает… А сам подумал про себя — интересно, как у него там все прошло? — Не вини себя, — покачал головой Глеб. — Это ситуация заставила меня многое переосмыслить. Наверное, правильно говорят, что трудности и проблемы существуют для того, чтобы мы что-то поменяли в своей жизни. И я, кажется, готов поменять… — Ты думаешь, не стоило мне все рассказывать Юре, да? — перебил его Слава, который все еще переживал из-за того, что пришлось открыться. — Я знаю, что должен был сначала с тобой посоветоваться, потому что тебя это касается тоже, но это я сейчас уже понимаю, а тогда я просто очень сильно переживал за тебя, потому что он был и правда настроен серьезно, он хотел… — Мне морду набить? — закончил за него Глеб и усмехнулся. — Ну пусть попробовал бы, торчок. Это было бы даже забавно. — Ну то есть… — произнес Слава совсем упавшим голосом. — Не стоило ему все-таки говорить, да? — Ты поступил так, как посчитал нужным на тот момент, значит правильно, — уверенно ответил Глеб. — Мне приятно, что ты переживал за меня. А он… Если он реально твой друг, как ты считаешь, то он не сделает тебе плохо и не станет никому говорить. Правда? — Ну да, — согласился Слава. — Ему это совершенно ни к чему. — Ну вот и все, зря об этом не думай и не переживай, — Глеб поднес к губам их сцепленные в замок руки и поцеловал его тыльную сторону ладони. Несколько минут они лежали молча — Слава положил голову Глебу на плечо, а ногу закинул сверху на его бедра. Ему хотелось, пока такая возможность есть, касаться его всем, чем только можно, и прижиматься ближе. — Все подумали, что ты там, на поле, ей послание передал, — Слава первым нарушил тишину. — Ну ты-то понял, что это для тебя? — Глеб перестал хмуриться и посмотрел на него с интересом. — А это для меня было что ли? — изобразил удивление Слава. Ему хотелось, чтобы Глеб сам ему об этом сказал. — Конечно, — Глеб прижал его к себе и нежно в висок поцеловал. — Ведь если бы не ты, я бы так на поле и не вышел. И игру бы эту не сыграл. Тренер рассказал мне все. Как ты приходил просить за меня к директору, чтобы меня допустили. — Неправда! — Слава спрятал лицо возле его шеи. — Наглая ложь. Зачем такое говорить, я не понимаю! — И коленки, знаешь, не так уж и тряслись, — усмехнулся Глеб, пропустив мимо ушей его попытки отмазаться. — Зато я на себе почувствовал, что такое, когда за спиной вырастают крылья. Слышал такое выражение? Так вот, у меня на игре буквально крылья выросли. Ты мне их подарил, котенок. — Ну вот, хоть что-то я тебе подарил, — смущенно прошептал Слава. — Уже хорошо. В этот момент раздался какой-то странный звук — как будто шкрябанье по дереву. Звук шел от двери. Слава приподнял голову. — Это что такое? — Это…. — Глеб выбрался из его объятий, встал с кровати, подошел к двери. — Вот и настало время вас познакомить. Родители пытаются ее приучить спать отдельно, на своем месте в зале, где у нее оборудована лежанка, но, как видишь, пока безуспешно. Она то и дело то к ним, то ко мне в комнату скребется. Когда он открыл дверь, нечто трудно различимое в полумраке шмыгнуло сразу же под кровать. — Что-то она не хочет знакомится, — усмехнулся Слава. — Забей, сейчас сама придет. Захочет — придет, она девочка своенравная. Кстати, она оказалась девочкой, представляешь, я не знаю, куда мы там в приюте смотрели, но… Глеб снова лег рядом, к Славе тесно придвинулся. Тот лежал у него на груди, глядя в потолок, который постепенно начинал светлеть от того, что начинало светлеть небо. Собака действительно запрыгнула к ним на кровать — надоело сидеть одной в темноте, и она направилась, осторожно ступая по одеялу, к ним. Больше всего ее заинтересовал Слава — она добралась до его груди, осторожно приглядываясь и принюхиваясь. Слава протянул руку, аккуратно погладил ее — собака выгнулась, прикрыла глаза. — Как ее зовут? — спросил тихо Слава. — Бося, — ответил Глеб. — Мама, правда, называет ее по-гламурному Боней, но ты посмотри на нее? Какая из нее Боня? Бося и есть! — Да, ей подходит, — согласился Слава, наблюдая за тем, как собака устраивается на его ногах. Она свернулась в клубочек, как кошка, и положила голову, глядя на них. — Как-то так я и хотел провести эту ночь, — признался Глеб. — Так, а не на пьянках в клубе. Он обнял Славу за плечи, притянул к себе, чтобы он мог положить голову ему на грудь. — Ты поспи, пока время еще есть. Во сколько тебе надо быть дома? — До того, как мама вернется, — напомнил Слава. — Часам к восьми. — Я разбужу тебя, — пообещал Глеб. — Я завел будильник. Ты не опоздаешь. — Только давай пораньше, часов в шесть, — он не хотел говорить об этом, но на самом деле ему было бы