Полностью белый костюм, ещё и с водолазкой — непривычный образ для Чонгука: он любил чёрный и сочетания разных цветов с ним. Любил расстёгивать рубашку на пару пуговиц, чтобы выглядеть сексуальнее. В этой одежде он сексуальным себя чувствовал едва ли. Однако с выбором Тэхёна спорить не мог — а он даже выбор аксессуаров доверил Чонгуку не полностью.
Вставив пару маленьких колец в проколы в ушах и одну серёжку-цепочку, Чонгук вертит в руках коробочку с кольцом внутри. Оно, вероятно, платиновое, с россыпью мелких камней в два ряда. Красивое. Чонгук поджимает губы и примеряет его: впору для безымянного пальца. На правой руке, конечно же.
Тревоги и страха внутри нет — разве что небольшое волнение: идти на встречу с новым мужчиной — всегда небольшое испытание. Нужно мягко прощупать границы, понять, что можно себе позволить; где — увильнуть, а где — надавить для собственной выгоды. Но сейчас всё немного иначе: прощупывать Тэхёна — дело гиблое, Чонгук об этом человеке понял всё, что он ему позволил, в их первую встречу, и дальше — он точно знал — ему путь заказан. Или сам скажет и покажет, или сиди и смотри в стену, потому что Тэхён — действительно стена. И неизвестно, сколько ещё таких сегодня будет, с которыми Чонгуку волей-неволей, а столкнуться придётся. Вот, что его пускай немного, но всё же волнует — новое общество.
Ровно в семь часов вечера приходит сообщение от Тэхёна с коротким «спускайся».
Чонгук хмурит брови в попытке вспомнить, мог ли он случайно обронить в одном из их разговоров свой адрес — ответ однозначный и отрицательный. Он вообще с этим довольно аккуратен, гостей незваных не любит, надоедливых поклонников — ещё больше.
Садясь в не очень вписывающийся в общий колорит района мерседес, Чонгук не ожидает увидеть в нём Тэхёна, но с приветствием находится быстро:
— Не припомню, чтобы говорил тебе, где живу.
Тэхён довольно улыбается. Выглядит в своём идеально-чёрном костюме как изящная пума. Чонгук, облачённый в ненавистно-белое, завидует.
— Я же говорил, что уже пробил твой номер.
Чонгук слышит, как двери машины блокируются, и сердце ударами поднимается к горлу. Чувство, что он лезет в заботливо расставленный капкан, настигает набирающей силы волной, но он заглушает его надёжно, надевает маску деланной беспечности с обаятельной улыбкой.
— Очень мило, что ты решил заехать за мной.
— Решил, что надо обговорить некоторые вещи.
Чонгук с интересом поворачивается вполоборота, ожидает почувствовать руку у себя на колене или касание пальцев к плечу, но Тэхён расстояние между ними не сокращает, никаких попыток к взаимодействию не делает, и Чонгук чувствует себя от этого немного некомфортно. Как будто это действительно всего лишь деловой разговор. Воспоминания о том, как они ехали к Тэхёну домой, врезаются не вовремя, раздражают уязвлённое самолюбие — неужели совсем не хочется коснуться?
— Мы едем на встречу с моими коллегами и конкурентами. С первыми тебе следует быть милым, а со вторыми — учтивым. И для тех, и для других ты не просто моё сопровождение, — он смотрит на Чонгука серьёзным, предупреждающим взглядом, — ты — мой парень, пассия, жених, как тебе удобнее будет представиться.
— Жених? — фыркает Чонгук.
— Кольцо, — Тэхён кивает на ладонь Чонгука. — Не на ту руку надел.
— Это твой элегантный способ сделать предложение? — Чонгук не может сдержать нервного смеха: этот разговор похож на сюр.
— Я же сказал, — Тэхён наконец садится ближе и проводит большим пальцем по чонгуковой линии челюсти, — что подумаю, как можно исправить то, что на твоей руке нет кольца. Так что да, считай это предложением.
От желанного мгновение назад прикосновения Чонгук начинает дышать тише: внутри вместо ожидаемого ликования — ощущение, что кто-то сжимает внутренности в тиски. Тэхён обводит его лицо таким взглядом, будто он уже ему принадлежит.
— Впрочем, мы отвлеклись. На предложение можешь ответить в конце вечера, — он равнодушно улыбается. — В беседах участвовать не нужно, но смолл-толки поддерживать — обязательно. Не стой безмолвной статуей, это не Маркет Плаза. И ещё, — Тэхён смотрит на губы Чонгука, а потом фиксирует своим взглядом его, заставляя замереть. Чонгук слышит только его голос и свой пульс. — Ты приедешь со мной, понятно? — он проводит языком по нижней губе. — Если кто-то будет пытаться с тобой заигрывать — говори сразу. Среди моих недоброжелателей есть действительно неприятные люди.
— И что же ты, — Чонгук говорит нарочито мягким голосом, — сделаешь? Убьёшь их?
— Может быть, — кивает Тэхён буднично. — Зависит от того, как далеко они успеют зайти.
— Посмотрят на меня, например?
— Глаза выжгу, — отвечает спокойно.
У Чонгука по коже пробегает почти уже привычный мороз: ему эту грань между действительным и шуткой не понять, потому что он даже не знает, существует ли она. Если Тэхён в самом деле готов выжечь кому-то глаза, значит, и Чонгука сломать для него проблемой не будет. В целом, расклад неплохой.
Тэхён на него смотрит ещё некоторое время, может быть, ожидая ответа, но Чонгук думает лишь о том, что совершенно иррационально хочет получить поцелуй — мол, присвой меня на этот вечер, покажи, что я твой. Однако Тэхён отвлекается на телефон, и весь остальной путь они едут в молчании; Чонгук успевает обдумать каждое сказанное Тэхёном слово, переварить и в свою модель поведения на сегодня встроить. Жених, так жених. Пускай его шутка обернётся против него самого.
Рука Тэхёна на его талии в этот вечер — ещё увереннее, дарит чувство оберегающего тепла, холодной защиты. Он продолжает направлять его, заводя в банкетный зал, где людей не так много, как Чонгук ожидал увидеть — это расслабляет и позволяет почувствовать себя уверенно, почти в своей тарелке.
— Я познакомлю тебя со своим лучшим другом — Чон Хосоком, если что, держись возле него, он на таких мероприятиях молчалив, отрешён; с ним комфортно, и ты не будешь выглядеть белой вороной.
— Буквально, — закатывает глаза Чонгук. — В Инь-Янь решил нарядиться? — он вторично окидывает завистливым взглядом полностью чёрный костюм Тэхёна — кажется, идентичный его. Но не по цвету, конечно.
— Не язви, — обрубает Тэхён. — И лицо поприятнее.
Чонгук напоследок закатывает глаза и послушно натягивает своё фирменное доброжелательное лицо, попутно переодевая кольцо на другую руку.
— Хосока-а, — с искренней улыбкой тянет Тэхён.
Чонгука этот эмоциональный контраст удивляет: Тэхён не похож на человека, который так легко может сменить настроение, а вот маску — очень даже. Они подходят к высокому мужчине в строгом чёрном костюме с того же цветом рубашкой, на которой расцветает мелкий лиловый узор. У Хосока осанка — расслабленная и идеально ровная, а ещё обворожительное в своей строгости лицо, которое смягчается, когда он переводит взгляд с Тэхёна на Чонгука.
— Что за прелестное создание с тобой сегодня? — он протягивает руку, и Чонгук на автомате вкладывает в неё свою ладонь.
— Чонгук, — отвечает за него Тэхён. — Мой…
— Жених, — заканчивает Чонгук, мягко и вежливо улыбаясь.
Хосок удовлетворённо улыбается и целует тыльную сторону чонгуковой ладони, после чего Тэхён притягивает Чонгука к себе плотнее, на что его друг едва заметно усмехается.
— Рад твоему пониманию, что появляться на таких мероприятиях одному невыгодно.
Тэхён эту ремарку оставляет без ответа, глазами убегая куда-то за Хосока.
— Введёшь Чонгука в курс дела? Я пока поздороваюсь с Клио.
И убирает ладонь с талии Чонгука, который моментально чувствует смятение и растерянность, цепляется взглядом за его спину, но внешне беспокойства никак не выдаёт.
— Пойдём, — кивает Хосок.
Чонгук пристраивается по его правое плечо, и они медленным шагом обходят весь зал, Хосок знакомит его с самыми важными фигурами, называя лишь имена, при этом Чонгука он представляет как «жених Ким Тэхёна», и все кивают ему с каким-то особенным, осторожным выражением лица, от которого Чонгук чувствует себя чуть лучше. Кажется, с выбором своего статуса он не ошибся. Их процессия выглядит как обряд посвящения — только вот во что, Чонгук пока не понимает. Они берут по бокалу красного вина, и Хосок выводит их на балкон.
— Тут прохладно, но давай немного подышим воздухом.
— Я думал, что тут не любят одиночек, — настороженно говорит Чонгук.
— Так и есть, но пока ты со мной, — Хосок подмигивает, — можно.
Чонгук решает не углубляться и не расспрашивать, откуда у него такое привилегированное положение — в конце концов, он, скорее всего, этих людей видит первый и последний раз, а забивать себе голову ненужной информацией — не его привычка.
— И давно вы обручены? Час? Два?
Чонгук поджимает губы в усмешке.
— На самом деле я ещё не согласился.
— Тогда зайду с другой стороны, — Хосок постукивает пальцем по подбородку. — Сколько дней он шёл к этому?
Чонгук не отвечает. Его маска доброжелательности неожиданно для него самого падает, и он прячет это в глотке вина. Эта небрежность, с которой говорит Хосок, не должна уязвлять его. Слова, сказанные со знанием дела — игра Тэхёна несерьёзна, ровно как и персона Чонгука тут — не причина чувствовать себя дёшево.
— Прости, если я слишком груб, — Хосок осекается.
— Всё в порядке, — с вернувшейся улыбкой отвечает Чонгук.
С ним бывали гораздо более грубыми, так что по правде говоря сам Хосок и его вопрос задевают не особо, но ситуация в целом скребёт по самолюбию ощутимо: быть обручённым ему вряд ли когда-то светит — и сейчас это почему-то кажется значимым. А ещё от осеннего ветра начинает морозить — даже плечи подрагивают. И Тэхён очень кстати появляется сзади горячим теплом — Чонгуку не надо оборачиваться, чтобы узнать его: запах парфюма выдаёт сразу.
