Драма темноты

      Во дворце время идет медленно, но еще медленней оно движется во время заседаний Малого совета. Воздух тух из-за долгого пребывания в закрытом помещении, лица советников и выдвинутые на обсуждение темы наводили тоску. Духота в зале и бессмысленность происходящего заставляли скверну злиться и скрести когтями о грудную клетку Черного еретика. Александр чувствовал, как время тянется, словно марципан в руках ленивого кондитера, и раздражался вслед за внутренним демоном.       «Было бы здорово разорвать этого юнца, — рассуждала темная сторона, — здесь и сейчас, не дожидаясь более удачного случая. А потом оторвать голову царю и его подхалимам.»       «Не сегодня, — мысленно отвечал Дарклинг, изучая кронпринца, — хотя, идея мне по душе.»       Наследника Ланцовых постепенно приучали к исполнению его обязанностей. Теперь Василий посещал Малый совет и имел право голоса в принятии решений. Царь решил, что его отпрыск готов к взрослению. Однако, румянец на щеках и интересующие кронпринца вопросы подтверждали обратное. Достаточно было услышать невероятно ценные предложения Василия Малому совету, чтобы понять диапазон его способностей управленца:       — Я считаю необходимым приобрести партию этих замечательных матрешек, — речь шла о тех самых деревянных игрушках из Балакирева, что кронпринц приметил на ярмарке. Почему-то нарисованные обнаженные женщины поразили кронпринца гораздо больше, чем обветшалые дома у границы. Дарклинг скрестил руки в замок под подбородком и с напускным интересом взглянул на говорившего, — Господин генерал, вы ведь видели их. Разве не прелесть? Поддержите мое предложение.       «Идиот, » — пронеслось в голове Дарклинга.       «Достойный сын своего отца, » — ехидно отозвалась скверна.       Дарклинг лениво обвел взглядом присутствующих, пытаясь найти проблеск сознания в их глазах. Апрат не изменял себе в привычке изображать самого одухотворенного члена совета и неодобрительно хмурился. Старику не особо нравились подобные произведения народного творчества. Хоть в чем-то их мнения с Дарклингом совпадали. Генерал первой армии — Дмитрий Гиев, вежливо улыбался. Законник и экономист заинтересованно кивали головами, в ответ на ехидную улыбку царя.       «И это совет, который должен принимать решения за целое государство? Сброд лицемеров и подхалимов.»       — Позвольте лишить вас оптимизма, уважаемый кронпринц, — заговорил Черный еретик, — Я знаком с Шуханскими традициями и не думаю, что партия игрушек с голой женской грудью вдохновит принцессу на романтические чувства. Иностранную делегацию следует встречать достойно и уважительно. — Дарклинг выдержал паузу, чтобы кронпринц успел переварить информацию и продолжил объяснение очевидного: — У соседей с Юга не принято публично обнажаться и тем более демонстрировать сокровенные части тела на светских мероприятиях. Это могут счесть за оскорбление.       — Их законы старомодны, — поджал губы юноша, нервно постукивая пальцами в перстнях по столу, — к чему мне эта Южная зашоренность? Ей предстоит быть моей женой, пусть видит сразу, что я не приемлю глупые ценности.       — Василий Ланцов шагает в ногу со временем, — прокомментировал экономист. Наверняка, прикидывая в голове, какие суммы сумеет списать из казны в свой карман, в случае покупки игрушек для кронпринца, — молодежь стремится преодолеть старые стандарты.       — Формально, — как можно спокойней озвучил Дарклинг, обращаясь к Василию и игнорируя подхалимное высказывание экономиста, — принцесса еще не приняла ваше предложение. Помолвка может не состояться из-за вашего юношеского бунтарства. Я расскажу, как все будет: вы выставите свою невероятно ценную коллекцию, иностранная делегация увидит это, принцесса оскорбится, планы двух государств сорвутся, вы развяжете войну.       — Война из-за каких-то матрешек? — прыснул со смеху Василий.       Разведка докладывала Дарклингу о происходящем в Шухане. Династия Табан не оставляла попыток найти секретный ингредиент силы гришей и с завидным упрямством посылала своих шпионов к каньону. Конечно, Вторая армия перехватывала их, но южное царство не собиралось оставлять свои идеи. Шуханцы настойчиво стремились завладеть тем, что им не принадлежит и любая провокация могла обострить ситуацию. Сорванная помолвка по причине оскорбления принцессы — наиболее благородный повод для обострения ситуации.       — Вы войдете в историю, мой принц. — усмехнулся Черный еретик, переводя взгляд от сына к его отцу. Царь поставил печать на составленный советником документ и передал его законнику, — Ваше Величество?       — Мне нравятся эти игрушки, — заговорил царь, — выделите кронпринцу средства из бюджета, но Шуханцам их не демонстрируйте. На масленицу украсим ими дворец. Что там еще на повестке дня?       Дарклинг с трудом сдержался от комментариев. Происходящее на совете казалось ему абсурдным представлением. Неумелые актеры, занимающие позиции правящих фигур, должны были вызывать смех, если бы сценарист прописал их лучше. В то время, когда Шухан жаждет добраться до каньона, чтобы изучить его и применить полученные знания для своей армии, когда Фьерда разоряет деревни вдоль границ, а в самой Равке многие люди до сих пор не могут обеспечить себе достойную жизнь и винят в этом гришей, в кабинете царя абсолютно серьезно разбирается вопрос о матрешках. Что это, если не свидетельство человеческой глупости?       Щелчком пальцев Дарклинг мог лишить жизни всех присутствующих в этой комнате. Его тени способны легким движением отсечь пустые головы всех членов совета, которыми эти жалкие люди не умеют пользоваться. Но он продолжал участвовать в фарсе во благо своих целей. Делало ли это Дарклинга частью отвратительной ему реальности? Безусловно. Но он был тем самым элементом, который изменит её. В своё время.       Наверное, действительно ценным из всех сидящих за столом был Гиев. Человек с опытом, знающий толк в военном деле и не раз выдвигавший стоящие мысли. Пожалуй, ему Дарклинг сохранит жизнь в решающий час. Ланцовых щадить не было никакого смысла.       «Гиев может стать ценным союзником в случае войны с Шуханом, — пронеслось в голове Александра, — к тому же, он знает, что делать с Фьерданскими наемниками.»              — Средства на содержание храмов, государь, — тихо и вкрадчиво произнес апрат, вырывая Дарклинга из размышлений. — ремонтные работы, оформление садовой зоны и прочие расходы. Фрески над входом надо бы обновить.       — Хорошо.       — Вам в прошлом месяце были выделены средства, — подстегнул духовника Дарклинг, — Куда они так быстро расходуются, уважаемый духовник?       У этого старика наблюдалась прямо-таки волшебная способность растрачивать казну на религиозные причуды.       — Это не касается гришей, генерал, — скрипуче ответил апрат, — нужды храмовых комплексов моя ответственность, а не ваша. Я отчитываюсь перед его величеством, а не перед вами. Мы оформляем храм Всех святых и это большие вложения. Вполне естественно, что ремонтные работы долгосрочны. Если бы вы были прихожанином наших храмов, вы бы не задавали таких чудовищных вопросов.       У Дарклинга не возникало необходимости заглядывать во владения апрата. Черный еретик знал, что там происходит благодаря своим шпионам. Генералу гришей докладывали обо всем и нужды появляться в храмах, принадлежащих апрату, у него не возникало. Что говорит на своих проповедях старик, как упорно и бесцельно расходуется царская казна, даже имена получателей его писем — Дарклинг знал.       — Если бы вы более практично относились к бюджету страны, то давным-давно приняли бы помощь от моих прочников и алкемов, — бесстрастно прокомментировал гриш, — Ваши храмы отстраивались бы гораздо быстрей и дешевле. На сэкономленные суммы можно было бы отстроить более удобные и безопасные скифы для исследования Тенистого каньона или увеличить жалования Первой армии. Заметьте, Дмитрий, — Дарклинг многозначительно посмотрел на генерала отказников, — я забочусь о ваших солдатах.       Дмитрий перехватил взгляд мужчины и сдержанно кивнул. Ожидать от него открытой поддержки бессмысленно, но выразить свою важно. Когда придет час, забота Александра о нуждах первой армии сможет склонить генерала к выбору правильной стороны конфликта. Возможно, такая мелочь поможет избежать лишней крови.       — При всем уважении, сынок, священные места не должны быть отстроены при помощи магии, — отмахнулся апрат.       Черный еретик с трудом подавил взрыв скверны. Она ощерилась и зашипела разрывая грудь тупой злой болью. На лице гриша появилась почти презрительная усмешка.       — Не называй меня так, старик, — отрезал Дарклинг, с удовольствием наблюдая перемену в лице апрата. Он нахмурился и гордо выдвинул подбородок вперед, как бы принимая вызов, веселя злую скверну в крови гриша, — Все, кого почитают в этих местах были гришами. Глупо отказываться от помощи таких же, как те, кому ты молишься.       Те, кого почитает апрат и ему подобные известны чудесами, которые невозможно сотворить простому человеку. Гришам подвластно разделить реку надвое, потушить пожар в церкви или даже воскресить человека. Людям — нет. Старик называет их Святыми и молится портретам, установленным в своей обители, но они его не слышат. Мертвецы, сложившие головы на жертвенный алтарь, остаются глухи к любому зову. Не важно как сильно ты жаждешь быть услышанным, ответ всегда один — тишина.       Александр давным-давно понял, что жертвы не несут смысла. Гораздо больше значит то, что ты можешь сделать, пока жив, чем то, как ты умер.       — Для того, кто духовно беден все религиозные принципы — глупость, — оскорбленно вздохнул духовник, — а мифы — реальность.       — Человек поклоняющийся изображению реально существовавшего гриша, отрицающий его истинную природу, в большей степени похож на миф.       Дарклинг издевательски взглянул на старика. Сколько ему? Семьдесят, шестьдесят бездарно прожитых лет? Лицо заросшее длинной редкой бородой исполосовали глубокие морщины, глаза постепенно мутнели, стремясь к возрастной слепоте. Удивительно, при таком коротком отрезке времени, отведенном людям, они стремятся к самообману. Как прожившему несколько веков и заставшему доброе число тех, чьи имена теперь были выбиты на страницах священных писаний, Дарклингу становилось смешно.       — Прошу прекратить обсуждение, — обратился к ним царь, — давайте подведем итог, — Дарклинг устало откинулся на спинку стула и бесстрастно взглянул на правителя. Его величество утомился решать действительно важные вопросы. Наверняка, ему не терпелось утолить жажду вином или прогуляться по дворцовому саду, — Принцесса Табан согласилась нанести официальный визит во дворец. Мы должны встретить ее так пышно и роскошно, чтобы она забыла о своем Юге и всей душой возжелала остаться во дворце. Равка покажет ей все свои достоинства: от культурных достопримечательностей до демонстрации гришей. А ты, Василий, подключишь все свое обаяние, чтобы наша гостья не вспомнила ни об одном погибшем в каньоне после Шухана.       Кронпринц безрадостно кивнул. Судя по опустившимся плечам, перспектива личного эскорта будущей невесты его не радовала.       — На этом все. — царь взмахнул рукой в перстнях, отпуская советников, — Идите вон. — Черный еретик не успел обрадоваться долгожданной свободе от душного во всех смыслах заседания, — Дарклинг, прошу останься.       Когда малый совет покинул зал, царь поднялся из-за стола и деловито пересек комнату. Дарклинг слишком хорошо изучил его манеры и знал, что напускной важный вид царь использует, когда хочет получить какую-то личную услугу. Может быть, так он пытается замаскировать свое зависимое положение? Впрочем, его мотивы не имели ценности для гриша. Дарклинга интересовали другие вещи.       — Я старею, — драматично сообщил Ланцов, устремив взгляд на портрет на стене.       В позолоченной раме был изображен дед его величества — Алексей Ланцов. Человек со стальным характером и буйным нравом, который пошел наперекор боярским привычкам и приблизил к себе тех, кого прежде считали ведьмами. Он был первым правителем Равки, который решил сотрудничать с гришами. При нем был сформирован госпиталь, где трудились целители. С Алексеем можно было бы построить лучший мир для гришей. Жаль, он был отравлен в возрасте тридцати семи лет. Если бы это случилось не так давно, Дарклинг мог бы сказать, что в какой-то степени скучал по нему. Пусть тогда его звали иначе и беседы с Алексеем требовали повышенной осторожности, но они были действительно увлекательными.       — У меня появляются седые волосы и ничто не приносит радость, — царь повернулся к гришу и обреченно добавил: — во мне постепенно угасает жизнь, Дарклинг!       Черный еретик с трудом сдержался от смеха. При всем происходящем вокруг правителя Равки волнует возраст. Наверное, Дарклингу никогда до конца не понять образ мышления этого человека. Они мыслят совершенно разными категориями.       — Так задумала природа, Ваше величество, — отозвался гриш.       Мысленно Дарклинг был в другом месте. Его размышления устремились к Селене, чьи способности требовали тщательного изучения. Он предполагал, что девочка могла использовать силу других гришей, но не ожидал, что для этого ей придется вбирать ее и пропускать через себя. Это было довольно опасно.       