стремно столкнуться с родителями Глеба. После того случая, когда пришлось познакомиться с его мамой в такой неловкой обстановке, он решил как можно дольше их избегать. — Хорошо, — согласился Глеб, поправляя время будильника на телефоне. — Отдыхай. Но Слава не мог заснуть — ему было и хорошо, и радостно, и тревожно. Вся эта сложная смесь гуляла в голове, не отпуская ни на минуту. И хоть рядом с Глебом было спокойно, а слова его вселяли надежность и уверенность, все равно было как-то не по себе. Или в этом был виноват алкоголь, который только к утру начал выветриваться? — Можно я покурю на балконе? — осознав, что заснуть не получится, Слава дождался, когда собака передвинется в сторону — она теперь лежала между ними — и привстал. — Иди, — сказал Глеб. Он стянул со стоящего рядом стула свою толстовку и Славе протянул. — Я тоже выйду. Слава стоял, опираясь на подоконник, глядя на открывающийся с высоты вид. Небо расцветало яркими красками — на востоке расплывался фиолетовый, розовый, сиреневый, желтоватый. Спиной Слава чувствовал тепло Глеба — тот прижимался к нему, обхватив руками, уткнувшись в его затылок. Время от времени Слава подносил к его губам сигарету, и он делал затяжку. — Мы с тобой теперь не скоро увидимся, да? — спросил Слава осторожно. Он знал, что Глебу предстоят экзамены, подготовка к ним и вся эта нервотрепка в ближайшие три недели. — Можем увидеться завтра, — сказал Глеб. Он обхватил губами фильтр, добил, и Славе пришлось еще одну поджигать, потому что ни он, ни Глеб, деля одну сигарету на двоих, не накурились. — Можешь сходить со мной выбрать Алесе кольцо. Если хочешь, конечно. — А можно я приду к тебе на выпускной? Я имею в виду просто на торжественную часть, конечно. Просто посмотрю из зала. — Конечно, — улыбнулся Глеб. — Мне было бы приятно. Я сам хотел тебе предложить, но не знал, как ты среагируешь. Потом подумал немного и добавил: — Правда, не очень приятно, что ты увидишь, как я за Алесей таскаюсь, но… Все равно буду очень рад, что ты придешь. — Пофиг, — успокоил его Слава. — Скоро же все закончится. Закончится, правда же? — Да. Наконец-то, — Глеб с облегчением выдохнул и осторожно заправил ему выбившуюся прядку за ухо. — Будет последний рывок. И все. Никогда в жизни больше не буду врать. Меня от этой хуйни уже тошнит, наизнанку выворачивает. Слава не стал уточнять, как именно Глеб собирался в дальнейшем избегать вранья насчет их отношений, расценив, что это было сказано в сердцах. — А после выпускного увидимся? Ну там, через пару дней. — Думаю, я смогу улизнуть, — сказал Глеб и поцеловал его в затылок. — Свалить с выпускного. — Но это же твой праздник, — удивился Слава. — Гулять, тусить, напиться, встречать рассвет, купаться в фонтане… — Ну я все это и сделаю, а вот рассвет встречать хочу с тобой, — прошептал Глеб, прижимаясь к нему сильнее. — А купаться в фонтане мне совсем не обязательно. К тому же, это полная антисанитария. Там по ночам вообще-то бомжи моются. — Тогда, значит… Мы правда сможем встретиться? — Да, я подумаю, как нам все это организовать. — Я могу подъехать к тебе. Это же будет в парке? — Ну типа. Наш корабль с пристани на Пушкинской набережной стартует. Я напишу тебе и вызову такси, сразу, как только освобожусь. Вернее, сразу как только Алеся меня отпустит, — сказав это, Глеб снова пригрустил, едва только представил, что ему предстоит. Славе хотелось поддержать его, но он не знал как. — Мне жаль, Глеб… Правда. Очень. — Переживу. Не парься. То, что потом я встречусь с тобой, и мы будем гулять всю ночь вместе — это все уравновешивает. Следующие три недели они виделись какими-то урывками, а между тем уже цвело и горело вовсю лето, как горели и чувства Славы к Глебу. Все, что у них было — это редкие встречи в машине. И Глеб — специально или случайно (этого Слава не знал) — держал между ними дистанцию. Он казался загруженным, задумчивым, хоть и пытался вести себя как обычно. Слава списывал это все на волнение перед экзаменами, но, когда он пытался поговорить с Глебом об этом, тот отмахивался, говорил, что экзамены это полная ерунда, и он сдает их легко. Глеб никак не инициировал их сближение. Он предлагал где-то погулять, сходить в кафе, кино, но никогда не приглашал к себе, хотя Слава догадывался, что родители у него все выходные проводят на даче. Да даже если и не на даче — однажды Глебу это не помешало его к себе затащить. И как назло у мамы Славы был отпуск на той работе, где были ночные смены, соответственно, и он позвать к себе Глеба никак не мог. Нет, он был очень рад за родительницу, за то, что она, наконец, отдохнет, но вот за себя не очень. Ему