ligera

      В чём Чонгук хорош, так это в поиске информации: адрес Лигеры он находит быстро. Желая встретиться с Юнги в спокойной обстановке, он едет туда с утра, рассчитывая, что там не будет много людей. Что и Юнги там может не быть, он не задумывается.       Охрана встречает его оценивающим взглядом, которого, Чонгук уверен, не было бы, приедь он с Тэхёном. Он стервозно смотрит в ответ, проходя мимо.              — Закрыто, — впечатывается ему в спину зычный голос.              Чонгук дёргает дверь, которая легко поддаётся.              — Будь оно так, вы бы тут не стояли.              Лицо своё он и без Тэхёна не уронит.       Внутри действительно безлюдно и тихо, большая часть освещения выключена, только в главном зале горит яркий свет. Чонгук проходит внутрь, видя за одним из столиков парня с приятным цветом пастельно-розовых волос. Его профиль кажется ему отдалённо знакомым, и он проходит к нему, уверенно держа осанку. Парень поднимает взгляд тёмных глаз, радужка которых закована в холодный цвет линз, что делает его внешность не просто привлекательной, а по-странному притягательной. Словно он может заполучить любого.              — Присаживайся, — просто говорит он, кивая на стул перед собой.              — Спасибо, — Чонгук садится напротив. Парень кладёт подбородок на ладони и устало улыбается. Но усталость придаёт ему шарма. — Я хотел увидеть Юнги.              — Юнги сейчас нет, он будет после обеда, — парень протягивает руку. — Пак Чимин.              — Чон… — Чонгук протягивает руку в ответ и заминается. Где его паспорт? И какая у него фамилия? — Уже Ким Чонгук, вероятно.              Чимин сжимает его ладонь невесомо, кожа у него бархатная и ухоженная — Чонгук завидует ему. Сколько бы он ни втирал в себя масел и кремов, ему не удавалось достичь такого эффекта.              — Немного странно, что ты здесь один, — недоверие на лице Чимина сменяется беспокойством. — Что-то случилось?              Чонгук качает головой и снимает пальто, оставляя его за своей спиной.              — У нас всё хорошо. Небольшой момент притирки.              — О, — Чимин понимающе улыбается. — С Тэхёном это бывает сложно.              — Ты хорошо знаешь его? — Чонгук хмурится. Он вспоминает, откуда знает это лицо. Вспоминает и про Юнги.              — По долгу службы, — усмехается Чимин.              У него лёгкий макияж глаз и прозрачный блеск на губах. Одежда абсолютно обычная, как будто он вышел за продуктами до магазина. И лицо, не обременённое чем-то похожим на работу здесь. Чонгук не очень понимает.              — К тому же, пока я был с Юнги, мы общались в общей компании пару раз.              — И почему ты работаешь здесь, если… — Чонгуку не удаётся подобрать правильных слов. Потому что ситуация — неправильная.              — Потому что для Юнги так лучше. А значит, лучше для Тэхёна, — пожимает плечами Чимин. — К тому же, тут я на своём месте.              — Разве можно быть на своём месте здесь? — Чонгук хмурится. — Не пойми меня неправильно, — он вдруг боится обидеть этого на первый взгляд открытого человека, — я спал с людьми из меркантильных соображений, но каждого выбирал сам. Здесь выбирать не приходится.              — Отсутствие выбора — иногда лучшее, что может предложить тебе жизнь, — улыбается Чимин. — Раз ты тоже делал это, ты должен понимать, каким человеком я сам себя считаю. Заслуживающим, если сузить до одного слова, — Чонгук понимающе кивает. — Я заслуживаю этого. К тому же, если углубиться в историю, — Чимин мрачно усмехается. — У этого слишком много причин, чтобы отказаться.              — А можно отказаться? — удивляется Чонгук. Тэхён с Юнги говорили об этом как о чём-то, не предполагающем выбора.              — Нельзя. Кто входит сюда для работы, сам уже никогда не выходит, — с лёгкостью в голосе говорит Чимин. — Но у меня выбор был. И я его сделал.              — Ты можешь счесть меня излишне любопытным, — Чонгук задумчиво опускает глаза. Они с Чимином не друзья, но именно с первым встречным ты обычно и обсуждаешь все эти вещи. В надежде разойтись и никогда не встретиться. Только тут всё усложняется узким кругом знакомых. Хотя — Чонгук снова смотрит на Чимина с его располагающей улыбкой, кажется, не таящей в себе ничего, — Чимин выглядит как тот, кто понимает, что этот разговор только для них двоих — одинаково растоптанных самими собой. — Но что заставило тебя сделать этот выбор?              — Иногда люди причиняют тебе боль, — Чимин смотрит на свои пальцы, на которых надето несколько колец с мелкими и крупными камнями. Утопает взглядом в их блеске, отражающемся в его глазах. — И лучшее отмщение для тебя — сделать больно в ответ. Самым изощрённым способом. И пускай тебе больно тоже. Главное, что им — больнее.              У Чонгука от холодной решимости в чужом голосе покрывается мурашками кожа, как будто его окунают в бассейн с ледяной водой. Чимин выглядит таким сильным, каким Чонгук лишь мечтает быть. Сейчас, спустя всего несколько жалких минут общения, он видит его стержень и стать, которые если что-то и могло сломить, то точно не это место. Он — выше всего этого, каким бы павшим себя ни считал. Чонгуку хочется заглянуть в зеркало… нет. Посмотреть на себя со стороны. Что, если он тоже не так жалок, как думает о себе?              — Мы можем обменяться номерами? — вдруг спрашивает Чонгук, вынимая телефон. — Мы могли бы выпить вина и поболтать в неформальной обстановке. Как думаешь?              Не в правилах Чонгука заводить друзей. Да и не хотелось ему никогда. Но Чимин… это что-то абсолютно новое и неизвестное для него, что-то невероятное и диковинное. С таким хочется иметь дело. К тому же, он с искренней улыбкой соглашается и диктует заветные цифры. Чонгуку это словно даёт ещё одну возможность дышать — перекрой другие, он позвонит Чимину, и почему-то Чонгук уверен, что он ответит.       Он не остаётся ждать Юнги, потому что через полчаса у него занятия, да и разговор с Чимином более чем удовлетворил его. Они прощаются лёгкими объятиями, и это ощущается хорошо, а не как обычно это бывает с другими — покалыванием на коже и желанием чужие руки убрать. С лёгким сердцем и живой улыбкой Чонгук садится в такси, достаёт телефон, находит номер Хосока и отправляет короткое «я согласен».       Если Тэхён собирается сделать ему больно, Чонгук будет действовать на опережение.              