Дарклинг планировал использовать талант Селены для вытягивания сил Алины, которая являлась страховочным тросом, хранящимся в подвале монастыря. В случае, если собственного света девочке будет недостаточно, можно было бы прибегнуть к ресурсам Старковой. Спарринг с Павлом выявил определенные сложности в осуществлении этого плана. Селена пропускает силу другого гриша через собственное тело и, если Алина снова проявит непокорность, Дарклинг может потерять заклинательницу Луны. Такая вероятность Александра не устраивала. Селена слишком ценная фигура в его партии. Потерять ее означает проиграть все. К тому же, он привязался к девочке и видел в ней потенциал.       «Она упорно приручает свой свет. Если тренироваться понемногу, Селена обуздает и эту часть своих способностей, — мысленно рассуждал Дарклинг, — стоит попробовать тренировки с другими гришами.»       «Они узнают, — противоречила скверна, — узнают раньше времени.»       «Будем действовать тайно, — решил Черный еретик, — никто не догадается.»       — Нет, ты не понял, — вздохнул царь, отвлекая Дарклинга от его размышлений, — Природа тут ни при чем. Все дело в женщинах.       Генерал удивленно повел бровью. Час от часу не легче.       — Я старею душой. Мне недостает радости жизни. Все это, — для убедительности царь развел руками, — однообразно и замылено. Красота и богатство, государственные дела и международные отношения, царица и дети… все это удручает меня. Я связан обязательствами, занимаюсь ответственным делом на благо народа и государства, решаю вопросы необъятных масштабов и не могу отдохнуть как следует. Прежде Женя радовала меня своей юностью и цветением, теперь же она не вызывает во мне былой радости.       Он поджал губы, как делают капризные дети, и с надеждой взглянул на гриша.       — Она охладела к вам? — бесстрастно уточнил Дарклинг.       — Нет, — глубокий озадаченный вздох, — Она всегда делает то, что мне нужно. Охладел я. Женя мне приелась. Я изучил ее вдоль и поперек. Связь с ней больше не вызывает во мне прежних возвышенных чувств.       Дарклинг с большим сомнением допускал, что Его величество знает что-то о действительно возвышенных чувствах. Царь предпочитал наслаждаться мгновением, собирать урожай красоты и веселья, не задумываясь о чистоте чувств. Казалось, он слишком рано и безвозвратно утратил способность к любви. Впрочем, это их объединяло. Черный еретик не ждал ничего от своего сердца и давно смирился с тем, что его стук не наполняет тело теплом. Возможно, по этой причине вкусы его величества не трогали Дарклинга, а лишь послужили способом к выгодному манипулятивному маневру.       — Что я должен сделать?       — Пришли в фрейлины ее величества новую портниху, — глаза царя хитро блеснули и Дарклинг ощутил слабый прилив отвращения, — Типаж ты знаешь. А для Жени подыщи место в малом дворце. Пусть будет под присмотром.       Его величество наигралось и хочет сменить игрушку. Совершенно не вовремя.       — Я подумаю кого прислать, — уклончиво пообещал гриш, — но это займет какое-то время, поскольку все ученицы сдают экзамены. Будет странно, если до окончания этих мероприятий кто-то из юных гришей получит приглашение в большой дворец. Могут пойти слухи… а накануне приезда принцессы это совершенно не кстати. Лучше не совершать рокировок в преддверии важного мероприятия. К тому же, у меня будет время подобрать и подготовить подходящую кандидатуру.       — Тут ты прав, — задумчиво поджал губы царь, — ладно, отложим этот вопрос ненадолго. Но учти, чем моложе фрейлина, тем лучше.       Страсть царя к юным девушкам не была секретом для Дарклинга. Казалось, что и его благоверная жена догадывалась об этом гораздо раньше, чем приняла Женю в услужение. Мелкие глаза его величества загорались при виде едва оформившихся юных леди. Особенным успехом пользовались поцелованные солнцем — рыжеволосые и веснушчатые. Предметами его интереса становились те, кто еще не утратил детской неловкости, но уже обрел плавность женских форм. Поэтому Черному еретику так легко удалось подобраться к царю — он использовал низменные желания его величества.       Манипулировать людьми Дарклингу удавалось всегда. Стоило получше приглядеться и обнаруживалась ниточка, потянув за которую можно было добиться своих целей. У каждого, даже самого достопочтенного человека, находились уязвимые места. Чего уж говорить о правящей династии, Ланцовы потакали своим страстям и открывали тем самым нужные генералу гришей двери. Обнадежив царя, Дарклинг покинул зал совета и направился к своей протеже.       Он нашел Селену на открытой площадке для тренировок. В окружении других учеников девочка отрабатывала удары. Теперь приемы ей удавались гораздо лучше. Слабая и неуверенная в себе девочка из Илимска постепенно исчезала, уступая место юному набирающему силы гришу. Дарклинг остановился в стороне у деревьев, оставаясь скрытым от ее глаз.       Селена пригнулась, уворачиваясь от атаки противника — рыжеволосой девочки ее возраста, и ловкой подсечкой под колено сбила ее с ног. Проливная шлепнулась на землю, но сдаваться не собиралась. Она ухватилась за Селену и повалила ее за собой. Селена сдавленно фыркнула. Девочки прокатились по земле, борясь за право оседлать противника.       — Тренировки приносят результат, — удовлетворенно прокомментировал Иван, подошедший к генералу.       — Да, — согласился Александр, не отрывая взгляд от Селены, — она двигается гораздо лучше. А кто в спарринге с девочкой?       — Рита. Девчонка частенько болтается рядом. Кажется они в добрых приятельских отношениях. Павел должен знать больше. Вас интересует что-то конкретное?       — Да, пусть Павел составит на неё полную характеристику и передаст мне. Что у тебя ещё?       — Есть донесение, господин генерал, — Иван говорил тихо, едва размыкая губы, но заклинатель теней его слышал.       — Говори.       — Говорят, в поселениях ведутся разговоры о Санкта-Алине, — сердцебит выдержал паузу, заметив пробегающих мимо студентов, и когда они скрылись из виду продолжил: — некоторые берутся проповедовать о ее скором воскрешении. Утверждают, что обращаются к ней и она изгоняет болезни, освещает мысли и дарует надежду.       Интересно, что бы сказала об этом Алина? Глупая и запертая в монастыре «святая». Очередная мученица погибшая для всех, но на самом деле гниющая за стенами подземных катакомб.       — Дураками полон мир, — ухмыльнулся Черный еретик, — того и гляди, заставят своими молитвами испариться Тенистый каньон.       — Что прикажете делать?       — Узнай от куда ползут слухи.       Селена прижала рыжеволосую к земле, навалившись локтем ей на горло. Противница зарычала безрезультатно силясь скинуть протеже Дарклинга с себя. Девочка подняла обе ладони вверх, признавая поражение, и они обе засмеялись.       Её боевой стиль постепенно обретал узнаваемые черты. Движения заклинательницы Луны стали ловкими и точными. Тренировки с Павлом научили её уворачиваться от атак, а занятия с Дарклингом — бить точно в цель. Казалось, она впитывала в себя не только силы противника, но и его навыки.       «Прилежная ученица, — отозвалась скверна внутри, — старается изо всех сил, чтобы ты заметил.»       Дарклинг замечал. Он знал сколько времени девочкам уделяет тренировкам и чтению, был приятно удивлён её интересом к знаниям и почти гордился, но вслух многого не говорил. Он не хотел рисковать, раздувая эго Селены, подобно Алине. В его интересах было сохранять сердце и разум заклинательницы Луны в чистоте — слишком много гришей испортила преступная гордыня затмевающая рассудок.       Для Селены Дарклинг подготавливал иной путь. Она должна была созреть, как личность, прежде, чем становиться открытым игроком его большой и серьезной партии.       Александр еще раз взглянул на Селену и едва заметно улыбнулся, поняв, что девочка увидела его. Она широко улыбнулась в ответ, но задерживать взгляд надолго не стала. Тренер поставил ее в новую пару для спарринга.       Когда тренировка закончилась генерал пригласил Селену на прогулку в сад. Пожалуй, одно из самых красивых и укромных мест во дворце. Тонкий запах цветов, высаженных в фигурные клумбы, заигрывал с обонянием. Шелест листвы в кронах деревьев успокаивал слух и маскировал сказанные слова от случайных свидетелей. Вымощеная камнем аллея под кленами и липами разветвлялась на дорожки, змеящиеся в разных направлениях. Одни уходили в тень под Царским дубом, другие вели к резной беседке, где царица в дни хорошего настроения устраивала чаепития, третьи уводили к домикам прислуги и кладовым. Дарклинга забавлял тот факт, что вне зависимости от того по какой дорожке ты решишь пойти, так или иначе, окажешься у фантана. Пути в саду, как и в жизни, закольцованы. При всей своей красоте и очаровании, этот сад вынуждает вернуться к аллее, если ты хочешь выйти из него.       — Мне понравились сказки, — сообщила девочка, балансируя на колышке заборчика, отделяющего цветочные клумбы друг от друга. Дарклинга забавляла ее легкость, после душного зала советов она казалась глотком свежего воздуха.       — Думаешь, это сказки? — хитро прищурившись спросил мужчина.       — Разве девушка может появиться из воды?       — Разве заклинательница луны существует?       — Хочешь сказать, что это правдивая история? — с сомнением уточнила Селена, — Я знаю как люди появляются на свет. Меня не проведешь сказками о сильдройрах и пене.       Дарклинг с трудом верил её словам о сказках. В этом возрасте, несмотря на достаточно сложное детство, хочется верить в красивые истории. Он с упоением слушал рассказы матери о Морозове и других гришах, когда ему было пятнадцать. Представлял события легенд ярко и красочно перед сном, мечтал встретить мифических животных. Наверняка, Селена старалась выглядеть перед ним более взрослой и потому демонстрировала несвойственную ей циничность.       Поменяла бы она своё отношение, если бы знала об олене Морозова? Дарклинг не сомневался. Но говорить об усилителях с ней не торопился. Он хотел, чтобы Селена не тешила себя надеждами о волшебном амулете, усиливающим её способности. Девочка должна была изучить свой максимум без мельтешащей атрибутики.       В случае Алины Александр поторопился. Его ослепила жажда власти и он поддался желанию получить всё здесь и сейчас. Скорость действий погубила планы чёрного еретика. Теперь же он не спешил. Несмотря на внешние обстоятельства, Дарклинг продвигался к поставленным целям. Пусть медленней, чем ему бы хотелось.       — Может быть, эта часть истории и выдумка, — не сдержал улыбки Александр, мысленно решив прислать Женю к Селене для серьёзного женского разговора, — но в остальном сомневаться не приходится. Ты — заклинательница Луны, так? — Селена кивнула, — Ты родилась чуть позже заклинательницы солнца и сумела пропустить через себя силу Павла, так?       Селена вновь кивнула, но на этот раз в ее взгляде появилась искра понимания. Мысли привычно сцепились друг с другом, образуя логическую цепочку, и девочка прикусила губу. Она делала так всегда, когда мысленно приходила к каким-то выводам.       — Ты читала другие сказки?       — Не все.       Дарклинг кивнул своим мыслям, прикидывая с чего лучше начать.       — Тогда я хочу предложить тебе игру, — Дарклинг подал руку Селене, приглашая ее спуститься, и добавил: — я дам тебе несколько заданий, если сможешь их выполнить, получишь подарок.       — Какой? — оживилась девочка.       — Если выиграешь, тогда узнаешь.       Игра казалась самым эффективным способом изучения возможностей заклинательницы Луны. Дарклинг хорошо изучил Селену, чтобы определить ее уязвимые места. Она слишком много тренировалась и чрезвычайно серьезно подходила к поставленным перед ней задачам. Девочка отличалась ответственностью и упорностью, что осложнило бы процесс изучения ее способностей, поскольку Дарклинг не был в них уверен. Если бы она восприняла это, как цель, то лишила бы себя сна до достижения результата. Отсутствие сна и хроническая усталость могли подорвать душевное здоровье девочки — она и без того испытывала сильные нагрузки.       — Начнём с чтения.

***

      Дарклинг пропустил Селену вперёд и вошёл за ней следом, заперев дверь. Селена любила его кабинет. Каждая деталь здесь казалась надёжной.       — Присаживайся, — пригласил генерал, избавляясь от кафтана. Дарклинг повесил его на вешалку, оставшись в чёрной рубашке с ослабленной шнуровкой на груди, и подошёл к своему столу. Без привычного пафоса верхней одежды Дарклинг выглядел уютно, но Селена не собиралась говорить ему об этом. Девочку смущали лишние слова.       Селена удобно устроилась в кресле, поджав под себя ноги и обхватив коленки тонкими руками. Сейчас она чувствовала себя в безопасности и не переживала, что кто-то сочтёт её поведение легкомысленным и развязным. В присутствии генерала все Гриши вытягиваются по стойке смирно, а не разваливаются на его кресле. Все, кроме неё.       Дарклинг позволял ей быть собой, когда они оставались в дали от посторонних. Он, будто, снимал жёсткую маску, которую ежедневно носил при дворе. Селена могла брать книги из его библиотеки, обсуждать с ним мысли, которые приходят в голову, и плевать на чертов этикет. В разумных пределах, конечно. Мужчина объяснял ей необходимые вещи, рассказывал о гришах и помогал девочке обращаться с её способностями. В отличии от злой Багры, он никогда не ругал её за неверные выводы, лишь подталкивал в нужном направлении. Селена ждала занятий с ним, как праздника, потому что в присутствии генерала у неё появлялось усиленное чувство счастья, которое она не могла себе объяснить. Наверное, так чувствуется благодарность за доброту?       — Ты выглядишь замученной, — усмехнулся мужчина, — Багра и тренировки выжимают из тебя все соки.       — А ты уставшим, — отозвалась девочка, разглядывая наставника, — его величество докучает совещаниями?       