Выходные

Утро воскресенья. Последний день в неделе, когда можно не вставать в ни свет, ни заря. И Степан сегодня проснулся в девять утра. Он поднимается с кровати и замечает, что Никита ещё спит. Интересно, во сколько в итоге он уснул? Гайдаров вчера не дождался его прихода из душа, потому что его банально потянуло в сон. После лёгкого поцелуя ему действительно морально стало легче и спокойнее. Старший вспоминает эти мгновение и, как идиот, улыбается, собирая своё полотенце и другие гигиенические средства и вместе со своим хозяйством он направляется в ванную комнату. Там он умывается и чистит зубы, наблюдая за собой в зеркале и думая о том, что происходит между ним и Никитой. Свои собственные чувства он понимает и даже принимает. Он любит Никиту. Любит в нем абсолютно всё, не преувеличивая. Шкоркин по-настоящему хорошая личность. Но любит ли он так же? Да, Стёпа боится делать выводы по этим его поцелуям. Но он иногда так смотрит… Смотрит с такой любовью и добротой. Но он ничего не говорит насчёт этого. Но и Степан тоже не говорит, хоть и дико любит. Слишком много "но". От этого у парня мозги кипят. Парень быстро заканчивает с водными процедурами и возращается в комнату. Никита уже не спал, мало того, он успел привести себя в порядок. — ты чего такой чистый уже? Даже форму надел… — улыбнувшись, проговорил тот, вставая спиной к окну и наблюдая за юношей. — да я проснулся сразу, как ты вышел. Не захотел ждать и пошёл попросил у девчонок воспользоваться их ванной. — пожимает плечами, не сводя взгляда с парня. — серьезно? И типо они так легко согласились? — а ты как думаешь? Ане сейчас точно не до таких мелочей, а Вероника только рада была, что я обратился к ней, — Шкоркин улыбнулся, поймав чужую усмешку. После этого Гайдаров тоже переоделся в школьную форму и они вышли из комнаты. По расписанию у них завтрак. Следующие полдня прошли обычно и ничем не примечательно. После обеда Стёпа предложил другу вместе почитать книгу, мол скучно, а тот и не против. Старший лежал на кровати, слушая чужой, но одновременно уже родной голос Шкоркина, который сидел у него в ногах. Он внимательно вчитывался в текст, пытаясь уловить суть, в то время, как второй даже одного слова не запоминал, уж слишком был занят наслаждением, которое ударяет по ушам. — о, это что? Пушкин? — спрашивает Степан, только сейчас обратив внимание на обложку, — мы его в школе изучали. Шкоркин тоже смотрит на обложку и начинает смеяться. — дурак, все его изучали. — второй тушуется, но потом тоже начинает смеяться. А вот после ужина такой хороший настрой, как рукой сняло. Подросток хотел попросить младшего продолжить читать, но, заметив его не самое лучшее настроение, передумал. — ты чего? — он садится рядом с парнем, который уже минут десять сидит и не шевелится, явно задумавшись о чём-то. — уже завтра начинается финальная неделя... — ты че, волнуешься что ли? Не переживай! — толкает в плечо, — Никит, я верю в тебя, разве ты сам в себя не веришь? Ты тут больше всех изменился в лучшую сторону. Думаешь, учителя этого не замечают? Да все замечают! Все смотрят на тебя и гордятся тобой, — твердит Степан, пытаясь показаться как можно убедительнее. — да я как бы не только за себя волнуюсь, — младший удосуживается взглянуть в чужие глаза. Стёпа от такого сглатывает. Снова этот проницательный и полный любви взгляд. Гайдаров чувствует, как краснеют кончики ушей и уводит взгляд туда, куда до этого смотрел Шкоркин — в стену. Без лишних слов понятно, что он имеет в виду. — спасибо, — в ту секунду юноша целует Никиту в щёку, но последнему этого уже недостаточно. Он впивается в чужие губы поцелуем, придерживая за плечи. Гайдаров тает и поддается, отвечая на трепетный поцелуй. Их языки уже спелись в танце, от чего оба были готовы на многое. У них бабочки в животе, каждый чувствовал, что от них сейчас взлетит ввысь. Никита отстраняется, но только для того, чтобы повалить юношу на кровать и начать расстёгивать его пиджак. Стёпа останавливает его руки своими, поражёно смотря прямо в глаза. — т… ты