ligera

      Они даже не начинают ещё танцевать. Тренер оставляет их делать разминку и следом вместе с Тэхёном уходит в раздевалку, чтобы обсудить что-то наедине. Чонгук напрягается и хмурится: Лия выглядит так, словно знает, кто Тэхён такой, но при этом держится уверенно и достойно. Растягивая спину, Чонгук вспоминает, что Тэхён лично договаривался о его тренировках здесь: возможно, они тогда и познакомились. И неизвестно, каким это знакомство было. Но, судя по её отношению, не плохим.              — Чонгук, — зовёт Лия, дотрагиваясь до его плеча, когда он лежит щекой на колене. — Тэхён ждёт тебя у рецепции.              — Зачем? — Чонгук медленно собирается и встаёт.              — Поговорить, — она немного неловко улыбается. — Мы подождём тебя, не переживай.              Чонгук кивает и снова хмурится, но быстро разглаживает лицо: он не привык особо показывать свои эмоции — даже дома, с Тэхёном. Некоторые были из разряда «я уязвим», и он не всегда был готов ими делиться.       Тэхён стоит возле выхода и смотрит в окно, но безошибочно поворачивается, стоит Чонгуку бесшумно остановиться за его спиной.              — Нет, — коротко говорит он.              Ничего неожиданного. Чонгук складывает руки на груди и вздёргивает подбородок.              — Почему?              — Я посмотрел на костюмы, в которых вы будете выступать, — он окидывает взглядом Чонгука: сейчас он в лосинах и широкой футболке до середины бедра. Вообще-то, их тело должно быть хорошо видно, и обычно Чонгук надевает футболку на несколько размеров меньше, но сегодня особый случай — лишний раз цеплять взгляд Тэхёна не хотелось. — В таком даже за кулисами стоять неприлично.              — А если, — Чонгук склоняет голову набок. — Ты придёшь?              — И что это меняет? — Тэхён прищуривается.              Чонгук этот прищур любит: тэхёновы тёмные глаза кажутся хитрыми, немного лисьими.              — Буду танцевать для тебя.              Тэхён улыбается и качает головой, очередной раз думая, что его Чонгук очень умный и хитрый: чётко знает, куда надавить, чтобы получить желаемое. И даже если это так заметно, ему сложно отказать в том, чтобы иногда не потакнуть этому ребёнку. Он поглаживает ладонью его щёку и отвечает бархатным голосом:              — Но ведь все остальные всё ещё будут смотреть.              — Смотреть и завидовать, — Чонгук облизывает нижнюю губу, улыбается и делает шаг вперёд, пальцем скользя под воротничок тэхёновой рубашки. — А потом, может быть, ты трахнешь меня в гримёрке, — он замечает огонёк интереса в глазах напротив, — или я отсосу тебе.              И хотя это выглядит так, словно он пытается купить свою свободу, на деле эта игра, можно сказать, компромисс. Секс — лишь приятный, пикантный бонус.              — Хорошо, Чонгуки, —Тэхён пропускает через пальцы пару прядей неубранных волос, цвет которых на концах становился всё более небесно-голубым. Приятный цвет. — Постарайся меня впечатлить.              Это впечатляет. Танцевать на сцене, в окружении знакомых тебе людей, пока из зала на тебя смотрят десятки пар глаз посторонних — впечатляет. Особенно, если ты неотрывно смотришь в одну, обладатель которой стоит, привалившись к стене и сложив руки на груди, глядя задумчиво, оценивающе, как будто хореограф тут не их тренер в первом ряду, а он.       Тэхён одет для Чонгука непривычно: он ещё ни разу не видел его вне дома в просторных футболках и джинсах, но так он совсем не выделялся среди толпы. Было бы странно прийти сюда в костюме. Быть может, его бы тогда точно путали с хореографом.              — Чонгук, ты сегодня блистал, как никогда, — Лия широко улыбается и обнимает его после выступления.              — Спасибо, — он улыбается в ответ.              