Дарклинг не любил собрания совета. После заседаний он часто бывал раздражён. Селена научилась определять уровень его гнева — чем сильней дарклинг злился, тем тяжелей и медленней становилось его дыхание. Давала о себе знать его старая травма.       Дарклинг поднял взгляд на Селену и его губы изогнулись в улыбке. Он оставил подпись на каких-то бумагах, шлепнул на них печать и сел в кресло напротив Селены. Девочка устало зевнула, прикрыв рот ладошкой и улыбнулась в ответ. Она действительно устала, но жаловаться не хотела. Нагрузок от пустой болтовни меньше не станет, а с Дарклингом побыть хочется. Вдруг, он решит отправить ее отдыхать?       — Ты славно сражалась сегодня, — мужчина взял в руки книгу, — я видел.       — Я пропустила хук справа, когда ты отвернулся, — соврала она, прижав голову к коленкам.       — Я наблюдал за боем от начала до конца, — как бы между прочим отозвался мужчина, ища нужную страницу, — ни один удар не пропущен. Врать ты всё ещё не научилась.       — Тебе нет, но Павел уверен, что я могу предсказать будущее.       — Разве? — он вновь посмотрел на девочку.       — Да, я несколько раз говорила ему, что будет на ужин. И мои предположения оказывались верны.       — Ты стащила меню с кухни?       — Да, только Павлу не говори, пусть думает, что я магичу, — Селена засмеялась, перехватив веселящийся взгляд генерала и снова зевнула.       — Вы подружились, — констатировал Дарклинг, и как бы невзначай добавил: — помнишь, что я тебе говорил о чрезмерном доверии?       — Павел твой приближённый сердцебит, он опекает меня, как курочка-наседка и докладывает обо всём происходящем со мной Ивану, — лениво протянула девочка, разглядывая мужчину напротив, — А Иван, в свою очередь, держит ответ перед тобой. Я доверяю тебе, а значит и им.       — Если случится так, что он лишится моего доверия? — пристальный взгляд Дарклинга провоцировал Селену на дискуссию. Чего он хочет добиться?       — Значит, так тому и быть. Неужели, он совершил какой-то проступок?       — Нет. Но я хочу знать, что ты не поддаешься на обаяние и помнишь о своей роли.       Ее роль слишком важна. Селена знала, что Дарклинг видит в ней свою ближайшую помощницу. Гриша, который в скором будущем встанет с ним плечом к плечу, чтобы освободить других от страха и угроз. В будущем Селене предстояло обуздать Тенистый каньон.       Груз ответственности уже ощущался на юных плечах, хотя до загаданного Дарклингом плана оставалось еще много времени. Страх не справиться зудел на подкорке, но Селена старательно с ним боролась. Она побеждала его ежедневно — тренировками до изнеможения, внимательным чтением старинных книг и титаническими усилием над собой. Да, она все еще была слабой девчонкой в сравнении с другими гришами, но ее упорство приносило видимый результат. Селена верила Дарклингу больше, чем себе и потому слушалась генерала во всем. Он сказал, что она научится всему, значит так и будет. Ей всего лишь нужно продолжать стараться.       — Ты обещал сказку. — улыбнулась девочка, ненадолго прогоняя мысли о долге, — Прочтёшь?       — Как раз нашёл нужную, — отозвался он, устроившись поудобней, — Итак, давным-давно, в заснеженном городке на верхушке Золотой горы жили талантливые волшебники — мастер, проливной, шквальный, корпориал и инферн…       Дарклинг читал красиво, уводя девочку в сказочный мир, где царила гармония древних времен. Благодаря генералу герои сошли со страниц книги и обрели фантазийную форму, воплотившись в представлении девочки яркими красками.       Селена прикрыла глаза, следуя за мягким бархатом мужского голоса, и постепенно растворилась в рассказе, иллюстрируя события сказки в своем воображении.       Мастер мог создать из подручных материалов, что угодно — от механической птицы, веселящей народ, до острого клинка, отнимающего жизнь. Проливному поддавались силы воды, инферн владел огнём, а шквальный мог заставить ветер изменить направление. Молчаливый корпориал знал всё о человеческом теле.       Слава о пяти мудрецах расползлась по миру и люди принялись совершать паломничества к вершине Золотой горы. Кто хотел подивиться на фокусы, кто исправить здоровье, а кто-то жаждал обучиться магии. Одних мудрецы принимали, других гнали прочь.       Привыкли волшебники к уважению и почитанию, брали плату за свои дела и бездействие золотыми монетами, яствами и сладострастными жертвами. Возгордившись своими умениями, пятеро возвели на вершине горы храм в свою честь, поселились в нём и нарекли себя первыми при жизни святыми.       Паломники прозвали их гришами — знающими толк в тайных мистериях.       Они возлежали на мягких тахтах, пили вино и хвалились своими талантами:       — Без меня бы не было фонтанов и полива, — сказал проливной, — если бы не я, мы бы не пили чудесное вино, что сейчас я сжимаю в руках.       — Если бы не я, — отозвался инферн, — не было бы огня в очаге, что согревает нас и людей в их домах. Благодаря мне мы едим горячую пищу, когда пожелаем.       — Без дуновения ветра мы бы умерли от жары и наши торговые корабли в заливе не были бы такими быстрыми, — засмеялся шквальный, — если бы не я, мы не получали бы даров от почитателей из других земель так скоро.       — Всё это не идёт ни в какое сравнение с тем, что делаю я, — скрипучий голос корпориала разрезал воздух, — я вырывал людские жизни из хватки смерти.       — Вы работаете только с тем, что есть в природе, — прыснул со смеху мастер, — я же создаю то, чего прежде не существовало.       Разгорелся жестокий спор. Каждый считал себя самым важным и умелым, но никто не желал признавать величия другого. И кто знает, что было бы, если бы их не прервали. На пороге храма появился мальчик в простой одежде.       — О, великие, — поклонился он, — прошу вашей милости и мудрого слова! Я пришел к вам с делом моей госпожи. Она ищет себе супруга равного по силе и разуму. Не знаете ли вы, где найти для нее достойного?       — Самые достойные собрались здесь, — усмехнулся мастер.       — Моя госпожа так не считает, — держал ответ ребенок, — она говорит, что все ваши умения для нее — простые фокусы.       — Да, как ты смеешь?! — в голос оскорбились инферн и шквальный.       — Госпожа твоя глупа или безумна, — задумчиво произнёс корпориал, — раз смеет так думать и говорить о тех, кому клонятся даже правители дальних земель.       — О, нет, господин, — отозвался мальчик — она прекрасна и удивительна. Красива ровно настолько насколько умна. В душе моей госпожи сияет нежнейший свет. Речь её — песня, а касания — тёплое молоко. Она чтит справедливость, как никто другой, и защищает страждущих. Её руки достоин лишь самый великий из всех. Не знаете ли такого?       — Как это не знаем, — бахвально улыбнулся проливной, — знаем.       — Это я, — перебил его мастер.       — Я! — хором запротестовали инферн и шквальный.       — Они ошибаются, — прервал его корпориал, — самый великий здесь я.       — Пусть твоя госпожа испытает нас, — предложил мастер, — я женюсь на ней. тогда мы раз и навсегда решим этот глупый спор.       Сказано — сделано. Мальчик вернулся к своей госпоже и передал ей слово в слово всё, что сказали ему пятеро знаменитых умельцев.       — Пусть господа поразят меня своими силами. Тот, кто сумеет удивить и победить меня, тот и станет моим мужем.       Семь дней и семь ночей всесильные готовились к приёму гостьи. Каждый из них рассчитывал на величие своей магии. На восьмой день красавица явилась к ним во дворец. Волосы сотканы из ночного неба, кожа, словно поверхность лунного диска, алые губы и озорные глаза очаровали гришей.       — Здравствуйте, о великие, — улыбнулась красавица, остановившись у подножия их постамента, — чем удивлять меня будете?       Первым вышел инферн. Он подошёл к госпоже вплотную и самодовольно ухмыльнулся, призывая огонь. Огненное кольцо сомкнулось вокруг них. Жар обжигал кожу и заставлял кипеть воздух, но госпожа не шелохнулась. Тогда инферн щелкнул пальцами и огонь начал приближаться к ним, сжимая кольцо плотней.       — Я самый великий? — спросил он, уверенный, что госпожа будет согласна.       — Нет, — она нежно коснулась его щеки и огонь вдруг вспыхнул.       Языки пламени коснулись сводом храма и устремились к инферну. Он закричал, объятый пламенем, и замертво свалился на пол.       — Я ищу того, кто обойдёт меня по силе. А ты — всего лишь, жалкая искра в костре, который я могу разжечь и потушить, — с этими словами госпожа махнула рукой и пламя исчезло, — кто попробует свои силы следом?       — Удивит ли тебя это? — отозвался шквальный, направляя мощный поток ветра в сторону гостьи. Он мстил за своего друга, желая выставить госпожу за порог храма.       Ветер сдул девушку наружу и захлопнул перед ней дверь. Но победная усмешка шквального быстро сползла с его лица. Дверь распахнулась, и гостья плавной походкой вошла в храм вновь. Оскорбленная поступком шквального, она взглянула на него снизу вверх и с достоинством произнесла:       — Спустись ко мне, господин, я поражена твоим величием. Хочу сделать тебе подарок.       Гриши переглянулись, удивляясь происходящему. Шквальный, уверенный в своей победе, спустился к гостье и надменно произнес:       — Ну, что ты мне приготовила?       Госпожа ничего не сказала. Она приблизилась к шквальному и оставила на его щеке едва ощутимый поцелуй. Гриш гордо выпрямил спину, уверенный в своей победе, но, когда госпожа отстранилась, воздух стремительным потоком вырвался из его легких. Шквальный пытался вдохнуть, но гостья не позволила ни единому глотку кислорода попасть в его горло. Мужчина бился в агонии до тех пор, пока не упал замертво у ее ног.       — Жалкое зрелище, — она взмахнула рукой и тело шквального отбросило к стене порывом ветра, — самодурство и глупость.       В зале повисла напряженная тишина. Мастер, корпориал и проливной переглянулись.       — Позволь мне порадовать тебя, милая гостья, — мелодичным голосом заговорил проливной, — мои друзья были грубы и самонадеянны. Им невдомек, что женщины — не воины, и любят красоту.       Он развел руки и на ладонях гриша заплясали струи воды. Они извивались и переплетались между собой, словно зачарованные змеи, а затем слились в удивительную форму. Птица, состоящая из воды, взмахнула крыльями и облетела храм, а затем приземлилась у ног госпожи и трансформировалась вновь. Теперь перед гостьей стояла ее точная копия.       — Красиво, — улыбнулась госпожа, — достойно, но не удивительно.       Она взмахнула ладонью и рядом с ее водяной копией появилась фигура точь в точь повторяющая очертания проливного. Мастерство исполнения ничуть не уступало его собственным умениям.       — Я не ровня тебе, о прекрасная госпожа, — поклонился проливной, — Прошу дозволения уйти от сюда на своих ногах и в добром здравии.       — Ступай, друг, — разрешила госпожа, — и остальные тоже вольны уйти, если готовы признать поражение.       — Ну уж нет, заносчивая ведьма! — разозлился корпориал, замахиваясь на госпожу рукой, — ты не уйдешь от сюда на своих ногах!       — Ты так уверен? — она перехватила его запястье и грозно взглянула в глаза вероломному гришу. Оба они побледнели. Корпориал вздрогнул, схватился за сердце и пошатнулся. Заклинательница тяжело дышала, но взгляд не отвела. — Я отправлю тебя вслед за твоими мертвыми друзьями, безумец. Отступи.       — Мы умрем вместе, — усмехнулся корпориал.       Но его планам было не суждено сбыться. Мастер подошел со спины к корпориалу и воткнул ему под ребро собственноручно изготовленный клинок. Закрученная сталь вошла в плоть, как в масло. Корпориал охнул, лезвие продвинулось дальше.       — Отступи, — потребовал мастер.       — Нет. — ответил он.       — Тогда тебе придется принять поражение посмертно.       Мастер с силой нажал на клинок и корпориал рухнул на землю. Сталь раскрылась внутри его тела, разорвавшись на сотню тонких лезвий. Заклинательница Луны упала рядом, с трудом найдя в себе силы взглянуть на мастера, и глубоко ему поклонилась.       — Ты станешь моим мужем, — произнесла она, — Самый талантливый и достойный.       — Нет. Твой удел стремиться к тени, луноликая госпожа. Я тружусь лишь при свете дня. — покачал головой мастер и ушел.       Заклинательница Луны осталась одна в роскошном дворце и в сердце её поселился страх. Одиночество и тьма подбирались к ней со спины.       Дарклинг устало протер глаза и взглянул на Селену. Подозрительная тишина с ее стороны давно выдала истинное положение дел, но Александр так увлекся чтением вслух, что не обратил на это внимание. Девочка не слышала завершения истории — она крепко спала. Судя по равномерному глубокому дыханию, уже довольно давно.       «И что мне теперь с ней делать? — задумался Черный еретик, — Разбудить?»       «Девочка устала, — отозвалась скверна, — не стоит ее тревожить.»       Дарлинг взглянул на Селену ещё раз. Умиротворение на юном лице казалось дорогим удовольствием, которое девочке удаётся вкусить не так часто. Он мог бы вырвать Селену из объятий крепкого сна и отправить в постель, но тогда её блаженная нега прервется. Сон покинет её и вряд ли вернётся в ближайшие часы. Маленькая заклинательница должна восстанавливать свои силы — Дарклинг не смел нарушить её покой.       Генерал отложил книгу в сторону, поднялся и подошёл к Селене. А затем подхватил девочку на руки и перенес на тахту у стены.       «Лёгкая, как пушинка. — заметил Александр, — нужно распорядиться, чтобы её лучше кормили.»       «С такими темпами, начнёшь готовить для неё сам, — ехидно отозвалась скверна. — У великого Чёрного Еретика просыпаются инстинкты.»

