*
Чонгук чувствует себя уютно в шерстяном пальто и с мягким палантином на плечах. Погода сегодня хоть и пасмурная, но тёплая. Людей не так много, как в прошлый раз, кого-то он даже помнит с прошлого мероприятия. Почти никто не смотрит на него, и Чонгуку от этого спокойно. У Хосока на заднем дворе места ещё больше, чем у Тэхёна. Кажется, тут можно возвести целый лабиринт из кустарников с множеством ходов. В воздухе витает приятный запах барбекю, официанты неторопливо разносят закуски и алкоголь. Чонгук пьёт сладкое шампанское, сидя на скамейке возле мирно бегущего искусственного водопада — в высоту едва ли метр. Тэхён с момента их приезда пропадает где-то внутри, видимо, общаясь с Хосоком, которого Чонгук ещё не видел. Последние дни Тэхён вообще довольно холоден и безразличен, словно пропадает в своих мыслях. Чонгук пару раз пытался с ним заговорить, предложить поужинать вместе или просто провести время, но тот лишь раздражался. Не то чтобы Чонгук был слишком в этом заинтересован, так что он просто оставляет это и занимается собой. Его танцевальные тренировки неплохо разгоняют мрачные мысли, а традиция пойти выпить кофе с кем-то из ребят после становится вполне приятной, хотя поначалу и не очень нравится ему. — Привет, дорогой. Хосок невесомо присаживается рядом. На нём элегантное длинное пальто смоляного цвета, идеально подходящее к костюму под ним. Всё это гармонирует с чёрными волосами и бледной кожей. Чонгук любуется его статью и вежливо улыбается. — Добрый вечер. — Тэхён ещё немного задержится, у него есть дела с моими людьми, — он кивает на дом. — А я хотел поговорить с тобой. Чонгук чувствует исходящую от Хосока энергетику — она сильная, давящая, но пытающаяся защитить. Это комфортно, и Чонгук готов её принять. Он кивает, выражая согласие. — Тэхён не согласен со мной в видении тебя в его жизни, — Хосок кладёт локоть на спинку скамейки, рядом с Чонгуком, устанавливая зрительный контакт. Его тёмные глаза выражают спокойствие и чувство уверенности. — Ты, конечно, можешь рассказать ему об этом разговоре. Это будет даже правильно с твоей стороны. Но я бы предпочёл, чтобы ты оставил это как козырь для себя. С Тэхёном игры вести трудно и опасно, так что это может быть полезно. — Думаешь, Тэхён опасен для меня? — у Чонгука по губам ползёт улыбка, но неловко замирает, когда Хосок уверенно кивает. — Ты и сам это знаешь. Чонгук опускает взгляд на бокал с шампанским, смотрит на поднимающиеся вверх пузырьки. Он может вспомнить лишь один раз, когда Тэхён был с ним действительно груб — когда он ударил его в общем-то ни за что. Но также он может вспомнить десяток случаев, когда он ловко менял направление тэхёновых раздражения и гнева, которых с каждым днём становилось всё больше, и Чонгук не понимал — почему. Он возвращает взгляд к Хосоку и с пониманием кивает. — У нас наступили непростые времена, и как бы Тэхён ни хотел оставить тебя простой куклой рядом с собой — у него не получится. Я бы вообще назвал момент для брака крайне неудачным, не знаю, чем он думал и думал ли вообще, — Хосок недовольно дёргает губами. — И из-за своей упёртости он до последнего будет молчать. А забвение для тебя — худшее в данной ситуации. — Какой ситуации? Чонгук говорит тихо, ему этот разговор совсем не к душе. Ему нравится быть в забвении. Он начинает чувствовать, что неправильная забота Тэхёна ему подходит больше, чем правильная — Хосока. — Есть люди, которые хотят прибрать нас к рукам. Не уничтожить, потому что уничтожение лишит их возможности владеть, чем владеем мы. И как бы глупо это ни было, всё началось с мелочи. Дальше — игра по-крупному. И пока мы пытаемся наладить новые связи, которые обезопасят нас, нам нужно действовать и в другом направлении. Оно не ново для нас, но сейчас слишком опасно из-за масштабов. И могут возникнуть ситуации, в которых ты мог бы нам помочь. — Помочь? — с непониманием спрашивает Чонгук. — Я? Каким образом? — Я говорю об абстрактных ситуациях, — Хосок провожает взглядом прогуливающуюся мимо пару. — Просто скажи мне, готов ли ты. — Ты рассказал