— Зачем ты морозишь моего жениха? — так же сразу, как Тэхён замечает перемену чонгукова настроения и прищуривается. — Идём внутрь.
Хосок оставляет их на входе в зал, завязывая непринуждённый разговор с небольшой компанией; Чонгук замечает, как все смотрят на них с секундным любопытством, после чего взгляд торопливо отводят.
— Слишком многим придётся выжечь сегодня глаза, — говорит он.
Пальцы на талии ощутимо сжимаются. Они проходят нескольких человек, которые въедливо оценивают, кажется, каждый чонгуков шаг. Он не обращает на это никакого внимания, с отстранённым выражением лица проходя мимо.
Тэхён смотрит на его чуть вздёрнутый подбородок и улыбается уголками губ.
Они входят в небольшое помещение, похожее на кабинет, где сидит только один человек, которого Тэхён тут же представляет:
— Это Мин Юнги, один из моих лучших друзей и помощников.
— Очень приятно, — Чонгук с ненавязчивой улыбкой жмёт мужчине руку.
— Чонгук будет рад видеть тебя на нашей свадьбе, — усмехается Тэхён.
— О, ты наконец-то созрел, — Юнги натягивает усмешку.
Чонгук задерживает внимание на его глазах интересной формы, словно на веки легли все тяготы его жизни; во взгляде читается некогда живущее счастье, подёрнутое поволокой всеобъемлющей усталости.
Тэхён незаметно надавливает на бедро Чонгука, и тот рефлекторно садится, удивляясь тому, как это работает. Тэхён садится рядом с ним, Юнги — напротив. Чонгук читает между ними неясное напряжение.
— Хиган настроен серьёзно, — говорит Тэхён, и Юнги сжимает губы в тонкую линию.
— Если нам удастся заполучить расположение Ликориса, бояться нечего, — Юнги переводит осторожный взгляд на Чонгука. — Твой жених может нам помочь.
Чонгук краем бедра ощущает, как дёргаются и напрягаются мышцы Тэхёна; он понятия не имеет, о чём идёт речь, но одно ясно точно — Тэхёну это предложение не нравится, а ситуация в целом напряжённая и серьёзная.
— Не может быть и речи, — спокойно отвечает Тэхён. — Если кто-то узнает, это скажется на мне не самым благоприятным образом, — добавляет он.
— В этом ли причина? — хмыкает Юнги.
— Я всё ещё тут, — встревает Чонгук. — Я думал, тут приличное общество.
— Не за закрытыми дверьми, — Тэхён бросает на него короткий взгляд. — Я съезжу к Ликорису на днях. Посмотрим, что он скажет, — он поправляет подолы пиджака, а Чонгук фыркает, нервно встряхивая головой: ему не впервой присутствовать при диалогах, в которых он и слова вставить не может, но отстранённость Тэхёна раздражает. — Как Намджун? Мне стоит беспокоиться?
— Все под контролем, — качает головой Юнги. — Он ничего не сделает. Чимин Лигеру не покидает.
— Отлично, — Тэхён задумчиво сводит брови. — Узнай у Хосока общее настроение, мне нужно кое-что обсудить здесь.
Юнги задерживает на Чонгуке нечитаемый взгляд, который он мог бы воспринять за беспокоящийся, но почему бы незнакомому человеку беспокоиться о нём? Потом он кивает и выходит, осторожно прикрывая за собой дверь.
— У тебя, наверное, много вопросов, — говорит Тэхён, кладя руку на бедро Чонгука.
— Не то чтобы, — он пожимает плечами. — Мне необязательно знать, о чём идёт речь. Но если ты хочешь, чтобы я мог поддержать беседу, лучше тебе немного меня просветить.
Тэхён изучающе смотрит на спокойное лицо Чонгука, которому действительно всё равно.
— Скажем так: я занимаюсь определённого рода бизнесом и, как у всех, у меня есть враги, а есть друзья. Хосок и Юнги — мои друзья. Хиган — враг. Ликорис — нейтральная позиция.
Чонгук придвигается чуть ближе, играя с серёжками Тэхёна. Это куда интереснее его рассказов.
— А что за бизнес?
— Я покажу тебе чуть позже, если, — он ловит руку Чонгука и сжимает её чуть сильнее, чем нужно, а после проводит пальцем по кольцу. — Ты принял решение?
— Ещё не конец вечера, — Чонгук вытягивает руку, устраивая её на бедре Тэхёна. — К тому же, я не понимаю, зачем тебе это, если ты не шутишь. Мы едва знакомы.
— Не понимаешь? — хмыкает Тэхён. Он выглядит немного раздражённым. — Я объясню тебе, — он кладёт ладонь Чонгуку на шею и слегка сжимает, придвигая его лицо ближе к себе. — Как ты уже наверняка понял из разговоров, на подобных мероприятиях принято появляться не одному. Почему — я, быть может, расскажу тебе позже. Но в целом, это — показатель твоего статуса, как, например, дорогая машина, но дело не в цене, а эксклюзивности — поэтому приводить каждый раз шлюх тоже не пристало. Ты должен понимать, — он расслабляет руку, оттягивает горловину чонгуковой водолазки и поглаживает шею двумя пальцами. — Так что мне нужна постоянная пассия. Ты выгодно смотришься рядом со мной, красив и хорошо держишься даже в незнакомом обществе, но есть один минус, — он скользит пальцами к чонгуковой линии челюсти, а потом проводит по его губам. — Твой ротик очень грязный.
— Что-то мне подсказывает, что не тебе меня осуждать, — холодно отвечает Чонгук, отстраняясь от прикосновения.
— А я тебя не осуждаю, — качает головой Тэхён. — Однако может получиться очень неприглядная ситуация, если кто-то из моих знакомых увидит тебя с кем-то ещё. К тому же, — Тэхён облизывает губы, — так удачно сложилось, что трахаешься ты подходяще. А грязный ротик я трахать не люблю.
— В прошлый раз тебе понравилось, — усмехается Чонгук.
Тэхён незаметно, со змеиной ловкостью запускает пальцы в волосы на затылке Чонгука, слегка сжимает и тянет к себе.
— Первый и последний раз. Пробный период, помнишь?
До рассвета. Чонгук помнит.
— Допустим, — он сам придвигается ближе, облизывает губы, задевая языком тэхёновы. — А мне что с того? И зачем всё усложнять бумажками?
— А тебе не придётся спать с кем попало, чтобы влачить своё существование. Только со мной. Быть при мне, когда это нужно. Ценник я выставлю тебе явно выше твоих обычных ёбырей, — говорит Тэхён ему в губы. — Бумажки не усложнят, а обезопасят — тебя в первую очередь, ты поймёшь это позже. А ещё, — он немного отодвигается, рассматривая подкрашенные ресницы, едва подрагивающие над спокойным, пристальным взглядом, — есть люди, которым только дай повод моё имя опорочить — сразу за это возьмутся. А репутация — вещь хрупкая.
— Звучит неубедительно, как будто ты пытаешься оправдать желание присвоить меня себе, — Чонгук кладёт ладонь на тэхёнову, что покоится в его волосах, и чуть сжимает.
— Даже если так, что ты теряешь?
— Молодость, свой срок годности.
Чонгук щурится: он не считает себя настолько привлекательным, чтобы такой человек, как Тэхён, хотел присвоить его себе спустя полторы встречи. У него выбор гораздо шире, и наверняка подходяще трахающихся мальчиков и девочек ему хватает.
— Ты точно так же будешь терять его рядом с другими. Впрочем, я же не уговариваю тебя, верно? Можешь прямо сейчас поехать в кроватку к одному из своих ослов, — Тэхён резко отпускает Чонгука, отчего тот немного теряет равновесие и хватается за спинку дивана.
— Ты ведёшь себя как мудак, за таких замуж не выходят, — хмыкает Чонгук.
— А ты выйдешь, — утверждает Тэхён.
— Выйду, — безразлично соглашается Чонгук.
Ему действительно нечего терять. К тому же, это отличная возможность отвязаться от всех тех, к кому в постель желания ложиться больше нет.
— Вот и отлично, — Тэхён встаёт и протягивает Чонгуку руку. — Идём ко всем.
Чонгук вкладывает свою ладонь, на которой поблёскивает кольцо, в чужую, и чувствует в собственных пальцах боязливый трепет. Рука Тэхёна всегда сжимает чуть сильнее, чем нужно.
— Если ты говоришь, что тут так важно быть с парой, почему Хосок и Юнги одни? — спрашивает Чонгук, когда они подходят к столу с закусками и выпивкой.
— Хосок всегда один — к этому все привыкли. Скорее пойдут подозрения, если он придёт с кем-то, — усмехается Тэхён. — А Юнги безнадёжный романтик. Не так давно я отобрал у него любовь всей жизни, так что он немного обижен и всё ещё ведёт себя как упрямец.
— И зачем ты сделал это?
— Он сам тебе расскажет как-нибудь, я уверен, — Тэхён протягивает Чонгуку бокал вина. — Он любит пожаловаться на меня.
Чонгук не спорит. В конце концов, это не его дело. Он делает маленький глоток вина и замечает мужчину, идущего к ним в сопровождении очень эффектной женщины: её тело словно облизано шёлком бордового платья, закрывающим всё, кроме хрупких плечей. Она смотрит в пол, но Чонгук может ощущать, как от неё исходит покровительственная сила; мужчина же смотрит прямо и пристально, от его взгляда зудит кожа.
— Хосок так быстро увёл эту драгоценность, что я не успел выразить своё восхищение, — улыбается он широкой улыбкой.
Чонгуку этот мужчина не нравится. Его лицо — морщинистое, под глазом маленький некрасивый шрам, а на волосах слишком много лака. И даже если черты его лица аккуратны, словно выверены по линейке и циркулю, это только отталкивает — его идеальность покрыта восковым слоем наигранной галантности, за которым Чонгук видит всю мерзость, что бурлит в его крови.
— Мэтью, — Тэхён снисходительно улыбается, устраивая ладонь на талии Чонгука, который тут же пододвигается ближе к нему. Ему начинает нравиться ощущение принадлежности, ощущение мнимой защищённости в обществе, которое не тронет его, пока Тэхён здесь, пока Тэхён смотрит с холодной хищностью в глазах на каждого, кто подходит ближе, кто говорит хоть слово в его сторону. — Ты же знаешь Хосока, он немногословен.
