Perfect Blue

Толпа лютых мертвецов надвигалась, как наводнение — на несколько метров не увидишь и корня дерева. По вечернему воздуху растекся тошнотворный запах гнили и смерти. Маленькие детские ручки в ужасе сжали полы потрепанного ханьфу. Это зрелище пугало до дрожи. Масло в огонь подбавляло осознание собственного бессилия, и дыхание невольно сбивалось от страха. Ванцзи крепче сжал меч. За его спиной ребенок скулил от страха и жался изо всех сил к ноге родителя.  Один из мертвецов с душераздирающим криком набросился на него. Удар меча — и дряхлое тело полетело к ногам. Одежду окропили пятна тухлой крови. Дыхание вышло из-под контроля, и никакие дыхательные техники уже не могли унять беспокойства за родных.    — Сичэнь!  За спиной снова раздался рев, но он вовремя уклонился и проткнул мертвеца мечом. — Бегите прочь! Позовите кого-нибудь, я один не справлюсь.   — Не неси чепухи, я не оставлю тебя одного!  Другой мертвец бросился уже на них — отца и сына. Мальчик закричал от ужаса, и Сичэнь не раздумывая закрыл его собой. Ванцзи со скоростью молнии бросился к ним. Удар клинка, вспышка отраженного света — и тело мертвеца проткнуло насквозь божественное лезвие. Ванцзи обернулся к супругу и сыну, одарив обоих злым, ошалевшим взглядом, и, занеся руку для удра, издал раздирающий горло крик:  — Живо!  Рука его коснулась чужого плеча и оттолкнула прочь. Для скопления нечисти это было как сигнал — все разом набросились на мечника. И засверкал в сумерках волшебный клинок — взмах один, другой, повсюду брызги крови и разбросанные части мертвых тел. На это невыносимо было смотреть. Сичэнь, рывков подхватив ребенка на руки, ринулся прочь.  В ушах еще отдавался этот пробирающий до костей рев. И сердце бешено колотилось, а желудок сводило спазмом от голода и тревоги. Ванцзи не справится. Эти мертвецы разорвут его на части. Мальчик рыдал, уткнувшись в его плечо, что-то бессвязно лепетал — из-за бьющего по ушам ветра не было слышно ничего. Тревога сменялась ужасом, сбивая дыхание, и только быстрый бег и плачущий ребенок на его руках не давали поддаться этому липкому, отвратительному чувству.   — А-Хуань, не плачь, — шептал он, — А-Хуань, все хорошо. Папа скоро нас догонит.  А-Хуань не верил ему. Сичэнь говорил и гладил его по голове, не в силах слушать чужой плач. Но чем больше он говорил, тем больше сбивалось дыхание, и ноги быстрее наливались тяжестью. Он бежал без оглядки — пока Ванцзи может сражаться, у них был шанс выжить. А значит надо было бежать. Но тело его было слабо — слишком быстро он позволил себе передышку. Всего лишь перевести дыхание и дать отдых рукам. Но стоило ему остановиться, как ноги и руки свело судорогой. Он не выдержал — упал и привалился к дереву, жадно хватая ртом воздух. Сердце, казалось, разрослось до размеров тела, и стук его отчетливо отдавался в каждой клетке тела.  — Папа! — А-Хуань тут же схватил его за руку и потянул на себя, размазывая слезы по щекам. — Папа, вставай! Демонический рев разорвал окружающее пространство. Едва увидев глаза мертвеца среди деревьев, Сичэнь вскочил на ноги и выхватил меч. Кровь забурлила, адреналин побежал по венам. Не видя никого и ничего, он махал мечом, нерушимой стеной защищая вжавшегося в дерево ребенка. Не чувствуя ни боли, ни былой усталости, не замечая текущего по лицу пота и капель чужой затхлой крови, он сражался с яростным криком, не давая мертвецу ступить ни шагу ближе. Особо сильная нечисть попалась. Сичэнь стоял насмерть, потеряв счет времени.  Только когда мертвое, изуродованое тело осело к его ногам, он смог остановиться. Воздух вышел из груди с утрашающим хрипом.   — А-Хуань… Все хорошо…  Он из последних сил обернулся, чтобы взглянуть на лицо ребенка. Перед глазами немного плыло, и взгляд отказывался фокусироваться. Что-то было не так. Он смотрел в пустоту, пытаясь прийти в себя, стер с лица пот и чужую кровь. И вдруг понял.  