*** *** ***

      Николас не мог уснуть. В его разум настойчиво пробирались мрачные мысли. Всё, что происходило с ним заставляло голову юноши распухать и болезненно пульсировать.       В келье было чудовищно тихо. Николас перевернулся на правый бок, прислушиваясь к собственному дыханию. Всё ещё мог дышать. Помнил как. Правда, после того, как Эшер выпустил его из своей кельи в последний раз, дышать Николасу не очень-то и хотелось.       Он перешёл все дозволенные границы. Поступился всеми заповедями. Дал старику надругаться над собой изощрённым способом. Раньше ему хватало ударов плетью и демонстрации наготы, но теперь Арман хотел большего. Его аппетиты росли по мере продвижения в исследованиях. Теперь лягушки дохли не сразу. Некоторые из них проживали до пяти минут, прежде, чем сгореть заживо. Призрачный успех на горизонте опьянял старика и поощрял низменные желания.       Николас ощущал его прикосновения даже после тщательного мытья. На руках, на лице, на губах. Теперь избавление от языка в стенах этого места приобрело здравый смысл. Отсутствие ловкого отростка спасало остальных от мерзкого солоноватого привкуса, мучившего Николаса до сих пор. Ему хотелось блевать от отвращения, но вместо этого он поднялся с постели и направился в самое тёмное место монастыря.       Куда ещё он мог пойти? Оставаться наедине со своими мыслями казалось опасным, но и заговорить с кем-то было нельзя. В лучшем случае Арман вышвырнет Николаса на улицу, в худшем лишит его жизни чтобы тот не сболтнул лишнего. Николас оказался в ловушке, добровольно согласившись на условия пребывания в ней. Всё, что он делал было ради отца и по собственному уразумению, но это не умоляло волны отвращения и ненависти.       Алина встретила посетителя отстранённым взглядом, будто совсем не удивилась ему. Худощавая оборванка с синяками вокруг потухших глаз сидела в привычной позе — подпирала ослабшими плечами гниющую стену. Её волосы спутались, как у монстра из сказок, а губы совсем потеряли цвет. В ней не было ни силы, ни царственности, ни воли к жизни. Слабая. Сломленная. Покорная.       Алина находилась в гораздо худшем положении, чем Николас и именно поэтому он пришёл к ней. Убедиться, что есть кто-то, чья жизнь ещё более отвратительна, чем его собственная.       Он хотел просто взглянуть — напомнить себе, что его жизнь всё ещё принадлежит ему самому. У Николаса не было цепей и ведра для нужды в углу. Он мылся каждый вечер и мог есть хорошую пищу. Алина только лишь мечтала об этом.       — Что тебе нужно? — она лениво повернулась. Так, будто Николас вторгся в её покои и нарушил час умиротворения.              — Поговорить, наверное. — отозвался он, поморщившись от запаха. Сырость, зловоние, отчаяние и приглушённый гнев витали в воздухе пещеры покаяния.       — Сложно жить когда из говорящих вокруг только безумный старик и пленница? — она оскалилась, подобно прирученной крысе и Николас ощутил странное напряжение в желудке.       Тошнота вновь подступила к горлу. Желчь прожигала пищевод.       — Ты не представляешь как, — поморщился он.       — О, просвети меня, — театрально закатила глаза Алина, — прикованную к стене без шанса на освобождение.       — Заткнись, — фыркнул Николас и сел на лавку, которую прикрутили к стене напротив Алины специально для Армана. — Говорить с тобой было глупой идеей.       И чем он только думал? Николасу вообще запрещено приходить к ней.       — Значит не только я совершаю глупые поступки? Хоть одно приятное известие за последнее время.       Пленница должна была познавать смирение и послушание. Солнце импульсивно и неразумно, если верить Эшеру, оно склонно к высокомерию и гордыне. Заклинательница Солнца воплощение дневного светила, а значит склонна к его порокам — опять же, если верить словам настоятеля. В общем-то, Николас с трудом представлял эту девку с прямой осанкой, что уж говорить о гордыне? Одна полуночная беседа не сделает вреда.       — Как ты здесь очутилась?       Терять было нечего. Раз Николас пришёл, почему не расспросить её? Что он знал о заклинателях? Ровным счётом ничего. За всё время жизни с Селеной под одной крышей Николас не интересовался ею. Может, стоило бы? Вдруг даже у гришей есть слабые места, по которым можно ударить.       — Меня привёз Чёрный еретик. Знаешь такого?       — За дурака меня держишь? — усмехнулся он, рассматривая заклинательницу внимательней. Свет фонаря подчеркивал ее изъяны и придавал жути чертам изможденного лица. — Отец рассказал мне о нём. Чёрный Еретик помер очень давно.       Единственный гриш о котором с детства знал Николас — Чёрный Еретик. Безумный и злобный колдун, разделивший страну пополам. Отец говорил, что Чёрный Еретик забирает непослушных мальчиков и утаскивает их во тьму, где долго и изощрённо мучает. Так далеко и глубоко, что даже святые не услышат мольбы несчастного хулигана. Николас до слез боялся Чёрного Еретика, когда был мальчишкой. Теперь же он вырос и был уверен, что единственное известное ему гадкое чудовище — Селена.       — Видать, ты и правда дурак, Николас. — засмеялась Алина, — Гриши живут очень-очень долго. Особенно те, кто связывает себя со скверной.       — Скверна? — услышав знакомое слово, он нахмурился.       — Дрянь отравляющая всё к чему прикасается. Та сторона Малой науки о которой почти никто ничего не знает, а если и знает, то не говорит.       — Тьма в чистом виде, — он повторил слова Эшера с опаской.              — Беспросветная, гнилая и злобная. — Алина поджала колени к груди и заинтересованно уставилась на собеседника. Он знал о сквере. Что ещё он мог знать? — А как ты очутился здесь?       — Приехал на телеге.              — Бежал от своих демонов под крылышко святого Агафона? — нажала она.       — Искал помощи. Мой отец болен. — неожиданно для себя признался Николас, — Ему нужна помощь. Я надеялся на святых, но нашёл другой способ.       Нашёл ли? Долгое пребывание в стенах монастыря все еще не дало существенных результатов. Отец не узнавал его и утратил способность мыслить. Эшер убеждал, что изменения обратимы и Николас старался верить ему, но время шло, а тьма только сгущалась.       — Знаешь, для кого-то и я святая. Чем болен твой отец?       — Звериное бешенство. Так это называет Арман. Общепринятого названия у недуга нет. Он почти превратился в животное. Обезумел. Забыл меня. Рычит и кусается. Это всё из-за моей идиотки—сестры. Навлекла на него проклятие и сбежала.       — Как такое возможно?       — Она магичка. Такая же, как ты или что-то вроде того.       — Я заклинательница Солнца. Я одна в своём роде. Вряд ли она такая же, как я.       — Я в ваших подвидах не разбираюсь. Знаю, что вы приносите беды и лучше с вами не связываться.       — Тогда почему ты сидишь здесь? — усмехнулась Алина.       Николас задумался. Он не знал причин. Ему просто напросто хотелось выбраться из темницы своих переживаний и отвлечься. А ещё его мучили одиночество и, пожалуй, любопытство. Николас очень давно не говорил ни с кем, кроме старика Армана. А общение с ним всегда сопровождалось неоднозначными действиями.       — От неё вечно одни проблемы. Однажды она решила сбежать из дома, но я уже договорился с Дрюскелле, чтобы они забрали ее себе. Мог бы заработать хорошую сумму и избавиться от лохматого недоразумения под боком. Но ни того ни другого не случилось. Она снова заставила мир крутиться вокруг себя и все пошло не по плану.       — Ты знаешь Дрюскелле? Мы что на севере?       Впервые за многие месяцы, которым Алина потеряла счет, у нее появился шанс узнать о месте своего заточения чуть больше. Кроме того, что ей приходилось дожидаться собственной гибели в затхлой келье монастыря, она не ведала ничего. Как далеко она от столицы? Что творится снаружи? Куда ведет страну темная ладонь Черного Еретика?       — У границы с Фьердой. — объяснил Николас, — Дрюскелле иногда дают о себе знать. Я имею кое-какие знакомства.       Николас не заметил, как пролетело время. Алина задавала ему вопросы, будто голодная до новостей деревенская девка. Изголодавшийся по разговорам он не мог прервать их общение и ближе к рассвету Алина уже не казалась Николасу уродиной.       — Мне пора, — нехотя сообщил он.       — Не волнуйся, я не стану трепаться о том, что ты приходил. И, если надумаешь заглянуть снова, в беседе не откажу.       В ту ночь зародилась их странная дружба, основанная на долгих бессмысленных разговорах тайком от Эшера. Арман продолжал свои исследования, не зная, что его юный помощник постепенно привязывался к пленнице генерала. Николас приходил к Алине глубокой ночью — сначала после аудиенций в келье настоятеля, чтобы отвлечься от отвращения к себе, а потом и просто так. Он вызывался относить ей еду и выбирал продукты получше, задавал заклинательнице вопросы о природе гришей и рассказывал о своей жизни. Так шли дни, летели месяцы и спустя какое-то время Николасу стало казаться, что он знал Алину всю жизнь.