*

             Вечером Чонгук переписывается с Чимином, который не должен отвечать в такое время, но у него выходной, который он проводит за просмотром фильмов, что так кстати оказываются чонгуковыми любимыми — он тоже включает их на своём ноутбуке и до поздней ночи обсуждает с Чимином сюжет, героев, мораль, да вообще всё-всё, кроме жизни реальной. Чонгук чувствует себя неожиданно легко и свободно, словно у него есть эта самая жизнь — с ним такое уже бывало и он знает, что это мимолётно, ненадолго, и это оставляет заметный пыльный отпечаток на чистой глади приятных эмоций.       Следующий день Чонгук проводит в уединении, рисуя и вкладывая в штрихи карандашом все свои мысли, старательно пытаясь с ними разобраться. Ужиться с новыми эмоциями просто, а вот осмыслить их — не очень. Обещание Тэхёна не искать оказывается абсолютно правдивым, иначе бы ему уже заламывали руки и тащили домой. Ладно, про заламывание рук — всё же преувеличение. Хотя Чонгук не отказался бы. Он так отчаянно хотел чувствовать себя нужным, что был готов принять любое проявление этих чувств. Чувства Тэхёна для него — место неизведанное, тёмное, даже недоступное. Но оттого с каждым днём всё больше желанное. Он готов натыкаться на его импульсивность, агрессию, даже удары, лишь бы чувствовать этот огонь, видеть, как он горит, чувствовать кожей. Самое главное — не безразличие. Чонгук жаден до чувств никогда не был, потому что все, кто когда-либо окружали его, чувства испытывали к нему не те. И пускай он не был до конца уверен в том, что испытывал к нему Тэхён — это всё равно было то самое, что изнутри подцепляло и к горлу тянуло выжигающим пожаром. Как же отчаянно Чонгук хотел в нём сгореть дотла.       На второй день одиночества он начинает заметно нервничать, домой, к Тэхёну, тянет ощутимее, но он не хочет поддаваться, не хочет приезжать, хочет, чтобы за ним приехали. Чонгук отвлекает себя перепиской с Чимином, который отвечает редко, но вскоре сообщает, что вечер у него свободен. Особо ни на что не надеясь, Чонгук зовёт его к себе. Чимин соглашается.       У Чимина на руке блестящий браслет в виде двух переплетённых лавровых ветвей — только почему-то с большими шипами, которые немного царапают запястье, оставляя красные полосы. Взгляд полупьяный — они делят пока только первую бутылку белого сухого на двоих — и открытый, не обременённый никаким макияжем. Однако в этой простоте он привлекателен не меньше.       Они сидят на диване лицом к друг другу, сложив ноги в позе лотоса, и Чонгук то и дело касается шёлковой розовой рубашки Чимина, которая приятно холодит кончики пальцев. Чонгуку нужен телесный контакт так неожиданно, а Чимин так кстати готов его дать, что в итоге они обнимаются как старые закадычные друзья с воспоминаниями одними на двоих.       А вспомнить им действительно есть что: за второй бутылкой они выкладывают друг перед другом почти всю свою жизнь, оставляя на дне лишь самый горький осадок, что поднимать пока рано. И так многое в них оказывается схоже: и моменты из прошлого, словно одну жизнь жили, и образ мысли, что логично. Вскользь Чимин упоминает о том, что, вообще-то, у Тэхёна с Юнги проблемы из-за него, и Чонгук за это внезапно цепляется — ему это сейчас интересно безумно.              — Ну, — Чимин свою улыбку теряет, кладёт голову на спинку дивана и пьяно закрывает глаза. — Мои родители меня бросили лет в четырнадцать, или умерли, я не помню, — он усмехается своим словам, — а милый двоюродный братик Намджун души во мне не чаял и никак не мог оставить сиротинушку одну подыхать. В этом злобном мире, полном плохих людей, как он мне часто говорил, — Чимин открывает глаза и смотрит в потолок опустошённо, — он стал мне действительно роднее всех близких. Заботился, поддерживал, всегда был рядом. Словно у меня действительно появился старший брат. К тому же, самый лучший. Но к семнадцати меня как-то осенило, — Чимин закусывает губу и молчит какое-то время, едва дыша. Воспоминания неприятно пробегают по коже. — Не было в нём братской любви. Ни капли. И как только он понял, что я в самом расцвете юношеской красоты, он начал по максимуму стараться свести мои контакты с внешним миром на нет. Сначала незаметно, мол, вот тебе абонемент в танцевальную студию, конечно, индивидуальный, а тренером будет девушка-гомофобка. Вот тебе дополнительные занятия с репетиторами по всем предметам, потому что скоро выпускной, надо обязательно хорошо закончить школу, поступить в университет, — Чимин фыркает, — сдался он мне. Но потом, когда среди всей этой суеты я всё же смог завести отношения, — он кладёт голову на бок и смотрит на Чонгука, что слушает внимательно, не перебивая, — с Юнги, — и после этого слова не идут.              