— И где ты откопал эту жемчужину? — Мэтью кончиком языка облизывает нижнюю губу, зеркаля движение Тэхёна и приобнимая девушку за талию.
— Ты не поверишь, если я расскажу, — Тэхён отстранённо перебирает пальцами по бокалу, переводит взгляд на девушку. — Мари, давно не видел тебя с нами.
Мэтью напрягается — Чонгук видит это, чувствует тонко пробежавшую искорку. Тэхён знает, на что давить, знает, как незаметно показать, что ещё немного — и черта будет пройдена. Чонгук поворачивается к Тэхёну и кладёт кончики пальцев ему на плечо, завороженно глядя на его профиль, его спокойное, стоическое выражение лица.
— Элис требовала очень много внимания к себе, — Мари улыбается искренней улыбкой, Чонгук видит её краем глаза и отмечает про себя, что эта девушка актриса гораздо лучше, чем её муж. — Начало учебного года далось не очень легко.
— Я рад, что ты снова с нами, — Тэхён подмигивает и улыбается одним уголком губ. — Мэтью без тебя сам не свой.
— О, он как необрамлённый алмаз без меня, — звонко смеётся Мари.
Мэтью чмокает её в щёку, и всё это кажется Чонгуку фальшивым спектаклем, который в общую картину никак не вписывается. Он поворачивает голову им вслед, когда они медленно удаляются прочь. Последнюю часть разговора он даже не слушал, полностью поглощённый блеском небольшой серёжки в ухе Тэхёна и его профилем.
— Для чего они здесь? — спрашивает Чонгук, ведомый Тэхёном к окну.
— Чтобы почувствовать себя важными, — Тэхён ставит бокал на подоконник и поправляет чёлку, спавшую на глаза. — Пешки, которые мы передвинем, когда это будет нужно. А пока, — он находит их взглядом, — пускай чувствуют себя так, словно имеют значение.
— Мари очень красивая, — Чонгук придвигается к Тэхёну поближе, глядя на его влажные от вина губы. Ему хочется поцеловать их.
— Те, кто платил за то, чтобы спать с ней, тоже так считали, — Тэхён невозмутимо смотрит в глаза Чонгука. — Никто не воспринимает её тут всерьёз на самом деле.
— Мэтью заплатил больше всех? — Чонгук вспоминает его лицо и думает, что это единственное объяснение.
— Он сам та ещё дешёвка, — хмыкает Тэхён, — они просто зацепились друг за друга, как два утопающих. Думаю, скоро они перестанут барахтаться и пойдут на дно.
— Или кто-то притопит их.
— Быстро схватываешь, — довольно замечает Тэхён.
Чонгук кивает: он быстро осваивается. В продолжении вечера, который в целом проходит неплохо, он даже без Тэхёна чувствует себя уверенно, поддерживая разговоры ни о чём. Он старается запомнить как можно больше людей, их манеру подавать себя, говорить; те, кто хорошо скрывает свои эмоции и намерения, оказываются сложной добычей для проницательности Чонгука, а их сопровождение слишком его не интересует, потому что они, очевидно, не играют никакой роли, кроме украшения.
Чонгук думает, что он — украшение тоже. И повышенное внимание к нему только сегодня, потому что его видят впервые.
Они уезжают одними из последних, на вечере остаются только Хосок и ещё пара человек, с которыми Чонгук не говорил сегодня.
Он смотрит на отрешённое выражение лица Тэхёна, который почти не касался его сегодня, и думает, что он не хочет везти его к себе для продолжения вечера.
— Ты вернёшь принцессу домой к полуночи?
Тэхён качает головой и скользит взглядом по силуэту Чонгука.
— Принцесса теперь обручена с принцем и будет жить в его замке.
Чонгук с вызовом приподнимает брови.
— И дракон будет следить за тем, чтобы принцесса не выходила из башни?
— Хуже, — Тэхён снисходительно усмехается. — Я.
Чонгук не отвечает. Он всё ещё не понимает, когда Тэхён шутит, а когда говорит серьёзно. Если он действительно везёт его жить к себе домой, это просто глупо. Они видятся второй раз, это не имеет смысла, как и кольцо на его левой руке.
— Заберёшь вещи, когда будет удобно. Я предупрежу водителя, чтобы помог тебе.
— Стой, — Чонгук чувствует, как непроизвольно напрягаются плечи. — Ты серьёзно?
— А что не так? — спокойно спрашивает Тэхён. Он берёт его ладонь в руку и стучит ногтями по кольцу. — Мы обручены, забыл?
— Я, — Чонгук теряется, — я думал, это какая-то шутка. Спектакль для этих людей.
— Никаких шуток, любовь моя, — Тэхён скалится в улыбке. — Я говорил серьёзно. Или ты уже не считаешь это выгодным союзом для нас обоих?
Рука Тэхёна сжимает его бедро, и Чонгук вздыхает. Происходящее напрочь лишено смысла, но что в его жизни вообще имело смысл сейчас? Затёртая банальным желанием хорошо провести время вереница мужчин, а в свободные дни — овощное состояние на кровати в окружении готовой еды и дорам — вот что составляло его смысл жизни сейчас, но едва ли могло называться им по праву.
От мягких в своём давлении прикосновений Тэхёна — ощущение, что он подбирается всё ближе, а Чонгук сам шагает в петлю, которую Тэхён заранее заботливо подготовил, чтобы посадить на неё и в случае неповиновения затянуть сильнее, пока она совсем не перекроет кислород. Чонгук задохнуться не против.
— Думаю, из нас выйдет отличный союз, — тихо отвечает он.
— Вот и отлично.
Получив желанное согласие, Тэхён сразу отстраняется, тепло его руки на коже пропадает, и Чонгук чувствует небольшое раздражение, на которое у него нет права: если это своеобразный брак по расчёту, Тэхён не должен ему прикосновений, нежности и поцелуев. Разве что секс, когда он сам захочет его взять.
Машина выезжает за город, оставляя его цветные огни позади. Фонари ярче освещают дорогу.
— Я редко остаюсь на ночь в квартире: чаще всего, когда я задерживаюсь допоздна в городе, а с утра нужно снова по делам, — объясняет Тэхён. — Ты же не против жить за городом?
— Мне всё равно, — пожимает плечами Чонгук.
Он особо не выходил из квартиры, когда у него было свободное время — ему не принципиально, где жить.
Территория дома, на которую они въезжают, обнесена высоким глухим забором. Дракон тут действительно не нужен, думает Чонгук. А ещё он наверняка будет чувствовать себя спокойно в таком уединении.
Этот дом немного теплее и уютнее, чем квартира, в которой Чонгук уже бывал. Дизайн мягче, теплее, обтекаемее, словно тут можно было завернуться в плед и потеряться среди множества комнат.
Они проходят по длинному коридору в полной темноте, Тэхён хорошо ориентируется в ней, направляя Чонгука касанием руки между лопаток. Касание исчезает, и они останавливаются. Из конца коридора льётся мягкий ночной свет через окна в, кажется, гостиной.
— Это твоя комната, — он кивает на дверь перед собой. — До первой брачной ночи.
— Мне кажется, мы уже нарушили это правило, — язвит Чонгук.
— Там есть кое-какая одежда, можешь использовать её, — Тэхён пропускает замечание Чонгука мимо ушей. — Потом можешь выкинуть. Моя комната напротив.
Чонгук не видит его выражения лица, но может чувствовать его дыхание: Тэхён совсем близко, всё ещё не касается его. Чонгук делает шаг вперёд, касаясь его грудью и бёдрами, пытаясь заглянуть в поблёскивающие в темноте глаза.
— Действительно не коснёшься меня до первой брачной ночи? — он тянется руками к краю горловины его водолазки.
Тэхён грубо перехватывает его запястье, заламывая. Чонгук закусывает губу от боли, но не сопротивляется и не издаёт протестующих звуков — лишь немного сводит брови к переносице.
— Кажется, нам нужно кое-что прояснить.
Голос Тэхёна отдаёт скрежетом металла, от которого внутри всё сводит неприятной судорогой. Он разворачивается и тянет Чонгука за собой в комнату, пересекает её и заталкивает его в ванную, закрывая за ними дверь.
Свет слишком яркий, Чонгук щурится от него, прикрывая лицо ладонью. Тэхён подходит ближе, заставляя отступить и прижаться спиной к холодному кафелю. Его взгляд наполнен холодной злостью, разочарованием.
— Ты, — Тэхён кладёт ему ладонь на щёку, нежно поглаживая, — маленькая дрянь, — он самозабвенно улыбается уголками губ, — хочешь, чтобы я целовал тебя, как в ту ночь? — кончиками пальцев проводит по нежной коже под водолазкой, мимолётно ощущая учащённый пульс.
Чонгук переступает с ноги на ногу, и Тэхён прижимает его своими бёдрами, отчего он тяжело сглатывает.
— Ты замарал свой ротик, принцесса, — Тэхён шелковисто постукивает пальцами по его губам. — Я не целую грязных шлюх.
— В прошлый раз целовал, — хрипло усмехается Чонгук.
— В прошлый раз я тебя снял, — он проникает пальцами ему в рот. — А теперь я тобой владею.
Выскальзывает обратно, и Чонгук прикрывает глаза, пытаясь сильнее прижаться пахом к его бедру. Тэхён помогает ему в этом, и Чонгук сдавленно выдыхает, размыкая губы, а в следующую секунду чувствует на языке что-то солёное и жгучее. Пальцы давят на корень языка, другой рукой Тэхён придавливает его подбородок вверх, чтобы он не мог открыть рот. Чонгук смыкает зубы, чувствуя тошноту и жжение уже глубоко в горле.
Раздаётся звук пощёчины и сдавленный чонгуков стон, он чувствует запах грёбаной лаванды прямо в носу и понимает, что в его рту мыло.
Он хочет сказать, что Тэхён больной ублюдок, но он держит его лицо крепко, и Чонгук лишь продолжает сжимать зубы. Ещё одна пощёчина вызывает в Чонгуке предательскую дрожь, он стонет, толкаясь в бедро Тэхёна снова и обхватывает его пальцы губами, посасывая, сглатывая скопившуюся слюну с мылом.