мне не больше, чем Тэхён, — Чонгук опустошает бокал. — Я даже не понимаю, что ты предлагаешь. — Хорошо, — Хосок хмурится. — Сейчас Тэхён обсуждает с моими людьми то, как незаметно мы можем перебить сухожилия врага. Сломить опору. Но если незаметно не получится, у нас будут проблемы. И решать их надо будет незамедлительно. Единственный быстрый вариант, который я знаю и который в принципе существует — ты. Человек, который может нам помочь, —старых убеждений. Так что он с радостью примет это. — Это? — Чонгук вопросительно приподнимает брови. — Ты должен быть согласен на всё, независимо от определения, — холодно отвечает Хосок. — И почему же я должен? — Чонгук меняет пустой бокал на полный и улыбается официанту. — Я не ошибусь, если скажу, что жизнь Тэхёна для тебя важнее, чем своя. Чонгук замирает. Едва ли прошёл месяц с их знакомства с Тэхёном. Ценил ли он свою жизнь настолько мало, чтобы жизнь этого человека была ему ценнее? Возможно. Но бросаться на амбразуру за него он не собирался в любом случае. — Ошибёшься, — отвечает Чонгук, глядя на двери, из которых выходит Тэхён. Лёгкий ветер разбивает его укладку, разбрасывая волосы на две стороны. Хосок этот взгляд замечает. — А ты не менее упёртый, чем он, — Хосок усмехается с каким-то удовольствием. — Последний входящий сегодня ночью будет от меня. Запиши номер и позвони, если вдруг передумаешь, — он встаёт, уступая место Тэхёну и обращаясь к нему с улыбкой на губах: — Наконец-то, я уже утомил своим обществом эту драгоценную персону. Чонгук опускает глаза и улыбается, порыв ветра доносит до него аромат кожи Тэхёна, к которому он стал слишком чувствителен. Хосок оставляет их наедине. — Скучно тебе сегодня? — в голосе Тэхёна слышится напряжение. Чонгуку хочется его от него избавить. — Напротив, очень спокойно. Чонгук пододвигается к Тэхёну, и он накрывает его плечи рукой. Под боком у Тэхёна Чонгук чувствует себя правильнее, сильная аура Хосока постепенно развеивается, и ему действительно хочется всё выдать, но он разумно молчит. Ему действительно стоит подумать. — О чём говорили? Чонгуку на секунду кажется, что врать бессмысленно, ведь у него наверняка прослушка в телефоне. Он усмехается своим мыслям. — Ни о чём важном. Я выразил восхищение его саду, а он пожаловался, что ты очень упёртый. — И? — вкрадчиво спрашивает Тэхён. — А я сказал, что это называется уверенностью в себе, — Чонгук отставляет стакан на подлокотник и кладёт руку Тэхёну на шею, поглаживая холодными пальцами горячую кожу. — Уверенные в себе люди возбуждают меня. — Это ты ему тоже сказал? — усмехается Тэхён. — Нет, — полушёпотом отвечает Чонгук. — Только тебе. Тэхён молчит. Смотрит на Чонгука и молчит. Правильно ли он поступал, убеждая самого себя, что он сможет оставить его в тени, не ввязать в эту липкую паутину событий? Он не пытался защитить его, просто не хотел включать ещё одну переменную в уравнение — так проще. Хотя, с другой стороны, если попробовать заменить им две сложные переменные, могло стать легче. Он отводит взгляд, пытаясь понять, чем он занимался сейчас. Избегал ли он осложнений или пытался обмануть себя в своих намерениях. Юнги не мог быть прав. Чонгук не делал его слабее. И при необходимости он сам себе это докажет. — Поехали домой, — говорит Тэхён и встаёт. — Но мы недавно… — Мы едем домой. Чонгук прикусывает язык и послушно следует за Тэхёном до машины. Иногда Тэхён так быстро переменяется в настроении, что Чонгук не успевает понять, почему: что он сделал или сказал не так. Почему Тэхён вдруг так резок и груб с ним. Они едут домой в тишине. Чонгук нервно теребит шерстяную ткань пальто и смотрит на темнеющий город. Его сознание угасает подобно. Он думает о словах Хосока, думает, что может согласиться лишь ради того, чтобы пойти против Тэхёна. Чтобы показать ему, что он действительно что-то значит. Чонгук не очень понимает, в какой момент ему вообще начало хотеться значить. Возможно, не для себя, а для кого-то. Доказать — как двигатель. Не себе. Утолить простой позыв быть частью игры, а не декорацией. Или, быть