Это болью отдаётся в сердце, которую он скрывает ото всех по сей день. Потому что где-то он всё-таки ошибся, где-то не рассчитал и оступился. Понимает, надо было сделать иначе, умерить пыл, пораскинуть мозгами, а не вестись на поводу у эмоций и желании мести врагу, которое было сильнее, чем желание отдаться в объятья человеку, что любил. Но он собирается, привычным жестом загоняя боль поглубже.              — Когда Намджун узнал, то был в ярости. Говорил, какая я проблядь, раз в неполные девятнадцать ебусь с кем попало, а он-то ждал, не трогал меня, хранил мою честь, — Чимин горько усмехается, чувствуя, как в уголках глаз собираются слёзы. — В тот вечер он мою честь отнял. Вот так просто — силой. Я не кричал, почти даже не сопротивлялся, потому что понимал — бесполезно. Только плакал немного, как сейчас.              Чонгук пододвигается ближе, берёт ладонь Чимина в свою и поглаживает большими пальцами выпирающие косточки. От этого становится немного легче.              — Утром я собрал вещи, выломал закрытый замок — хоть на это мне сил хватило, уехал к Тэхёну. Перед Юнги появляться у меня не было моральных сил. Он бы наверняка принял, понял, вышиб бы мозги Намджуну, но я всего этого не хотел. Чтобы он злился, расстраивался, думал об этом. Он до сих пор не знает. И пускай лучше мы оба будем страдать от неслучившейся любви, чем он будет жить с этим. А я его знаю — с таким сжиться он не сможет, — Чимин делает паузу, крутя в голове мысли, пытаясь вернуться к изначальной веточке повествования. — Тэхён тогда уже не особо благоволил нашим с Юнги отношениям, так что улучил самый подходящий момент, когда я был так слаб и сломлен, что лучше и не придумаешь — он посадил меня перед двумя завсегдатаями клуба, вложил мне в руку пистолет и сказал, чтобы я выбирал: работа на него или смерть. Я бы выбрал смерть, конечно, — Чимин самозабвенно прикрывает глаза. — Но знал, что пистолет не заряжен. А Намджуну отомстить хотелось так сильно, — он сжимает руку в своей ладони, — показать, что я лучше буду трахаться с незнакомцами, чем с ним, и я согласился.              Чимин замолкает, утирает слёзы и выпрямляется, прямо заглядывая в чужие глаза.              — Возможно, я подставил этим решением многих, потому что Намджун с катушек слетел окончательно и теперь вся цель его существования — отравить жизнь Тэхёну. Он приложил к этому немало усилий и приложит ещё больше, я знаю. Но в конце концов, я думаю, что я не один за это ответственен. Я — лишь спусковой крючок, на который Тэхён уверенным движением нажал.              У Чонгука в хмельном мозгу шестерёнки крутятся на удивление быстро, всё встаёт на свои места, вырисовывается чётко и понятно. Только одно — не очень.              — Почему ты не хочешь вернуться к Юнги?              Чимин выпивает полбокала залпом, пожимает плечами.              — Момент упущен. Мы уже не те. И любовь эта будет до ужаса отравляющей. Пускай лучше останется, как есть. И обо всём этом, — Чимин хмурит брови, — ему знать не следует.              — Я понимаю, — Чонгуку эту историю остаётся только унести в могилу. И он надеется на ответную услугу.              — Что у вас с Тэхёном, кстати? Почему ты тут? — Чимин с треском жуёт сочный виноград, снова приобретая задорное расположение духа.              — Я узнал некоторые вещи…              — Про бывшего? — бесцеремонно, как само собой разумеющееся, перебивает Чимин.              — Да, — Чонгук тоже берёт пару виноградин. — И мне хотелось побыть одному, поразмыслить. А сейчас просто хочу, чтобы он приехал за мной.              — Но просить ты не будешь и сам не поедешь тоже, — понимающе кивает Чимин. — Боюсь тебя огорчить, но Тэхён, которого я знаю, приедет к тебе только в одном случае: упаковать в мешок для трупов.              Чонгука от этой резкости прошибает обидой. Не к Чимину, к Тэхёну.              — Но, — продолжает Чимин, — если верить Юнги и моим наблюдениям: все как-то уж очень тревожно зашевелились с твоим появлением. Возможно, что-то изменилось. Я слабо верю, что такие люди, как Тэхён, меняются. Скорее, открывают в себе новые грани, которые до этого были от чужих глаз сокрыты. Но если Юнги прав, он за тобой того гляди примчит.              — А что говорит Юнги?              — Что у Тэхёна любовь, — Чимин пожимает плечами. — Это опасная херня, на самом деле. Определение любви у Тэхёна пиздец какое неправильное, болезненное и, я бы сказал, уродливое. Она несильно меняет его для окружающих. В некоторых вопросах он становится более упёртым, в решениях — импульсивным, в разговорах — не терпящим возражений. Как будто он этим что-то постоянно отстаивает. А вот к тебе, — он смотрит на Чонгука слегка взволнованным взглядом, — отношение поменяется сильно.              — Что ты имеешь в виду?              — Я не могу утверждать, всё, что я знаю — со слов Юнги, а рассказывал он немного. Скажу одно: у Тэхёна любовь неразрывно связано с эгоизмом. Ты должен быть только его. И всё, что будет казаться ему обратным, вызовет цунами из жестокости и разрушительного негатива.              Чонгук опускает глаза. Он прекрасно понимает, о чём речь: то, что позволяет себе Тэхён сейчас — только начало.              — Сейчас, мне кажется, последний шанс уйти, Чонгук, — Чимин склоняется к нему и проводит рукой по напряжённым лопаткам. — Если ты дорог себе. Если тебе дорога жизнь, хоть мало-мальски нормальная.              — Нет, — Чонгук качает головой, — я тоже люблю его. И моя любовь уродлива не меньше, — он поднимает глаза и встречается с пониманием в чужих. — Я хочу всё то, что он может мне дать.              — Тогда, возможно, вы нашли друг друга, — Чимин улыбается.              Наверное, Чимин — единственный человек, который может понять Чонгука и не назвать больным. В этом ненормальном мире, который всегда его окружал, а теперь стал родным. Только в таком Чонгук мог жить. Только в таком мог чувствовать себя живым.              