казалось, что за это время они с Глебом сильно отдалились, и его даже начали посещать пугающие мысли — что Глеб остыл, что он стал к нему более равнодушен, и экзамены тут совершенно не при чем. И Славе не с кем было своими опасениями поделиться — он, может быть, и попытался бы пересилить стеснение и поговорить об этом с Юрой, да только он тоже был по уши в подготовке к экзаменам. В отличие от Глеба он стрессовал ужасно, почти не спал и бесконечно сидел над учебниками. Когда они увиделись — Слава к нему разок заглянул, чтобы занести продуктов и сигарет — он сказал, что у него нет пути назад — поступи или сдохни, а на расспросы о том, как у них тогда все прошло с Каф, отвечал уклончиво. Он объяснил это тем, что джентльмены не распространяются о таких вещах, но его сияющий вид говорил за него безо всяких слов. Предоставленный самому себе и своим переживаниям и мыслям, Слава чувствовал себя так, словно его медленно поджаривают на раскалённой сковородке. Недосказанность в их отношениях, таких искренних и открытых, его пугала. Привыкший к постоянной заботе и вниманию Глеба, к их близости, в конце концов, он чувствовал себя откровенно покинутым. Шатался в одиночестве по пустеющей летней Москве, зависал в скейтпарках, целыми днями тренируясь, чтобы на следующих соревнованиях точно первое место взять, и думал. Он скучал по Глебу, и его желание быть с ним росло и крепло. И постепенно оформилось в твердую решимость. Именно в то время, когда они оказались разделены, он многое переосмыслил и Глеб стал ему ещё дороже. В день Х Слава в назначенное время зашел в актовый зал, набитый нарядными людьми. Поискал глазами Глеба — тот стоял рядом с родителями, и, увидев его, улыбнулся, помахал. Сделал такой жест, словно звал к себе, просил подойти, но Слава испуганно помотал головой. Ему хотелось забиться куда-нибудь в угол и оттуда на Глеба смотреть. И так немного растерянный, он бы слишком смутился, если бы ему пришлось еще и сидеть рядом с его родителями. Глеб выглядел нереально красивым в своем строгом костюме, уложенными волосами — улыбался, сиял, когда взгляд его скользил по зрительному залу. Слава чувствовал, что он его глазами ищет. И только, когда рядом оказывалась Алеся, он немного мрачнел — правда, видно это было, скорее всего, только Славе, потому что он настолько уже его изучил, что мог различать малейшие изменения в его настроении. То, что Глеб казался растроенным, Славу расстраивало тоже, но большим утешением для него было то, что впереди маячила ночь, которую они могут провести вместе. Сегодня мама Славы собралась с ночевкой к подруге, а это значит, что (если Глеб захочет, конечно) они смогут пойти к нему. У них будет целая ночь, и никто им абсолютно точно не помешает. Он приехал в парк раньше положенного — решил, что не сможет сидеть дома и ждать — почти сразу после того, как туда направились теперь уже бывшие ученики после официальной части. Выпускной должен был проходить на чем-то вроде теплохода — проплыть по Москве-реке, сделать круг и вернуться на то же место. Славу, который издалека наблюдал за тем, как корабль отчаливает, охватило еще более сильное волнение. Он весь день был как на иголках — ни есть не мог, ни пить, ни разговаривать с кем-то. Сегодняшняя ночь должна была стать особенной. Но не только для Глеба, который прощался с детством, но и для него самого, который тоже собирался с кое-чем попрощаться. Время тянулось до ужаса медленно, просто нестерпимо. Слава сидел на лавке, наблюдая за прогуливающимися вдоль набережной парочками, и вспоминал, как они с Глебом тут недавно тоже гуляли. Постепенно небо начало темнеть, но народу не убавлялось. Играла музыка, пахло чем-то жареным и очень вкусным — что-то экзотическое готовили в одной из палаток, а Слава то курил одну за одной, то жевал мятную жвачку. Наконец, не выдержав, он полез в инстаграм — он обещал себе, что не будет этого делать, но любопытство оказалось сильнее. Выпускной, судя по многочисленным стори, был в самом разгаре. Народ снимал свои пьяные танцы, выкладывал фотки с палубы на фоне заката, на заднем плане кто-то плакал от счастья, кто-то от горя — некоторые успели по пьяной лавочке поругаться с подругой, парнем или пережить неудачное признание в любви. Страсти накалялись, за этим было интересно наблюдать, но, когда в одной из стори мелькнул Глеб в обнимку с Алесей, Слава сразу же вышел из инсты. Разумеется, он и не думал ревновать, но все равно, смотреть как твой парень кого-то обнимает не особо приятно. Корабль вернулся на стоянку, пришвартовался. Славе из своего укрытия — он сидел немного в стороне, на аллее, вдоль которой густо росли