*** *** ***

      Селена глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Свет послушными нитями струился с кончиков её пальцев и, словно вода, стекал на пол. Багра размеренно покачивалась в кресле-качалке.       — Молодец, — проскрипела старая ведьма, выбивая Селену из равновесия мыслей. Девочка так удивилась похвале, что поток света прервался и исчез, — нет. Все-таки дура. Кто в здравом уме отвлекается во время колдунства?       — Ты так скупа на похвалу, что для меня твоё одобрение сродни молнии в ясном небе.       — У Егорки на всё отговорки, — фыркнула Багра, — заткнись и начинай заново. Освободи разум. Пригласи свет. Направь его в точку. Сформируй формомысль. И прекрати отвлекаться на всё подряд, глупая.       — Багра, а ты всегда была такой мегерой? — улыбнулась Селена, — Или злишься за то, что тебя заставили со мной возиться?       Багра была мрачной старухой. И, если честно, Селена была готова поверить, что она даже родилась брюзжащим старым младенцем. Слишком часто старуха ворчала.       — Я к тебе уже привыкла, бестолковая. А мегерой всегда была. Только красивой и молодой. Всё при мне было. Ум, ноги длинные, талия осиная, коса ниже бёдер, как у тебя. Мужчины с ума сходили.       — Обманываешь меня? — хихикнула Селена, надеясь узнать о наставнице больше. — Уверенна, они тебя боялись.       — Это было уже позже. — усмехнулась Багра. — Было время, когда моё сердце замирало от ужаса при встрече с мужчинами. Тогда я была юна, наивна и довольно слаба.       — Ещё скажи, что читала романтичные книги и мечтала встретить кого-то вроде генерала, чтобы прожить с ним долгую и счастливую жизнь.       — Ха, острить ты научилась, значит, а свет контролировать тебе сложно? — засмеялась Багра. — Хоть чему-то учишься у меня. Того и гляди, сможешь показать зубы мальчишке, если он начнёт тебе досаждать своим пристальным вниманием.       — Почему ты так называешь его?       — Для меня он мальчишка. Избалованный и упрямый. Ничем не лучше тебя. — Багра взмахнула рукой и маленький шарик телесной тени врезался в плечо Селены.       — Ай! — возмутилась она, — Нечестно! Ты отвлекала меня!       — Я тебя тут честности что-ли учу? Соберись и работай.       Селена фыркнула и вернулась к поставленной задаче. Но стоило ей вновь призвать свет, как Багра вновь принялась говорить.       — Я отлично помню себя в твоем возрасте. В то время, когда я начала понимать, что привлекаю мужчин своей мордашкой. У меня еще не было способностей к концентрации, как и у тебя сейчас. Я тогда на речку пошла. Одна, как обычно. Хотела скинуть платье и наплаваться вдоволь. Давно это было, а помню, как сейчас, представляешь? — на губах проступила улыбка, но Селена решила не отвлекаться. Мягкий свет струился по ее ладони, пока Багра продолжала: — Но кое-кто решил, что мои планы могут подождать. Со спины ко мне подкрался мужик. Здоровый, как шкаф. Зажал рот, чтобы не кричала, и потащил к деревьям. Я, конечно, отбивалась, но физических сил не хватало. Что может шестнадцатилетка против громилы?       Селена слушала, стараясь не потерять концентрацию на жидком свете, стекающем вниз. Откровение Багры отзывалось страхом за ту девушку, которой она когда-то была, и сочувствием к тому, что могло произойти. На какое-то мгновение ей захотелось обнять старуху и сказать, что прошлое остается в прошлом. Воспоминания не имеют никакой силы, если они остались далеко позади. Например, то место, где выросла Селена. Старый дом в Илимске, грубость отца и злоба брата — все это когда-то было с ней, но больше не имеет власти над ее жизнью. Она вычеркнула это из своего сердце, перешагнула, отреклась от любой связи с прошлым. Запретила ему возвращаться в собственную голову, устремилась к иным горизонтам. Но Багра в поддержке не нуждалась.       — Единственное, что у меня было — моя тень. Только то, что я всегда в себе подавляла и боялась, что-то что казалось мне инородным и злым, чем-то постыдным и недостойным. Ни камня, ни палки, чтобы отбиться от грязных рук. В округе никого не было, а если и был, то не собирался вмешиваться. — Багра задумчиво пожала плечами и улыбнулась, так будто вспомнила что-то приятное. — Вот тогда-то я и поняла, что значит концентрация на собственных силах. Когда у тебя нет выбора. Или ты или тебя, милочка.       Молчание затянулось. Селена погасила свет в ладони и заинтересованно взглянула на старуху.       — И чем все закончилось?       — А ты как думаешь, дуреха?       — Ты вырвалась?       — Нет. — Багра провела указательным пальцем по дряблой шее и зло ухмыльнулась, — Отправила свинью к праотцам. Ты свободна. Я порядком устала от твоего общества на сегодня. Увидишь генерала передай ему, пусть зайдет.       — Хорошо. — кивнула Селена, разминая затёкшую руку.       — И вот еще, что: сказки, что он тебе дал, ты читаешь?        — Да.       — Читай их внимательно. Особенно те, что про мрачного странника. Думаю, они тебе пригодятся.