Когда крепость становится тюрьмой

К середине дня эмоции от развернувшихся событий успели несколько улечься, Арс всё ещё спал мёртвым сном, но его температура скакала со скоростью и резкостью пантеры на охоте, и Антон практически не отходил от него, регулярно меняя компресс и, в кои-то веки хоть за что-то благодарный матери, при необходимости ставя инъекции жаропонижающего, понимал, что таблетки сейчас впихивать бесполезно и несколько опасно, да и будить не стоит, хуже сделать точно не хочется, а сейчас это слишком легко. И, всё же, неимоверными трудами Поз оттащил упрямого одноклассника на кухню, и не только за тем, чтобы по-человечески накормить и дать какой-то отдых.  — Тоха блять, я сказал сядь спокойно и не дёргайся, ничего с ним страшного за десять минут не случится. — с лёгким раздражением помешивая кофе и суп на плите, он выключил огонь, распределил всё нужное по посуде, поставил на стол, присел напротив вечно ёрзающего собеседника и максимально спокойно спросил то, что не может понять с самой утренней сцены, впервые за долгое время хотелось действительно досконально во всём разобраться. — Вот, приятного. И ответь, пожалуйста, на один вопрос, насчёт Арса, только сначала подумай хорошенько. Да, сейчас он такой нежный, прекрасный, хрупкий, больной и беззащитный. Но. Ещё максимум пара дней, и он ведь поправится. И опять станет самым ярким воплощением мрачности, замкнутости и даже лёгкой агрессии. И элементарно не вспомнит, как звал тебя во сне и в тебе нуждался. Скажи, что ты тогда будешь делать? Ты ведь уже слишком к нему привык, и отвыкать будет ой как нелегко…  — Да страшно мне, вдруг опять кошмары, вдруг он вообще с кровати слетит, ну не могу я… — Шаст и правда вертелся на стуле, как ужаленный, но есть действительно хотелось и это заставило остановиться, а неожиданный вопрос поставил в лёгкий ступор, он и вправду совсем растерялся, и ответ вышел слишком тихим и неуверенным. — Я всё конечно понимаю… Да, он опять закроется… Но я ведь всё равно буду нужен ему. И я смогу до него достучаться, я…  — А ты сам-то в это веришь? Веришь, что он хотя бы захочет это воспринять, а не врежет тебе сразу, за настойчивость? Что это не просто температурный бред? Тоха, он нездоров психически, я помню его поведение в школе, странно, что ты отказываешься это вспоминать. Я нихера не альтруист, но мне не хочется как-то, чтоб моего друга в итоге собирали потом по запчастям, и это в лучшем случае. — и это звучало достаточно спокойно, убедительно и уверенно, но такими предположениями Антон был возмущён до глубины души и сейчас не мог и не хотел держать эмоции под контролем, чудом смог оставить голос на прежней громкости, чтобы не разбудить самого важного человека, а вот интонация сейчас была убойнейшая.  — Ты издеваешься что-ли?! С какой такой стати ты его уже в психи записал?! Что он такого сделал, почему он сразу должен меня «в лучшем случае» бить? Я никаких предпосылок к такому не помню и не видел! — укротить этот эмоциональный взрыв пока не было шансов и вариантов, но Дима тоже упёртый, как танк, и собирается стоять на своём, даже если его сейчас совсем не хотят слушать и воспринимать.  — Не видел, правда? Хорошо, я тогда напомню тебе, беспамятному и безмозглому. Хотя бы дней пять назад. Помнишь, каким он в школу пришёл? Явно после какой-то драки, фингал под глазом, руки в синяках и с адской злостью в глазах. К нему Ира подошла просто что-то спросить, помнишь, как он отреагировал? Учебником в неё запустил, увесистым, и попал же, повезло что не в голову. А до того, пару недель назад? Ходил как в тумане, смотрел на всех диким взглядом и реально рычал, как пёс цепной, и вечно со стеной о чём-то говорил, потом вообще с кулаками на неё налетел. Ни на какие мысли это тебя не наводит, защитничек хуев? — этот рассказ вызывал очень яркие картинки в памяти Шастуна, всё это ему действительно довелось тогда видеть, только обращать внимание не было ни времени, ни желания, но теперь картинка понемногу начинала складываться с тем, как Попов бредил буквально сегодня утром, и вывод напрашивался ошеломительный и даже приводящий в лёгкий шок, и громко такое не говорится.  — И как же я придурок раньше не понял… Дим, он нормальный. И тогда он ни с кем не дрался. Это его родители. — и это прозвучало так тихо и спокойно, что собеседник даже немного растерялся и решил переспросить, так, на всякий случай.  — Что его родители? Ты что-то о них знаешь, он что-то тебе говорил?  — Что пять дней назад свалил от них и дома не живёт… И когда он бредил… Он всё пытался закрыться, защититься, просил не трогать его. Сам подумай, ты был бы в хорошем настроении в школе, если б вечером перед ней тебе так чудесно пиздюлей надавали, ты даже защититься не мог, а потом к тебе ещё и люди чужие лезли бы? Ты бы обрадовался вниманию в такое время? Да, не делай такие глаза. Его бьют, хорошо если не бухают в придачу, мне надо было понять это ещё утром, ох идиот… — и пока парень всё растолковывал и сокрушался от отсутствия сообразительности, Позов немного завис, а потом решил всё-таки настоять на своём, хоть уже и гораздо спокойнее, таков уж его характер.  — Нихера повороты… Ну допустим. Но что это тогда было со стеной? Это ведь была не просто потерянность, а потом агрессия, у него взгляд безумный был, я успел заметить. Это ты как-то сможешь объяснить, раз уж присобачился в его адвокаты? — и на это тоже уже был готов ответ, в глазах Антона было всё больше понимания происходящего и какого-то детского азарта, будто теперь он может и хочет со всем разобраться, и уже даже знает, как, раз уж всё, наконец, понял.  — А у кого нервы выдержат спокойно такую жизнь? Его могли довести дома до такой степени, что как-то перемкнуло на ощущении собственной беспомощности, потом это перетекло в агрессию, как запоздалую попытку защититься… А говорил он со стеной и бил её потом, потому что он не общается ни с кем, некому было выплеснуть всё, высказать, вот и выплёскивал в крайней форме на то, что оказалось под рукой. — сложив вполне достойную картинку, он уже только отмахнулся от крайне удивлённого взгляда одноклассника, больше ничего объяснять смысла не видел, но не отреагировать не мог, как и не подвести хоть какой-то итог. — Говорю не делай такие глаза, выкатятся ещё. Да, я от матери понахватался по чуть-чуть знаний во всех областях, в том числе и по психологии, хоть и в душе не ебал, когда мне всё это пригодится. И могу с уверенностью тебе сказать одно. Да, у Арса имеются определённые проблемы с нервами, что при его жизни вполне нормально. Но это не значит, что ему вдруг вздумается навредить именно мне. Агрессия для него, как защитная реакция психики. Если ему ничего не будет угрожать, то и защищаться будет не от чего. Если дать ему то, в чём он так нуждается — понимание, заботу, то у него будет шанс вернуться в хоть относительную норму, и я дико постараюсь всё это ему дать. Главное, чтобы он только… Вдруг из спальни раздался дикий грохот и, чувствуя себя каким-то недоделанным экстрасенсом, он сорвался с места и, через несколько секунд залетая в комнату, сразу подскочил к всё-таки лежащему на полу и неимоверно крепко вцепившемуся в острый кусок стекла Арсению, к счастью, пока пострадала только ваза, остальное ещё можно было предотвратить, но не было ни малейшего представления, как это сделать, оставалось только схватить несчастного нездорового мальчишку за руки и тихо вкрадчиво заговорить, глядя прямо в немного безумные, но всё равно ослепительные серые глаза.  — Арс, что же ты, тише… Тише, я с тобой, я от всего тебя защищу, даже от тебя самого. Только, пожалуйста, отдай мне это, осколок острый, ты поранишься и будет больно, и кровью всю одежду зальёшь, а мне тебя даже переодеть не во что, ну пожалуйста… — какое-то время ответа не было никакого, что было совсем неудивительно, такое сбитое спутанное бормотание не способно вразумить никого, но, возможно, сыграла роль привязанность, потому что только после третьего «отдай», уже с нотками отчаяния, свершилось чудо и слабые руки разжались, осколок выпал, а сам неудавшийся суицидник упал на парня, пока ещё не выключаясь обратно, всё ещё ужасно долбила температура, Шаст понимал это, как и то, что тот, кто так дорог, ещё не спит, придержал его, осмотрел руки на предмет порезов и, не найдя ничего, осторожно вернул его в постель с тихим пыхтением, и, усевшись рядом, всё-таки осмелился спросить. — Арс, ты чего? Зачем ты хотел такого, зачем пытался?  — Ты не… Понимаешь… Я порождение… Ада… Мне жить… Не положено… — он еле слышно пробормотал это и глаза снова закрылись, а теперь, видимо, вечный и неотлучный спутник и помощник облегчённо выдохнул, пытался как-то прийти в себя, а общий одноклассник снова был за спиной и подвёл свой вердикт.  — Порождение ада, ну да… И ты ещё уверен, что он нормальный? — этот вопрос был задан без какой-то издёвки или чего-то подобного, тихо и спокойно, для полного понимания происходящего.  — Я даже в солнечном свете уверен меньше, чем в этом. Он просто живёт в аду и этим всё сказано… Но я вытащу его оттуда, вытащу. Чего бы мне это ни стоило. — пускай это всё Антон говорил по большому счёту своим рукам, но всё равно собеседник всё услышал и даже ободряюще похлопал его по плечу, даже немного сочувственно выдавая уже знакомую фразу.  — Влип ты, Тоха, влип по самое не балуй… И он сам понимал, что влип, и даже не собирался отрицать это. Сейчас самое главное — помочь дорогому человеку, и он это сделает, любыми способами и любой ценой. Оставшийся день прошёл относительно спокойно, глобальных перепадов состояния Арсения больше не наблюдалось, это могло бы послужить поводом для Антона хоть ненадолго расслабиться… Но привычка постоянно параноить — одна из самых отвратительных, а когда речь идёт о здоровье или даже жизни далеко не безразличного тебе человека, становится ещё и до крайности вредной и изнуряющей. Демонстративно выключив телефон и не позволяя себе ни на шаг отойти от объекта симпатии, между прочим, практически постоянно спокойно спящего, парень провёл без сна всю ночь, на полу, у кровати, чтобы всегда быть готовым помочь и, чего греха таить, иногда просто полюбоваться, ведь во сне его одноклассник выглядел сущим ангелом. И всё бы ничего, вот только хозяин квартиры в лице Позова никак не разделял всех душевных чаяний друга и, застав утром такое вот созерцание, еле сдержался, чтобы не поинтересоваться одной занимательной вещью слишком громко, какие-то манеры всё-таки были, хотя, стиля речи это, конечно, никак не коснулось.  — Тоха, ты совсем охуел что-ли? Ты всю ночь тут проторчал?! Совсем больной, да? Психоз всё-таки оказался заразен? — не сразу определяясь, на какой вопрос огрызнуться первым, он благоразумно дождался временного завершения пламенной речи и только тогда решил ответить на всё и сразу, по полной. — Ку-ку, поднял голову, посмотрел на меня и ответил, живо! Ты опять не спал и тупо проёбывал время в этом бесконечном бессмысленном ночном дозоре?!  — Поз, угомонись и не галди, окей? Я здоров как бык, об этом даже не парься. И лучше включи мозги наконец, если они хоть есть, и ответь тоже на вопрос. Я вообще могу от него хоть на секунду отвернуться после того, что он прошлым утром выкинул, как думаешь? Я имею вообще право на это? — вещал это Шастун поразительно спокойным шёпотом, переводя взгляд на собеседника лишь на секунду и слегка подпрыгивая на месте от неожиданности, когда в ответ на следующую реплику раздался совсем другой голос, убитый, хрипловатый и даже несколько удивлённый. — Пока он по-человечески не оклемается, я на шаг от него не отойду, вкуриваешь? Я не могу, я нужен ему, я…  — Заткнись… Заткнитесь… Оба… Что… Что происходит?.. Где я?.. — это было внезапное первое осознанное пробуждение Попова в этом доме и он, конечно, ровным счётом ничего не понимал, ведь до этого никогда здесь не был, и в такой момент знакомые голоса ещё больше ставили в тупик, навевая неясную тревогу, но ведь её так легко спрятать за грубость и замкнутость, да ещё и с несколько резкими попытками присесть, конечно, толку от этого пока ноль, а вот пока так и не восстановившиеся силы уходят в миг и это здорово мешает. — Шастун… Куда ты меня приволок?.. Я тебя слышал… Шёпот твой… Я же знаю, что ты здесь…  — Да ёб твою налево, чего ж так вовремя… Так, спокуха, всё пучком. — чудом сдержавшись от более эмоциональной реакции, Антон сделал голос чуть более слышным, и вернул образ этой немного агрессивной тараторки, хоть и всё ещё причудливо смешанный с очень уж ласковым, хоть и таким же быстрым говором, спасала только надежда на то, что Арс ещё хотя бы не до конца включился и не запомнит всё это, иначе такое воспоминание может стать самым нелепым и абсурдным. — Да, я тут, конечно, съёбывать то всё равно некуда. Без паники, мы у Позова, уже второй день, только втроём, родаков нет и отсвечивать долго ещё не будут. Происходит твой жёсткий грипп, жар только спадает, но мы тебя лечим, так что всё будет просто зашибись, если ты перестанешь хернёй страдать и спокойно ляжешь, не восстановился даже и уже куда-то навострился, молодец какой. Тебе нечего бояться, слышишь? Здесь нет опасности, клянусь. Арс, ты веришь мне?  — Я… Я не знаю… Нихера… Не понимаю… Состояние такое… Дурацкое… — и оно вправду пока было каким-то ватным, что при таких событиях не удивляло, но ведь такие мелочи никогда не останавливали, и сейчас ничего не менялось. — Погоди секунду… Сколько я здесь? Второй день? Охренеть. Нет, всё… Мне надо… Надо… Уйти… Я пошёл…  — Да куда ты сука собрался?! Лежать я сказал, придурок! — уже действительно снова начиная заводиться, Шаст еле удержал этого упрямца от нового падения с кровати и упорно стоял на своём, уже стараясь покрепче, но в меру осторожно прижимать чужие плечи к кровати, чтобы максимально ограничить возможность движения, и замолкать уж никак не собирался. — Куда это тебе блять так надо?! Домой, где над тобой постоянно издеваются? На улицу, чтобы вместо гриппа нажить сразу пневмонию?! А вот хуй тебе, не пущу, не позволю! Да, ты хочешь сдохнуть, но этого не хочу я, въезжаешь?! И я не дам этому случиться, так что завали ебало и лежи спокойно, пока к кровати не привязал, я могу, отвечаю! Ты не такой тупой, каким прикидываешься, должен понимать элементарные вещи! Нельзя раздетым на холод с недолеченным гриппом, нельзя, дурное ты создание! Ты будешь здесь, я так сказал и это не обсуждается, понял?!  — Понял, не тупой… И не глухой. Пусти… Отвечаю, больше никуда не собираюсь. Убрал руки я сказал… Да, я болею… Но это не значит, что можно так… — что конкретно можно, договаривать никто не собирался, дождавшись, пока его отпустят, парень отвернулся от непосредственной опеки, чтобы спрятать одинаково измученный и пустоватый взгляд, скрыть напряжение от состоявшихся невольных касаний, и почти сразу вновь уснул, организм требовал восстановить силы, а Шастун и вовсе несколько выпал из происходящего, но быстро вернулся от задумчивого голоса Позова, изначально наблюдающего за этой чудесной беседой и тоже, мягко говоря, поражённого происходящим.  — Кхм… Собственно, о чём я и говорил. Ты хоть понимаешь, что это сейчас было? Понимаешь, каким он снова становится? Как ты ему нужен, да и вообще хоть кто-то? — эти вопросы задавались не с целью обидеть или как-то задеть, скорее, чтоб хоть немного разобраться, и это, к счастью, прекрасно понималось, ещё не хватало конфликтов в и так непростой обстановке.  — Я же просто на него наорал… Вот же долбоёб, чем я вообще думал… — как всегда, не торопясь сразу что-то объяснять, парень снова ткнулся лбом в угол кровати и только теперь потрудился выдать что-то более-менее внятное и обоснованное, пока снова не пошли глупые вопросы и возражения, хорошо знал друга и чувствовал, что сейчас они будут, если и дальше не прозвучит никаких хоть относительно разумных объяснений, и не сразу заметил, что в процессе этого рассказа начал потихоньку раскачиваться на месте и несильно таранить кровать. — Конечно, как ему было реагировать? Чужой дом, совершенно идиотское состояние… Ему страшно до чёртиков, до тебя так и не допёрло? Дома на него и так явно постоянно орут и наезжают, и я поступил точно так же… Ты видел, как он на меня смотрел во время этих воплей? Горько, испуганно и глубочайше заёбанно… Он так напрягся от моих рук, и это нормально, его же столько били… Он чувствовал угрозу, а я… Я напомнил ему об этом ужасном месте, я так себя с ним повёл… Ой тупица, ой идиотина… Он же будет меня бояться… Вдруг я всё испортил и он теперь будет бояться и меня? Тупой, тупой, тупее некуда…  — Так, харе биться своей тупой башкой об кровать, она не вечная никак, это обеих касается. Всё нужное до меня уже допёрло. Например то, что вряд-ли он вспомнит полностью этот разговор, когда окончательно придёт в себя. И то, что ты так сорвался не только от дебильности ситуации, ну и не менее дурного поведения некоторых личностей, а ещё и от того, что сутки не спал, нельзя так к себе относиться, так что тупицей ты себя назвал заслуженно. Что ж мне делать с тобой, чтобы ты лёг наконец и поспал хоть несколько часов? Облегчи ты жизнь и себе, и ему, если у него есть хоть капля совести, он не простит тебе того, что ты из-за него так нагло на себя забил.  — Ох если б ты был прав… И да, я вкуриваю, о чём ты. И может даже согласен. Но как мне… — и на середине вопроса Антона прервал всё ещё спящий Арсений, подавая еле различимое бормотание, снова тихо жалобно звал того, от кого пять минут назад так вырывался, и неосознанно шаря по кровати в поисках его руки, видимо, снова кошмары, это снова дошло моментально и, конечно, Шаст сразу подал руку, чуть сжимая и осторожно поглаживая тонкую тёплую ладонь, это сразу сработало, несчастный мальчишка притих, а он поднял на одноклассника растерянный и даже несколько беспомощный взгляд, вот сейчас был предельно искренним. — Но как же мне отойти? Ты же видишь, я нужен ему… А может… Может, ты постелишь мне что-нибудь прям тут, на полу? Мне всё пойдёт, я не привередливый, особенно в таком… Ну ты понял…  — Понял, понял… Что ты всё-таки редчайший долбоёб. Ну вот как ты это себе представляешь? Ты ж руку к хуям вывернешь или себе, или ему. — после недолгих размышлений Дмитрию пришло на ум всего одно решение проблемы, и он даже не собирался спрашивать, согласен с этим кто-нибудь или нет, сейчас распоряжался, как временный хозяин дома, и имел на это полное право. — Поэтому не еби пожалуйста мозги ни мне, ни себе, и ложись уже на эту кровать. Да, не выкатывай так шары, я сейчас ничего особенного не сказал. Ты нужен ему, так? Так что страшного-то в том, что ты и будешь рядом, совсем близко? Или уже всё, сдулся? Очкуешь, что он всё-таки врежет тебе от всей широкой души, когда проснётся?  — Да пошёл ты нахуй, никто здесь не очкует. Что-то конечно есть в твоём трёпе… Ладно, ебись оно всё конём, почему и нет. Сейчас, аккуратненько только… — решившись на это только после воспоминаний о практически мирной позапрошлой ночи, когда они в первый раз спали очень близко, хоть и сидя, Антон осторожно отпустил руку Арса, максимально быстро поднялся с пола, оббежал достаточно просторную двухместную кровать и забрался на неё, укладываясь прямо поверх одеяла и снова мягко накрыл чужую руку своей, ощущая себя как-то глупо и странно, но, в то же время, необыкновенно тепло и уютно, это позволило хоть относительно расслабиться и всё равно не забыть дать пока последние рекомендации, конечно, шёпотом, без этого никуда и никак. — Ок, ладно… Спасибо, Дим, можешь идти. И разбуди меня через несколько часов… Его надо будет покормить наконец, и дать лекарства. Надеюсь, теперь он сможет сам принять их. Ограничившись коротким кивком в ответ, Позов тихо вышел из комнаты, чтобы понять, что делать дальше, есть ли какие-то неотложные занятия вроде похода в магазин или готовки, а Шастун всё держал спящего Попова за руку и не мог перестать им любоваться. Уже не такое мертвенно-бледное расслабленное лицо, нет несвойственной этому юному возрасту складки у губ, которая появляется у тех, кто очень редко улыбается, нет чрезмерной напряжённости в самом его естестве, и это необыкновенно прекрасно. Он вновь кажется таким нежным, хрупким, беззащитным… И очень одиноким, это чувствуется даже по тому, как цепко сквозь сон держится за чужую руку и… И, кажется, потихоньку тянется ближе, будто холодно даже под немаленьким тёплым одеялом. И что с этим делать… А разве есть какой-то выбор? Собравшись со смелостью и тяжко вздохнув, парень плавно подобрался ближе, ласково обнял спящего поверх одеяла и не смог сдержать растерянной немного усталой улыбки, когда в ответ на это Арс сам прижался к Антону и уткнулся в его грудь, даже горько сонно улыбаясь и совсем притихая, будто в большем уюте не был никогда прежде, хотя, как знать, возможно, так оно и есть. Всё это было мило и очень приятно, и это позволило спокойно уснуть всем, кто был сейчас на этой кровати, и это было правильно, все нуждались в отдыхе и имели на него полное право, может, он поможет не допустить новых ошибок, это будет уже очень и очень много. Через положенные несколько часов Позов ответственно собирался разбудить хотя бы Шастуна, но парни уже так причудливо переплелись и выглядели такими умиротворёнными и счастливыми, что он не решился им мешать и великодушно дал время до вечера, понимая, что питаться всё-таки надо, притом всем, поэтому осторожно подкрался к другу и потряс его за плечо, не сразу, но это сработало, и после невнятных попыток проматериться и послать такую помощь в невиданные дали, всё-таки, прозвучало и что-то более осознанное.  — Поз, отъебись, рано ещё… А кстати… Сколько времени-то? — с трудом подняв нежелающие открываться глаза на настенные часы, Антон узрел несколько неожиданные цифры, и начал до конца просыпаться несколько активнее, всё равно не переставая ругаться, конечно, на пока умеренной громкости, чуть громче шёпота, такова его натура. — Чего блять? Шесть часов, серьёзно? А ты не охерел ли? Я ж просил, в три поднять, ты какого тянул столько?  — Да не хотел мешать голубкам, вы так сладко спали вместе, совести не хватило так рано потревожить. — прошептав это с доброй насмешкой, он понял, что миссию свою на сей момент выполнил, и скрылся на кухне, прежде бросив пару фраз напоследок. — Еда готова, лекарства и вода на тумбочке у кровати. Поднимай свою ласточку подбитую, и жду вас на кухне. Нужна будет помощь — зови, на слух вроде не хромаю. Благодарно кивнув на эту информацию, парень только теперь решил въехать, как же они спали всё это время, и в итоге немало изумился. Сейчас они напоминали красивый занимательный клубочек: крепко переплетённые руки, ноги, сброшенное к чертям одеяло, стальная хватка у обоих, которую даже не хочется разжимать… Но какая будет реакция Арсения на всё это, когда он тоже проснётся? Проверять это пока нет никакого желания, поэтому Шаст предусмотрительно разжал руки и попробовал как-то выскользнуть из тёплых крепких объятий, но было бы всё так легко. Даже от достаточно плавных осторожных движений чуткий сон уже был нарушен, юноша потерянно закрутился на месте, автоматически разжимая руки, и через минуту тяжело приоткрывая глаза, пытался хоть что-то понять, но пока это было тяжело, нужна была помощь, хорошо, что она всегда рядом.  — Так… Это как понимать? Мы чего тут… Ты какого здесь забыл? — другой реакции пока и не ожидалось, но всё равно немного погрустневший, Антон быстро нашёл один ответ на все эти вопросы, и от реакции на это виновато прикусил губу, моментально слезая с кровати, от греха подальше.  — Спокойно… Я просто хотел тебя поднять, жрать тебе надо, хоть раз за день, особенно пока по здоровью такой дохляк, врубаешься? Отрываем от лежбища пятую точку и дружно топаем на кухню, там давно всё стынет, лекарства тут только, но они потом.  — Ах вот как… А чего ж так тихо? Где вопли, где эта хватка тупая за плечи, хотя толку с неё ноль? Чего ж так притих, а, Шаст? Или страшно уже, уже очкуем чего-то? — в этот момент от Попова сквозило такой неприкрытой агрессией, что было даже немного жутковато, но парень понимал, что сам виноват, что это только попытка хоть как-то защититься, и не спорил, но и что теперь делать не очень понимал, только старался отойти подальше и выжать из себя хоть два слова.  — Я не собираюсь больше на тебя орать. Извини, сорвался… Я не специально, въезжаешь? Тебя просто так сильно куда-то черти несли, ты б убился в таком состоянии и нихера меня не слушал. Я не мог тебя отпустить, ясно? — оправдаться как-то ещё не хватило смелости, поэтому пришлось ограничиться этим и не было понятно, устроил ли такой расклад хоть кого-то, ведь из тяжёлого взгляда глубоких серых глаз не исчезала крайняя запуганность и готовность в любой момент обороняться до последнего.  — Конечно, охотно верю… Но ты не имеешь права держать меня здесь силой, в курсе? Я могу уйти, когда захочу и куда мне будет нужно, и ты этому никак не помешаешь. — это звучало так жёстко и уверенно, что можно было бы забыть о том, что такая речь смотрится по меньшей мере смешно, когда тот, кто её произносит, пытается присесть на кровати и даже это сделать толком не может, за малым чуть не падает с неё и всё равно полулежит, приподнимаясь на руках, в пол-оборота к собеседнику с до ужаса измученным видом и больным убитым взглядом с еле заметным удивлением от такой быстрой смены чужой манеры речи и вечной жаждой борьбы, в первую очередь, за самого себя, только разумно ли это сейчас, хватит ли на такое сил…  — Прикинь, в курсе. Ну так что ж ты, давай, вперёд! Поднимайся, я тебя сейчас ничуть не держу и не мешаю. Вперёд говорю, раз умный такой! — на этот раз обойдясь без повышения голоса, хватило обычной смены интонации, Шастун действительно хотел полюбоваться на эту картину и пока только наблюдал, чудом сдерживая смех от того, как с бараньей упёртостью этот мальчишка силился спуститься с кровати и даже сделал это, только весьма своеобразно, скатился на пол и спрятал недовольный взгляд, прикрывая лицо ладонями, подтягивая ноги к груди, утыкаясь в них, пытаясь сжаться в крохотный комочек и затихая, не размыкая рук, это уже могло вызвать никак не смех, скорее, волну какой-то болезненной нежности и сочувствия, и всё это ощутилось более чем явно, но подходить, всё же, до сих пор было страшновато, поэтому быстро пришло решение немного подстраховаться, иногда самое верное из возможных. — Ну Арс, не надо было… Я надеялся, что до тебя дойдёт сразу. Ты как, помочь?  — Нет… Не смей трогать. Уйди… — но это звучало таким отчаянным умоляющим шёпотом, на самом деле говорящим совсем о другом, что сопротивляться истинному посылу было невозможно и, забивая на всё, Антон быстро подбежал к этому милому несчастному созданию, осторожно коснулся его плеч и, не получая явного сопротивления, только совсем слабую и неохотную попытку оттолкнуть, начал плавные ласковые попытки как-то погладить, успокоить, наконец, привести в себя и понять, пойдут ли они пока куда-то вообще, и было это не так просто, как хотелось бы.  — Ага, вот прям разбежался… Никуда я от тебя не денусь, пока ты здесь и в таком состоянии, пока мы тебя не долечим. Ну же, всё хорошо, всё в порядке… Тебе нечего бояться, я тебя больше не обижу, клянусь. И ты не такой беспомощный, как явно думаешь о себе сейчас, ты просто болен, но это можно исправить… И чтобы поскорее это сделать, тебе нужно хорошо питаться и принимать нужные лекарства, иначе всё будет гораздо дольше и сложнее. Пожалуйста, прекрати упираться, хоть сядь нормально… Отвечаю, всё будет в норме, только сделай так, как я прошу. — он и сам понимал, что говорить сейчас должен совсем не так, и, вообще-то, даже не обязан находиться здесь, но на всё уже было исключительно плевать, главное, что он нужен Арсу, катастрофически нужен в эту самую секунду, как бы тот ни отрицал это, а значит, останется рядом и будет пытаться хоть как-то достучаться, хотя бы здесь будет настоящим, по крайней мере, в такие моменты, что бы ни случилось. — Хэй, ты меня слышишь хоть? Пожалуйста, посмотри на меня, не бойся…  — Я тебя… Не боюсь… Я себя только… Я дурак… — всё-таки потихоньку разгибаясь, парень отнял руки от лица, поднял взгляд на того, кто так жаждет ему помочь, если верить словам, и в глубине души был только благодарен за чуть более крепкую хватку, но показывать это никак не собирался, всё пытался держать непробиваемую стену вокруг собственной души и даже не подозревал о том, что за неё давно успели заглянуть и выведать несколько важных тайн, к счастью, кроме одной, самой главной, и защищать теперь практически нечего, ещё не настало время это узнать. — Ты странный какой-то… Ладно, забей. Я поднимусь, не паникуй… Отпусти только, и без твоих тощих ручонок тошно.  — Ох баран упёртый… Поднимался ты сам, и что? Что хорошего вышло? Дай же мне тебе помочь… Не боишься, да? А чего ж так ведёшь себя, так настырно защищаешься почему? Ты отвратительно врёшь, больше даже не пытайся. И погоди минуту, кое-что проверю, а то это ты странный какой-то, я-то нормальный абсолютно… — пользуясь моментом и очень надеясь, что ошибается, Шаст освободил одну руку и осторожно коснулся чужого лба, после сразу возвращая прежнюю крепкую хватку и едва сдерживая тихий отчаянный мат куда-то в потолок. — Нет, ну ты издеваешься… Опять температура шарашит, ну куда это годиться?! Не, всё, никуда мы не пойдём. Сейчас верну тебя в кровать и принесу еду, пожалуйста, постарайся не вырубиться за это время, дико не хочется снова тебя будить. И сейчас попрошу не сопротивляться, не надо лишний раз усложнять мне задачу, а вот помощь очень даже приветствуется. Давай потихоньку, обратно в кроватку… В кои-то веки не пытаясь возразить, Арсений коротко кивнул, с ощутимой опаской сам взялся за чужие тёплые руки и плавно попытался подняться, но держаться пока было тяжеловато, это прекрасно понималось и помощь не заставила себя долго ждать, самостоятельно немного больше приподнимая его и подталкивая назад, ровно на кровать, чтоб не упал, а всё-таки сел, на удивление, всё удалось. С чистой совестью оставляя его в одиночестве на считанные минуты, Антон моментально прилетел на кухню и там решил отчитаться по всей форме, немного затасканный, но относительно спокойный, это даже отчасти радовало.  — Всё, пиздец… Думаю, слышал, как мы за малым не разъебали всё микроскопическое доверие, созданное за эти дни. Не, норм, вроде договорились… Но у него опять температура наверх поползла, не стал я над ним издеваться, ещё таскать сейчас куда-то, ну нахуй. Лучше ему припру тарелку бульона этого несчастного, надеюсь, хоть кормить не придётся самому. Я пошёл обратно, а ты подкинь к таблеткам ещё жаропонижающего, надо уже добить эту ёбаную простуду, на него же смотреть страшно, нельзя так больше. — выдав эту пронзительную тираду достаточно тихо, чтобы это не вышло за пределы комнаты, он в меру осторожно поднял и забрал со стола тарелку в меру тёплого куриного супа, точнее, бульона, немного разбавленного обыкновенной лапшой, и ответ решил выслушать, хоть пять минут передышки никогда не помешает.  — Да, другое слово для всего этого не найти… И хрен с ним, с его, между прочим, вечно херовым видом, удивительно, как ты раньше этого не замечал. Ты вообще в курсе, что всё время, пока вы здесь находитесь, твой видок ничуть не лучше его? Тох, тебе не кажется, что ты блять уже просто с ума сходишь с этой заботой? Ты не жрёшь, не спишь по-человечески, только созерцаешь этого психа, вечно готовый его спасать! Да, я помню, как ты всё пытаешься его выгородить, но это не отменяет факта, что он ненормальный, и это невъебически мягко говоря! Да, он нравится тебе, я не возражаю, флаг тебе в руки, но не гробь ты дубина себя из-за такой исключительной со всех сторон личности! — всё это держать в себе уже не было никаких сил, поэтому Дмитрий высказался от всей широкой души, не мог молчать дальше, видя, как его друг, один из немногих, нещадно издевается над собой, и сдерживать эмоции ничуть не собирался, собственно, как и громкость голоса, и такой реакции на это никак не ожидал, даже чуть-чуть теряясь, но лишь на секунды, когда события развиваются так стремительно, нельзя надолго теряться в себе, это может иметь далеко не приятные последствия.  — Так, погоди момент… Это что сейчас такое было? Ты какого хера орёшь, придурок? Хочешь, чтобы он всё услышал и опять с собой что-нибудь сотворить попытался? А может это ты у нас больной, просто слишком хорошо прятался? Ты как вообще смеешь так говорить о человеке? Позов, я у тебя спрашиваю, как у тебя на такое совести хватает?! — всё это парень шипел в крайнем гневе, подходя всё ближе и опасно склоняясь над куда более низким по росту одноклассником, это уже производило мощное угрожающее впечатление, и сейчас всех спасала именно тарелка супа в его руках, если бы не она, вполне могло бы дойти до драки, учитывая вспыльчивость обоих, и чёрт знает, чем это могло бы кончиться. — Не смей при мне называть его психом, понял?! Я же доходчиво объяснял, почему это не так, мозги включи и вспомни, если склероз задрал! И не пизди, я думаю о себе, когда он спит и обходится без кошмаров, со мной всё абсолютно нормально! И я уверен, ты тоже о нём не настолько хуёвого мнения, ты же тоже ухаживаешь за ним, готовишь, лечишь… Я ж тебя знаю, ты не делал бы этого всего, если б он был тебе совсем отвратен! Поэтому не смей так себя вести! И сейчас я иду к нему, ты притаскиваешь лекарства и так, будто этого тупого разговора вообще не было, усёк или повторить?!  — Усёк, усёк… На один мой дом две ёбнутые истерички, зашибись. — последнюю фразу пробормотав больше для самого себя, Позов тихонько облегчённо выдохнул, когда эта разъярённая шпала скрылась из поля зрения, беззвучно проматерился куда-то в потолок на всю эту ситуацию, и решительно отправился на прогулку, чтобы снова ни с кем вдруг не поругаться и никого не задеть, его уход, конечно, никто и не заметил, ведь в спальне имела место интереснейшая беседа, хоть и не самая лёгкая и светлая.  — А вот и я, опять на позиции… Арс, ты чего? Эу, приём! — но ответа не поступало никакого, Попов сидел на краю кровати, подтянув колени к груди, обняв их и низко склонив голову, и немного покачивался из стороны в сторону, это выглядело немного тревожно и наводило на всего одну простую мысль, и на ум пришёл только один вопрос, максимально тихий и осторожный. — Ты… Ты что-то слышал, да?  — Всё нужное… Абсолютно всё… Можешь не волноваться… — не совсем понимая, как воспринимать эти слова, от дальнейших объяснений Шаст немного расслабился, но только на секунду, всё вновь оказалось не так радужно, как хотелось бы. — Я слышал Позова… Как ты торчишь около меня постоянно… Что гробишь себя из-за меня… Не понял только, зачем… Из-за чего… Не понял… Зато очень чётко услышал правду о себе… Я псих, ненормальный… И не надо… Не надо меня выгораживать… Он же прав! Во всём прав, в каждом ёбаном слове! Какого хуя ты вообще носишься со мной… Меня ж только на улицу выкинуть, чтоб не заёбывал, либо в психушку сбагрить! Других вариантов нет! Нахуя я тебе… Я съебу отсюда, сам… Чтоб ни Поза, ни тебя не доканывать… Я навечно от вас отъебусь, так ему и передай! А я уйду, уйду, я же…  — Да твою ж налево, Поз, ну ты поплатишься у меня за эти охуительные речи… Так сука, спокойно… — единым чудом переключаясь с праведного гнева на что-то более успокаивающее, тихое и где-то даже нежное, он максимально осторожно приладил на тумбочке ненужную пока тарелку, теперь уже без спроса, абсолютно бессовестно уселся совсем близко, на самый край кровати, и, не представляя, что делать дальше, чтобы истеричные нотки в чужой речи, особенно ближе к её концу, не дошли до вполне реального срыва, плюнул на всё и моментально сгрёб это несчастное дитя в осторожные, но тёплые объятия, от лёгкой дрожи под руками снова немного теряясь, но умудряясь достаточно быстро взять себя в руки и даже подать обеспокоенный голос, теперь было совсем не до масок и образов, вырывались только самые настоящие, искренние эмоции и слова, и, как знать, может это было к лучшему. — Не-не-не, всё не так, всё совсем не так, ты что… Поз перегнул, очень сильно перегнул, это я виноват, я задрал его в край, всё совета просил, вот и получил в полной мере… Ты не псих, ты нормальный, абсолютно нормальный, понимаешь? Да, иногда ведёшь себя странно, но ведь каждый иногда таким бывает! Всё хорошо, с тобой всё нормально, ты не виноват в том, что происходит… Тебя довели до такого, но я, я попробую тебя защитить, попробую вытянуть из этой бездны, просто дай мне шанс, один крохотный шанс и хоть каплю времени, умоляю…  — Ты что творишь?! Убрал от меня руки! Живо убрал! Да чего ж ты странный-то такой… — несколько раз на автомате попробовав вырваться, но быстро понимая, что это бесполезная затея, Арс слушал эти слова и всё больше куда-то проваливался, снова в жар и, возможно, в свои маленькие слабости, коим пришлось в итоге отдаться и не вполне осознанно обнять такого настырного помощника, буквально вжимаясь в его руки и заходясь тяжкими слезами пополам с кашлем и попытками хоть как-то объясниться, о чём-то попросить, именно сейчас предел честности и искренности, жаль, что совсем не по его воле. — Это не я… Это же не я… Это всё… Всё они… Они… Что я мог… Гнобили… Били… Постоянно… Ломали… И кажется… Кажется, совсем сломали… Изнутри… Отвратительно больно… И боль… Перекрывает… Я такое… Могу натворить… Я ненавижу… Ненавижу себя… И потом возненавижу… За этот… Разговор… Тоша… Тоша, пожалуйста… Спаси… Мне… Мне так плохо… Так уводит… Пожалуйста…  — А вот