ligera

      Чонгук пьёт кофе и смотрит на опадающие листья, обрываемые порывами ветра. Холодает всё сильнее.              — Никогда не вижу, чтобы ты ел что-то кроме яблок и грейпфрутов, — говорит Тэхён, садясь за стол с кружкой кофе тоже.              — Ещё я ем манго, — хмыкает Чонгук. — Ты и сам с голым кофе сидишь.              — Я не завтракаю, а ты словно бы не ешь вообще, — парирует Тэхён.              — Ты просто не замечаешь, — Чонгук постукивает ногтями по кружке.              Он на самом деле стал меньше есть, но после ночи, в которую его извинения были приняты, стало проще — теперь Чонгук питается почти полноценно, просто обычно тогда, когда Тэхёна нет дома. А на завтрак и ужин он действительно предпочитает фрукты: с ними день начинается легче.              — Мне нужно вернуться к занятиям, — говорит Чонгук.              — Тебе нанять тренера?              Чонгук качает головой.              — Я ходил в одну танцевальную студию недалеко от дома. Хотелось бы вернуться в неё.              — Это далеко, — Тэхён задумчиво поджимает губы. — Я уверен, есть что-то ближе.              — У меня достаточно времени, — Чонгук не желает уступать. — Мне там будет комфортнее.              Тэхён смотрит на профиль его лица: ищет подвох, но Чонгук довольно прост во лжи и уловках, использует их только ради личного интереса, никак не связанного с обманом. И он действительно выглядит как человек, которому проще ездить по часу в одну сторону в знакомое место, чем идти в новое в соседнем доме.              — Хорошо, — соглашается Тэхён. — Можем заехать туда сегодня. Нам как раз нужно в город.              — Нам? — Чонгук оживляется.              — Да. Я же говорил, что в следующий раз возьму тебя с собой: хочу показать тебе кое-что. Но сначала надо пересечься с Хосоком, подписать бумаги.              Чонгук с интересом склоняет голову.              — Бумаги по работе?              — Нет, — Тэхён отодвигает пустую кружку от себя и заглядывает в любопытствующие глаза, готовый своим взглядом приструнить. — Свидетельство о заключении брака.              Чонгук непонимающе хмурится.              — Хосок будет нас женить?              — Да, — Тэхён не прерывает зрительного контакта. — Я заполнил бумаги для получения брачной лицензии около недели назад и вчера получил её, теперь осталось расписаться. А у Хосока есть духовный сан, так что он может засвидетельствовать брак.              — Разве я не должен был участвовать в заполнении бумаг? — Чонгук напрягается. Ситуация развивается слишком быстро, и он не уверен, что поспевает за ней, не уверен даже, что в состоянии принимать решения сейчас. — И откуда у Хосока духовный сан?              — Слишком много вопросов, — вздыхает Тэхён. — Да, должен был, но когда у тебя есть связи, всё работает немного проще. И разве хотелось бы тебе заниматься этим? — Тэхён встаёт и надевает пиджак. — А духовный сан получить может буквально любой — Хосок тому подтверждение. Он сделал это для удобства.              Чонгук отворачивается, теребя пальцами мягкую ткань пижамы. Он чувствует тревогу, чувствует, как вокруг него сплетается паутина: с каждым днём всё более узорчатая, раскидистая, и выходов из неё всё меньше. А он даже не пытается оставить пути к отступлению. Хотя — он смотрит на Тэхёна — вряд ли связи Тэхёна могли позволить ему забрать его в рабство. Он сможет в любой момент расторгнуть брак. Но…              — Но я всё ещё не понимаю, зачем тебе так нужно узаконить наш союз.              — Это нужно не мне, а тебе, — безразлично бросает Тэхён.              — И зачем же? — Чонгук сцепляет пальцы в замок.              — Я объясню тебе сегодня, но позже, — Тэхён подходит к нему и кладёт руку на плечо. — Просто поверь, что это в твоих интересах. Ты ведь в любом случае ничего не теряешь.              Чонгук оставляет кофе недопитым. В его интересах сейчас было одно: не подставляться каждый день разным рукам и не сосать за карьеру модели. И если для этого нужно было поверить Тэхёну — он сделает это.              — В таком случае, мне нужно собраться.              Он закрывается в комнате и трёт виски. Мозг будто отключается и не желает работать: Чонгук хочет найти веские аргументы «против» этого решения, но шестерёнки крутятся впустую, и остаются лишь неяркие «за», за которые он просто надеется не поплатиться.       