деревья и кустарники — было видно, как одна парочка сразу же сошла с трапа и почти бегом устремилась в более безлюдную часть парка, а потом и вовсе свернула в кусты. Вскоре еще одна парочка последовала их примеру. Но Глеба не было видно — он пока не написал Славе ни одного сообщения. И когда Слава уже начал терять надежду, подумав, что Глеб решил остаться и гулять там до утра, а он только зря прождал там много часов, когда окончательно стемнело, а народ в парке рассеялся — остались только полуночники, пришло сообщение. «Я скоро выйду, вызываю тебе такси» «Такси не надо, я уже в парке» — сразу же ответил Слава. Тяжело вздохнув, он вдруг почувствовал, как волнение будто бы сковывает ему шею — словно это их первое свидание, хотя их было уже достаточно. Достаточно для того, чтобы можно было перейти к следующему этапу, к более серьезным отношениям. Но, если до этого Слава, думая об этом, пришел к выводу, что он готов, то теперь снова появился страх — наверное, к этому нельзя быть целиком и полностью готовым. От тревожных размышлений его оторвал грохот — небо содрогнулось и расцвело множеством разнообразных огней. Все цвета радуги вспыхнули в один момент на темном куполе небосвода. Слава вздрогнул, перевел взгляд наверх испуганно — он терпеть не мог такие вот звуки. Они напоминали ему те дни и ночи, когда за окном их дома, где-то вдалеке (но им тогда казалось, что очень близко), шла непрекращающаяся ни на минуту стрельба. Слава снова потянулся за сигаретой — на самом деле ему хотелось уйти отсюда, но в этот момент он увидел Глеба. Тот шел, немного покачиваясь, по мостику, который соединял корабль с сушей. Рубашка у него была выпущена, галстук отсутствовал, как и пиджак. В руке он держал бутылку. Его фигуру освещал салют, гремящий за его спиной. Все его одноклассники в этот момент собрались на палубе, на противоположной от выхода стороне, поэтому никто его побега заметил. Слава сразу же со скамейки встал, помахал ему, чтобы привлечь внимание. И Глеб, который сначала устремился вообще в другую сторону, резко притормозил и направился к нему. — Ну все, — подходя ближе, он развел руки. — Откинулся. Отстрелялся. Свободен! — Это было настолько плохо? — спросил Слава с улыбкой. Он надеялся, что все-таки нет. — Сам выпускной ничего так, а вот то, что мне пришлось делать, — Глеб покачал головой. — Скажу одно — в инсту ближайшие сутки лучше не заходить, это раз. И приятель твой, я думал, все-таки не выдержит и на меня накинется, это два. — Юра? И как он? — переспросил Слава обеспокоено. — Ну сейчас, наверное, уже нормально. Я свое дело сделал — получил публичный отворот-поворот, наконец-таки все закончилось, — Глеб выдохнул. — Давай пойдем куда-нибудь подальше отсюда, а? Слава встал со скамейки, и они вдвоем углубились в парк, в гущу деревьев. Они шагали до тех пор, пока не оказались возле Нескучного. Там нашлась скамейка в полном уединении от остального мира — вокруг нее аккуратно подстриженный высокий кустарник, деревья, глухая аллея. Тут была полная тишина, такая приятная на контрасте с еще недавно гремевшим салютом. Там они и разместились. Глеб передал открытую бутылку из-под сладкого вина Славе, а сам начал в подробностях рассказывать о том, как прошел выпускной — кто, как и что вытворил. Оказалось, что те, кто уже имел серьезный опыт возлияний, на выпускном вели себя неожиданно скромно и пили в меру, а те, кто все годы учебы воздерживался от веселья, оторвались на полную катушку. Кому-то стало плохо — и этот кто-то блевал, перегнувшись через бортик, кто-то заснул прямо на полу под столом, укрытый краем скатерти, кто-то устроил дикие танцы, кто-то полез с долго скрываемыми все школьные годы чувствами к объекту своей страсти. Глеб говорил много и торопливо — словно хотел говорить о чем угодно, только не о себе или о том, как лично он провел выпускной. Слава видел, что он нервничает, что он чем-то очень озабочен и не мог понять чем — экзамены, которые Глеб сдал очень неплохо, позади, школа, где он вынужден был отрабатывать фейковые отношения, тоже. И все-таки что-то Глеба гнетет, что-то не дает ему покоя. — Короче, проводить выпускной на пароходе — это не такая уж хорошая идея, — резюмировал Глеб, поджигая сигарету. — У кого-то, кажется, по пьяни случилась морская болезнь. Надеюсь, у вас в следующем году будет по-другому. Осмелев (выпитая половина бутылки вина на голодный желудок очень этому поспособствовала), Слава вдруг положил ладонь на его холодную руку. Глеб запнулся на полуслове, на нее взгляд перевел. — Мы можем… То есть, я имею в виду, если ты хочешь, и ты… Не против, мы могли быть пойти ко мне. Дома