— Вот так правильно, — удовлетворённым рыком одобряет Тэхён. — Хорошенько промоем тебе ротик, а с остальным разберёшься сам.
Чонгук чувствует, как слабеет хватка на его подбородке, он опускает его и смотрит Тэхёну в глаза: в них нездоровый восхищённый блеск. Чонгук чувствует дрожь, проходящую по всему телу, когда Тэхён отстраняется: его колени подкашиваются, и он хватается рукой за раковину рядом. От Тэхёна веет бесконечной властью, которой хочется отдаться, встать на колени и молить овладеть, присвоить, сделать своим, заковать, посадить на короткий поводок. Красота его лица в непроницаемой холодности и надменном взгляде сверху-вниз, которому противостоять Чонгук не может. Его сердце стучит так отзывчиво, что он пугается этого.
— Иди к себе, приведи себя в порядок и отдыхай.
Чонгук смотрит на него, не моргая, пару секунд, а потом быстрым шагом уходит, захлопывая за собой дверь уже в своей ванной. Ему жжёт горло и его тошнит, он падает на колени, но перед унитазом. Его рвёт — и это неприятней тошноты после алкоголя, потому что щелочь ощупывает каждую ранку, раздражает слизистую. Но он ведь шлюха, верно? Он заслужил. Тэхён благосклонен к нему, если решил помочь отмыться от этого.
Чонгук полощет рот очень долго, пока принимает душ. В горле всё ещё немного жжёт, когда он застилает постель. В шкафу он находит несколько вещей по размеру, они пахнут порошком и немного пылью — видимо, они давно тут лежат. Чонгук надевает мягкую серую пижаму и ложится в постель, с удовольствием ощущая, как расслабляются мышцы — он очень устал сегодня, эмоционально вымотался.
Ночь проходит спокойно: Чонгук спит крепко, сны его не беспокоят. Просыпается он ближе к полудню. И, открывая глаза, не понимает, где находится. Обрывки вчерашнего вечера складываются в картинку неохотно, путаются и переворачиваются, но в конце концов Чонгук собирает их воедино и с силой жмурится. Что за херня вчера произошла? Зачем он приехал сюда? Какая, к чёрту, помолвка?
Ругая себя за излишнюю беспечность, он быстро умывается и одевается: задерживаться в этом доме он не собирается. У парадной двери он видит Чинсу — он запомнил его по шаферской форме и ярким голубым глазам.
— Доброе утро, — Чонгук подходит к нему с лёгкой улыбкой. — Отвезёшь меня домой?
— Доброе, — кивает мужчина, касаясь пальцами козырька своей кепки. — Конечно, Тэхён предупредил, что мы поедем за вещами.
Чонгук выдавливает ещё одну улыбку — он не хочет говорить, что возвращаться сюда не намерен, поэтому молча садится в машину и включает музыку в наушниках. Думая о вчерашнем вечере, ему трудно разложить всё в голове до понятного — слова Тэхёна очевидно звучали как предлог: ему от Чонгука нужно что-то другое, либо у него на такие поступки есть причины, о которых он ему не сказал. Чонгук не дурак, чтобы вестись на подобные вещи.
Чинсу паркует машину, и Чонгук собирает всю свою решимость, чтобы сказать:
— Ждать меня не нужно. Обратно я не поеду.
— Но Тэхён…
— Я остаюсь дома, — перебивает Чонгук, открывая дверь, — спасибо, что довёз.
Он покидает машину и спешно уходит внутрь здания, боясь, что его поймают, как бездомную кошку, силком. Его сердце сильно бьётся, когда он закрывает за собой входную дверь. Почему он чувствует себя так, словно сбежал со свадьбы?
Чонгук скидывает неудобную одежду и забирается в широкую футболку, сразу после этого падая на кровать. Думать больше нет сил — он пропадает в соцсетях до вечера, потом заказывает доставку и смотрит телевизор, ужиная. Кажется, всё становится на свои места: он у себя дома, в спокойствии и уюте. Да, сейчас его квартира кажется намного уютнее. Безопаснее.
Тэхён не звонит и не пишет, из чего Чонгук делает вывод, что всё сделал правильно. Или он ещё не вернулся домой и не заметил пропажу. Время переваливает за полночь, Чонгук бессмысленно бродит в твиттере, даже не читая ни один пост целиком. В груди селится неприятное давящее ощущение.
Тэхён не звонит и не пишет. Чонгук закрывает веки и глубоко вздыхает. Это не должно его расстраивать. Он трогает пальцами кольцо на левой руке и раздражённо сжимает зубы. Разве так поступают с женихами? Просто игнорируют их пропажу?
Чонгук не должен относиться к этой игре так серьёзно — он понимает. Но что-то заставляет его чувствовать это реальным. Более реальным, чем вся его жизнь до этого. Он вздрагивает, когда на телефон приходит сообщение. Но это всего лишь Мару. Просит встретиться послезавтра. Чонгук шумно выдыхает через стиснутые зубы: не для того он мыло жрал, чтобы снова мараться об этого нытика.
Чонгук зло укрывается одеялом с головой и смотрит в одну точку, пока не засыпает.
Ранним утром его будит не то свет из окон, не то странное беспокойство, не то новое сообщение на телефоне.
T-hyung
Надеюсь, тебе хватило времени собраться. Заеду после ланча.
Предательское сердце Чонгука радуется. Он сжимает кулак возле грудной клетки и злится на себя за то, что чувствует. Чонгук знает таких людей, как Тэхён, их любить противопоказано. Привязываться — тем более. Он думает ответить ему, что разрывает помолвку, но потом видит десяток входящих сообщений от Мару и других, кто хочет провести с ним время, и думает что, может быть, фиктивный брак с Тэхёном — не такая плохая идея. К тому же, вряд ли они действительно распишутся.
Он встаёт и собирает вещи. Всё самое необходимое помещается в два чемодана: большой и поменьше, а ещё две дорожные сумки и рюкзак. На это уходит куча времени и сил, его квартира выглядит ужасно, перевёрнутой с ног до головы, и когда он заканчивает, то вновь задаёт себе вопрос: «что я делаю?». Осознание доходит до него так поздно, что он разрывается между желанием заплакать от собственной глупости и нетерпением довести всё до конца. Это всё какой-то сюр, который не должен происходить в его жизни.
И даже холодный душ не приводит его в чувства. И персиковое масло, которое он старательно втирает в кожу. И любимые чёрные джинсы с любимой рубашкой с вырезом почти до пупка — тоже. Рубашку он снимает и гневно комкает, отправляя в дорожную сумку. Он думает, что будет выглядеть глупо, но надевает белую футболку из очень лёгкого хлопка, с двумя нарисованными бабочками, а сверху — пушистый зелёный кардиган. Да, он выглядит глупо. Однако времени переодеваться уже нет, потому что в дверь звонят, а внизу стоит машина Тэхёна.
— Здравствуй, Чинсу, — Чонгук виновато улыбается.
— Добрый день, — водитель вежливо кивает. — Тэхён ждёт в машине, вы можете идти к нему, а я отнесу вещи.
Чонгук пропускает мужчину внутрь и показывает, что нужно взять, сам тянется к дорожным сумкам, но Чинсу преграждает ему путь.
— Не нужно, я справлюсь, — он избегает смотреть на Чонгука. — Тэхён ждёт в машине.
Чонгук смущается, но спорить не решается.
— Ключи висят над дверью.
Стоя в лифте, Чонгук понимает, что встреча с Тэхёном волнует его. В плохом смысле. Как будто он идёт домой с плохой оценкой за контрольную. Как будто провинился, разочаровал.
Чонгук садится в машину и нервно закусывает щёку изнутри, видя Тэхёна. Он неизменно одет в чёрно-белую классику.
— Мило выглядишь, — вместо приветствия говорит Тэхён, пробегаясь по Чонгуку быстрым взглядом.
— Спасибо, — Чонгук сжимает край кардигана в руке.
— Почему не ночевал дома? — Тэхён спрашивает это обыденным тоном, заглядывая в глаза с неподдельным интересом.
— Как раз таки дома я и ночевал, — фыркает Чонгук.
— Тогда почему Чинсу выносит сейчас вещи из твоего дома? — усмехается Тэхён.
— Потому что я идиот, — Чонгук раздражается и отворачивается к окну, не желая смотреть на самодовольное лицо Тэхёна.
— О, не говори так про себя, любовь моя, — интонация Тэхёна меняется на успокоительно-нежную, и он поглаживает Чонгука по волосам на затылке.
Любовь моя. У Чонгука от этих слов неприятно колет в рёбрах. Это слишком сладко, слишком притворно. Никто и никогда не говорил ему этого искренне. Ему не хочется реагировать на это обращение, но контроль утекает сам собой, когда пальцы Тэхёна спускаются поглаживаниями от шеи к плечу.
Чинсу садится в машину, и они уезжают, быстро минуя знакомые Чонгуку районы. Ключи от его квартиры лежат на подлокотнике между передними сиденьями, и когда на повороте они начинают скатываться, Тэхён ловит их и вкладывает Чонгуку в ладонь.
— Надеюсь, не пригодятся, — говорит он.
Чонгук сжимает холодный металл в руке, не желая чувствовать тепло от пальцев Тэхёна на своей коже, но он кладёт руку на чонгуково бедро и поглаживает, словно успокаивая. Чонгук и без того спокоен: бурю смятения внутри он унимает быстро, сминая её привычным безразличием. Чем бы ни кончилась эта затея, ему всё равно. Главное, он больше не будет сосать Мару.
— Я вернусь через пару часов, — говорит Тэхён, стоя на пороге дома и поглаживая костяшками пальцев подбородок Чонгука. — Обживайся.
Чонгук кивает, задерживаясь во взгляде Тэхёна чуть дольше, чем нужно.
При свете дня дом выглядит ещё уютнее. Чонгук не спешит разбирать вещи, а прогуливается по комнатам: в большинстве из них панорамные окна от пола до потолка, открывающие вид на задний двор с садом и бассейном. Для Чонгука естественного света слишком много, он не очень любит его, поэтому задёргивает пепельные шторы наполовину, чтобы погрузить гостиную в полумрак. На кофейном столике стоят свежие цветы, кажется, лютики. Он нюхает их и потирает нос от сладкого запаха. На камине — несколько фотографий. Из всех изображённых людей Чонгук узнаёт только Тэхёна, Хосока и Юнги. Внимание привлекает симпатичный парень рядом с последним. У него утончённое тело и модельного типа лицо. Чонгук думает, что это наверняка та самая любовь, которую Тэхён у него отнял. Что ж, Чонгук тоже до сих пор бы обижался.