Чонгук смотрит на себя в зеркало и замазывает синяки под глазами — финальный штрих для заключения брака.              Машину сегодня Тэхён ведёт сам — и ему это очень идёт. Чонгук наблюдает за ним, заинтригованный чёткими и резкими движениями. Возможно, слишком резкими для вождения в городе, но зато очень сексуальными. У Чонгука, кажется, кинк на руки Тэхёна на руле. И коробке передач. И на своём теле, конечно.       Когда они тормозят на парковке возле кафе, Чонгук отворачивается. А потом на его колени что-то ложится. Он опускает взгляд и видит крафтовый пакет.              — Что это? — спрашивает он, аккуратно беря его в руки.              — Заметил, что ты совсем не носишь шарфов. А на улице промозглый ветер, — Тэхён смотрит на то, как Чонгук с лёгкой улыбкой достаёт нежно-голубой палантин с акварельными разводами молочного цвета. — Не хочу ходить на официальные мероприятия один, знаешь.              Чонгук кивает. Он аккуратно обматывает палантин вокруг шеи, заправляя его под пальто. Тепло и уютно. И он точно знает, что это не из-за мероприятий.              — Спасибо.              Вскоре приходит Хосок. Он садится на заднее сиденье и протягивает им бумаги. Чонгук подписывает свидетельство о браке, и нет никаких вопросов «согласны ли вы..» или «пока смерть не разлучит вас». Только брачный контракт, подложенный снизу. Написанный лишь для того, чтобы обезопасить финансовое состояние Тэхёна — Чонгук по бумагам обещает после возможного расторжения брака ни на что не претендовать. Он мог бы абсолютно резонно воспротивиться — прозябая изысканным аксессуаром рядом с Тэхёном, он может — нет, должен рассчитывать не только на настоящее с ним, но и на будущее без него. Однако Чонгук с лёгкой руки ставит свою аккуратную подпись в углу и грустно улыбается собственной беспечности. Ему не хочется бумажной волокиты, не хочется раздоров и ссор, не хочется объяснять, почему это важно для него — быть в финансовых безопасности и спокойствии. Проще согласиться. Проще отдать решение в чужие руки. Не заморачиваться.       Хотя по правде говоря — стоило.              — Поздравляю молодожёнов, — сухо говорит Хосок, забирая бумаги из их рук.              Тэхён кивает ему в зеркало заднего вида, и Хосок уходит. Они снова встраиваются в поток машин, и теперь Чонгук не наблюдает за тем, как ведёт Тэхён, а смотрит на своё кольцо с грустным исступлением.              — Тэхён, — зовёт он тихо.              — Да?              — У тебя нет кольца, — он смотрит на него. — Я хочу, чтобы мы заехали сейчас за ним.              Тэхён тормозит машину на светофоре и смотрит на Чонгука. Он не собирался покупать кольцо, тем более не собирался его носить. Но что-то в интонации Чонгука, в его мягком, грустном выражении лица, не позволяет отказаться. Он вдруг чувствует себя слабым перед чужой сломленной душой.              — Хорошо. Заедем по пути.              Он отводит взгляд, чтобы не видеть блеск в глазах Чонгука, чтобы не поддаваться этим эмоциям сильнее. Он давит на газ до упора, мотор гудит, заглушая его мысли.              Тэхён стоит в стороне, позволяя Чонгуку самому выбрать кольцо. Это выглядит неловко, как сцена из плохой драматичной дорамы: безучастный Тэхён, стоящий почти у выхода, и Чонгук, с запалом снующий между стеклянными витринами, с интересом разглядывающий каждую. Только вот в отражении начищенных до блеска стёкол видно не счастливую, а грустную улыбку. Улыбку, обманывающую саму себя — лишь бы её обладатель на несколько мгновений почувствовал себя живущим настоящую жизнь.       Чонгук, наконец, подходит к Тэхёну, держа в руках заветную коробочку. Наверное, он выглядит глупо, открывая её прямо тут, перед консультантами, и его щёки горят от мысли, что Тэхён смотрит на него и наверняка считает глупым. Но Чонгуку казалось это обязательным — чтобы у Тэхёна тоже было кольцо. Во всём этом неправильном и сюрреалистичном ему хотелось хотя бы толику настоящего.       Тёплой кожи касается холодный металл, а ещё — холодные подрагивающие пальцы Чонгука. Кольцо из чёрного золота, матовое, с узкой дорожкой чёрных камней посередине. Тэхёну этот выбор нравится. Он мог бы носить такое.       