чего? — Шкоркин вздыхает, а потом отвечает: — будто ты сам не понимаешь. Не строй из себя дурака. Возможно, это наш последний шанс, так почему бы не воспользоваться? — он приступает, чтоб, наконец, покончить с пуговицами пиджака, но его снова останавливают, — чего опять? — а, если зайдет кто-то? — да никто не зайдет, не дури. — и он не смеет ослушаться. Никита, расстегнув пиджак, приступает к рубашке. С ней он не торопится, медленно расстёгивая каждую пуговицу. А Стёпа не знает, куда свои руки девать, поэтому просто положил их на кровать, сжимая постельное бельё. А тем временем его торс уже оголён. Младший припадает губами к его шее, целуя смуглую кожу и иногда легко прикусывая. Он понимал, что слишком этим увлекаться не стоит, а то до завтра точно не сойдет. Степан прикрыл глаза, а его дыхание стало глубже. Любимые губы сейчас касаются его. От этого не по-детски рвёт башню. Шкоркин уже перешёл на грудь, не желая оставлять хоть какой-то участок тела без внимания. Он проходится языком сначала по самой грудной клетке, а потом только по одному из сосков. На этом моменте старший не выдерживает и тихо простанывает, вызывая у Никиты самодовольную улыбку. Он на этом дело не останавливает, продолжая терзать соски, то кусая их, то посасывая, и этими движениями вызывая у парня эйфорию и взрыв эмоций. Он бы и продолжил, но его отстранили со словами: "хватит, мне уже больно становится". Шкоркин решил перейти к его штанам и нижнему белью. Он вёл себя уверенно, примерно представляя, что, да как. Но это нельзя сказать о Стёпе. Он сильно стеснялся и не понимал, что делать. Неужели просто лежать? Никита слишком напорист и не позволяет вставить свои пять копеек... И вот, они оба абсолютно голые. Младший берёт руку подростка и кладёт её на свою левую сторону груди, давая почувствовать учащённое сердцебиение. Гайдаров прикрывает лицо рукой, делая вывод для себя, что чужое сердце горит именно от него. Никита проводит руками по телу старшего и останавливается на половом органе. Он ведёт вдоль возбуждения пальцем, от чего второй дёргается и равно выдыхает. Это Никиту только заводит и он обхватывает ладонью его член и начинает неспеша водить по нему, извлекая из стёпиной груди новые стоны. Тело старшего уже не может спокойно лежать на поверхности и оно извивается уже от любого прикосновения. — Никита, я, кажется, скоро не выдержу, — жалуется подросток, слегка хмурясь. На Никиту это не действует. Он наоборот увеличил темп своих движений, без остановок стимулируя его половой орган. Степан правда не выдерживает и, откинув голову назад, изливается в ладонь и на живот. Только после этого младший перекладывает руки на чужие ноги, разводя их и подгиная в коленях. — больно же будет… — Степан отвёл взгляд, кусая губу. — а ты чего хотел? Когда-нибудь бы это произошло. — в смысле? — в прямом! Неважно, — Шкоркин сводит брови к переносице. — ты не даёшь мне настроиться. — я хочу разговаривать… Чтоб отвлечь себя. — ладно, разговаривай, — он вскидывает бровь, ожидая слов, но в ответ ничего не последовало. Потому что Степану стало неловко. Никита улыбается, смачивает свои пальцы слюной и подносит их к промежности. Конечно, лучше бы что-то более подходящее. Но где тут смазку найдешь? Выдохнув, как бы приготовившись, он вводит первый палец. Гайдаров поджимает губы, напрягаясь. Ощущение не из приятных. Шкоркин чувствует узость, но ему все равно удаётся ввести все фаланги пальца до конца. Потом последовал и второй палец. От сильного трения старший уже кривится от боли и пытается отстраниться, смаргивая влагу из глаз. — всё… Я не хочу. — неужели ты хочешь вот так всё прервать? — ух, Никита. Ух, скот. Умеет же так говорить. Убедительно. И Стёпа задумался. Действительно… Как-то будет странно бросить всё на пол пути. — нет… — ну, всё тогда. Потерпи и не возникай. Гайдаров вздыхает, а другой продолжает своё дело, проталкивая второй палец внутрь. Наконец, через некоторое время мучений два пальца полностью вошли. Младший смотрит на подростка и встречается с недовольным взглядом. Целует