Практически в каждой комнате, подобной другой, Чонгук находит вазы с цветами: где-то пионы, где-то лилии и ромашки. Вокруг много мягкости в виде объёмных диванов, кресел, множества подушек. Это странно, но всё же гармонирует с брутальной мебелью на широких ножках, часто металлической. Столы в основном стеклянные. Стекла в этом доме в принципе много.
Чонгук возвращается в свою комнату и окидывает её свежим взглядом. Она максимально безликая, и ему это нравится. Если придётся задержаться, можно будет привнести на этот серый холст свои краски. Тут есть телевизор, большой письменный стол и высокий стеллаж — Чонгук может привычно не выходить из дома днями.
Стопки одежды, что были в шкафу до этого, он складывает в одну из своих сумок и прячет на верхнюю полку, всё же не желая выкидывать вещи. К тому же, в выдвижном ящике стола ему попадается пара фотографий и конверт, которые читать и рассматривать он не станет: Чонгук не знает, кто мог тут жить до этого, и это — не его дело. Любопытством до чужих жизней он никогда не отличался, поэтому раскладывает вещи, минуя ящики стола, а после расслабленно выдыхает: это похоже на его личную комнату — даже уютно.
С кофемашиной тоже разбирается быстро; горячая кружка с дымящимся латте приятно греет пальцы, пока он стоит у окна и из-за занавески смотрит на птиц в саду. Погода сегодня приятная.
Чонгук моет кружку и из-за шума воды не слышит, как кто-то заходит в дом. Он вздрагивает, когда тёплые ладони ложатся ему на талию и скользят к животу. По моментально окутывающему его запаху горьких пионов он понимает, что это Тэхён.
— Рад видеть тебя, — мурлычет он ему на ухо.
Чонгук вешает кружку на подставку и поворачивается к нему, Тэхён его талию из рук не выпускает.
— Ты обедал? — спрашивает он, поправляя волосы на лбу Чонгука.
— Я не ел сегодня, но выпил латте, — Чонгук звучит слишком тихо даже для пустого дома.
— Тогда поехали, — Тэхён берёт его за руку и тянет к выходу, того ноги сами несут следом. — Покажу тебе своё любимое место.
Чонгук знает: есть особый раздел в запросах некоторых мужчин — заботиться о тебе, потому что они хотят чувствовать, как оберегают кого-то. Им в самом-то деле плевать, нужна ли тебе эта забота, чего ты хочешь и в чём нуждаешься. Главное — жест этот осуществить, собственное самолюбие потешить, мол, вот какой я хороший, не только дорогие подарки дарю, но ещё и проявляю искренность, мягкость, тепло… Чонгук ёжится от этих мыслей, входя в ресторан и следуя за Тэхёном к столику; в его глазах он видит, что в его запросах галочка стоит в другом месте, однако он пока не понимает, в каком — Тэхён для него новый тип, который наверняка этот жест даже не расценивает как заботу.
— Тут приятно, — заключает Чонгук. — Мне нравится вид.
Тэхён кладёт банковскую карту на стол и пальцами пододвигает её к Чонгуку.
— Спасаешь от голодной смерти?
— Трать на своё усмотрение, — пожимает плечами Тэхён. — Домой приходит клининг два раза в неделю, также раз в неделю чистят бассейн. Тебе не обязательно встречать или присутствовать, они сами знают, что делать и у них есть ключи. Ем я обычно вне дома или заказываю, так что как правило холодильник пуст. Если захочешь что-то приготовить, придётся выбраться в магазин, — Тэхён задумчиво поднимает глаза. — Вроде всё.
— Не всё, — Чонгук складывает руки на груди. — Я ненавижу живые цветы. Зачем столько?
— В чек-листе услуг клининга изначально стояла галочка, — Тэхён поджимает нижнюю губу. — Не обращал внимания. Вычеркну.
Чонгук довольно хмыкает, а после наблюдает, как им наливают вино и приносят блюда. Он вспоминает о найденном конверте в ящике стола и фотографиях. Его любопытство слабое, но он решает спросить.
— А чьи вещи в комнате, в которой я буду жить? — Чонгук накалывает салат на вилку.
— У меня бывали отношения и до тебя, — снисходительно улыбается Тэхён. — Большего тебе знать не нужно.
Чонгук кивает — действительно, не нужно — и смотрит в окно. Этот вид ему знаком. Он бывал пару раз в ресторанах в высотках, откуда было видно берег брайтон бич. Но с видом на океан, который даже слышно через открытое окно, он сидит впервые. Вино здесь не отличается, зато качество обслуживания — очень даже. Ему приятно не ловить косые взгляды на себе.
— Скоро похолодает, — Тэхён позволяет официанту забрать пустую тарелку и продолжает: — Хочешь заехать в магазин?
— У меня есть всё необходимое, — Чонгук надувает губы. — Но если ты хочешь меня порадовать… — настроения язвить нет. Океан умиротворяет Чонгука. На самом деле от сборов, переездов и моральных переживаний он сильно устал, и хотелось просто полежать в ванне, а потом укутаться в тёплую пижаму и завернуться в одеяло. — Хочу тёплую пижаму, — вдруг выдаёт он, даже не успев подумать, как инфантильно это может прозвучать.
— Я знаю пару мест, где тебе может понравиться.
Чонгук не ждёт, когда Тэхён расплатится, и выходит на улицу один. Он дышит свежим солёным воздухом и обнимает себя за плечи. В его жизни происходит ерунда. И он так сильно не хочет анализировать это.
Сквозь тонированное стекло он изучает плывущие за окном улицы: теперь он, наверное, будет видеть эту часть города чаще. На самом деле Чонгук до конца не понимает, насколько Тэхён обеспечен, но и вдаваться в подробности не хочет — все его желания он наверняка сможет выполнить. А если нет — это причина постараться.
В магазинах Тэхён Чонгука не преследует, а спокойно даёт ходить в одиночестве и выбирать. То ли от настроения, то ли здесь действительно нет ничего сносного, Чонгук берёт только тёплые пушистые гольфы приятного голубого цвета. Тэхён обещает, что в следующем будет лучше.
И правда: среди рядов другого бутика Чонгук наконец находит что-то к душе: пижамные штаны и кофту цветом чуть светлее уже купленных гольф, такие же мягкие и пушистые. У него просыпается тяга ко всему комфортному, тёплому и очень, очень мягкому: он просто старается создать вокруг себя недостающий комфорт. Недостающие мягкость и ласку, которые никому не позволяет к себе проявлять.
В поисках примерочной он натыкается на отдел женского белья и ненадолго задерживается взглядом на белых чулках с нежно-голубыми подвязками. Они могли бы приятно дополнить его образ. Чонгук усмехается своим мыслям и уходит в примерочную. Тэхён проходит мимо.
Дома Чонгук сразу же переодевается во всё купленное и довольно улыбается. Заваривает зелёный чай и садится за стол, поджимая ноги. У него прекрасное настроение для того, чтобы порисовать акварелью. Она не в лучшем своём виде, какие-то краски уже заканчиваются, но он так любит именно эту, что совсем не хочет менять на другую: она с ним с момента переезда и напоминает о хороших днях. Чонгук включает музыку в наушниках и не обращает внимания на время, пока рисует.
Он так увлечён, что не замечает, как загорается настольная лампа; лишь когда тёплая ладонь касается его спины, Чонгук вздрагивает и вынимает наушники.
— Очень красиво, — улыбается Тэхён за его спиной. — Но тебе, кажется, нужны новые краски?
Чонгук смущённо улыбается, как будто его застукали за чем-то интимным. На листе бумаги рисунок океана, который он видел сегодня. И несколько абстрактных пятен — его эмоций.
— Да, наверное, — пожимает он плечами. — Я просто люблю именно эту палитру. Рука не поднимается поменять.
Тэхён наклоняется к затылку Чонгука и вдыхает аромат его волос. Пахнет персиком.
— Не обязательно выкидывать эту, чтобы купить новую, — он спускается кончиком носа к шее — тут аромат сильнее. — Я зашёл пожелать спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — отвечает Чонгук.
И закусывает губу, когда дверь за его спиной закрывается.
*
Этот дом не должен казаться ему уютным, а комната — личным безопасным пространством. Но именно так и происходит.
На следующий день после того, как Тэхён заходит пожелать спокойной ночи, он привозит ему точно такую же акварель, которая у него была, только новую, а ещё набор кистей и предлагает купить мольберт. Чонгук отказывается, но мольберт и холст всё же в доме появляются.
Их общение течёт совершенно обыкновенно, как будто между ними ничего не происходит. Тэхён лишь иногда касается его — обычно талии, и называет «любовь моя», когда это к месту, что вызывает в Чонгуке всё ту же щемящую тоску. Он не задумывается о происходящем, потому что запрещает себе думать — это всегда приводит к ряду неприятных мыслей, а в итоге — апатии, которых он так сейчас не хотел. Поэтому, когда Тэхён в один из дней возвращается домой и сидит в кресле, даже не успев ещё переодеться, Чонгук, не задумываясь, повинуясь мимолётному желанию, садится ему на колени и обвивает шею руками, устраиваясь головой на груди. Уютно.
Тэхён прижимает его за талию к себе и утыкается носом в растрёпанную макушку. В этом нет ничего неправильного, если не обращать внимания на всю ситуацию вокруг. Чонгук хотел нежности, Тэхён её был не прочь дать, так что в целом всё в порядке.
— В коридоре стоит пакет, там несколько похожих пижам для тебя, — говорит Тэхён, не отрываясь от чонгуковой макушки. — Не можешь же ты ходить в одной и той же постоянно.
— Она мне очень нравится, — Чонгук устраивает голову удобнее, прислушиваясь к размеренному биению сердца под своим ухом.
Тэхён гладит его по волосам, глядя в окно на стремительно темнеющий сад. Солнце садилось всё раньше с каждым днём, на улице холодало. Чонгук приподнимает голову и тоже смотрит в окно: он ни разу не выходил прогуляться среди пышных деревьев, а сейчас листва начинала желтеть и опадать.