Но на деле — на душе неспокойно. Он быстро переодевается и выходит в коридор, стараясь найти Тэхёна. Если бы его здесь не было, едва ли бы он выступил хорошо. И нет, он не волновался совсем, публичные выступления не пугали его, ошибиться он не боялся тоже — они этот танец так много прогоняли, что он мог на углях его станцевать. Просто… если бы на него не смотрел Тэхён, это всё не имело бы смысла.       Тренировки нравились ему, танцы нравились ему — это было для Чонгука, для его души и удовольствия. А выступления, чтобы показать кому-то, как он или их группа хороши, чего они достигли, смысла не имели. Чонгук видит Тэхёна, идущего к нему, и спешит двинуться навстречу.       Показать Тэхёну или, может быть, Чимину, что он умеет — смысл тоже имело, поэтому он и старался сегодня. Но красоваться перед десятками или сотнями людей у него не было никакого желания. Возможно, это издержки того, что он делал за последний год это так часто, что это стало чем-то вроде профессиональной деформации. Хочется делать для себя, для кого-то особенного — не для всех. Не продавать себя, не демонстрировать.       Сердце от переживания этого осознания бьётся где-то в горле. И, может быть, у него лицо такое растерянное, или Тэхён просто чувствует его хорошо, но он моментально подставляет грудь для объятий, в которую Чонгук абсолютно разбито утыкается лбом, позволяя сильным рукам сжать себя. Тэхён кладёт голову ему на затылок.              — Не понимаю, как этих бездарностей поставили в одну группу с тобой.              Чонгук смеётся — приглушённо, потому что всё ещё лицом вжимается в Тэхёна, но от этих слов на душе становится легче.              — Надеюсь, мне удалось впечатлить тебя, потому что больше ты такого не увидишь, — бурчит он уже где-то в районе тэхёновой шеи.              — Почему? — удивляется Тэхён.              — Мне не понравилось выступать, — он думает недолго. — Может быть, мне стоит брать индивидуальные занятия или арендовать иногда студию только для себя. Я не знаю, — голос немного дрожит.              Тэхён отстраняется и заглядывает в его глаза.              — Ты просто перенервничал, — он кладёт ладонь в районе лопаток, от тепла её становится спокойнее. — Но я не буду против любого твоего решения.              Чонгук кивает. Он подумает. Тем более любой вариант всегда можно вернуть к обратному.              — Хотел бы я получить обещанное, — Тэхён облизывает нижнюю губу. — Но мне нужно уехать.              — Приём? — догадывается Чонгук. — Чимин на него идёт, да?              Тэхён кивает.              — Нужно встретить его в Лигере и обсудить, как всё прошло. А в час ночи я улетаю на несколько дней.              — Улетаешь? — Чонгук вздрагивает и цепляет пальцами ткань футболки. — Куда?              — В ОАЭ, — одну руку он перемещает Чонгуку на затылок, легонько массируя кожу головы. — По работе.              Чонгук догадывается. Не мог Хосок так просто оставить потерю клиентов.              — Я, скорее всего, на связи буду редко, так что обращайся к Хосоку или Юнги в случае чего.              — Хосоку? — фыркает Чонгук, перехватывая руку Тэхёна и нервно разминая его ладонь. В конце концов он останавливается пальцами на обручальном конце и поглаживает его.              — Мы с ним всё прояснили, — голос Тэхёна немного понижается. — Больше он с тобой так не поступит.              — Я бы не был так уверен, — Чонгук поднимает глаза и видит в чужих полную уверенность. Вздыхает. — Ладно, я понял.              — Останешься или тебя подвезти?              — Мы должны дождаться награждения, — Чонгук пожимает плечами.              — В таком случае, — он оставляет поцелуй на его лбу и большим пальцем проводит по местечку под нижней губой. — Не бойся спать один.              Чонгук прикусывает нижнюю губу, кивает, опускает взгляд… отпускает выскальзывающую из руки ткань футболки и не смотрит вслед. Разворачивается и глубоко вдыхает. Спать один он не боится. А вот спать без Тэхёна — очень даже.       