У дерева не было никого.   — А-Хуань?  Дыхание сбилось тут же. Он обошел дерево. Ребенка там не оказалось.  — А-Хуань! На ветках дерева он никого не разглядел.   — А-Хуань! Кровь тут же ударила в голову, и он, как взбешенная лисица, принялся метаться вокруг, выкрикивая в чащу леса одно и то же имя. Вмиг взгляд его прояснился, а слух обострился до невозможности. До судорог в ладони он сжимал меч, ноги снова преодолевали метр за метром, взгляд прочесывал окружающее пространство, и только нарастающая с каждым вздохом тревога не давала оставаться спокойным.   — А-Хуань!!! Он смахнул грязным рукавом слезы. Глаза защипало. Он ринулся вперед, срывая горло тревожным зовом. Куда мог убежать мальчик? Куда он мог ринуться в бесконечно широком лесу без единой тропы, еще и ночью. Становилось темнее, и от того — еще тревожнее. Дыхание не поддавалось контролю, лишь ноги несли куда-то, вырисовывая тропы меж деревьев, что похожи, как близнецы. Ни единого намека на человека. Тревога из области под желудком проникла в руки и ноги, вызывая сильную дрожь, а после и в голову, застилая сознание. Он лишь метался и звал, сходя с ума от страха. Где-то там остался его муж, а теперь и сын затерялся в лесу. Это было похоже на кошмар. Только вот он не знал, как проснуться.  Он пробился в истерике около часа, все носясь среди деревьев и сорванным голосом повторяя имя ребенка. Тело не слушалось. Сознание гасло, и держать его стоило нечеловеческих усилий. Он уже почти потерял веру найти мальчика, как вдруг среди деревьев он увидел светлое пятно. И пятно это двигалось. И, кажется, издавало звуки.  Взгляд тут же поймал фокус. Сичэнь различил среди деревьев силуэт чужого ханьфу. Заклинатели! Здесь заклинатели! Не думая ни о чем, он ринулся к человеку в светлом ханьфу, чтобы вымолить помощи. С неизвестно откуда взявшейся силой голоса он закричал:   — Молодой господин, прошу, помогите!  Преодолев стену деревьев, он вышел на небольшую выжженную поляну. И вдруг понял две вещи — человек перед ним был одет в ханьфу клана Цзинь и прижимал к рукам маленького, бьющегося в истерике ребенка.  Весь мир в мгновение сжался до одной точки. До одного перепуганного детсткого взгляда.   — Папа! Это папа пришел!  А-Хуань ринулся к нему, и Сичэнь вмиг забыл, как дышать. Сильно и трепетно сжимая в объятиях своего ребенка, он мог лишь безостановочно шептать чужое имя, осев на траву от нечеловеческой усталости. Кроме осознания, что его ребенок нашелся, и был цел и невредим, больше ничего не приходило в сознание. Он даже не поблагодарил молодого господина, в чьих руках нашел своего сына.  Как вдруг чужой зов заставил его прийти в себя. И осознать еще одну вещь.  — Брат?..  Он поднял глаза. И увидел, что перед ним стоял сам Мэн Яо.   — А-Яо…  Он ничего не мог, кроме как бессильно выдохнуть чужое имя. Даже встать не мог — тело не слушалось. Мэн Яо тут же подошел к нему, опустился на колени и коснулся ладонью следов засохшей крови. К великому счастью — чужой.   — Брат, как ты… Что ты тут делаешь?.. — разум главы Цзинь переполняли вопросы, они все скопом лезли под язык, и от того он не знал, что сказать. Мальчик в объятиях Сичэня уставился на него непонимающе, будто это не он только что прибежал в слезах и истерически умолял спасти его отца.   — А-Яо, — Сичэнь еще крепче прижал к себе ребенка. — Спасибо, ты… ты спас его.   — Папа, кто это? — мальчик поднял на его взгляд, полный, как и раньше, безудержного любопытства. Сичэнь только набрал в грудь воздуха, как вдруг вблизи послышались шорохи.  Мэн Яо встал на изготовку. Сичэнь спрятал лицо ребенка в изгибе плеча. Но пришедшим был никто иной, как с ног до головы покрытый кровавыми разводами Лань Ванцзи.   — Ханьгуан-цзюнь?  — шоку Мэн Яо просто не было предела. Ванцзи же не удостоил его и взглядом. Едва увидев сжавшихся в комок мужа и сына — ринулся к ним. Сичэнь закинул руку на его плечо, и с горем пополам поднялся на ноги. А-Хуань все еще боязливо цеплялся за его ханьфу.   — Ч-что вы оба тут делаете? — вмиг глава Цзинь растерял свое хваленое красноречие, переводя взгляд с одного беглеца на другого. — Мы… мы два года искали вас, всю Поднебесную вверх дном перевернули! Где вы были, брат, глава Лань? Ванцзи и Сичэнь переглянулись, и синхронно повернули головы в сторону своего спасителя.   — Это долгая история, — вздохнул Сичэнь, поглаживая по голове ребенка. — В двух словах и не расскажешь.  Мэн Яо тут же принял вид крайней решительности — выпрямил спину и сжал в руках меч.   — Здесь неподалеку есть деревня. Остановимся там. Вам всем нужен отдых. Вы можете сами идти?  Они одновременно кивнули. Ванцзи без лишних слов взял ребенка на руки.  ***  — Я отступил, когда увидел, что пришли адепты из клана Цзинь, — сказал Ванцзи под пристальным взглядом Мэн Яо.  За окном сгустилась ночь. Скромную комнатку в постоялом дворе освещал свет лишь одной свечи. На кровати Сичэнь полулежал-полусидел, укачивая на руках А-Хуаня. Он заснул еще по дороге — слишком много ему пришлось пережить за один день.   — Появление ордена Цзинь стало для нас настоящим спасением,  — вымучено улыбнулся Сичэнь, поглаживая мальчика по волосам. — Если бы не вы, наши трупы уже были бы растерзаны этой нечистью.   — Говори тише!  — шикнул на него Ванцзи. Сичэнь послушно понизил тон голоса.   — Брат, я хочу узнать, где вы были! Прошло шесть лет, почему вы покинули орден? Где были все это время? — Мэн Яо почти трясло от желания, наконец, узнать правду. Сичэнь опустил взгляд к полу. Он не думал никогда, что будет кому-то снова рассказывать эту историю. Тут даже не поймешь, откуда начинать.  Ляньфан-цзюнь усмехнулся горько и сел за стол, залпом опрокинув в себя чашу уже остывшего чая.   — Весь заклинательский мир считал вас пленниками Старейшины Илина, Вэй Усяня.   — Не без оснований, — неожиданно выдал Ванцзи, допивая свой чай. — Мы действительно все это время прятались на Луаньцзан. Но мы не были пленниками.   — Тогда что вы там делали? — Мэн Яо едва не стукнул кулаком по столу от негодования. Зная, что между ними тремя царит атмосфера общей тайны, он мог позволить себе быть чуть более открытым в своих эмоциях. Сичэнь вновь потупил взгляд. Фраза, что вертелась на языке, была единственным правдивым и честным ответом.   — Это все случилось из-за одной… давней истории. Очень давней.  И он рассказал все, как на духу. Историю их с Ванцзи родителей, свой ужас от этой тайны, неожиданную весть о ребенке, их побег. Даже про их три поклона в храме предков. С каждым предложением выражение лица Мэн Яо становилось все более неописуемо удивленым. Он то расширял глаза, то затаивал дыхание, то сжимал пальцы от напряжения. И лишь одна эмоция читалась в его лице под конец сего рассказа:  Ужас. Горький ужас осознания.   — Значит… Вы спрятались от всего мира на проклятой горе, чтобы сохранить вашу тайну и ваш союз…  Лицо свое, бесконечно усталое, он спрятал в ладони, локтем опершись на стол. Полная горечи улыбка вмиг исказила его.   — Как же получилось так, что ваш ребенок родился без недугов и уродств?  Сичэнь вмиг прижал ребенка крепче к себе, будто защищая. Ванцзи тут же обратил внимание Мэн Яо на себя:   — Нам пришлось пожертвовать своими золотыми ядрами.  На лицо главы Цзинь лег новый оттенок неописуемого шока.   — Когда я еще носил ребенка под сердцем, Вэй Усянь и дева Вэнь раскрыли нам тайну, — продолжил Сичэнь. — Наши золотые ядра в окружении тьмы, что поглотила гору, просто были бы разрушены.  