никого нет, но если ты хочешь погулять, то я за. Все как ты скажешь, сегодня твой праздник, — произнес, запинаясь, Слава. Глеб все еще смотрел на их соединенные вместе руки. В пальцах его дотлевала сигарета, он выглядел несколько растеряно. — Да, давай. Если ты хочешь… То есть, если ты зовешь. Если приглашаешь то, да, давай, я хочу этого. Между ними сразу же будто воздух сгустился — напряжение, которое чувствовалось и до этого, теперь только возросло. И Слава вдруг решил, что догадался, в чем истинная причина их отстраненности в последнее время — Глеб ждал от него шагов, ждал, что он сам скажет, что хочет его, и это ожидание затянулось. Наверное, действительно не стоило откладывать, нужно было еще раньше ему уступить. Ведь Глеб старше, ему это уже очевидно нужно, учитывая, что у него раньше не было серьезных отношений. У всех вокруг были, а у него нет. Конечно, ему стремно оставаться девственником. — Я тогда вызову такси, — сказал Глеб, утыкаясь в телефон. — Может, ты хочешь по дороге заехать куда-нибудь? Может, в бар и чего-нибудь выпить? Он так волновался, что, казалось, выпить нужно ему самому. — Не, я не хочу, — помотал головой Слава. — У меня, если что, дома есть. И это он тоже подготовил, помимо всего прочего, разумно полагая, что выпить им захочется — до или после, или в перерывах. — Тогда пойдем к выходу, — сказал Глеб, поднимаясь с лавки. — Такси скоро подъедет. Они только переступили порог — и Слава сразу же, не включая свет, повернулся к Глебу и в темноте прижался. Таким образом хотел ясно дать понять, для чего он его пригласил. Чтобы, если до этого у Глеба и были какие-то сомнения, после этого жеста их не осталось. Он приподнялся на цыпочки, шею Глеба обхватил и нашел губами его губы. Они были сухими и теплыми, от него пахло алкоголем и привычными духами — но было что-то еще, его собственный, непередаваемый аромат его кожи и волос, который кружил голову и от которого перехватывало дыхание. Глеб обнял его в ответ, соединил руки на его спине. — Сегодня же особенная ночь, да? — тихо прошептал Слава, чуть отстраняясь. И Глеб, вместо ответа, прижал его сразу же к стене — так тесно, что дышать стало тяжелее — опустил руки вниз, провел по его бедрам, одно приподнял и на себя закинул. В это же самое время его язык столкнулся с языком Славы в его рту и уверенно проник вперед мягким, ласкающим движением. И Слава почувствовал, как все его тело словно молния пронзила. Молния сильного, почти неконтролируемого возбуждения — у него сразу подкосились ноги, а с губ сорвался стон. Так давно у них ничего не было — три недели воздержания казались бесконечностью. Глеб чуть отстранился, посмотрел на него — в темноте у него блестели глаза — взял его за руку и повел в комнату. Он уже знал, что тут и где — до вынужденного перерыва в их свиданиях, он был в этой квартире частым гостем. Глеб опустился на кровать, привлек Славу к себе на колени сверху. Кровать под тяжестью их тел скрипнула, и Слава с досадой подумал о том, возможно, этот мерзкий скрип будет сопровождать то самое, что сейчас должно случиться. Но тут Глеб притянул его за бедра ближе к себе, он почувствовал его возбужденный член, и все мысли из головы выбило. Все ощущения казались увеличенными во сто крат — он так соскучился по Глебу, по его рукам, губам и ласкам, а на выпускном, на сцене, он таким далеким был. Таким взрослым, уходящим в новую жизнь, ускользающим из их привычного мира. А Слава и чувствовал себя спокойно только тогда, когда Глеб был рядом. Лучше всего — когда он вот так его обнимает, раздевает осторожно и бережно и гладит подушечками пальцев по спине, от чего по всему телу начинают бегать мурашки. Сняв с него верх, Глеб замер на несколько секунд, оглядел его жадно, и только потом приступил к поцелуям. Выступающие ключицы, плечи и грудь — он не оставил ни сантиметра без внимания. Слава тоже старался не отставать — пока Глеб целовал его грудь, он проводил языком по его шее, прикусывал мочку уха, в волосы пальцами зарывался. Чувствуя, что Глеб медлит, стопорится на этих ласках, не решаясь дальше идти, Слава шепнул ему на ухо, что-то вроде «давай, я готов», и сразу же оказался лежащим на кровати. Глеб расстегнул ему штаны, торопливо избавился сам от одежды, и оказался рядом. На узкой койке они вдвоем еле помещались. И тут Глеб снова притормозил — целовал его, рукой проводил по бедрам, по животу, по члену. Но сверху не ложился и ни вниз не опускался. Славе тоже никаких намеков не делал. Тот, наконец, догадался в чем дело. — Там есть… Ну все, что нужно, — обронил он, кивая в сторону тумбочки. Глеб как будто бы выдохнул — быстро поцеловал