в колено и пожимает плечами, мол ничего не поделаешь. В следующее мгновение Степан чувствует движение пальцев внутри себя и рвано дышит, пока по его телу не пробегает волна возбуждения. Он затаил дыхание, как и Никита, почувствовший содрогание. — что это? — спрашивает и смотрит каким-то недоверчивым взглядом на Шкоркина. — простата, видимо… — что это!? — спрашивает уже с испугом, — это болезнь же какая-то, да? — нет, это орган. Орган, который бывает только у мужчин. — а… как? А почему, то есть… — до Стёпы, вроде, дошло, а, вроде, и нет. Было ещё пару вопросов по крайней мере. А может и не пару. — слушай, давай я тебе потом объясню, а? Нашёл блин время. — а, да. Конечно, — он кивает и со стоном прогибается в спине, потому что Никита опять задел чувствительный комочек нерв. Он расслабился, поэтому младший добавил ещё один палец, с каждым проникновением попадая точно в цель. А Гайдаров стонет, не переставая и опять метаясь по кровати. Поняв, что тот готов, Шкоркин вытаскивает пальцы и устраивается поудобнее у разведённых ног. Теперь он обмазывает слюной своё возбуждение, которое уже изнывалось, потому что к нему за всё время ни разу не притронулись. Он подставляет член к проходу и, обхватив талию парня, начинает входить, чувствуя невероятную узость, что обволакивала головку. А Стёпа шипит и сильно сжимает руки Никиты, на которых возможно потом останутся синяки и следы в виде полумесяцев от ногтей. Младший кусает губу и делает резкий толчок, тем самым входя на половину и вызывая болезненный стон. — больно-больно! Медленнее, — юноша жмурится и шмыгает носом. Второй останавливается и сцеловывает слёзы, стекающие по вискам. За дверью послышался посторонний голос. — Стёпа? Стёпа, всё нормально? — Аня оказывается именно в этот момент проходила мимо и сейчас она стоит под дверью, держась за ручку. — пиздец, — шёпотом ругается старший, закрывая лицо руками и перебрасывая всю ответственность на младшего. — Ань, всё нормально. Мы просто дурачились, и он ударился не подходящим местом. — ой… Стёпа, тебе сильно больно? — не унималась та. — ну, если бы ты была парнем, то, думаю, поняла бы насколько, — опять отвечает Никита. Солодовник ойкает и, смутившись, уходит, бросая на последок: "в следующий раз будьте аккуратней". Никита даёт парню щелбан. — тише будь, а то правда орёшь, как резаный. — продолжай уже, — цокает, кладя руки ему на плечи. Шкоркин кивает и совершает толчок, попадая по простате. Гайдаров негромко стонет и с силой кусает свою губу, пока Никита продолжает толкаться в том направлении. Он то набирал быстрый темп, то снижал его, но делая особенно глубокие толчки. Степан весь дрожал и двигался навстречу импульсивным движениям. Шкоркин потом уже навалился на него, прикрывая его рот ладонью, потому что сам старший себя контролировать уже не мог и стонал, наплевав, что его кто-то услышит. Младший безотрывно двигал бёдрами, кусая чужое ухо и вызывая у Стёпы мурашки и дополнительную волну возбуждения. Он касается его члена, делает пару грубых движений, а Гайдаров уже от этого кончает, напрягаясь. Никита далеко не ушёл и через пару секунд тоже изливается. Они оба быстро и глубока дышат, явно выдохшись. Оба без сил и сейчас хочется одного — уснуть, но не все так просто. Никите приходится встать, брать салфетки, вытирать и с себя, и со Стёпы сперму, выкидывать салфетки и надевать на себя чистое нижнее бельё. Это он просит сделать и Стёпу, но тот ругается и жалуется, что даже пошевелиться не может, мол устал. Шкоркин жалеет его и сам надевает на него боксеры, а потом даже переносит на нужную кровать. Завтра с утра к ним снова вернуться камеры, поэтому будет странно, если их застанут вдвоём на одной кровати. Никита выключает свет и ложится в кровать, всей душой надеясь, что завтра Степан будет в силах подняться. — Никит, — подаёт голос Стёпа. — м? — я люблю тебя. — я… Я тебя тоже, — смущённо отвечает подросток. — что "тоже"? — люблю. Что ещё-то. В ответ получает довольное хихиканье, а после этого парни засыпают крепким сном. Утро вечера мудренее.