И у нас был выбор — либо позволить этому случиться, либо направить всю их энергию на то, чтобы спасти от болезней нашего сына.  Он повернулся к Мэн Яо.   — «Последний вздох феникса».  — Одна из секретных техник Гусу, — добавил Лань Чжань  Мэн Яо потерял дар речи. «Последний вздох феникса» — легендарная техника, покрытая завесоцй слухов и тайны. Используя её, заклинатель передаёт всю свою энергию, давая силу другому и неизбежно разрушая свое ядро. На такое могли решиться люди на грани смерти, с неизбежно угасающими золотыми ядрами. На это же решились двое связанных брачными узами юношей. Зная все риски, самый страшный из которых — смерть их и ребенка, все равно решились. Вот почему они оба едва не погибли в сражении с лютыми мертвецами. За один только вечер Мэн Яо испытал столько удивления и шока, сколько, казалось, не чувствовал всю жизнь. Это все было действительно невероятной историей, настолько, что просто не уладывалось в голове. Он потом еще не один вечер проведет в попытках осознать все услышанное сегодня. И раз за разом гоняя в голове лишь одну горькую мысль:  У него был выбор. Действительно был. Но цена была слишком высока.  Только эти двое в состоянии были заплатить.   — Это… невероятно. Но брат, после всех тех чувств, что вызвала в тебе история ваших родителей, почему же ты назвал ребенка своим же первым именем? Разве это не сулит ему такую же несчастную судьбу? Сичэнь вдруг мягко улыбнулся и с нежностью огладил волосы спящего ребенка.   — Ошибка наших родителей была в нелюбви и нечестности. Мы же с Ванцзи, — он поднял взгляд на супруга и столкнулся с таким же, теплым янтарным взглядом, — мы честны, и любим друг друга. А потому можем подарить своему ребенку счастье жить в любящей семье. Счастье, которого был лишен я.  Ванцзи подошел и легонько коснулся ладонью плеча супруга.   — Мы оба.  Мэн Яо, не выдержав, снова спрятал горечь на лице в сети линий на ладони.  *** Они распрощались на рассвете, и разошлись своими дорогами. Группа адептов клана Цзинь разобралась с нечистью в этом участке леса. Молодой семье больше ничего не угрожало. И, как и раньше, все дороги были открыты.   — Куда же мы пойдем теперь?  — спросил Ванцзи, неся полусонного А-Хуаня на спине. Сичэнь лишь молча смотрел на горизонт, из-за которого выглянуло и вовсю светило дружелюбное солнце. Они молча направились в путь. Не имело значение теперь, куда идти.  Только у Лань Сичэня была цель.  И, спустя множество дней пути они её достигли. С очередным рассветом храм Гуаньинь распахнул свои двери для всех желающих. Ванцзи смотрел на это место с удивлением, маленький А-Хуань — с всепоглощающим детским любопытством, и только Сичэнь — с благоговением. Будто он сам приложил руку к постройке этого храма.   — А-Чжань… Смотри, я вырос здесь.  Разглядывая роскошный экстерьер храма, невозможно было представить, что когда-то это место было публичным домом. Фраза эта слишком не сочеталась с окружающей действительностью. Перед тем, как распрощаться, Мэн Яо рассказал ему, что публичный дом, в котором они выросли, сгорел, и по его инициативе здесь был построен храм. Сичэнь посчитал своим долгом его посетить.  Статуя богини Гуаньинь посреди зала приковывала внимание своей красотой. Сичэнь при взгляде на неё только шире улыбнулся.   — У неё лицо Мэн Яо,  — неожиданно выдал Ванцзи, подойдя ближе, внимательно осматривая.   — Не его, — Сичэнь качнул головой.  — Матушки.  Вдвоем они зажгли благовония, пока А-Хуань стоял рядом и во все глаза наблюдал за действиями родителей. А потом они опустились на колени и преклонили перед статуей головы. Мальчик повторил за ними. Втроем они стояли на коленях и молились о счастье для своей семьи.  Сичэнь улыбался. С длинных ресниц капали и разбивались об пол слезы безграничного счастья.