его и, повернувшись, в ящик залез. Слава помнил, что Глеб обещал, что ему не будет больно. Так действительно и было — по крайней мере в начале. Если в первые несколько минут то, где находились теперь чужие пальцы, сильно напрягало, то очень скоро это стало казаться даже приятным. Глеб лежал рядом с ним, на боку, к нему прижавшись, одной рукой обнимал за плечи, а второй дарил те самые необычные ласки. Поцелуя ни на секунду не разрывал — их губы все время были друг к другу прижаты. Только один раз Глеб прошептал ему что-то вроде «расслабься» и все, сразу же их поцелуй углубил снова. Слава лежал на спине, немного разведя согнутые в коленях ноги, и вроде действительно свыкся с происходящим и расслабился, но, когда Глеб вдруг прервал процесс и снова обратил свое внимание на тумбочку, зажмурился. Он слышал, как шуршит обертка презиков, но старался не думать о том, что сейчас произойдет или уговаривал себя, что то, что произойдет, будет тоже не так уж страшно. Закончив с приготовлениями, Глеб привстал, сел между его раздвинутых коленей и навис над ним на руках. Почувствовав, как он опускается на него сверху, Слава немного дернулся, но вовремя взял себя в руки и остался лежать, покорно ожидая, что с ним сейчас будет. — Расслабься, — повторил Глеб. — И не бойся. Если что-то будет не так, ты скажи, и я остановлюсь сразу же. Славы хватило только на то, чтобы пару раз кивнуть — глаза он, к слову, так и не открыл. Он чувствовал тяжелое дыхание Глеба очень близко от своего лица, тяжесть его тела на своем и то, как уверенно он развел и чуть приподнял его бедра. Он вроде как был вполне готов, по крайней мере морально, но, когда все началось, выяснилось, что к такому жизнь его точно не готовила. У Славы перехватило дыхание. Он дернулся, отстранился. — Ты говорил, — прошептал он, — что будет не больно. — Я соврал, — признался Глеб, целуя его легонько в губы. — Иначе бы ты не согласился. — Это ужасно… Ужасный поступок с твоей стороны, — прошептал Слава, и весь как будто съежился. Странно было говорить с закрытыми глазами, не видя собеседника. Того, который собирался вторгаться в его тело. — Знаю. Извини. В начале немного больно будет. — Немного…? — возмутился Слава. Ему уже было и совсем не немного. — Если не хочешь, давай не будем, — в голосе у Глеба была такая решимость остановиться и все мероприятие свернуть, что Слава даже удивленно открыл глаза. Глеб смотрел прямо в них, ожидая, что Слава ответит. А того вдруг захлестнуло такой волной нежности и теплоты (и чего-то гораздо, намного большего, но чему ещё не было названия) — что эта уступка показалось ему вдруг такой несущественной. — Нет, — Слава покачал головой. — Будем. Давай. Глеб скомкал край одеяла и ему под поясницу просунул, чтобы бедра оказались повыше. Он действовал медленно, был осторожен, но в какой-то момент Слава, который терпеливо ждал, когда станет полегче, все-таки прошептал: — И это даже не весь еще… Не весь же, да? — Да, — Глеб улыбнулся виновато, и с него слез. — Давай, знаешь, попробуем по-другому. Повернись. Пока они укладывались на бок, Слава его чуть с кровати не спихнул — она была такая узкая, что двое на ней еле умещались. Тогда Глеб встал, попросил Славу подняться и стянул матрас вместе с одеялом и подушкой на пол. — Вот так гораздо лучше, — сказал он. На полу он прижался грудью к Славиной спине, и прошептал: — Согни ноги. Слава послушался, и Глеб вошел в него еще раз, продолжая целовать его шею, гладить по руке, животу. Наконец, добрался до его члена, провел по нему ладонью, сжал, начал двигать по нему и сам двигаться. — Солнышко, расслабься, — попросил Глеб, лаская его и целуя. — Или не получится ничего. — Ещё раз скажешь мне расслабиться, и точно ничего не получится! — прошептал Слава. — От того, что ты все время это повторяешь, не становится легче. Глеб в ответ отстранился, встал на колени и скомандовал: — Переворачивайся. — Опять? — простонал Слава растерянно. И, едва он успел повернуться на спину, как Глеб наклонился, взял его член в рот и начал двигать по нему губами равномерно. Вот это уже было приятно. Жар его рта, давление языка всегда действовало на Славу расслабляюще. И мгновенно выбивало все страхи и сомнения из головы. Запустив пальцы в растрепанные волосы Глеба, которые казались немного жесткими из-за укладочной пасты, Слава выгнулся, толкаясь глубже в его рот. — Так хорошо? — спросил Глеб, на секунду его член выпустив. — Да, охуенно, — простонал Слава. — Продолжай, — он надавил ладонью на его затылок, заставляя снова склониться. Он метался под ним, горячий, распаленный, и, казалось, совсем забыл о том, ради чего они здесь