Чонгук, опустив голову, держит его руку слабыми пальцами.              — Не снимай его, пожалуйста, — тихо просит он и отпускает его ладонь, выходя из салона.              Тэхён сжимает руку в кулак, ловя ускользающий трепет чонгуковых пальцев. Он перестаёт понимать, что за игру они ведут, потому что если до сих пор правила задавал Тэхён, то сейчас что-то точно начинало идти не по ним. И Чонгуку не нужно было создавать новые, чтобы игру переиначивать. Ему достаточно просто быть. И Тэхён сам не замечает, как начинает добавлять игровым кубикам новые грани: это даёт больше ходов, один из которых — пойти за Чонгуком, взять его за руку и поцеловать тыльную сторону ладони — Тэхён не делает. Потому что даже если ходов становилось больше, концовки — всё те же.              Они приезжают в место, в которое Чонгук никогда не зашёл бы по собственной воле. Внутри оно выглядит прилично, как обычный ресторан класса выше среднего. Мягкий, приглушённый свет приятно расслабляет зрение и голову. Простой интерьер в пепельных и бежевых цветах выглядит спокойно и в меру пафосно. Чонгук смотрит на пустующие столики с неудобными атласными скатертями — на каждой стоит ваза с живыми цветами, отчего он непроизвольно фыркает. Несколько столов, несмотря на неподходящий час, заняты. Негромкая классическая музыка перекрывает тихие разговоры.              — Добро пожаловать, — к ним подходит парень с вышколенной улыбкой и вежливо кланяется.              Тэхён жмёт ему руку и кивает, не смотря на него.              — Как у вас дела? Всё в порядке? Никаких проблем нет? — вопросы следуют один за другим, словно по чек-листу.              — Всё замечательно, — в голосе парня слышится гордость и странное для Чонгука благоговение. — Сейчас не лучший час, но если вы заедете вечером, увидите, как благоухает это место.              — Верю на слово, — безразлично отзывается Тэхён. — Попроси за столик у выхода принести чай.              Он кладёт ладонь Чонгуку на поясницу и ведёт внутрь слабо освещённого зала к одному из столиков, отодвигает стул и приглашает сесть. Чонгук делает это с неохотой. Его напрягает обстановка, которая всем нацелена на то, чтобы сделать атмосферу искусственно интимной. Он складывает руки на груди и задаёт само собой разумеющийся вопрос:              — Так значит, ты сутенёр?              Тэхён смотрит на Чонгука удивлённо, а потом не сдерживается и громко, искренне смеётся. Чонгук видит это впервые. И это явление кажется ему красивым — оно со скрежетом сдвигает что-то внутри непоколебимых эмоциональных установок.              — Нет, любовь моя, — Тэхён стирает капельки собирающихся слёз в уголках глаз. — Я лишь владею заведениями, в которых ты за деньги можешь приятно провести вечер с красивой девушкой. Или парнем. А вот моих управляющих ты, наверное, мог бы назвать сутенёрами. Но это будет не совсем корректно.              — Они ведь не просто сидят тут и болтают, — Чонгук смотрит на мужчину за одним из занятых столиков — ему даже анализировать не надо его пошлую улыбку, чтобы понять, для чего он тут.              — Ты прав, — Тэхён прерывается, позволяя официанту поставить поднос с чаем и разлить его по кружкам. — Зависит от того, сколько ты заплатишь.              — И есть цена сексу с ней? — теперь он смотрит на девушку.              — Конечно. Всему есть цена, Чонгук.              — И даже мне? — он переводит взгляд на Тэхёна, заранее зная ответ.              — Особенно тебе, — Тэхён сосредоточенно поджимает губы. — Но ценник на секс здесь выше, чем в публичных домах. Потому что мы — прежде всего, эскорт. А секс с эскортницей стоит гораздо дороже, чем сам эскорт.              Чонгук понимает — класс люкс. Он наслышан о том, как тесно связан модельный бизнес и эскорт; и, тем более, эскорт и секс. Чистого эскорта очень, очень мало — спрос на него есть только у очень узкого круга лиц, и попадают в такой единицы. То, что он видит здесь — наверняка не худший вариант, к тому же, Чонгук сам похожим образом продавал себя, и он не уверен, что это слово действительно можно использовать в прошедшем времени. Чонгук проглатывает горечь во рту, запивая её горячим чаем. Ему не хочется продолжать этот разговор, он вообще не особо понимает, зачем Тэхён привёз его сюда. Посвятить в дела? Похвастаться? Мог бы просто рассказать.              — Сколько ещё таких у тебя есть? — всё же спрашивает.              Тэхён не спешит отвечать. Делает несколько глотков чая, облизывает губы, ставит кружку на блюдце с тихим стуком.              — Такой — только один.              — А не такой? — Чонгук сжимает пальцы на кружке.              — Ещё два. Но в них мы не поедем.              — Почему же? — Чонгук улавливает напряжение в его голосе, чуть более выпрямившейся осанке. Он наклоняется к Тэхёну, касаясь пальцами его предплечья. — Не доверяешь мне?              — Дело в другом, — жёсткий взгляд заставляет пальцы Чонгука застыть, сжав плотную ткань пиджака. — Там — только мужчины.              Пальцы Чонгука отмирают, скользят ниже, к локтю, а потом соскакивают на бедро.              — Ревнуешь? — его губы трогает самодовольная улыбка.              — Не хочу расточаться на гнев, — Тэхён рвёт напряжённый зрительный контакт и сжимает рукой запястье Чонгука.              Чонгук перегибается через подлокотник, который неприятно давит под рёбрами. Утыкается лбом в тэхёново плечо, закрывая глаза. Музыка стихает, пока он вслушивается в его голос.              — Также у нас есть несколько общих с Хосоком точек. Они немного другого рода, и ими занимается по большей части Хосок, я лишь помогаю ему с некоторыми вопросами.              — Какими?              — Это уже ненужные тебе подробности, но скажем так: деловыми, — он усмехается. — Хосок дипломат так себе. Зато свой бизнес ведёт отлично.              — Его бизнес сильно отличается от твоего?              Чонгук вспоминает лицо Хосока, его осанку и манеру говорить — он мог бы сам быть прекрасным дипломатом, но даже на том приёме он держался обособленно, особо ни с кем не говорил, а если и включался в диалог, то только общими фразами.              — И да, и нет. Его бизнес помогает таким, как мой. Но я предпочитаю брать людей на работу по своей воле. Или почти своей, — Тэхён улыбается. — О методах его работы при случае спросишь сам — если посчитает нужным, расскажет.              Чонгук отстраняется и допивает чай. Музыка возвращается в его сознание, накрывая матовой глухотой. Мысли от неё начинают неприятно шуршать, Чонгук жмурится и погружается в них, стараясь отключиться от давящей реальности. Он замужем за человеком, который продаёт сексуальные услуги. Вербует людей. А его лучший друг, по всей видимости, занимается чем-то ещё более незаконным.              Тэхён весь день ездит по городу, оставляя Чонгука в молчании или звуке радио — перемен этих он всё равно не замечает. Как и пары предложений Тэхёна пойти с ним или заехать перекусить. Он чувствует, что проваливается. Не падает на дно, которого так хотел достичь, а проваливается сквозь что-то мягкое, скрипучее, как рвущийся поролон. Он смотрит в окно, моргая, когда в уголках глаз от сухости собираются слёзы.       Сегодня красивый закат: пастельно-фиолетового цвета, с тёплым осенним воздухом и неоновыми огнями вывесок. Загораются фонари. Хлопает дверь машины, и Чонгук впервые поворачивает голову на Тэхёна.              — Я думаю, тебе стоит поесть, — он протягивает ему коробочку с какой-то едой.              От неё приятно пахнет, и она греет холодные пальцы. Чонгук смотрит на неё как-то разочарованно.              — Я не хочу есть. Я хочу вина, — он поджимает губы. — И мягкого сыра.              Тэхён щёлкает ремнём безопасности.              — В паре улиц отсюда есть винный бар.              — Нет, — Чонгук качает головой и кладёт подбородок на ключицу, глядя на Тэхёна исподлобья. — Я не хочу в заведение.              — Тогда скажи, чего ты хочешь, — по напрягающемуся голосу Тэхёна слышно, что он начинает выходить из себя: эти детские манеры раздражают его.              — Просто купи вина и сыра, и мы поедем домой. Отмечать, — Чонгук вздыхает и отворачивается к окну снова.              Тэхён нервно жмёт на педаль газа, машина дёргается, а Чонгук сильнее сжимает тёплую коробочку в своих руках. Вот бы что-то кроме неё грело его.       