может, он просто хочет пойти против, чтобы заслужить ещё одно наказание. Услышать, какая он мразь. Получить по лицу. Почувствовать, как ломаются рёбра. А потом этим упиваться. Чонгук до боли закусывает щёки. Дома он, недолго думая, находит Тэхёна — он читает книгу в библиотеке. Напротив него стоит мольберт с белым холстом, к которому Чонгук так и не притронулся. Тэхён не отвлекается от чтения, когда Чонгук подходит к нему и встаёт на колени. Между делом спрашивает: — Чего тебе? — Я могу помочь, — Чонгук подаётся вперёд и кладёт руки на напряжённые бёдра. Тэхён откладывает книгу и смотрит на Чонгука: в его глазах что-то настораживает. Что-то лукавое, скрытое. Он кладёт руку ему на затылок и надавливает, подбородком кладя его на колено. — Чем же ты мне поможешь? Чонгук облизывает губы и неуверенно тянется одной рукой вверх, к ширинке брюк. — Помогу снять напряжение. Тэхён его руку не останавливает, но и голову не отпускает, сохраняя зрительный контакт, выискивая то, что кажется ему подозрительным. Оно прячется по углам ловко, уходит, забирая с собой и тень — Чонгук уже научился от Тэхёна прятаться внутри себя. Не очень хорошо, но всё же. Чонгук был хорош в эмпатии и понимании психологии людей, это Тэхёна не удивляло. Но Тэхён, в свою очередь, был хорош во всём остальном. Особенно в подчинении и поиске. Чонгук плавно ласкает его член рукой, возбуждая стремительно такими обычными касаниями и зрительным контактом. Тэхён чувствует внутри предательскую дрожь. И не может позволить ей быть. — Если ты пойдёшь против моей воли, любовь моя, — Тэхён оглаживает его затылок, а потом отпускает, но Чонгук продолжает лежать на его колене. — Я на этом холсте, — он кивает на стоящий позади мольберт, — твоей кровью нарисую. — Это будет честью для меня, — с благоговением отвечает Чонгук. Он видит, как вспыхивают глаза Тэхёна. Ощущает кожей, как он теряет контроль. Тэхён чувствует дрожь во всём теле. И он глушит её, грубо трахая горло Чонгука, который такой тихий, такой послушный, такой пытливый, что пальцы в мягких волосах сводит. Чонгук чувствует, как щиплет щёки, как текут слёзы и как Тэхён царапает кожу головы. Он — в этой игре главный, он идёт вперёд, зная направление, а Чонгук следует, ведомый. И не знает, умеет ли вести собственную игру.*
Ещё одна неделя проходит в напряжении. Чонгук чувствует его плечами, но не обращает внимания. Он занимается своими делами: рисует, танцует, прогуливается по Нью-Йорку и пьёт кофе. А ещё убирается у себя в комнате, куда клининг не пускает: ему не хочется, чтобы кто-то трогал его вещи. Осознание, что он задержится тут, приходит ещё в первые дни, но принятие доходит гораздо позже, потому что как бы Чонгук ни был лёгок на подъём, такие кардинальные перемены тревожат его. Пускай он и чувствует себя в этом доме комфортно и свободно ещё с первой недели, самое символичное он оставляет на потом — разложить канцелярию, которую он использует почти каждый день для рисования, решает только сегодня. Это финальный штрих удобства, личного пространства, который даст понять самому себе «да, теперь моё место — здесь». Из нижнего ящика стола Чонгук достаёт конверты, которые планирует положить к остальным вещам бывшего парня Тэхёна, чтобы потом, всё-таки выкинуть — он решает, что не хочет оставлять им место в его новой жизни. В их новой жизни. На пол вылетает маленький свёрнутый лист с бросающейся в глаза надписью: «Прочитай меня». Банально, Чонгук скептически вздёргивает брови, но лист всё же разворачивает. Непонимание приходит на смену скепсису быстро — вместе с каждым прочитанным словом: «Если ты здесь, если ты с ним — и если ты хочешь жить, то беги, пока есть возможность. Пока он не затянул нити на твоих запястьях до крови. Пьеро». Чонгук оглядывает комнату, внезапно чувствуя чьё-то присутствие: словно кто-то наблюдает за ним. Ожидаемо никого не обнаружив, он сворачивает лист бумаги, и берёт в руки конверт, который не собирался открывать, но теперь — любопытство сильнее. Внутри он находит вырванные из личных дневников листы. В первом автор пишет, как