Под конец одинокой недели Чонгук понимает, что Тэхён не приедет. Принять это гораздо сложнее, чем понять: после слов Чимина о том, что Юнги считает Тэхёна в Чонгука влюблённым, в душе зарождается дурацкая надежда — вдруг, всё же, Тэхён переступит порог этой пропитанной грустью квартиры, привычным жестом ладони накроет чонгукову поясницу и уведёт прочь отсюда, от тревожных мыслей о том, что Чонгука его собственная, дурацкая любовь погубит. Но нет. Может быть, Юнги ошибся. Несмотря на это, продолжать сидеть тут он не может: он заставит Тэхёна приехать. Осталось лишь придумать, как.       В прострации Чонгук листает свой профиль инстаграма, в котором вот-вот перевалит за пять тысяч подписчиков — в основном это его прошлые знакомства, позволявшие существовать. Но также это когда-то всерьёз интересовавшиеся им фотографы и менеджеры модельных проектов, которые хотели за небольшие деньги отснять кого-то не профессионального, но выгодно смотрящегося в кадре. По долгу «службы» среди подписчиков были люди, связанные с эскортом, да и сами эскортники тоже — с ними общаться Чонгуку на томных вечерах действительно нравилось. Это было интересно. Тогда он узнал, что модельный бизнес очень тесно связан с их. Грань — моральный принцип каждого или достоинство модельного агентства.       В директе Чонгук находит недавнюю переписку с Айденом, и его посещает сносная, как ему кажется, идея. Он пишет ему несколько коротких сообщений, получая ответ почти сразу. Чонгук не собирается вставать перед ним на колени ради карьеры модели, а вот позаигрывать ради собственной выгоды — очень даже.              У Айдена небольшая студия и контракты очевидно небольшие. Чонгука таким не удивишь и тем более в постель прыгнуть не заставишь. Они сидят в пустующей гримёрке, пока за дверью раздаются команды фотографа.              — Твои модели уступают мне по всем показателям, — Чонгук деловито закидывает ногу на ногу и приосанивается. — Ты мне за это денег будешь должен, а не я тебе отсосать.              — Ты слишком высокого о себе мнения, — Айден со скучающим видом подпирает подбородок ладонью.              — Мне не шестнадцать, чтобы ты пудрил мне мозги.              — А ещё тебе не шестнадцать, чтобы начинать карьеру модели, — парирует Айден.              — А я и не собираюсь, — Чонгук самодовольно вздёргивает подбородок. — Так, попробовать. Понять — моё или нет.              Айден хмурится, достаёт из кармана маленькую записную книжку и листает её, пока Чонгук с иронией наблюдает за этим — заметки в телефоне придумали для людей помоложе.              — Завтра у нас просмотр от нового бренда одежды. Они будут выбирать, кто их представит, — Айден смотрит на Чонгука с изучающим прищуром. — Если хочешь — приходи. Но я ничего не обещаю. Они делают выбор сами, я лишь показываю своих моделей. Хотя, — мужчина наклоняется вперёд и пошло улыбается. — Я бы мог пообещать тебе место за небольшую услугу.              Чонгук встаёт со стула и большим пальцем трогает холодную россыпь камней на обручальном кольце.              — Думаю, справлюсь и без услуг. До завтра, — бросает он, проходя мимо и легонько касаясь чужого плеча.              Айден не отвечает, лишь ядовито смеётся, когда дверь за его спиной хлопает. Он достаёт телефон и быстро печатает сообщение.              Aiden J.       Завтра всё в силе?              Min Yoon-Gi       Да. Я приеду к пяти вечера.              Подходя к такси, Чонгук старается незаметно оглядеться. Он уверен, что кто-то должен следить за ним сейчас. Но ничего подозрительного не замечает, хвоста, когда автомобиль встраивается в движущийся поток, — тоже. Уверенность в том, что его план сработает, моментально испаряется. Он стискивает колени пальцами и дёргает головой. Плевать. Быть может, он действительно станет моделью.              Звонок отрывает Айдена от составления списка моделей на завтра: возраст, рост, вес. Напротив Чонгука — даже без фамилии — прочерк.              — Да, — отвечает уверенно: он готов в любую секунду сменить вежливость на давление. — Очень рад слышать, — но приходится лебезить: — Это честь для меня. Всё будет в лучшем виде, конечно.              На удивление, визажисты у Айдена неплохие: лицо Чонгука свежеет и выглядит притягательно с акцентом на глазах и лёгким переливающимся блеском. Одежду подгоняют под него долго, потому что фигура с такой узкой талией не совсем стандартна, но ему говорят, что заказчик будет в восторге.       Вообще, во всём, что касается модельного бизнеса, он — дилетант и думал, что кастинг предполагает самую обычную одежду. Но сейчас на нём почти прозрачная чёрная рубашка с вышитыми пайетками цветами и брюки с акцентом на всё той же талии — очень, очень узкие в бёдрах и на ягодицах. К счастью, сверху на него накидывают оверсайз пиджак.       Выходя на съёмочную площадку, Чонгук встречается с лукавым взглядом сразу: Айден сжирает его взглядом, мысленно наверняка имея в разных позах, но Чонгуку это привычно и чести он от этого не теряет.       Перед небольшим возвышением, похожим на широкий подиум, стоит ряд стульев и столы, на которых лежат каталоги и стоят графины с водой. Ярко светят лампы, фотограф настраивает аппаратуру. Он ставит монитор с мышкой в центр стола и зовёт Айдена проверить.       