Тэхён смотрит на его профиль и ждёт, не моргая. Чонгук поворачивает голову и встречается с его внимательным взглядом своим — уверенным и спокойным. Он чувствует на лице чужое дыхание и руку на своём затылке, слегка массирующую кожу головы. Тэхёну нужно лишь немного, слегка надавить, как Чонгук податливо подставляет губы для поцелуя — сразу же глубокого и жадного. Тэхён не церемонится, а Чонгук заискивает, как только чужие губы после нескольких мгновений поцелуя пропадают. Тэхён довольно улыбается, поглаживает его шею и наслаждается лёгкими прикосновениями к своим губам и тому, как Чонгук нетерпеливо ёрзает на его коленях. Его руки торопливо цепляются за полурастёгнутую рубашку, и Тэхён оттягивает его нижнюю губу зубами. Затем целует, с давлением, придерживая чонгукову голову, чтобы он не мог отстраниться и от этого давления уйти. У Чонгука от такого напора сбивается дыхание, он льнёт ближе, получая приятное давление и на язык тоже.
Тэхён всей рукой обхватывает его талию и прижимает к себе, другой скользит между ног и сминает внутреннюю часть бедра сквозь мягкую ткань, губами спускается к шее и оставляет болезненный засос — Чонгук сдавленно стонет и кусает припухшие губы.
— Мне нужно уехать, — говорит между поцелуями Тэхён, — на ночь.
Чонгук закатывает глаза, когда Тэхён прикусывает нежную кожу возле ключицы.
— Не хочешь остаться на ночь со мной? — шепчет он ему на ухо, после целуя мочку.
— Не могу, — в голосе Тэхёна читается явные разочарование и возбуждение. — Уже опаздываю.
— Неужели у тебя нет времени на своего жениха? — хнычет Чонгук ему на ухо.
Тэхён сжимает его бедро с силой, Чонгук чувствует, как у него стоит. Это возбуждает его сильнее, он обхватывает его шею руками и прижимается к горячей коже под челюстью губами, мягко целуя.
— Он так нуждается в тебе.
Тэхён делает глубокий вдох и встаёт с кресла, держа Чонгука за талию, пока тот сползает вниз, вставая на ноги.
— В следующий раз возьму тебя с собой, — Тэхён гладит пальцами румяные щёки.
Чонгук закусывает губу. Он мог бы продолжать играть милого бойфренда, надуть губы и выуживать из Тэхёна приятные слова. Но обида играет с ним иначе.
— Если следующий раз будет, — Чонгук скрещивает руки на груди и отстраняется.
Сильные пальцы сжимаются на его шее в следующую же секунду, а горячее дыхание опаляет ухо:
— Это не тебе решать.
И отпускают сразу, а Чонгук прикусывает язык, слушая удаляющиеся шаги. Тэхён так умело играет с его сексуальностью, что ему начинает казаться, что решать действительно не ему. Чонгук боится представить себе тот день, когда Тэхён откроет для себя все его кинки и фетиши, все места, на которые можно надавить — его тело перестанет подчиняться ему самому. Полностью.
Чонгук поворачивает голову в сторону закрывшейся входной двери. Впрочем, отдать полный контроль — не так плохо. Как и иметь его.
Чонгук лукаво улыбается своим мыслям и идёт в комнату Тэхёна. Он снимает пижамные штаны и нижнее бельё, забирается в постель и просто лежит какое-то время, прислушиваясь к своим ощущениям. Подушка хранит запах тэхёновой кожи и парфюма, Чонгук дышит им, чувствуя на себе отголоски твёрдой хватки на шее и талии; шёпот звучит в его голове снова и снова, словно отдаваясь от стен в комнате. Всё тело стремительно погружается в жар, который тянется языками пламени к низу живота. Чонгук трогает себя, закусив губу, почему-то стараясь не издавать звуков. Ему хочется быть тихим, послушным, чтобы папочка хвалил его за сдержанность и хорошее поведение. Хороший секс за последний год у него бывал редко, последний раз — с Тэхёном; а секс он любит. И любит страстно.
Чонгук ставит телефон на тумбочку и запускает таймер. Встаёт к камере боком, натягивая пушистую пижамную кофту пониже, прикрываясь спереди, но полностью оголяя ягодицы. За две секунды до затвора от отворачивает голову и опускает её. Фотография получается неплохой, даже горячей — Чонгук отправляет её Тэхёну.
В ожидании ответа он ложится обратно на постель и медленно ласкает себя, окутанный дурманящим ароматом Тэхёна — на самом деле, он едва уловим, но чувства Чонгука обострены, и он жадно цепляется за этот запах, вспоминая то, как они целовались, и представляя всё то, что могло бы быть после.
Он лежит на спине, отвернув голову на подушки, тихо стонет в себя. Звук нового сообщения прерывает его, по телу проходит предвкушающая дрожь.
T-hyung
Не терпится оказаться на моём члене, детка?
Чонгук закрывает глаза и делает несколько скользящих движений по члену, представляя это ощущение — быть на члене Тэхёна. Оно такое неясное и расплывчатое, что раздражает. Он прерывается и набирает ответ.
Jk
Да, папочка.
T-hyung
Не называй меня так.
Jk
Почему?
T-hyung
Слишком банально. Я не из числа твоих бывших с кинком лишь на это слово.
Jk
Как мне называть тебя?
Чонгук прижимается задницей к матрасу, ища необходимого давления, он думает трахнуть себя пальцами.
T-hyung
Хён.
Jk
Хён, я могу трахнуть себя пальцами?
T-hyung
Нет, придётся ждать меня.
Чонгук разочарованно выдыхает и дрочит себе быстрее, ощущений чертовски не хватает.
Jk
Я могу хотя бы кончить?
T-hyung
Только не на мою постель. И я хочу слышать это. Сейчас.
Чонгук прогибается в пояснице и включает запись голосового, закрывая глаза. Он уже довольно близко. Картинки в голове становятся ярче, привлекательнее, он приоткрывает рот и тихо стонет, крепче сжимая руку на члене. Последним приходит неожиданное воспоминание о том, как Тэхён говорил ему мерзкие вещи, заставляя глотать мыло.
— Я такая шлюха, хён, — говорит он между хныкающими стонами.
И с мелкой дрожью в бёдрах кончает в ладонь.
Аудиосообщение доставлено.
T-hyung
Ты та ещё шлюха, любовь моя.
*
Тревожное чувство в груди будит Чонгука рано — восемь утра: он никогда не встаёт раньше одиннадцати по собственной воле. Он сонно потягивается в кровати Тэхёна, решая не засыпать больше. Неприятное чувство недосыпа почти отступает под струями прохладного утреннего душа, и Чонгук идёт в кухню-гостиную, в глубине души надеясь, что Тэхён уже вернулся. Но дом пустует, к тому же, он не обещал приехать с утра. Чонгук выпивает большую кружку чёрного чая и съедает два тоста с джемом, листая новости в телефоне. Ничего интересного.
Потом разбирает новые пижамы: они действительно похожи на ту, что была у него, но в разных цветах. Есть белая, пастельно-розовая и чёрная. К каждой в комплект идут тёплые гольфы. И ещё что-то в небольшой плоской коробочке на дне пакета. Чонгук достаёт её и с интересом вертит в руках, развязывает бантик и открывает её, удивлённо замирая: там лежат четыре пары подходящих по цвету чулков с поясами и подвязками для них. Сбоку — небольшая записка:
«Заметил, как ты смотрел на них в магазине. Думаю, будут отлично смотреться на тебе».
Чонгук улыбается и скользит пальцами по капрону. Все чулки простые: белые, с цветными подвязками и поясами без швов, только одни полностью чёрные, с кружевами на широкой резинке и таким же кружевным поясом. Он не пробовал носить такое, но в тот день, в бутике, действительно допустил мысль, что хотел бы попробовать.
Чонгук закрывает коробочку и кладёт её в шкаф, накрывая стопкой пижам. Пока что он не готов. Да и Тэхёна дома нет — показать некому.
Тэхёна дома нет и в обед. Чонгук, обычно находящий себе занятие с лёгкостью, слоняется по дому в безделье и скуке. Ловит себя на мысли, что ждёт возвращения Тэхёна слишком сильно. И это неприятно. Входящие сообщение в инстаграме отвлекает его от досадных мыслей, и он не замечает, как начинает переписку с каким-то мужчиной — привычный способ абстрагироваться. В принципе, это его ежедневная рутина, так что он не замечает происходящего, пока не получает приглашение выпить кофе. Чонгук невольно смотрит на своё кольцо, думает, что, наверное, это неправильно — соглашаться.
Но ещё он думает, что неправильно бросать своего нуждающегося в сексе жениха одного. Тем более, спать он с этим мужчиной не собирается — просто поболтает и выпьет кофе, развеется. С момента переезда он никуда не выбирался. И хотя Чонгук по большей части любил сидеть дома — иногда хотелось немного движения и свежих впечатлений.
Одевается он просто, даже невзрачно: серые объёмные штаны и чёрная кофта, сверху — тёплое пальто. Чинсу сегодня нет, и Чонгук чувствует себя немного неуверенно, обращаясь ко второму водителю, которого видит в первый раз. У Роя более мягкая энергетика и черты лица, но общается он грубее и будто бы строже, что Чонгуку не очень нравится. Он не хочет слышать в свой адрес расспросы каждый раз, когда выезжает из дома.
В кафе Чонгук приезжает немного раньше и заказывает мокко с шоколадным чизкейком — от стресса очень хочется сладкого. Пока готовят заказ, он всерьёз размышляет над тем, чтобы уехать. Идея встречи с Айденом — так он представился — уже не кажется ему такой безобидной и правильной. Он вспоминает лицо Тэхёна, когда тот недоволен или злится, и к горлу подкатывает ком. Рой обязательно ему расскажет, машина стоит прямо напротив кафе. И пускай Чонгук выбрал самый отдалённый от окон столик, он уверен, что Рой всё поймёт.
Чонгук нервно постукивает вилкой по уже пустой тарелке, когда его одиночество нарушают.
— Я очень виноват, что опоздал.
Айден не выглядит так, словно спешил на эту встречу, но улыбка у него действительно сожалеющая, а ещё очень широкая и привлекательная. Чонгук улыбается в ответ и качает головой.