счастлив выйти замуж за Тэхёна, какой он нежный и обходительный, заботливый. Чонгук может согласиться с этим лишь наполовину. Во втором Пьеро, как автор сам начинает себя называть, жалуется на резкие изменения в их отношениях, на раздражительность Тэхёна и тотальный контроль. Он даже поднимает на него руку пару раз. Чонгук может согласиться с этим полностью. Между следующими листами лежит фотография какого-то парня, а на обратной стороне — подпись: «Я обязательно к тебе вернусь» и короткий очерк о том, как сильно Пьеро в него влюблён и сожалеет о их разрыве. В третьем, последнем письме, написанном неразборчиво и расплывчато из-за, вероятно, капающих на лист слёз, Пьеро говорит, что хочет умереть сильнее, чем жить с Тэхёном, который не выпускает его из дома и постоянно избивает. Чонгук пробегается глазами по последним строчкам. «Он обещает меня убить». У Чонгука дрожат руки. Он не боится Тэхёна. Он не боится остаться загнанным в угол. Но ему всё равно страшно: может быть, за этого парня, потому что Чонгук не знает, что с ним в итоге случилось, почему его вещи здесь. Может быть, Чонгук всё это время живёт под одной крышей с убийцей. Он быстро сворачивает все листы и кладёт в конверт. Прячет между одеждой, которая оставалась тут, выходит на крыльцо, на котором девушка из клининга уже завершает уборку, и ставит сумку рядом с лестницей. — Тут ненужные вещи. На мусорку, — коротко бросает он и снова скрывается в своей комнате. Ему нужно поговорить с Тэхёном. Не накручивать себя, не придавать значение вещам, которых могло и вовсе не быть. А ещё — успокоиться. Пребывая в прострации, Чонгук рисует несколько часов, не думает ни о чём, сосредотачиваясь на движениях кистью по бумаге и дыхании, пока не слышит шаги за дверью — быстро собирается с мыслями, не давая себе возможности отступить, и идёт на кухню, где Тэхён по-домашнему заваривает чай. — Как дела? — Чонгук встаёт рядом и бросает на него робкий взгляд из-под пушистых ресниц. — Может, ещё о погоде поговорим? — раздражённо отвечает тот. Чонгук поджимает губы, наблюдая, как Тэхён наливает себе чай и садится за широкий обеденный стол. — Я не понимаю, — говорит Чонгук, садясь напротив. — Если я раздражаю тебя своим присутствием, ты мог бы оставить меня в моей квартире и просто брать тогда, когда нужно. Тэхён делает глоток чая и поднимает на Чонгука леденящий взгляд. — Ты не раздражаешь меня своим присутствием. — Мы практически не видимся, не разговариваем, я вроде как и не претендую, я понимаю, что этот брак — простая фальшь и формальность… — Чонгук сначала говорит пылко, но потом его голос затихает из-за прищуренного взгляда напротив. Тэхён читает его, как открытую книгу. — Но я так много времени провожу здесь один. А когда куда-то еду, меня не покидает ощущение, что я под присмотром. И возможность передвигаться — какая-то привилегия, которая может быстро закончиться. — Так и есть, — сухо отвечает Тэхён. — Ты замужем не за директором цветочного, а за мной, Чонгук, — Тэхён подаётся вперёд, яснее заглядывая в глаза. — Ты в опасности всегда. — Что-то мне подсказывает, что рядом с тобой я в опасности больше, чем просто на улице, — Чонгук не выдерживает его пристального взгляда и опускает глаза. Разговор идёт совсем не так, как он планировал. — Ты был женат до меня, да? Чонгук слышит, как тикают часы. Он знает, что этот вопрос — ошибка. Всё внутри него кричит о том, что следовало собрать свои вещи и уехать, а не сидеть тут на прицеле у охотника. — Да, — голос Тэхёна болезненно разрезает тишину. Он встаёт и медленно обходит стол. — И я надеюсь, что ты не повторишь его ошибку, — он встаёт за спиной Чонгука. — Какую ошибку? — Чонгук звучит тихо, но ему кажется, что он кричит. — Он изменил мне. Разбил мне сердце. — И что сделал ты? — Как ты думаешь, что я мог бы? — шепчет Тэхён, склоняясь к уху Чонгука. — Разбить в ответ, — еле дыша, отвечает Чонгук. — Слишком просто. — Убить. — Идеально. Чонгук вздрагивает, на его плечи ложатся тёплые ладони и поглаживают. — Может быть, не своими руками. Может быть, смерть — не всегда физическое состояние, а существование в постоянном страхе и на грани разумного, в постоянных бегах и попытке скрыться от собственной вины. В целом, я думаю, ты прав. В каком-то из всех этих смыслов он действительно мёртв, — Тэхён продолжает гладить расслабляющиеся плечи. — Тебе пора прекратить напрягаться. Это портит твою осанку. Расслабься. — Я хочу уехать, — Чонгук прикусывает губу, давя в себе слёзы. Он не боится Тэхёна. Действительно не боится — никогда он не чувствовал от Тэхёна угрозы, реальной опасности. Власть, боль, удары — всё это не было составляющими его облика, как убийцы, а просто личности: властной, сильной, с титановым стержнем и спокойной, холодной душой, к которой Чонгук почти что слепо тянется. Он боится. Боится своих чувств к человеку, что стоит за его спиной сейчас. — Ты боишься меня? — Тэхён обнимает его со спины, целует в макушку. — Нет, — честно отвечает Чонгук. — Но мне хочется бежать от тебя. От себя. — Тогда беги, — Тэхён вдыхает аромат его волос и отступает на шаг. — Я даже не буду тебя искать. Ты сам вернёшься. Чонгук слышит, как Тэхён уходит. Его шаги спокойные и уверенные. Ему не о чем переживать, ведь даже сам Чонгук уверен, что вернётся. Он впопыхах собирает вещи, одевается и выбегает на улицу, где уже ждёт такси. Ему просто нужно подумать вдали от этого места, вдали от Тэхёна, который одним своим присутствием и шлейфом запаха окутывает и подчиняет. Чонгук хлопает дверью такси, машина выезжает на трассу, ведущую к Нью-Йорку, и выдыхает, расслабляя плечи. Он может уехать. Никто не держит его. Чонгук оборачивается, глядя на пустую дорогу позади себя. Никто не держит его. Он грустно улыбается, кутаясь в подаренный Тэхёном палантин. Пьеро повезло. Его держали. А Чонгук свободно падал. Он снимает наличные в банкомате, чтобы Тэхён не мог отследить его перемещения по истории покупок, снимает квартиру посуточно почти на окраине города и закрывается там. Он сидит у открытого окна и смотрит на предвечерний город. Это не самая оживлённая улица, Чонгук такие любит. Всё, что он может — бросаться от одного бессмысленного дела к другому. В голове словно вата, которая мешает сосредоточиться. И сейчас, глядя на снующих внизу людей, он пытается эту вату из головы вытряхнуть, но получается плохо. Что случилось с бывшим мужем Тэхёна, он даже не будет пытаться узнать. С сожалением к собственным моральным устоям он понимает, что ему всё равно. Он не заявит в полицию, не почувствует отвращения — наоборот, его это притянет ещё сильнее. Чонгук любит лёгкое чувство опасности, неясности, и это всё Тэхён ему даёт сполна. И если он узнает однозначный ответ, это его разочарует. Отрицательный — опасный шарм пропадёт. Положительный — как бы Чонгук ни храбрился, это поселит в нём тревогу, которая раз и навсегда их отношения изменит. Лучше вот так — неопределённо и загадочно. Самое интересное — Чонгук не понимает, что живёт внутри него: что-то отдалённо похожее на любовь, о которой он читал в книгах и которую видел на экранах телевизоров. Но она была до безумия неправильной, какой-то ломанной и уродливой. Ведь любовь — чистое, лёгкое, радостное. К людям, которые дарят тебе доброту, окутывают своим вниманием, давая чувство неподдельного счастья. А его чувства к Тэхёну с каждым днём всё больше вспыхивали ноющим чувством в груди, болезненной тягой к боли, которую он ему давал вперемешку с редкой заботой, которая никак не вязалась. Чонгук обнимает себя за плечи, скользя ладонями по мягкой пижаме, одной из тех, что привёз ему как-то Тэхён. Вспоминает, как он бывал с ним нежен и учтив. Так редко, но это цепляло и тянуло. А последующая боль только сильнее привязывала. И, наверное, так и должно быть. Чонгук усмехается себе. Разве похож он на человека, который может любить как в фильмах? Разве похож он на того, кто может испытывать нормальную любовь? И разве Тэхён — тот, кто эту нормальную любовь может дать? Всё чертовски правильно. — И в нелюбви любовью сломленный — я навечно твой, — шепчет он одними губами, засыпая на смятой, холодной постели.