сегодня. Глеб не давал ему кончать — только ему казалось, что вот-вот, еще немного, как он останавливался, выпускал его член изо рта, и языком проводил по нему нежно. Но едва только Славу начинало отпускать, и он просто лежал, наслаждаясь лаской, наблюдая за его действиями, как Глеб тут же принимался за дело активнее, помогая себе рукой. Доведя его в очередной раз практически до пика, он остановился, ноги ему развел, и залез сверху, свой возбужденный до предела член приставил. Слава не успел опомниться, как он снова оказался в нем. На самом деле это даже приятно — такая неожиданная мысль посетила Славу спустя несколько фрикций, которые он перетерпел, сжав зубы. Мало того, что чувствовать на себе тяжесть тела Глеба была возбуждающе, так еще и новое, доселе не испытанное им чувство накрывало его горячей, начинающейся в низу живота волной. — Быстрее, — едва только смог он выдохнуть. Глеб просунул руку между их телами, обхватил рукой его член и начал двигать по нему одновременно с толчками. Слава вцепился ему в спину, нимало не заботясь о том, что может сделать ему больно — он целиком ушел в себя, в свои ощущения, его трясло и корежило. Это было что-то большее, чем оргазм — небывалой силы удовольствие полного слияния с другим человеком. С любимым человеком. Он почувствовал импульсы внутри себя, которые заставили его дрожать и стонать ещё больше, и понял — это кончает его новоиспечённый любовник. Лавина накрыла их обоих почти одновременно, а фейерверк уже взрывался у Славы в голове — под плотно прикрытыми веками расцветали разноцветные круги. Очнулся он не сразу — прошло много времени прежде, чем он смог открыть глаза, вернуться в собственное тело, которое к этому времени охватила приятная истома. Глеб все еще лежал на нем, но уже в нем не был. Все это время, пока Слава пребывал в отключке, он покрывал поцелуями его лицо и шею. С трудом разлепив ресницы, Слава увидел, что волосы на лбу у Глеба мокрые, и что он улыбается, по-настоящему сияет. Слава улыбнулся ему в ответ. — Я буду вспоминать об этом… — произнес Глеб в коротких промежутках между поцелуями. — Каждый день… — он перебирал разметавшиеся по подушке волосы Славы, проводил пальцами по щеке, прижимался теснее. И вдруг добавил: — Когда уеду. — Уедешь? — переспросил Слава. Он все ещё улыбался, млея от его ласк. — Куда? — В Штаты, — произнес Глеб. Кажется, он опомнился, что сболтнул лишнее. Он слез с него, лег рядом и с поцелуями притормозил. — Когда? — переспросил Слава, глядя на него непонимающе. — В конце августа, малыш, — упавшим голосом ответил Глеб. — В колледже у меня начнется учебный год. — В смысле? — Слава приподнялся на локтях, скинул руки Глеба с себя. Его будто ледяной водой окатило. — Но ты же сдавал ЕГЭ? — Я сдавал его на тот случай, если у меня там что-то не заладится в первый год — тогда бы я смог вернуться и в какой-то российский вуз поступить, — начал торопливо объясняться Глеб. — А если заладится… Когда ты планируешь вернуться? — спросил ошеломленный Слава. — Честно? — Глеб опустил вниз глаза. — Надеюсь, что никогда. Мне не хотелось бы возвращаться, и я очень надеюсь и после учебы остаться там. А эта ситуация… С Алесей, с тем, что мы вынуждены были скрывать наши отношения… Все это только утвердило меня в моем выборе. — Ты… Ты… — Слава от шока не мог и слова вымолвить. — А ты не мог мне об этом раньше сказать? До того как мы…? Блять, переспали? — Но ты же должен был знать об этом, солнышко, — забеспокоился Глеб. — Я никогда этого не скрывал. Я имею в виду, все в школе знали, и… — Я не так долго учусь в твоей школе, Глеб. Чтобы знать все ваши сплетни, — еле выговорил Слава. К горлу подкатил комок. — Ты сам никогда не говорил мне об этом. Я думал это все слухи, ерунда. Как и все то, что о тебе говорят. Ты же сам говорил, чтобы я ничему не верил! Он отвернулся, на грудь себе одеяло натянул, отодвинулся к стене. — А это… Это бы что-то изменило? — тихо спросил Глеб. — А ты сам-то как думаешь? — буркнул Слава. — Солнышко, посмотри на меня, — Глеб попытался его к себе повернуть. — Посмотри на меня, пожалуйста. Я хотел с тобой об этом поговорить, правда, честно, и последнее время ходил как в тумане — знал, что должен с тобой все обсудить, но не мог. Мне казалось, что ты знаешь, и что если ты не спрашиваешь, значит ты ок с этим… К тому же, я все это время думал… Все время, с того момента, как понял, что у нас все закручивается по-серьезному, я ломал голову над тем, как сделать так, чтобы мы с тобой в итоге все равно были вместе. И сегодня… Я понимал, что все, тянуть дальше бессмысленно, что надо обсудить наше с тобой будущее, но… Но ты