Для него это — как ещё хрупкий, но хотя бы существующий мост их зарождающейся близости. Какой бы они ни была, Чонгуку она необходима. Потому что любви без близости нет. А если и есть, то болезненная очень. Такой род болезненности он не любил — она безвыходная, слепая и неконтролируемая.       Награду они получают. Она мало что для них значит, но всё равно приятно — все ребята хотят отметить победу в баре, тем более, сегодня суббота. Чонгук тусоваться в компании не хочет совсем, но Чимин на приёме, Юнги занят с Тэхёном, Хосок — вообще не вариант, а оставаться одному совсем не хочется. Ехать в пустой дом — тем более. Поэтому он отрешённо сидит на краю бара, справа Мэтт — не доставучий, так что это безопасная зона, где можно спокойно выпить. Шот. Ещё шот. Третий. А теперь, когда тело расслабляется теплом, понизить градус и тянуть вино.              Jk       Я могу остаться в городе на время, что тебя нет?              Это идея кажется ему хорошей. Квартира более безликая, безэмоциональная и не будет так сильно давить одиночеством. В ней кроме первого секса, пускай и очень горячего, а ещё вчерашней ночи, когда они просто спали, не было ничего. Это проще.              T-hyung       Да, я думаю       У тебя есть номер Чинсу?              Jk       Да, но я лучше воспользуюсь такси              T-hyung       Чем тебе так не угодил Чинсу?       Я могу попросить Роя тебя возить              Jk       Дело не в этом       Просто мне так комфортнее       Привычнее              Чонгук допивает второй бокал, сообщения прочитаны, но не отвечены. Он вздыхает и оглядывает пространство взглядом: люди движутся под ритмичную музыку в ярких отблесках импровизированных софитов на небольшом танцполе; почти вся их группа там, только Мэтт и одна из девушек сидят за стойкой. Они болтают о чём-то, а Чонгук стучит ногтями по экрану телефона, который показывает уже час ночи — Тэхён должен был вылететь.              Jim-Jim       Мне нужно напиться              Jk       Я уже почти       В баре       Хочешь приехать?              Jim-Jim       Конечно              Jk       *вложение с геолокацией*              Чонгук не успевает прочитать следующее сообщение, потому что Крис, девушка крайне социальная и активная, оказывается рядом с оглушающим взрывом смеха; она хватает Чонгука за руки, от чего он, не привыкший к резкому нарушению личного пространства, вздрагивает и теряется, а Крис утягивает его на танцпол. Весь выпитый алкоголь моментально ударяет по венам, голова кружится, пол уходит из-под ног. Чонгук хватается за чьё-то плечо и опускает голову, жмурится, пытаясь прийти в себя, но музыка и влажный воздух приносят только тошноту. Он слепо пробирается сквозь людей, выныривая на улицу. Холодный осенний ветер приносит моментальное облегчение. Телефон в кармане вибрирует, Чонгук хочет взять его, но отвлекается на проходящего мимо парня, который задевает его плечом и оборачивается. Видимо, чтобы извиниться. Но не извиняется.       У парня красивые глаза. Нет, невероятные: драконьи, с хитрым и надменным прищуром, глядящие в самую душу, как будто ему достаточно одного мгновения, чтобы скомпрометировать тебя в следующее. Чонгук замирает под этим взглядом, тупо пялится в ответ — если бы он не чувствовал себя так дерьмово, наверняка бы уже выпрямился и сказал что-то язвительное, а пока просто держится за своё плечо и… пялится, да.              — Не опасно по таким местам в одиночестве гулять? — усмехается парень, подходя ближе, почти вплотную.              Чонгук от его низкого бархатного голоса в себя приходит мгновенно. Плечо отпускает, подбородок вздёргивает — через силу и муть в глазах, но смотрит прямо, уверенно. Этому парню его не запугать. Ни за что.              — Я не один, — выходит немного хрипло, но голос не дрожит.              — Вот как, — парень усмехается, смотрит на вывеску бара, а потом снова на Чонгука, оценивающе окидывая его взглядом. — Не думал, что Тэхён ходит по таким заведениям. Или его шлюха не может усидеть на одном члене?              Чонгук хмурится. Мозг соображает медленно, а реакция приходит быстрее, чем её осознание: пощёчина незнакомцу прилетает вскользь, от того больнее. Только вот реакция этого мужчины куда быстрее и лучше — запястье он ловит и сжимает до боли, Чонгук скрежещет зубами, сквозь которые выдыхает едкое:              — Мне плевать, кто ты, но шлюхой называть меня ты не будешь.              Парень усмехается криво.              — Ким Намджун, — и рывком опускает руку ниже, — передашь Тэхёну привет?              Злоба рождается обжигающим и отрезвляющим огнём. Намджун? Тот самый Намджун?       Чонгук вырывает руку из его хватки, кожа горит, и он думает, что должен сейчас кинуться на него с кулаками или плюнуть в лицо, сказать что-то мерзкое, а ещё лучше — достать пистолет и пустить ему пулю в подбородок. Да, следует попросить у Тэхёна пистолет на такой случай.       Но лицо ронять нельзя, да? Нельзя позволить ему почувствовать, что Чонгука это задевает.              — Не думаю, что это в твоих интересах, — отвечает бесцветно.              — О, а я погляжу, ты от него без ума, да? — Намджун склоняет голову набок, его серебристая чёлка рассыпается, в ночных огнях это завораживает и привлекает взгляд.              Страшно. Когда зло такое красивое и притягательное — опасно безумно. Чонгук усмехается и облизывает нижнюю губу.              — Почему бы мне не быть?              Намджун снова окидывает его изучающим взглядом, словно подбирая манеру наступления, так, чтобы точно разрушить.              — Как минимум потому, что он беспринципная шлюха не меньше тебя, — его голос становится холоднее и насмешливее. Он выпрямляется, ведёт плечами. — Столько хуёв в своё время для Хосока объездил, что даже Ликорис был в шоке. А ты, наверное, — улыбается ядовито, — его возмездие?              — Я — твоё возмездие, — Чонгук так же ядовито улыбается в ответ. — А теперь отойди и не мешай его вершить.              Он делает последнее усилие, собирая всю силу и отталкивая его от себя, чтобы пройти внутрь бара — там охрана, там его не тронут. Чонгук может слышать турбины самолёта, которые сейчас уносят Тэхёна так далеко, что он рядом не окажется, от Намджуна не защитит, и от этого трясутся колени. Он чувствует злость Намджуна спиной, когда входит внутрь. И продолжает ощущать её, сидя на барном стуле. Может быть, он зашёл за ним и теперь сидит сзади. От этой мысли бросает в дрожь. Телефон вибрирует снова, и Чонгук наконец читает сообщения.              Jim-Jim       Это очень близко от места, где проходил приём       Будь осторожнее       Чонгук?       Я еду       Но лучше бы нам держаться подальше       Чонгук       Эй       Не пугай меня       Буду через пять минут              Jk       Не выходи из такси       Я сяду к тебе       И мы уедем в другое место              Чонгук снова выходит из бара, предупредив Мэтта, что уходит. Перед дверью, ведущей на улицу, он ненадолго задерживается. Должен ли он позвонить Чинсу? Хосоку? Юнги? Не опасно ли выходить? Вдруг Намджун всё ещё там?       Он параноит. И истерит. Это всё алкоголь.       Чонгук выходит наружу, к выходу как раз подъезжает такси. Он садится в него и диктует адрес квартиры.       Наверное, он выглядит слишком нервно или его голос дрожит, потому что Чимин обеспокоенно спрашивает:              — Что случилось?              Чонгук смотрит на него. Видит, что он этим вечером очевидно избит и потрёпан. Должен ли он говорить? Любое упоминание Намджуна наверняка заставит его чувствовать себя некомфортно. Чонгук закусывает губу и качает головой.              — Там шумно и душно, мне стало нехорошо. Напьёмся у меня дома?              — Конечно, — Чимин улыбается и кладёт руку ему на колено.              