По пути домой Чонгук открывает крафтовый пакет, который Тэхён приносит из винного магазина вместе с бутылкой красного полусладкого, и отламывает кусочек сыра. Пробует его, облизывая пальцы, и одобрительно мычит. То, что он хотел.       Чонгук отказывается садиться за стол внутри дома, отчего залегающая морщинка между бровей Тэхёна становится глубже. Они вместе застилают деревянный стол в летней беседке, Чонгук приносит бокалы, а Тэхён — несколько пледов и одеяло, потому что вечером на улице довольно холодно.       Чонгук смотрит, как Тэхён разливает вино по бокалам: красная жидкость захлёстывает по стеклянным стенкам волнами, орошая чистую скатерть каплями, потом успокаивается, покачиваясь, и в ожидании застывает. В груди жмётся болезненная нежность, которую он так старательно и отчаянно в себе взращивал абсолютно наивными попытками сделать свою жизнь настоящей.       Чонгук делает глоток вина и чувствует, как Тэхён накрывает его плечи объёмный одеялом, обнимая под ним.              — Мы теперь женаты, — отсутствующе говорит Чонгук. — А знаем друг о друге меньше, чем просто знакомые.              Тэхён придвигает Чонгука ближе к себе; у Тэхёна тело — горячее, а разум — холодный, и Чонгуку от этого страшно не по себе.              — Так расскажи, — спокойно отвечает Тэхён.              — У меня нет друзей, — это первое, что приходит на ум. — Я не общаюсь с родными. У меня нет коллег или знакомых, которым было бы не всё равно, что в моих социальных сетях нет обновлений, — Чонгук делает глоток вина и закусывает медовой грушей. Прикрывает глаза и ложится Тэхёну на грудь. — Я — лёгкая добыча.              Тэхён сжимает его плечо.              — Думаешь, я охочусь за тобой? — вкрадчиво, осторожно.              — Мне всё равно, — Чонгук щекой ищет тепла. — Моя жизнь ничего не значит. Можешь забрать.              Тэхён молчит. Чонгук слышит, как он делает глотки вина, как хрустит груша на его зубах.              — В этом нет азарта, — вдруг заключает он. — Забирать интересно то, что представляет ценность. Ты себя обесцениваешь. Почему?              Чонгук приподнимается, касается носом чужой шеи и вдыхает аромат горячей кожи.              — Потому что никто и никогда не давал мне возможности поверить в обратное.              — Тебя обидели родители, — выносит приговор Тэхён. Чертовски верный.              — Они любили меня, — Чонгук отстраняется и берёт бокал за ножку, перекатывая вино плавными движениями, наблюдая, как стенки окрашиваются в тёмный цвет. — Пока за месяц до окончания школы я не сказал, что у меня есть парень. И я бы хотел пойти на выпускной с ним.              Глаза Чонгука замирают, глядя сквозь стекло бокала на лёгкий свет фонарей в саду. Он старается вспомнить, что случилось тогда, но не может.              — Так банально, да? — голос Чонгука надламывается и становится тише. — Я никогда не чувствовал себя в порядке из-за бесконечного давления с их стороны по поводу учёбы, хобби, социальных связей. Кажется, не было части моей жизни, которую они бы не контролировали. А потом им стало резко плевать, — его пальцы мелко дрожат, и он ставит бокал на стол. — Я закончил школу, собрался и уехал в Нью-Йорк. Это единственное, за что я им благодарен: благодаря прилежной учёбе под их контролем, я смог поступить в университет. С тех пор мы не общались. Мать была беременна, когда я улетал, так что думаю, они вкладывают все свои силы в то, чтобы не воспитать очередного урода.              — И почему ты бросил учёбу? — сухо спрашивает Тэхён.              Чонгук выдаёт нервный смешок.              — Учёба для тех, кто планирует применить её в будущем. Для тех, у кого есть планы, есть то самое будущее, — он снова берёт бокал в руки и делает несколько мелких глотков. — У меня нет планов. И нет будущего. Только сегодня и немного вчера.              — В твоём сегодня прошлого больше, чем настоящего, — качает головой Тэхён. — Всё, что ты делаешь сейчас, из-за неудач в прошлом. У тебя даже почти не остаётся настоящего.              — Но ты же не против, да? Так даже удобнее, — Чонгук искренне улыбается. — Если я начну жить хотя бы настоящим, со мной уже не будет так просто. А так, — он наклоняется к его уху и шепчет: — ты можешь делать со мной что угодно.              Тэхён сжимает челюсть.              С Чонгуком просто не было.