Чонгук пользуется свободной минутой и наблюдает за суетливыми моделями. Все из них переживают, вертятся перед зеркалом, оттачивая позы. У одной девушки они получаются самыми естественными и при этом чёткими, но мимика её непрофессионально страдает в процессе. Чонгук запоминает её позы и то, как она переходит из одной в другую — резко, меняя положение тела совсем чуть-чуть. У парня чуть поодаль он перенимает манеру держать лицо, добавляя к ней расслабленное выражение ещё одной модели. Что ж, он готов.       Как и все в зале, но стулья всё ещё пустуют, а Айден как-то беспокойно ходит из угла в угол, очевидно переживая. Из-за маленького бренда одежды?              — Простите, опоздал, — раздаётся спокойный, выверенный в своей властной интонации голос со стороны входа.              У Чонгука по коже пробегает холод, а сердце ускоряется раза в три; это не страх и не тревога — это радость и победа. Он эти шаги узнает даже в клубе, полном людей.              — Ким Тэхён, такая честь видеть вас здесь, — Айден жмёт мужчине руку и уважительно склоняет голову.              Чонгук с неясной гордостью видит в каждом его движении повиновение, даже страх. Странным образом каждый в помещении опускает глаза и притихает, словно Тэхён каждого своей энергетикой заставлял заранее подчиниться. Чонгук тоже чувствует это: в уверенных и плавных движениях, в хозяйском взгляде, которым он обводит всех, вскользь цепляя и Чонгука. И в голосе, конечно, в голосе. Властном, глубоком.              — Надеюсь, нам есть, на что посмотреть сегодня.              Вместе с Тэхёном заходят ещё двое мужчин — Чонгук их не знает и точно нигде не мог видеть. И Чинсу, суровый вид которого вдруг кажется тёплым и родным. Все рассаживаются на свои места, а Айден подходит к моделям, давая указания. Чонгук слушает вполуха, не в силах свести взгляд с Тэхёна. Приехал.       Сначала все выходят по одному и пробуют пару дежурных поз. Чонгук в том числе. Тэхён смотрит не на него, а на экран компьютера, где появляются фото — специально. Его губы расслаблены, образуя привычное скучающие выражение лица. Чонгук смотрит на него, когда затвор щёлкает последний раз. У него подрагивают кончики пальцев, едва заметно, но если он захочет сделать фото с руками, придётся успокоиться.       После повторного просмотра фото Тэхён отсеивает половину. Их остаётся всего пятеро, и все вместе они предстают перед оценивающими их людьми. Чонгук ловит один короткий и въедливый взгляд, сердце униматься совсем не хочет, а ноги ватные, мозг кричит сделать шаг вперёд.       Обрати внимание.              Чонгук чувствует небольшое раздражение: это же его игра, так почему всё равно ведёт Тэхён? По очереди Тэхён обращается к каждой модели, просит принять лучшую позу, а потом лучшую позу, но посексуальнее. Чонгука все указания обходят стороной, и он чувствует злость. Его игнорируют. Показательно.       Модели (и Чонгук) уходят в гримёрку, где им поправляют макияж и одежду, сообщая, что сейчас будут вызывать по одному для пробной съёмки для рекламного разворота. Пока снимается один — остальные сидят и ждут. Смотреть нельзя.       Это немного странно, и Чонгук начинает задумываться об истинной причине присутствия здесь Тэхёна: может быть, это простое совпадение, и он действительно проводит кастинг — только совсем не для бренда одежды. Он обводит моделей взглядом и задаётся вопросом, в курсе ли они. Нет. Не в курсе.       В гримёрке их осталось четверо: Чонгук, два парня и одна девушка.              — Странно всё как-то, — говорит одна из моделей. — Обычно кастинги не так проводят.              — Может быть, нас в эскорт вербуют, — как бы между делом говорит Чонгук и ловит на себе удивлённый взгляд одного из парней. — Эти бизнесы крепко связаны. Ничего удивительного.              — Даже если так, — отзывается второй парень. — Я не против.              — А я себя уважаю, — хмыкает первая.              Чонгук фыркает себе под нос. Уважала бы себя — не сидела бы в таком месте.       Ни одна из моделей со съёмочной площадки не возвращается, Чонгук, ожидаемо, — на десерт. Он смотрит на себя в отражении зеркала, поправляет чуть растрепавшиеся волосы и чувствует ускользающий контроль. Что-то идёт не так: он задумывал иначе.       И когда Айден зовёт его, Чонгук стряхивает напряжение разом — уверенным движением рук вниз, этому приёму он научился давно — главное верить, что вместе с этим жестом вся неуверенность действительно уходит. Модели сидят в ряд у стены, наблюдают за процессом, лишь девушка нервно трясёт ногой и грызёт ногти. Она словно оказалась здесь по ошибке.       Не глядя на Тэхёна, Чонгук идёт к точке, взглядом сразу фокусируясь на камере. Пара неуверенных шагов навстречу, а потом — чувство собственного превосходства, когда в каждой позе, в каждом движении Чонгук чувствует на себе прожигающий тэхёнов взгляд. Жестокий. Жаждущий. Чонгук намеренно не смотрит на него, позирует немного пошло — но в меру. Меняет позы почти профессионально, вслушивается в щёлканье затвора и голос фотографа. Ему говорят снять пиджак, повесить его на плечо. Он выполняет.       А потом самовольничает. Переводит расслабленный взгляд на Тэхёна, что сидит, держа локоть ладонью, а пальцами другой руки упираясь в подбородок. Действительно оценивает. Прикидывает, сколько ударов Чонгук заслужил.       Чонгук ловит его хищный, кипящий взгляд, скользит рукой по шее, вниз, расстёгивает пару пуговок, оголяет ключицы и облизывает влажные от блеска губы. Представление. Только для Тэхёна.       Пальцы дрожат. Контроль не приходит, а утекает всё больше, и Чонгук отчаянно не понимает, почему это происходит: Тэхён смотрит сквозь, желая словно совсем не его, а всех этих моделей позади.              — Сними рубашку, — говорит он. Вместе с небрежными словами — жест, мол, побыстрее.              