*

      

      Юнги знает, что поступает неправильно. Его затягивает это, как трясина. Забивающий лёгкие ил дышать не мешает — он научился этому лет в пять, когда понял, что в жизни ничего поэтичного, кроме бесконечной борьбы за существование, не будет.       Хотя, наверное, есть в его жизни что-то в своей боли лиричное— любовь к Чимину. До банального глупо, но сейчас он сидит в машине напротив грёбанного «Rev’era LUX», стучит пальцами по рулю и молится, чтобы никто его не увидел.       Он мог бы, на самом деле, заехать в переулок. Или встать на сотню метров дальше. Или вообще, например, не приезжать, что было единственным правильным решением. И Тэхён ему голову открутит, если узнает. Но Чимин здесь — совсем один, никакой охраны, никакой связи и помощи. И едва ли Юнги сможет помочь, но так он чувствует себя спокойнее — так он видит свет и силуэты в окнах, один из которых принадлежит Чимину; так он сможет оказаться рядом быстро. Так он дарит себе мнимую надежду на то, что защищает. Может помочь.       Его стремление сделать из их истории историю настоящей любви до глупого наивно.       В Лигере есть парни, занимающиеся только эскортом — чистым, пафосным, но их единицы, потому что это чертовски невостребованно; каждый хочет заплатить за сопровождение, а в конце получить секс, так что лучше сразу продать и секс тоже. Чимин судил теми же категориями. Хотел ли Юнги знать, что он чувствует, когда занимается этим? Наверное, нет.       Хотел бы уберечь от этого? Наверное, да.       Было ли это в его силах? Тогда — возможно.       Сейчас — нет.       Его усилий так чертовски недостаточно, что иногда хочется позорно разрыдаться на пороге Лигеры — его собственного ада.       Внешне такой непроницаемый, спокойный и отрешённый Юнги — почти каждый день сгорает в чувстве собственного ничтожества, ведь даже свою единственную любовь он сберечь не смог. Но это, наверное, правильно. В его жизни ничего светлого и по-настоящему хорошего не было, как бы он смог справиться с любовью? Чистой, невинной.       Он смотрит сквозь тонированное окно, к зданию на той стороне улицы начинают подъезжать машины — значит, вечер окончен. Нужно ехать в Лигеру и дожидаться Чимина. Но он хочет дождаться его здесь — посигналить, может быть, чтобы он заметил его и непременно сел в его машину, улыбнулся грустно и отвернулся к окну, чтобы скрыть всё то, что скрывает уже который месяц. Но он сядет в другую машину. И улыбнётся кому-то другому. Только чувства всё ещё будет скрывать точно так же. Может быть, даже чуть меньше.       Мотор рычит тихо, мысли шумят громко.              Ты проебался, Юнги, очень сильно проебался.              

*

             — Трахается он отвратительно.              Чимин допивает бутылку вина, из которой Чонгук выпивает лишь бокал — он и так достаточно позволил себе в баре, а из-за встречи с Намджуном настроения нет никакого. Наверное, это та ситуация, в которой он должен позвонить Юнги или Хосоку, на худой конец хотя бы написать Тэхёну, чтобы просто поставить его в известность; но он молчит. Думает над словами Намджуна, которые на первый взгляд не несли никакого смысла, а если подумать — могли многое рассказать.              — Ни разу не встречал человека, хорошо занимающегося сексом, за который заплатил, — пожимает плечами Чонгук.              Они сидят в квартире Тэхёна, перетащив кофейный столик из середины гостиной к панорамному окну, чтобы насладиться видом с двадцать второго этажа. Это немного отвлекает от гнетущих мыслей.              — Я встречал, — парирует Чимин. Его голос от алкоголя немного теплеет и понижается. — Один из постоянников трахает хорошо.              Чонгук смотрит на него. На блеск далёких огней Сеула в глазах, сокрытых светло-серыми линзами.              — Не думал завязать?              Чимин дёргает головой в сторону и смотрит на Чонгука в ответ. На лице — ноль эмоций.              — Я всего полгода этим занимаюсь, ещё не успел насладиться.              И улыбается мягко, облизывая пухлую нижнюю губу, после прислонясь к почти пустому бокалу.       Чонгук может понять его, если представит себя на месте Чимина — желание показать самому себе, что он не достоин нормальной жизни, не чуждо ему. Как и плыть по течению обстоятельств в ожидании, когда они добьют тебя окончательно. И наслаждение этим — он мог понять тоже.       Но когда он смотрит на Чимина, то понять не может. Ведь у Чимина всё могло бы быть иначе, хорошо. Как минимум, у него есть Юнги: любящий, даже заботливый, наверное. Готовый сберечь и помочь. Только вот теперь, после того, как рубеж, в который Юнги мог свою помощь осуществить, пройден, кажется, оставалось только вариться в бесконечном потоке одинаковых дней, в которых Чимин предоставляет эскорт для мужчин, а Юнги предоставляет Чимина этим мужчинам.       