позвал меня сюда, и, честно, я не мог устоять от такого предложения. Знаю, надо было раньше, надо было «до», но ты сразу же поцеловал меня и… — Так значит ты из-за этого ходил как в воду опущенный? Я-то думал, что ты так бесишься из-за того, что я тебе не даю, — хмыкнул Слава. — Что? Нет! Конечно же, нет, — возмутился Глеб. — Нет, я хотел этого, но я не собирался на тебя давить и своим поведением как-то тебя заставлять, ни в коем случае. Но я не мог вести себя нормально, прости, у меня голова разрывалась просто от всего того, что происходит — экзамены, школа, тренировки, Алеся, выпускной, мысли о тебе и о нашем будущем. Я виноват, прости, я должен был забить на все, и в первую очередь поговорить с тобой! — Ты меня обманул! — перебил его Слава. — Вот как это называется, сколько этому ни придумывай оправданий! — Я тебя не обманывал, — Глебу все-таки удалось его немного развернуть к себе. — Ответь! Ты не стал бы со мной встречаться, если бы точно знал, что мне скоро уезжать? — Нет, конечно, — ответил Слава с горечью. — Конечно, я не стал бы с тобой встречаться, и уж точно не стал бы с тобой спать! В словах этих было столько упрека, столько боли, что Глеб притих. Это утро, которое должно было запомниться им на всю жизнь, теперь запомнится их ссорой. Он немного помолчал, чтобы дать Славе время успокоиться. Сам он в этот момент размышлял, как его уговорить на то, что он задумал, как не позволить ему уйти, как сохранить их отношения перед лицом грядущих испытаний. А Слава тем временем вспоминал — да, он узнал о том, что Глеб уедет после окончания школы в самый первый учебный день. Юра сказал ему. Но потом никто об этом больше никогда не упоминал. Во всей этой суматохе, в череде бесконечно сменяющих друг друга событий, Слава совсем забыл об этом досадном «нюансе», который сейчас менял кардинально все, всю расстановку сил, стирал все надежды. Но злиться на это Слава мог только на себя. Глупо было вообще думать, что у них может быть какое-то совместное будущее. В любом случае, все закончится, возможно, даже раньше, чем Глеб уедет. Глупо было дать себя увлечь, в то время как Глеб ему даже не обещал ничего и в вечной любви не клялся. Его отъезд будет просто хорошим предлогом все закончить. Слава тяжело выдохнул в подушку, пытаясь собраться с силами, чтобы новое положение вещей осознать и принять. Главное, не показать своей слабости. Главное не выдать себя с головой, чтобы Глеб не увидел этой бесконечной от него зависимости. Он приподнялся на руках, сел, прикрывшись одеялом, кашлянул, приготовился говорить. Но тут же в горле пересохло. Вымолвить хоть слово перед Глебом, который не отводил от него своих широко распахнутых глаз, в которых виднелась нешуточная тревога, было непросто. Он вроде бы тоже хотел что-то сказать и тоже не решался. — Короче… — Слав, послушай… Они сказали это одновременно, оба смутились, оба сказали «говори ты», оба одновременно замолчали. — Я все понимаю, Глеб, я типа и не рассчитывал на то, что между нами возможно вообще хоть что-то, так что все норм, — начал говорить первым Слава. Он торопился, чтобы своей решительности не растерять. — Но дальше я не хочу ничего продолжать. Не знаю, хотел ли ты типа повторить то, что сегодня случилось или нет, но этого уже точно не будет. Извини, — добавил он, заметив сильное огорчение на лице у Глеба. В начале тот явно хотел его перебить, открыл рот, но, услышав продолжение, окончательно растерялся. Уголки губ его опустились, и он отвел глаза, которые внезапно заблестели. Глеб долго собирался с мыслями, прежде чем что-то ответить, упорно смотрел вниз, на смятые простыни, тяжело дышал. — Слава, — тихо произнес он. — Меньше всего на свете я хочу, чтобы мы расставались. Голос у него дрогнул. Он так и не поднял глаз. — И я не хочу, чтобы тот факт, что я уеду, мог как-то нам помешать. — Хочешь ты это или нет, но он помешает, — бросил Слава с упреком. Он сжал зубы, чтобы удержать в себе подкатившие к горлу слезы. Впервые он ясно представил себе эту реальность — Глеб, бросив его, уезжает за сотни километров или миль или что там у них в этих америках, а он остается один на один с воспоминаниями, с этой кроватью, в которой у них все произошло, со своими чувствами, которые разрывают сейчас изнутри его грудную клетку. Так больно, словно сердце наживую выворачивают. И если такая невыносимая боль сейчас, что же будет потом, когда придет время прощаться? Нет, он этого не вынесет. Лучше разойтись здесь и сейчас, не медля, не умножая их страдания. — Я вижу только один вариант — это расстаться, — сказал Слава уже более твердо и уверенно. — Другой выход просто невозможен.