— Ничего страшного, я не тороплюсь.
Айден делает заказ, и Чонгук неспешно разглядывает его. У него приятного приглушённого оттенка зелёные глаза и аккуратная короткая стрижка на тёмно-каштановых волосах. Черты лица — волевые и мужественные, а ещё есть небольшая щетина — всё это Чонгуку не нравится. Особенно то, как чётко у него выделялись крупные мышцы под рубашкой. Таких мужчин Чонгук рядом с собой не любил.
Они начинают разговор с безобидного повседневного обсуждения, а потом Айден интересуется, чем Чонгук занимается в свободное время, попутно вставляя пару безобидных комплиментов его внешности. Чонгук упоминает, что пару раз снимался для рекламы одежды, ещё когда учился в университете, но ему не очень понравилось. На самом деле — понравилось, и его даже звали ещё, но он слёг с фазой депрессии и больше не хотел возвращаться к этому — но об этом Айден знать не обязательно.
— Я бы мог помочь тебе вернуться к этому, — Айден доливает себе травяной чай с душицей, от запаха которой Чонугка тошнит. — Модельный мир многое теряет без тебя.
Чонгук опускает глаза и выдавливает улыбку. Он отвык от таких скользких комплиментов — даже его бывшие ухажёры придумывали что-то менее банальное. Однако, если Айден говорит серьёзно — это действительно его шанс на самостоятельность. В конце концов, они с Тэхёном едва знают друг друга, а кольцо на пальце не обещает ему безбедной жизни до конца его дней. Стоит Тэхёну захотеть — Чонгук окажется в своей небольшой квартире без гроша в кармане, никому ненужный, безработный и без образования.
— Не думаю, что кто-то захочет брать меня на работу, — Чонгук обводит пальцем ручку своей уже пустой кружки, избегая зрительного контакта. — Мне не пятнадцать, чтобы начинать карьеру.
— Я же сказал, — интонация Айдена становится заискивающей, — я могу помочь. За небольшую услугу. И извини, если я груб, — Чонгук наконец смотрит на него. — Но не думаю, что тебе привыкать оказывать такие услуги.
Чонгука такие слова не обижают никогда. Когда Тэхён называет его шлюхой, это даже возбуждает. Но сейчас — почему-то становится неприятно. Ему хочется обернуться и увидеть Тэхёна, который идёт к ним со своим холодным, непроницаемым выражением лица; который обязательно бы за него заступился. Вместо всего этого — Чонгук сохраняет спокойствие и опускает взгляд на свою левую руку.
— Боюсь, мне уже не по статусу, — Чонгук с вызовом вскидывает брови, показывая кольцо на безымянном пальце.
— Прятаться за папочкой всю жизнь не очень разумно и безопасно, — Айден самодовольно улыбается. Он знает, что его аргументы куда весомее. — К тому же брак — не преграда для пары отсосов. Подумай. Мой контакт у тебя есть.
Айден кладёт деньги на стол, надевает пиджак и уходит. Чонгук смотрит ему вслед, пока сердце неприятно стучит, развозя по крови колкие льдинки. Он сам загнал себя в ситуацию зависимости и теперь считал, что его это полностью устраивает. Даже если нет — что он может? Отсосать кому-то за работу моделью? Возможно.
Возможно, это даже единственный устраивающий его вариант. Чонгук грустно усмехается сам себе. Его жизнь — помойка.
Он думает об этом по пути домой, просто погружаясь в поток самобичевания и унижения. Делал ли он когда-то в своей жизни что-то правильное? Совершил ли хоть один разумный выбор? Нёс ли ответственность за всё то дерьмо, что сделал? Нет.
Чонгук впервые идёт в сад сегодня. Он не хочет заходить домой, не хочет знать, приехал ли Тэхён. Он бродит среди деревьев, ступая по хрустящей листве и мечтая быть повешенным на одной из сильных веток дуба. Он останавливается у искусственного пруда, смотрит в своё отражение. Это лицо годится для двух вещей: моделинга и ебли. Этот человек — не годится больше ни на что. Но ведь кто-то должен исполнять эту роль, да? Чтобы кто-то выглядел лучше на его фоне. Чтобы кому-то вроде Айдена было кем помыкать, а кому-то вроде Тэхёна — кого трахать по возвращению домой.
Чонгук заходит домой через раздвижные двери в гостиной и натыкается взглядом на тяжёлый и холодный взгляд Тэхёна.
— Не смог дождаться, да? — говорит он, медленно шагая к Чонгуку.
Ощущение, что он выбирает позицию, с которой будет удобнее нападать. Чонгук сводит лопатки.
— О чём ты?
Тэхён хватает его за воротник пальто и притягивает к своему лицу.
— О том, что ты шляешься хер пойми с кем, пока я уехал на пару часов. Пару часов, Чонгук. Ты не смог высидеть и сутки без члена в заднице.
Его голос пугающе спокойный, а интонация очень ровная, невозмутимая, как будто на самом деле это всё его не трогает. Но взгляд — пригвождающий к полу — всё меняет. И это должно пугать, но Чонгук чувствует себя спокойно. Он заслужил.
— Хён, тебя очень долго не было, — Чонгук облизывает губы и тянется пальцами к подолам его пиджака, цепляет их и слегка тянет. — Мне стало скучно, и я решил отвлечься. Мы просто поговорили и выпили кофе, — Чонгук смягчает свой тихий голос, виновато заглядывает Тэхёну в глаза. — Прости, что заставил беспокоиться.
Пощёчина неожиданностью не становится, но она такая сильная и приходится точно по скуле, что Чонгук не удерживает равновесие, падает на колени. И не решается поднять глаза.
— Ты очень разочаровал меня.
Больше Тэхён ничего не делает и не говорит. Он просто уходит в свою комнату, оставляя Чонгука сидеть на полу. Он чувствует, как по горячей от пощёчины щеке скатывается слеза. Одна. Больше он себе не позволяет. Утирает её дрожащей ладонью и встаёт. В своей комнате он переодевается в новую белую пижаму и ложится в кровать, накрывается одеялом и смотрит в темноту. Он разочаровал Тэхёна.
И он должен извиниться. Хорошо извиниться.
Дни проходят как в полусне. Чонгук принимает ванну два раза в день, пьёт зелёный чай, ест очень мало — и то только фрукты. А ещё много рисует новыми красками: яркие осенние пейзажи с тёмным грозовым небом. Он смотрит в зеркало каждый день, прикасаясь кончиками пальцев к скуле, которая с каждым днём болит всё меньше. Красивый сине-фиолетовый цвет сменяется на раздражающий жёлтый, а потом и вовсе зеленоватый, и Чонгук начинает замазывать его тональным кремом. И если синяк болит всё меньше, то сердце — больше. Тэхён дома каждый день, почти не уезжает, но часто говорит по телефону. Чонгук слышит лишь обрывки фраз, и его властный раздражённый голос заставляет всё внутри сжиматься — и это не страх, а странное желание заслужить прощения, которое перебивается мыслью «ты не заслужил даже взгляда». Потому что Тэхён ни разу не посмотрел на него за эти дни. Чонгук из комнаты выходил редко, но когда выходил — неизменно сталкивался с мягкой домашней фигурой Тэхёна в кресле, который постоянно делал что-то в своём ноутбуке.
Чонгук тенью проскальзывал мимо, на пару секунд позволяя себе задержаться взглядом на его профиле, а потом уходил. Так и не замечая провожающего взгляда в спину — каждый раз.
Он мог лишь догадываться, что думает о нём Тэхён: злится ли, сожалеет о том, что ударил… или вовсе не думает. И на самом деле не замечает.
Когда синяк проходит полностью, Чонгук перестаёт принимать ванну два раза в день, но всё ещё почти не ест. Он чувствует слабость, а ещё жгучее желание наконец что-то сделать, чтобы Тэхён обратил на него внимание, сказал или сделал что-то — не важно, что именно: плохое или хорошее, ударил снова или выгнал — просто хоть что-нибудь.
Чонгук надевает белый пояс с чулками, подвязывает их и смотрит в зеркало. Он без белья, но в пижамной кофте чуть ниже бёдер, что прикрывает его едва-едва. Это выглядит достаточно сексуально и невинно, чтобы обратить на себя внимание, думает он. Но не может решиться выйти, потому что быть отвергнутым в таком виде — сущий кошмар. Чонгук натягивает гольфы и пижамные штаны, чуть треплет волосы и вновь оценивает себя. Отвергнуть его в таком виде проще, но зато он чувствует себя более защищённым.
Сердце стучит не быстро, но шумно, пульс чувствуется в висках. Чонгук замирает у двери Тэхёна. Уже за полночь, он может спать. Но из-под двери льётся слабый свет, так что Чонгук стучит и сразу же заходит внутрь, потупив взгляд — ждать разрешения войти у него нет храбрости.
Он подходит к кровати и только тогда поднимает взгляд. Тэхён сидит на краю и смотрит на него, держа в руках книгу, освещённую светильником. Смотрит холодно, но смотрит.
— Надеюсь, у тебя веская причина потревожить меня.
Чонгук не отвечает. В голосе Тэхёна он слышит что-то, что заставляет чувствовать себя увереннее. Тэхён ведь хочет его? Наверняка. Он был дома всё это время и вряд ли трахался с кем-то. А Чонгук сексуальный, он нравится ему. Даже будучи шлюхой.
Чонгук смущённо опускает ресницы и кивает, кончиками пальцев цепляя мягкую ткань на бёдрах.
— Поможешь? — он неуверенно подходит ближе, останавливаясь в шаге.
— Почему я должен? — безучастно, с едва заметным вызовом.
— Пожалуйста, хён, — Чонгук немного сгибает одно колено, касаясь им внешней стороны бедра Тэхёна.
Тэхён смотрит на него долго, испытующе; щёки с розовым румянцем и подрагивающие пушистые ресницы привлекают его вкупе с невинным образом, однако есть в этом что-то сексуальное; это что-то — в теребящих мягкую ткань пальцах со слишком грубыми для такого создания татуировками, в дрожащей от неуверенного дыхания грудной клетке. Его пальцы уверенно тянут штаны вниз, открывая взгляду обтянутые чулками бёдра. Чонгук переступает с ноги на ногу и отодвигает штаны в сторону, поджимая губы и поднимая взгляд на Тэхёна.