Чонгук замирает, смотрит на Айдена, который не удивлён, на моделей — тоже не удивлены, на фотографа, который ждёт. На Тэхёна, чьё лицо не выражает ровным счётом ничего. Он знает, что не может. Знает, что Тэхён ему за это ножом глотку вскроет в грязной туалетной кабинке этой же фотостудии.              — Чонгук, побыстрее, — взволнованно торопит Айден. Ким Тэхён — очевидно кто-то очень важный для него.              Тэхён делает останавливающий жест рукой, давая понять Айдену не вмешиваться. Тот сжимает губы в линию и кивает.       Тэхён в курсе: Чонгук — мелкая строптивая дрянь, которая знает, как играть, не переступая линию, по-сучьи дразня и взглядом приковывая. Так что он ждёт его хода, уверенный в своей победе, но всё же.              — Не думаю, что это уместно для съёмки рекламного каталога, — отвечает Чонгук, придавая голосу как можно больше уверенности.              — Мия, дорогая, — обращается Тэхён к нервничавшей девушке. — Что ты думаешь об этом?              Девушка прижимает руки к груди и высоким от волнения голосом говорит:              — Модель на фотосессии должна выполнять все задачи, если она хорошая модель.              — Именно, — Тэхён улыбается фальшиво по-доброму, словно старый добрый учитель. — Нам важно прощупать тебя, Чонгук. Чтобы понять, на что ты готов ради этой работы и можем ли мы нанять тебя. Иногда задачи очень нестандартные.              Чонгук не двигается с места, только ломано улыбается.              — Поможете мне раздеться?              Снять рубашку перед всеми — нельзя, а вот если Тэхён это сделает — очень даже.       Тэхён довольно усмехается. Его Чонгук такой проницательный. Такой хитрый и умный. Изворотливая сука. Тэхён встаёт со своего места. Каблуки глухо стучат по полу, отдаваясь в висках Чонгука пульсом. Он так давно не видел его. Тэхён так давно не трогал его.       Знакомые пальцы скользят по воротнику, поддевают первую пуговицу и тянутся на себя. Чонгук удерживает равновесие, оставаясь стоять на месте, глядя в испытующие глаза, от которых невозможно оторваться, а под кожей — словно лезвия скользят.              — Наигрался?              — Приехал, — самозабвенно улыбается Чонгук.              Он накрывает руку Тэхёна своей.              — А говорил, не будешь искать.              Тэхён до тупой боли сжимает зубы. Ему нечем крыть. Нечего ответить. Эта сука вынимала из него всю душу, потихоньку разводя рёбра в стороны и по чуть-чуть высасывая. Чонгук не может прочесть, что Тэхён чувствует, но внезапно чувствует себя смущённым под взглядом всех остальных, словно они присутствуют при чём-то очень интимном. Он опускает глаза.              — Чинсу, — он отпускает Чонгука и смотрит на мужчину за столом. — Тех двоих, — он взглядом указывает на парней, — в Лигеру. И этого, — он смотрит на Чонгука. — Тоже.              Он подходит к Айдену, протягивает ему руку и крепко жмёт чужую ладонь, задерживая в своей и сжимая до ощутимой боли.              — Благодарю за продуктивную работу.              И уходит, не дожидаясь ответа.       Чонгук впервые за долгое время чувствует страх. Самый настоящий. Его положение шаткое, непонятное: он не понимает, в какую петлю загнал себя. Чинсу подходит к нему и жестом показывает следовать за ним; сажает в незнакомую машину, сам привычно устраивается за рулём и блокирует двери.       От щелчка замков у Чонгука что-то переключается в голове: быстро, резко. Осознание рассекает его уверенность в себе как лезвие ножа мышцы. Он взволнованно смотрит наружу, где ещё две машины проезжают мимо. В одной из них — Тэхён на переднем сиденье и двое парней из студии — на заднем, они о чём-то разговаривают. Третья пристраивается за машиной, в которой сидит Чонгук.       Это уже не страх. И не тревога. Это смятение. Мысли бьются в голове о края сознания, пытаясь вырваться и вселить почти животный страх снова. Тэхён не сделает этого. Он не может. Чонгук закусывает губу и мнёт её зубами.              — Он хочет продать меня? — вдруг вырывается из его уст.              Чинсу качает головой.              — Он же не Хосок, — спокойно отвечает мужчина. Даже как-то успокаивающе.              Чонгук не задерживает эту фразу в своей голове сейчас. Только нервно сжимает пальцы на запястье, нащупывая пульс. Это помогает ему успокоиться. Если он хочет хотя бы ничью в этой игре, ему придётся вернуть уверенность.       В прошлый раз Лигера не показалась Чонгуку такой мрачной: её здание словно в тени и холоде других возвышающихся домов, но на самом деле она даже чуть впереди.              — Тэхён ждёт, — говорит Чинсу.              Чонгук смотрит в окно на парней, что неуверенно переминаются с ноги на ногу рядом со статной фигурой Тэхёна. Это завораживает.       Раз. Два. Три.       Чонгук подходит к Тэхёну с лёгкой развязной улыбкой и останавливается чуть дальше, чем мог бы и чуть ближе, чем должен.       Тэхён скучающим взглядом окидывает его с ног до головы и заключает:              — Придётся переодеть.              И разворачивается ко входу, жестом показывая следовать за ним. Делает пару шагов. Останавливается. Спиной чувствует, что Чонгук остаётся на месте, в отличие от двух парней по бокам. Оборачивается. Приподнимает подбородок и подходит близко, берёт за запястье и поглаживает, чтобы после — сильно сжать: уже такая привычная и родная ноющая боль.              — Проводи меня, — приторно-сладко, податливо.              Тэхён тянет его за руку на себя резко, заставляя сделать шаг, а потом перекладывает руку чуть выше талии и ведёт вперёд, шагая уверенно, направляя грубо, будто проталкивая вперёд. Чонгук наклоняет голову и улыбается. Его покровитель.       