хрена с два я теперь тебя отпущу… Не дождёшься, и не надейся. Да, я странный, и ты странный… Вот уж нашли друг друга два придурка, вот так повезло… — попытки хоть как-то натянуто улыбаться исчезли сразу после этого водопада и кучи неожиданных слов, в этом надо было как-то разобраться, а времени совсем не было, особенно это стало ясно под конец речи, и в душе поселился очень даже реальный страх, видеть и слышать такое всегда жутковато, но как-то выкручиваться в итоге всё равно надо, пускай набегу и едва не в панике, но это лучше, чем ничего. — Тихо, тшшш… Я знаю, знаю… Твари, скоты последние. Им карма за твои раны ещё ебанет по полной, это я тебе обещаю. Я понимаю, я всё понимаю… И хочу защитить тебя от этого, насколько такое вообще возможно. Я верю, что это возможно, я всегда буду верить… И ненавидеть себя не смей, слышишь? Да, ты ужасно побитый… Зато потом это сделает тебя сильнее, помни об этом. Ох боже, что ж это такое… Суки, как же тебя до такого надо было разбить… Не бойся, я держу тебя, держу. Не отпущу, ни на миг, лучше сдохнуть… Я не дам тебе никуда уйти, не дам! Арс, пожалуйста, слушай меня, держись за мой голос… Всё будет очень хорошо, я сейчас поищу какое-нибудь хорошее успокоительное… И станет тебе легче, и будем тогда кушать и дальше продолжать лечение от гриппа… Только как тебя отпустить-то хоть на минуту? Эх, ладно, где наша ни пропадала… Держись за плечи мои, покрепче. Воспользуемся альтернативным решением этой проблемы, не паникуй только… Всё будет шикарно, я крепкий… Не бойся и закрой глаза, от греха подальше. Пока не в силах спорить или о чём-то спрашивать, Арсений послушно крепче обвил руками чужую шею, хоть и попросили немного не об этом, по собственной инициативе прижался поближе, даже не думая, упрощает этим задачу или совсем наоборот, и устало прикрыл глаза, не желая больше видеть, как всё вокруг как-то нехорошо расплывается, а верный преданный помощник решил хоть чуть-чуть собраться с мыслями и силами, перед такими планами это более чем важно. Да, это восьмое чудо света придётся ненадолго взять на руки и так пройти до аптечки, и это ох как рискует стать номером на выживание… Но кто не рискует, тот не пьёт шампанского, верно? Конечно да. И выбора ведь всё равно особо нет… Придётся экспериментировать, раз уж единственная помощь благополучно подмотала, звук открывшейся и закрывшейся входной двери, всё-таки, успел долететь до слуха. Ну и ладно, всё ведь совсем не так страшно, как кажется на первый взгляд… Главное правильно поднять, а остальное уже дело техники. Несколько минут просчитывая наиболее верную стратегию и все возможные варианты развития дальнейших событий, Антон с весьма сосредоточенным видом одной рукой продолжал придерживать парня поперёк спины, а второй, чуть поворачивая, быстро подхватил под ноги, и в ту же секунду мигом поднялся, стараясь держать равновесие и не менее цепко удерживать ценный груз, и прислушивался к ощущениям. Не так тяжело, как казалось в теории, даже выходит без особого труда стоять достаточно ровно и крепче прижимать к себе главное многострадальное сокровище, при этом приподнимая его чуть выше и поражаясь такой лёгкости. Ох что-то не так тут… И даже понятно, что. Надо нормально его кормить, хотя бы начать наконец это делать, пока не дошло до не самых хороших последствий… Но это уже, конечно, после лекарств. Хотя бы после успокоительного, оно всё ещё необходимо, об этом ясно говорит уже судорожная хватка бледных слабых рук за чужую шею, сбитое неразборчивое жутковатое бормотание, периодически переходящее в тихие глухие стоны, и постоянно повторяемое слово, которое единственное и можно разобрать: Тоша, Тоша, Тоша… От одного осознания происходящего всё внутри болезненно сжималось, но сейчас было не время для лишних эмоций, поэтому парень быстро взял себя в руки, припомнил, что в этом доме аптечка находится в гостиной, в серванте, и дошёл туда относительно быстро, мудро решая не переть всё содержимое, а взять только два нужных лекарства. Подключая память и набранные знания по медицине, он выбрал из нескольких упаковок одну, вроде как, самую подходящую, еле вспомнил, что нужно ещё и жаропонижающее, цепанул его одними кончиками пальцев и, ничего не закрывая, вернулся в спальню, присаживаясь на кровать и всё ещё не спуская юношу с рук, сделать это не хватало смелости, да ведь и не время было пока. Сидя гораздо удобнее держать что-то ещё, этим Шастун воспользовался незамедлительно, достал с тумбочки давно набранную и уже прохладную воду, мысленно извиняясь за это перед Поповым, понимал, что вслух это пока всё равно бесполезно делать, отделил пока только пару таблеток успокоительного, прежде, конечно, внимательно прочитав аннотацию, и только теперь задумался, как же дать это принять, захочет ли он вообще сейчас пить хоть что-то. Видимо, придётся как-то осторожно попросить… Что ж, если этому дню суждено стать странным, то тогда уж по максимуму. Приводя мысли в относительный порядок и делая голос максимально мягким и даже ласковым, как обычно делают при беседе с совсем маленькими детьми, парень попробовал ответить на всё ещё продолжающееся слабое сбитое бормотание, и это оказалось чуть труднее, чем казалось на первый взгляд.  — Да, да, я тут, рядом… Всё хорошо, и будет всё хорошо, я от всего тебя защищу… Но сначала тебе нужно успокоиться. Я хочу помочь тебе с этим, не волнуйся, ничего сложного не надо делать… Просто выпей эти таблетки, пожалуйста. Они абсолютно безвредны, клянусь… Я даже помогу тебе выпить их, всё подам, всё сделаю, только не сопротивляйся, хорошо? — такая манера речи сделала своё дело, Арс несколько тяжело кивнул и покорно выпил лекарство с чужих тёплых рук, минут через пять притихая и, наконец, переставая так жутковато трястись, с до крайности измученным больным взглядом, но теперь была другая проблема. Глаза едва удавалось держать открытыми, действие успокоительного оказалось несколько сильнее ожидаемого, и, чтобы зря не издеваться над нездоровым человеком, нужно было поскорее его накормить, дать выпить оставшиеся необходимые препараты и уложить обратно спать, во сне люди быстрее выздоравливают и этим надо пользоваться, особенно сейчас. — Вот, молодец какой, умничка… А теперь надо хоть чуть-чуть покушать, выпить другие таблеточки, от температуры, и только тогда можно будет снова баиньки, хорошо? Вновь получая на это медленный тяжёлый кивок и в глубине души даже не веря, что всё это может быть на самом деле, что такой бред вообще возможен, от такой речи до подобного контакта, Антон вдруг поднял, что совсем не хочет возвращать одноклассника в кровать, пока выдалась такая редкая возможность, готов и покормить его в точно такой же позиции, и даже дать уснуть на своих руках, но это уже, конечно, крайности и глупости. Укладывать спать придётся только в кровать, а вот накормить и напоить вполне можно и в этом положении… С удовольствием останавливаясь на этой мысли, парень убрал ещё наполовину полный стакан воды обратно на тумбочку, уже с куда большей осторожностью поднял оттуда почти полную тарелку супа, пытаясь хотя бы ничего не пролить, с сомнением взглянул на за малым не спящего и всё ещё не выглядевшего хоть относительно живым Попова, неопределённо хмыкнул и, приходя к элементарному заключению, что сейчас тот вряд-ли настроен на что-то кроме сна, тем более, на еду, решил, что пока вполне хватит и одного бульона, хорошо, если хоть его удастся как-то втолкнуть. Ну что же, если приходится пока работать нянькой, то исполнять обязанности необходимо до конца…  — Ничего, всё хорошо, всё хорошо… Я понимаю, тебе плохо, ты устал, у тебя глаза закрываются… Обещаю, ещё чуть-чуть и я от тебя отстану, честно, будешь отдыхать спокойно и силы восстанавливать… Только сначала надо хоть чуть-чуть покушать, хорошо? Не волнуйся, я сам всё тебе дам, тебе даже двигаться не придётся… — поначалу не наблюдая никакой реакции, Антон уже начинал переживать, но, слыша через пару минут явно недовольный шёпот, на такой вялый протест только устало подкатил глаза.  — Какая еда… Тош… Ну не надо… Пожалуйста… Не хочу… Не уходи… — казалось, что всё это говорится сквозь сон, и это ещё больше удручало, но никак не убавляло боевого настроя, что сейчас было важнее всего.  — Да это не еда даже, так, бульон какой-то всего лишь. Арс, не спать! Ну хоть чуть-чуть, умоляю, тебе ж так легче может вообще не стать… А я не могу больше видеть, как ты с каждым днём всё больше становишься похож на блядский трупик! — чудом понимая, что снова переходит на крик, хотя это совсем не нужно, Антон очень постарался взять себя в руки и на сей раз смог это сделать, пока опять не натворил глупостей, редкое искреннее выражение собственных чувств глупостью он пока не считал. — Ну не могу я так, больно мне видеть, что с тобой происходит… Пожалуйста, разреши мне помочь тебе, позволь мне это сделать. Пожалуйста, прошу тебя… Неизвестно, что сработало лучше — тихая мольба на грани отчаяния в необыкновенно мягком голосе или невозможная усталость, порождающая желание сделать всё, чтобы все, наконец, оставили впокое — но Арсений, всё-таки, сдался, коротко устало кивнул и даже постарался присесть ровнее на чужих коленях, но пока это было бесполезно, Шастун прекрасно всё понимал, поэтому прекратил эти глупые попытки, резко, но достаточно ласково прижав это неуёмное создание к себе, и не в силах сдержать нервного смешка от сложившейся ситуации. Он в жизни ничего абсурднее не вытворял, но ведь всё бывает в первый раз… И времени упускать точно не стоит, исходя из этого, Антон быстро собрался с духом по мере возможности, и плавно набрал полную ложку ещё порядочно тёплого бульона, так и замирая на секунду. Как же это делается-то, опыт няньки ведь пока нулевой… Ладно, пусть идёт, как идёт, может, Арс и сам захочет помочь, сейчас это было бы неоценимо. Словно повинуясь пока только мысленным просьбам хоть как-то посодействовать, Арс действительно сам потихоньку потянулся навстречу и так достал до уже поднесённой к тонким сухим губам ложки, медленно осторожно выпивая содержимое, и таким образом, с каким-то странным болезненным теплом в душе Антон смог помочь ему выпить около половины тарелки, а после и так необходимое пока жаропонижающее, осторожно убирая тарелку на тумбу и практически наощупь отыскивая нужные таблетки, это не так уж и мало, это вполне можно считать их маленькой совместной победой, первой и, хотелось бы надеяться, не последней. Только теперь имея хоть какое-то право отпустить того, кто так дорог, он, наконец, уложил настрадавшегося и уже почти спящего мальчишку в постель, укрывая его потеплее и, недолго думая, укладываясь рядом, всё равно так уже даже как-то уютнее и спокойнее, кажется, им обоим. И дико хочется снова обнять, но вдруг испугает, вдруг опять сделает хуже… Ведь с этим человеком даже в такое время нельзя знать, чего ждать наверняка, поэтому от глупостей лучше хоть постараться воздержаться. Останавливаясь на этой простой мысли, Шаст вдруг понял, что без глупостей иногда совсем нельзя, даже в такой непростой момент, особенно ему, поэтому в очередной раз забил на всё возможное и ласково осторожно обнял уже не так спокойно спящего парня, ему и впрямь было как-то тревожно теперь в тепле одного лишь одеяла и, снова ощутив вокруг чужие уютные руки, он быстро притих и слабо улыбнулся сквозь сон, этим согревая Антона лучше тысячи одеял и позволяя тоже немного расслабиться, достаточно быстро отдаваясь спокойному, но чуткому сну. Они уже связаны каким-то причудливым образом и изменить это будет очень сложно. Остаётся только жить с этой связью и надеяться, что судьба будет хоть чуть-чуть более благосклонна к ним, как жаль, что у неё совсем другие планы… За оставшуюся часть вечера эта парочка больше не просыпалась, в этот раз оба продержались до самого утра и даже с небольшим поводом для радости — жар, наконец, отступил с концами, ещё чуть-чуть набраться сил и всё будет чудесно, хотя бы с физическим здоровьем… Другое дело — ментальное, в жарких беседах о котором за утро три раза поссорились и помирились Антон с Димой, к счастью, максимально незаметно для жертвы этих обсуждений, и решили, пока есть время, теперь заняться профилактическим откормом, притом удивительно быстро и единогласно, но это, конечно, только радовало. С долгим тяжёлым боем, но два раза за день Арсения, всё-таки, удалось накормить, хоть в это время и казалось, что он умеет убивать таким ледяным взглядом, и пока жаждет убить всех вокруг, поэтому делалось всё молча, чтобы вдруг случайно не спровоцировать новый взрыв. И всё бы хорошо, но именно в этот вечер Антона дёрнула нелёгкая включить собственный телефон… Вполне ожидаемо он увидел там великое множество пропущенных вызовов от классной, одноклассников, матери, будто с ума все посходили… Пока только слегка охреневая от такой картины и даже не думая хоть кому-то перезванивать, он хотел вернуть телефон в более спокойное, нерабочее состояние, но именно в тот самый момент средство связи снова зашлось пронзительной трелью, и не надо было гадать, кто звонит. Конечно же, это была мать, и с ней говорить совсем не хотелось, но ведь его третий день нет дома, она явно с ума сходит и орать будет, как ненормальная… Ладно, чуть-чуть это можно послушать, не зверь же Шаст, чтобы лишать относительно близкого, хоть уже и только по крови, человека, одной из немногих радостей жизни. Нажимая кнопку принятия вызова, опытный, он даже не стал подносить телефон к уху, эти вопли были слышны, как из колонок ударной мощности, хоть бы это не долетело до ребят, а то будет минимум неудобно.  — Антон Андреевич Шастун! Где вас черти носят третий день?!!! — на «вы» женщина называет сына только в моменты крайнего гнева, Антон понимал это и думал, стоит ли хоть пытаться оправдаться, но его избавили от этой необходимости невозможностью в принципе дать ответ, ультиматум и резкий сброс вызова — стандартная схема в этой ситуации. — Я не слышу ответа! Хотя, какой ответ, у вас же нет никакой совести и хоть малейшей ответственности, чтобы, наконец, начать вести себя по-взрослому! Шагом марш домой, исправлять двойки и прогулы! Вы у меня жить будете в учебниках и школе, может тогда хоть чуть-чуть задумаетесь! Я жду десять минут, время пошло! Не явитесь — вам же будет хуже! Звонок резко оборвался, а парень, ничуть не удивлённый, с усталым вздохом закрыл телефон и откинул его в сторону, не зная, что делать дальше. В такие моменты, конечно, лучше всего подчиниться, но что его ждёт в «родном» доме… Минимум огромнейшая истерика и куча нелепых запретов, которые он всё равно сможет обходить, так всегда было и будет. Да, удовольствия слушать чужие вопли ноль, как и желания, но если от этого никуда не деться… Сейчас больше волнует другое. Если сегодня он уйдёт отсюда, что же будет с Арсением… Да, грипп почти миновал, он уже достаточно крепко держится на ногах и даже восстанавливает определённые защитные барьеры в психике, пока в виде всё того же убийственного взгляда и едва не тихого рычания, когда его пытаешься тронуть без позволения или заговорить не о том, значит защитить себя, наверно, сможет… Но вопрос ведь совсем в другом… Не успевая додумать эту мысль, Антон почувствовал, как кто-то опустился на кровать рядом с ним и, судя по дружескому пинку в плечо, это был Позов. Через пару минут это подтвердилось и в меру тихим спокойным голосом.  — Тох, ты чего притих так? Мать звонила? Да, не делай такие глаза, я слышал краем уха эти завывания. И что, пойдёшь тогда?  — Да, она… И походу придётся идти. Но как же он… — в кои-то веки опуская несколько неловкий печальный взгляд, от такого ответа он только больше напрягся, но понимал, что единственный выход рисуется сам собой.  — А он сидит на кухне, как зверёк запуганный. И я бы оставил его у себя, пока совсем не поправится, но как фишки-то легли… У меня завтра родаки возвращаются, вместе, утром. Я даже на ночь ему дать перекантоваться не могу, сам понимаешь. Ты ж их знаешь, такие любопытные блять, общительные нихуя ни к месту и не ко времени… Как бы они ещё больших дров не наломали, чем мы с тобой могли за эти несколько дней.  — Ты… Ты намекаешь, что ему придётся вернуться… Туда? — под этим словом Антон подразумевал дом Арса, никак иначе назвать это место ему на ум не приходило, да и одна мысль об этом возвращении уже немало беспокоила. — Ох блять… Нет, нет, ну это хуйня какая-то несусветная, ну не должно быть так… Ему нельзя туда, там же…  — Да, там люди, которые пиздец как херово к нему относятся, и это ужасно. Но Шаст, слушай, ты же не думал, что теперь мы будем жить втроём, как эти ёбнутые шведские семьи? Он не бездомный котёнок, которого ты вдруг нашёл и теперь можешь оставить себе, а человек, у которого есть свой — нереально херовый, но свой! — угол, и мы обязаны с этим считаться. А идти ему больше некуда, ты же не надеешься, что он вернётся к ночёвкам на улице и жизни там же? Я не хочу, чтобы все наши титанические усилия покатились псу под хвост, а ты?  — Конечно не хочу… Ему нельзя долго на холоде пока, наживёт всё-таки пневмонию, вот будет заебись весело тогда. Да, ты прав конечно, но… — и на половине фразы Антона прервал тот, о ком они, как оказалось, не так уж тихо беседовали, и такие слова сперва поставили в лёгкий тупик, но потом вызвали даже тень уважения, чтобы так рассуждать при такой жизни, надо быть очень взрослым и очень сильным морально человеком.  — Но только я сам могу решать, что мне делать и куда идти. — появившийся из-за угла, словно призрак, Арсений смотрел на парней, слегка опираясь на стену, и выглядел очень решительно, несмотря на мутноватый взгляд и не самый твёрдый голос, это уже говорило о немалой внутренней силе. — Да, Поз прав, не спорю… Я свалю к себе. Чтоб не мешать, не стеснять… И чтоб некоторые, наконец, перестали постоянно слетать с катушек. Шаст, я вытяну всё. Не паникуй. Только шмотки мои верните… Спасибо конечно за прикид, но так я переть туда не могу.  — Ох, конечно… Момент, мигом слетаю. Позыч, за мной, поможешь найти! — максимально быстро исчезая из комнаты и уволакивая друга за руку следом, Шастун остановился только у шкафа и там гораздо тише кое-что озвучил, догадывался, что Попов не обрадуется, если услышит такое. — А теперь колись, у тебя есть какая-нибудь куртка старая ненужная? Его нельзя пускать даже в моей кофте, сейчас вечер, её тупо не хватит, по дороге опять разболеться может, я это жопой чую, она меня ещё ни разу не обманывала. Диман, включайся, включайся, мне и так бежать уже надо!  — Ох как я с вами наебался уже… Погоди, кажется, что-то такое припоминаю. А-ну брысь отсюда… — отодвигая эту шпалу от шкафа, Дима порылся там немного и вытянул достаточно приличную чёрную зимнюю куртку, а потом и жутковатую потрёпанную футболку Арса вместе с уже хорошо знакомой серой тёплой кофтой самого Шаста, впихивая всё это в чужие длинные тонкие грабли и с объяснениями не слишком заморачиваясь. — Это отца, столетняя, он не помнит даже про неё. Можно не возвращать. Отопри это ему, и втолкуй сам, что теперь это всё его, у тебя лучше выходит, от меня он шарахается до сих пор всегда почти.  — Спасибо, так выручаешь… Реально, от души, я поскакал! — действительно за секунду преодолевая не такое уж большое расстояние между комнатами, Антон на миг тормознул и даже растерялся, когда увидел сидящего на кровати поникшего Арса, хотелось снова обнять его, успокоить и от всего защитить, но теперь нельзя, теперь ту степень доверия придётся воссоздать заново, чтобы она открывалась не только в до крайности паршивом состоянии, поэтому решил пока просто дать о себе знать лёгким покашливанием и без резких движений опустил вещи рядом, на край кровати, планируя ограничиться всего парой фраз, чтобы случайно не наговорить лишнего, но, как всегда, что-то пошло не так. — Вот, оденься. И куртку обязательно, она уже ничейная, и кофту тоже — говорил ведь уже, подарок — без них окоченеешь к чертям и всё по кругу полетит. Я чуть раньше выйду, вдруг всё-таки пасёт меня кто-то. Да собственно полетел я, давай. И завтра чтоб в школу явился, ясно?  — Ясно… Только не въеду никак, чего это ты раскомандовался, ну да похер. Радуйся, что копаться в этом ни времени, ни желания. Вали тогда, или палить собрался, как я переодеваюсь? Так халявного стриптиза вроде не планировалось. — еле сдерживая желание одновременно бессовестно заржать и стукнуть это ходячее несчастье чем-нибудь тяжёленьким, чтоб перестал уже рычать и обороняться, Антон с максимально спокойным видом просто забрал с кровати телефон и потопал в коридор, ведь там его обувь и верхняя одежда, да и хвостик тоже моментально нарисовался.  — Давай, беги, надеюсь, завтра в школу припрёшься с целыми барабанными перепонками. — такие нелепые шутки всегда являются важной частью дружбы, особенно когда в них весьма ощутимая доля правды, и Шаст благодарно улыбнулся на это, уже полностью обутый и одетый, и не сказать самого важного не мог.  — Да, меня уже считай сдуло. И Дим, спасибо огромное. И от меня, и от него. Я знаю, он благодарен нам обоим, только сказать это боится. Я его понимаю. Поэтому вот, хоть так. Ладно, у меня ещё максимум три минуты, полетел я.  — Да понял, понял. Не наебнись там налету только, темно ведь и скользко уже! — прокричав это уже в закрывающуюся дверь, Позов понимал, что второго гостя лучше будет не провожать, чтоб не волновать лишний раз, но неподалёку быть не помешает, вдруг что. А тем временем, даже не подозревая, что за ним продолжают наблюдать из-за угла, Арсений достаточно быстро переоделся, неохотно натянул эту серую уютную кофту и, лишний раз прокручивая в памяти, что это подарок, да ещё и чей, на секунду позволил себе расслабиться, ухватиться за концы длинных рукавов и с тихой грустью пробормотать «Спасибо, Тош… За всё…». Минутную слабость удалось побороть почти сразу, привычная замкнутость и сдержанность вернулись на место, а сам он быстро натянул куртку, застегнулся, даже накинул капюшон, и безмолвной тенью покинул дом, не желая идти к себе, но понимая, что других вариантов и правда нет. А Дмитрий, только теперь закрывая дверь за гостями на ключ, немного подумал и решил тоже завтра явиться в школу, чтобы не упустить продолжение этой удивительной истории, ну и сообщить другу о такой благодарности, скрывать подобное несколько непорядочно, особенно учитывая весьма специфические отношения этой парочки. И всё же, было несколько тревожно, что же их ждёт дома, насколько серьёзными окажутся последствия этого загула, хоть и с совершенно благими намерениями…