Тэхён смотрит голодно, с восхищением, но его лицо всё ещё не выражает ни одной эмоции. Чонгуку хочется видеть его ухмылку или слышать рокочущий голос рядом с ухом, обещающий сломать. Он делает неуверенный шаг вперёд, Тэхён отклоняется чуть назад, упираясь руками позади себя и глядя всё ещё испытующе, словно в любой момент может развернуть и выгнать из комнаты, сказав вслед, что шлюха прощения не заслужила.
Постель мягко продавливается под коленями, когда Чонгук упирается ими по обе стороны от бёдер Тэхёна, аккуратно садясь на них. Теперь видно подвязки, тянущиеся ко всё ещё скрытому поясу. Тэхён кладёт обе руки на его бёдра, поглаживает их, пальцами подцепляет подвязки, оттягивает их, а потом они бьют по нежной коже с лёгким шлепком. Чонгук немного дёргается от этого ощущения и опускает взгляд, желая спрятать лицо в тэхёновой шее, но не смеет даже потрогать его руками.
Тэхён снова гладит его бёдра, большими пальцами подцепляя края чулок, скользя ими до внутренней стороны бедра и поглаживая нежную кожу. Чонгук закусывает щеку изнутри, пытаясь дышать ровнее: он пришёл получить прощение — и он его получит. Чонгук кладёт руки себе на колени, как послушный мальчик, готовый получить своё наказание ради искупления.
— Мой ангел не сделал ничего плохого, верно? — нежно спрашивает Тэхён, перемещая одну руку на оголённую ягодицу и ласково поглаживая.
— Я бы никогда, — голос дрожит, Чонгук сглатывает ком в горле, — я бы никогда, хён, не сделал.
— Кто-то мог бы сделать с тобой плохие вещи, знаешь? — он наклоняется к его шее, не целуя, а просто касаясь губами, пока говорит. — Есть плохие хёны.
— Мой хён не позволил бы, — Чонгук отклоняет голову в сторону, открывая шею больше. — Да же, хён?
Повинуясь короткому эмоциональному порыву, он впивается пальцами в плечи Тэхёна, ища в этом движении защиты, обещания, спасения. Тэхён поглаживает его бёдра, ягодицы, мягко целует в шею, а потом проводит губами по скулам, на одной из которых только что зажил оставленный им синяк.
— Я убью любого, кто посмеет сделать с тобой что-то плохое.
Тэхён накрывает талию Чонгука ладонями, замечая, что она стала тоньше. Он приподнимает край кофты, следом снимает её с Чонгука, который неохотно теряет контакт с его плечами на мгновение. У него чуть проглядывают рёбра, и кожа словно бы стала бледнее — это красиво, но немного болезненно.
Тэхён гладит его бока — заботливо, ласкающе; пробирается пальцами под пояс чулок, оглаживает тазобедренные косточки, с удовольствием наблюдая, как Чонгук реагирует на каждое новое прикосновение, как напрягаются мышцы на его бёдрах, как на головке вставшего члена собирается капля прозрачной смазки.
— Хён давно не трогал тебя, да, любовь моя?
Чонгук заискивающе ёрзает на бёдрах, касаясь членом мягкой ткани домашних штанов Тэхёна, едва чувствуя и его стояк тоже.
— Да, хён, — он кивает и наконец прячет пылающее лицо в шее Тэхёна. Он пахнет всё так же приторно-горько, всё так же отзывающе по всему телу, особенно — в голове.
— Хочешь, чтобы хён сделал тебе хорошо? — голос Тэхёна становится ниже, что отзывается нарастающим возбуждением. Чонгук нетерпеливо толкается вперёд, вырывая из гортани Тэхёна низкий стон от их соприкосновения.
— Да, хён, пожалуйста, я бы очень хотел.
Тэхён с лёгкостью поднимает Чонгука на руки и бережно опускает на постель. Чулки его длинным ногам идут очень, соблазнительно облизывая подтянутые бёдра. А пояс чуть ниже талии вызывает в Тэхёне нездоровую зависимость — это так гармонирует с тонкой талией, которую бесконтрольно хочется сжимать в руках, что он готов заставить Чонгука ходить в таком виде по дому круглосуточно.
Чонгук был уверен, что трахать его будут грубо, обзывая и покрывая тело новыми синяками, что вызывало в нём волнующий трепет с долей саморазрушительного наслаждения. Но Тэхён очень медленно и нежно растягивает его, покрывая всё тело порхающими поцелуями. Он не прекращает оглаживать его бедро ладонью, скользя от колена вниз, до края гольф, а потом снова вверх, чуть сжимая напрягающиеся мышцы, оттягивая край чулок, но не отпуская до удара, а просто возвращая на место. Так же он поступает с поясом, водя под ним ладонью; лаская местечко между бедром и пахом дразнящими поглаживаниями, которые прокладывают себе путь к талии, рёбрам и плечу, гладят по руке, перемещаясь к шее, затылку, линии челюсти.
Чонгуку от этой нежности неожиданно приятно, он не привык к такому обращению, особенно странно получить такое от Тэхёна. Он теряется в ощущениях, теряя и бдительность, отдаваясь полностью, но Тэхён не делает с этим ничего. Он заглядывает ему в глаза, в которых стоят слёзы, которые Чонгук не замечает, и осторожно входит в него членом, совсем немного, и Чонгук сам прогибается, скользя до самого конца.
— Почему мой ангел плачет? — с нежной улыбкой спрашивает Тэхён, стирая с похолодневших щёк дорожки слёз.
Чонгук не отвечает, а отворачивает голову, одной щекой в подушку, уходя от нежного прикосновения.
— О, ангел раскаивается?
Чонгук кивает, а после чувствует греющие прикосновения губ к своим щекам. Он поворачивает голову, и Тэхён целует его. Словно впервые. Нежно касается искусанных губ, ласкает языком, получая в ответ нуждающийся стон. Чонгук скользит языком по столь желанным губам. Они ощущаются правильно, как соприкосновение весеннего солнца и распускающихся листьев. Чонгук дышит спокойно, ощущая, как Тэхён глубоко двигается в нём, почти не выходя, так тягуче, медленно, с идеальным давлением внутри, от которого Чонгук периодически непроизвольно дёргается. Крепкие руки держат его за талию и плечо. Тэхён тяжело дышит, отстраняясь от его губ ненадолго. Находиться в таком положении сложно, но ему нравится, как Чонгук отзывчиво льнёт, как трётся членом о его живот, размазывая между ними смазку, как высоко, но вместе с тем приглушённо стонет. Эти эмоции очевидно новы для него.
Чонгук смотрит с восхищением, тянется руками к его груди, жадно трогает, очерчивая дрожащими пальцами рёбра. Ему хочется больше, сильнее, и Тэхён даёт это — возвращаясь обратно, делая толчки резче, глубже — всё ещё бережные и сильные. Чонгук запрокидывает голову и громко стонет, ища трения, но в этот раз Тэхён не так близко, не касается животом. Он целует его горло, чуть-чуть втягивая нежную кожу, оставляя маленькие розовые отметины.
— Кончишь для меня без рук, ангел?
Чонгук задыхается, когда несколько особенно сильных толчков друг за другом пригвождают его ягодицы к кровати прошибающим удовольствием. Тэхён точно знает, как надо.
— Я постараюсь, хён.
Чонгук на самом деле не уверен, что сможет. Такой секс определённо очень ему нравится, но кончал он от другого: от боли, грубости, и презрительного «шлюха» или «дрянь», но никак не «ангел». Он ловит оргазм каждой клеточкой тела, сжимается вокруг члена Тэхёна, слушает его бархатные стоны, похожие на раскатистый вдали гром, утопает в них, как в море, густом и вязком, но никак не может достичь развязки. Его член дёргается, капает смазкой на впалый живот, и отчаянно хочет прикосновений. Или…
— Ударь меня, — с мольбой в голосе.
— Мой ангел молится не тем богам, — хрипло говорит Тэхён. Он уже слишком близко, чтобы продолжать долго.
Сначала он хочет дать пощёчину, но всё же поступает иначе: немного меняет позу, укладывая Чонгука себе на бёдра, поворачивает его к себе полубоком, одну ногу щиколоткой кладя себе на плечо.
Чонгук чувствует ягодицами горячую кожу Тэхёна и млеет, прижимается к его паху, не давая выходить, пока Тэхён трахает его. Это похоже не на фрикции, а беспрестанное скольжение с всё увеличивающимся нажимом, от которого сводит мышцы пресса, потому что Чонгук так отчаянно хочет кончить.
Рука Тэхёна тяжёлая, ладонь — крепкая, шлепки — болезненные. На ягодице тут же расцветают красные пятна, чуть ниже — на нежной коже бёдер — тоже. Чонгук прогибается в пояснице до боли, пытаясь насадиться глубже, но уже некуда, и Тэхён делает последнее — разрушительное. Он крепко берёт его за талию, основанием ладони надавливая на тазобедренные косточки, прижимая к себе так сильно, что кожа о кожу цепляется до боли, а выпоротые ягодицы и бёдра всё ещё горят, отчего ощущение нейлона становится острее; Чонгук хрипло стонет и кончает, его тело пронизывает тягучая судорога, он пачкает живот и постель, его трясёт, он кричит и пытается соскользнуть, но Тэхён хорошо удерживает его тело даже одной рукой.
Чонгук приоткрывает рот, судорожно вдыхая через него воздух — большими и жадными глотками, пока обмякшая нога безвольно соскальзывает с плеча, а Тэхён, кончая, вбивается последними упругими толчками, обхватывает рукой его член, из которого тянется тонкая ниточка спермы — и быстро надрачивает, сжимая крепко, сильно, так, что оргазм, ещё не успевший отступить, накатывает снова, несколько белёсых капель скатывается по основанию, Чонгук хрипит и прячет лицо в подушки, наконец соскальзывая с потных бёдер.
Он тяжело дышит, его тело посещает периодическая судорога. Тэхён наваливается сверху, целуя в мокрый висок, а потом ложится рядом и крепко прижимает к себе, отчего редкие вздрагивания, сопровождающиеся всхлипами, сначала становятся сильнее, а потом ослабевают. Чонгук расслабляется и обхватывает рукой ладонь Тэхёна на своём животе.
— Я буду молиться только тебе, — шёпотом говорит он.
Молиться о смерти.