Юнги встречает их с лёгкой и приветливой улыбкой, на Чонгука не смотрит. Моделей они оставляют чуть позади. Чонгук чувствует себя так хорошо и приятно рядом с Тэхёном. В его уверенных руках, в его обволакивающей и чуть давящей энергетике. Он — его. И ему нравится думать, что все это видят. Ему нравится принадлежать.              — Этих двоих, — Тэхён едва заметно кивает, — обработать.              — Ты должен был мне всего одного, — Юнги с издёвкой хмыкает. — А привёл двоих.              — Троих.              У Чонгука в груди что-то обрывается. Он хочет резко посмотреть на Тэхёна, но его голова не двигается, шея каменеет, как и всё тело. Нет. Он не сделает этого.              — Переодень его во что-то поприличнее, — брезгливо говорит Тэхён и толкает Чонгука в спину.              Ноги совсем не слушаются, ровно как и всё остальное тело. Он хватается за плечо Юнги, чтобы не упасть. Оборачивается на Тэхёна, хочет закричать на него, возмутиться, какого хрена тут происходит, но в горле — ком, потому что у Тэхёна взгляд абсолютно пустой, не выражающий ничего. Вообще. И Чонгук себя, видимо, обманывал, когда думал, что в студии на него смотрели с желанием. Юнги ошибался. И для Тэхёна это было хорошо.              — Идём, — спокойно говорит Юнги. И Чонгук идёт.              Он падает внутрь себя, внешний мир захлопывается глухими ставнями. Ему суют какую-то чёрную рубашку из струящейся ткани, которая двумя тонкими лентами завязывается на шее и ниспадает между лопаток. Юнги затягивает их, спрашивая:              — Не туго?              Это вырывает его из потока размышлений, Чонгук поворачивается резко, отчего ткань вокруг шеи затягивается немного сильнее, не успев полностью выскользнуть из рук Юнги.              — Что происходит?              — А разве не очевидно? — Юнги устало хмурится.              — Он собирается подложить меня под кого-то? — у Чонгука сохнет в горле. Ему не впервой спать с кем-то против своего желания. Однако так: по указу пускай и номинального, но мужа, в клубе, где все воспринимают тебя, как товар, с людьми, которые на входе за тебя заплатили и сказали «хочу посмазливее», с тривиальной беседой или вовсе без неё — никогда. Чонгук от всего этого бежал, заключая брак с Тэхёном. А теперь…              — Подо всех, я думаю, — холодно говорит Юнги. — Воспитательный процесс для новеньких.              Чонгук выдыхает. Спокойно, позволяя Юнги закончить с одеждой и припудрить ему лицо. По телу расходится онемение, затормаживающее движения и ход мыслей. Он не понимает и не соображает. Толком даже ничего не чувствует, когда выходит в тёмный коридор и натыкается на Тэхёна, который стоит сложа руки на груди. Он не видит его взгляд, но и не хочет.       Тэхён всё так же — ладонью на талию, уверенным давлением — только вот Чонгук уже не чувствует в этом ничего, что прежде; подводит к дальнему проходу, откуда видно весь зал, постепенно наполняющийся людьми. За одним из столиков Чонгук видит Чимина. Хочет заплакать и броситься ему в объятья. Сказать, как был глуп, не послушав его.       Стоп. Чонгук усилием воли заставляет уняться нарастающую истерику. Это не он — Чонгук не такой: он не боится, не паникует, а играет. И выигрывает.       Тэхён толкает его в спину с силой, но Чонгук разворачивается и перехватывает его за предплечье, держась так, словно от этого зависит его жизнь.              — Теперь это твой дом. Как и любой грязной шлюхи, — Тэхён цокает. — Хотя для тебя Лигера — слишком высокий уровень, — с остервенением говорит он, кривя губы в брезгливой усмешке.              — Ты не посмеешь, — спокойно говорит Чонгук, всё же теряя часть дыхания между словами. Он никогда не видел Тэхёна таким… непоколебимым.              — Не посмею? — Тэхён перехватывает держащие его руки, притягивает за тонкую ткань рубашки к себе. Его дыхание опаляет чонгуков лоб. — Единственное, что я не посмею: дать пропасть такому ебливому потенциалу, как у тебя.              Он толкает его в стену, о которую Чонгук больно ударяется лопатками и жмурится.              — Юнги, — громко зовёт Тэхён. Тот появляется почти сразу, словно стоял за углом всё это время и наблюдал. — Приведи постоянных в приват. Будем проводить обряд посвящения.              Юнги молча кивает и поспешно уходит в зал. Чонгук, как загнанный в угол зверь, срывается. Бросается на Тэхёна и вцепляется в его рубашку на груди, дёргая на себя.              — Ты не сделаешь этого со мной, — кричит он. В глазах слезами скапливается обида.              — С тобой? Кто же ты такой? — хмыкает Тэхён, отцепляя слабые руки от своей одежды.              — Я твой муж, — почти неслышно выдыхает Чонгук. Мимо проходит Юнги с тремя мужчинами. За эти несколько секунд в груди Чонгука рождаются рыдания.              — Ты для меня — никто, — рыдания вырываются наружу, — ты тот, кто будет трахаться с моими клиентами столько, сколько мне будет нужно.              Чонгук крупно дрожит, пока слёзы смазывают недавно нанесённую пудру. Он порывается убежать, но коридор слишком узкий, Тэхён ловит его за руку и спиной прижимает к себе. У Чонгука в лёгких кончается воздух. Голос Тэхёна у самого уха, а тело такое сильное и горячее, такое желанное и враждебное, что от эмоций рвёт голову.              — Я просто хотел твоего внимания, — сквозь рыдания говорит Чонгук, хватаясь руками за сильные пальцы, на одном из которых — кольцо. То, что Чонгук подарил. Сердце больно обрывается.              Это честно. Это открыто. Это так жалко, что сбивает Тэхёна с толка. Он прижимает Чонгука к себе сильнее, чтобы почувствовать контроль, почувствовать почву под ногами.              — Вот ты его и получил, — с жаром выдыхает Тэхён.              — Ещё нет, — Чонгук делает последнее — льнёт к его спине, запрокидывает голову на плечо и душит в себе слёзы. Он заставит его пожалеть о своих словах.              — Всё готово, — раздаётся недовольный голос Юнги.              Тэхён выпускает добычу из рук, что обмякает и находится быстро — Чонгук бежит вперёд, минуя зал ловко, словно проходил этот лабиринт ни один раз. Клиенты оборачиваются в его сторону.              — Далеко не убежит, — чеканит Тэхён. — Приведи им Чимина.              Тэхён находит Чонгука в руках охранников, тот уже не плачет и злобно смотрит по сторонам, дёргает руками, за которые его крепко держат. С таким же остервенением он вёл себя в их первый раз.              — Кто разрешал вам трогать его? — интонация Тэхёна невозмутима, но взгляд — словно он готов распять им каждого.              Охрана тут же отпускает Чонгука, который больше не бежит. Смотрит на Тэхёна с нежностью и всепринятием, стоя к выходу спиной. Зная.       Тэхён силой запихивает Чонгука в машину — вырывается тот для приличия, собственного самолюбия и гордости; садится рядом с ним и подаёт знак Чинсу ехать. Поворачивается к Чонгуку, хватает за рубашку возле горла и тянет на себя — ткань с неприятным скрежетом рвётся. Чонгук с блестящими от недавних слёз глазами смотрит внимательно, в его радужке отражается болезненное счастье.              — Ты опозорил меня, — выплёвывает Тэхён.              — Я просто хотел, чтобы ты приехал.               Чонгук сам подаётся вперёд, снимая давление ткани с шеи, льнёт к вздымающейся от злости груди, руками забирается под просторную футболку и обнимает. Вдыхает знакомый запах, закрывает глаза и утыкается носом в шею.              — Чтобы забрал к себе.              Рука, отпустившая воротник, ложится на лопатки, притягивая к себе вплотную. Чонгук улыбается. Юнги был прав.       Тэхён судорожно вдыхает через приоткрытый рот, чувствуя необузданную слабость, что льнёт губами к шее, гладит ладонями за рёбрами, без робости и страха приникает к самому страшному в своей жизни, впитывая жесткость каждой клеткой кожи. Это самая восхитительная слабость, которую победить — только выстрелом в упор. Тэхёну нужно достать свой глок из пыльного ящика. Потому что Юнги был прав.       Эта мысль раскручивается стремительно несущейся спиралью, пока за окном темнеет, а Чонгук всё так же ютится в крепких объятьях — ему немного тяжело дышать и в целом поза неудобна, но Тэхён не отпускает, у него даже сводит мышцы от запястья до локтя от длительного усилия. Тэхён думает, что будь Чонгук помельче, вроде мелкой псины, он бы свою слабость прямо сейчас задушил или шею свернул, чуть сильнее надавив предплечьем.       В их доме за эту неделю выветрился запах персикового масла и Чонгука в целом. Поэтому сейчас — ощущение, что он проникает в каждую клеточку тела, впитывается, отравляет. Тэхён трёт костяшками пальцев под нижней губой. Мимо проносится автострада, мост. Чонгук дышит в шею тяжело и едва, бёдрами от усилия дрожит, задевая коленями тэхёновы. Руками цепляется за холодную кожу на спине, слегка царапая ногтями. Под кожу, под кожу.       Тэхён расслабляет руку, когда они подъезжают к дому, и Чонгук глубоко вдыхает — кружится голова. Они молча заходят в дом, останавливаются сразу после входной двери. Тишина покачивается — то гнетущая, то расслабляющаяся. Чонгук следит за плечами Тэхёна, что стоит к нему спиной. Он водит ими, разминая, потом уходит в комнату, чем-то гремит и возвращается обратно, убирая одну руку за подол пиджака. Подходит сразу близко, стремительно вплетая пальцы в грубоватые от лака волосы, целует властно, грубо, даже ответ ему не нужен — это просто знак принадлежности. «Я могу».       Чонгук мычит в его губы сдавленным стоном, он мечтал об этих пальцах в своих волосах не первую неделю — да, вот так, схвати посильнее, оттяни, оголи мою шею и впейся в нежную кожу болезненным поцелуем.              — Едем, — выдыхает Тэхён.              Берёт непривычно за локоть и грубо тянет за собой.              — Куда? — тишина улицы глушит его вопрос.              Тэхён открывает пассажирскую дверь, и Чонгук садится на переднее сидение, всё ещё не понимая. Тэхён даёт знак Чинсу остаться и садится за руль сам.              — Куда мы едем, Тэхён? — взволнованно спрашивает Чонгук.              Он видит в его движениях что-то непривычно резкое, нервное, нетерпеливое.              — Не торопи события, — Тэхён заламывает уголки губ вниз, потому что почти добавляет «любовь моя», но сейчас это будет ошибкой.              Мысли как бешенные бьются в голове, кричат противоречивое, но Тэхён уже всё решил: слабости в своей жизни он не коллекционировал, а безжалостно от них избавлялся.       Трасса — почти пустая, машина шумно проезжает по маленьким лужам, что скапливаются от мелко моросящего дождя.       Чонгук закрывает глаза и пытается не нервничать. Они едут вдаль от города, и пытаться сделать что-то бесполезно: петля на его шее давно затянута. Это было его сознательное решение. И теперь — только принимать то, что Тэхён ему даёт.       Вопрос, который он вспоминает сейчас, словно вытаскивает его на границу ясного сознания.              — Какая у меня фамилия?              — Что? — Тэхён непонимающе косится на него.              — Фамилия, — твёрдо повторяет Чонгук, наблюдая, как Тэхён съезжает с трассы на лесную дорогу: разбитую, почти невидную. — Мы поженились. Какая у меня фамилия?              Тэхён резко жмёт на тормоз. С листвы деревьев падают капли воды, редко и шумно ударяясь о машину.              — Ким, — задыхаясь внутри отвечает Тэхён. — Ким Чонгук.