Это отзывается болезненностью даже в душе Чонгука, он и понятия не имеет, каково должно быть этим двоим — и не должен, наверное. Чимин точно не настроен говорить об этом, особенно после тяжёлого вечера.              — Как прошло?              Чимин откупоривает вторую бутылку вина, заботливо подливая в чонгуков бокал.              — Бесполезно, — фыркает Чимин. — Они не говорили ни о чём полезном, я так понял, что Мару у них пока не пользуется особым доверием. Поэтому к Хигану и его важному для нас кругу общения подойти не удалось. Но кое-кто, кто может быть в будущем полезным, хочет видеть меня в компании Мару и ещё одного человека ещё раз, — Чимин вскидывает брови и загадочно смотрит вдаль.              — Тэхён? — предполагает Чонгук.              — Нет, — Чимин качает головой. — Его там никто видеть не желает. Я думаю, они прекрасно поняли, что мы затеяли нечестную игру. Поэтому пытаются навязать свои правила и ходы.              Чимин смотрит на Чонгука, видимо, размышляя, стоит ли говорить следующее, в итоге его пьяный язык развязывается окончательно.              — В ходе одной из бесед Мару рассказали, кто ты теперь такой, — он игриво двигает бровями и усмехается. — Не могу сказать, что он почувствовал по этому поводу: удивление или удар по самолюбию, но в любом случае ничего хорошего. Слово за слово, Кристиан Прошель, который младший брат Самуэля — того, кто нам нужен, сказал, что будет рад видеть Мару, меня и тебя за общим завтраком. Как ты можешь понять, Кристиан нам очень нужен.              Чимин ставит бокал на столик и кладёт голову на спинку кресла, глядя в лицо Чонгука — непривычно нервное и хмурое.              — Значит, мне следует пойти? — напряжённо выдыхает он.              — Не знаю, — Чимин пожимает плечами и переводит взгляд за окно. Они не включили свет, пространство в квартире освещается огнями вывесок на высотках. — Тэхён примет решение по возвращению из ОАЭ. В целом, Хосок считает это ловушкой, мол, тебя могут схватить и использовать как точку давления. Юнги считает, что это не имеет смысла, потому что все знают, что Тэхён скорее позволит тебя пристрелить, чем сделает что-то под их влиянием.              — А Тэхён? — Чонгук смачивает губы вином. — Что считает он?              — Что это отличная возможность. Но все мы знаем, что он не хочет тобой торговать, даже если выгода такая весомая.              Чонгук молчит. Дышит ровно и размеренно, осушает бокал и доливает ещё вина, чтобы снова расслабиться. Пойдёт ли он на это, если Тэхён позволит? Определённо. Ему хочется этого — чувства собственной значимости, участия. Переживает ли он? Да. Особенно после встречи с Намджуном: он чувствует опасность от этой игры с новой силой, а понимание, что он знает правила едва ли и совсем не знает, как ориентироваться во всём этом, добивает его хрупкую уверенность.              — Чимин-а, — зовёт Чонгук, замечая, что друг уже начинает сонно прикрывать глаза. — А что ты знаешь о том, как Тэхён получил всё то, что у него есть?              Чимин медленно моргает, задумывается. День был долгим, в сон клонит нещадно, а выпитый алкоголь затормаживает не только мысли, но и движения. Он достаёт электронную сигарету со вкусом клубники и затягивается пару раз, немного трезвея.              — Знаю, что у них были отношения с Хосоком? — он вопросительно изгибает бровь. — Вроде так. А потом случилось что-то, из-за чего Хосок отошёл от части дел с проститутками и эскортом, и примерно в то же время они стали деловыми партнёрами и друзьями, — Чимин выпускает густое облако в потолок и закрывает глаза. — Знаю, что Тэхён быстро заслужил уважение и даже трепет, наверное? Бояться его, в общем. Как и многих в этом бизнесе, но Тэхёна особенно, — он смотрит на Чонгука. — Ты не замечал?              — Проскальзывало, — Чонгук хмыкает, не зная, что именно имеет в виду Чимин.              — Это ощущается на уровне… подсознания? — Чимин не уверен, что правильно подбирает слова. — Когда он появляется в помещении, даже те, кто видят его впервые, опускают взгляд почти сразу. Плечи сковывает, знаешь? — Чимин обводит кончиком языка верхнюю губу и есть в том движении что-то неоднозначное. — От него веет властью. Тёмной. А ещё, — он серьёзно смотрит в глаза Чонгуку. — Он психопат. И такое чувствуется сразу.              — Психопат? — Чонгук смеётся, но кивок Чимина заставляет быстро улыбку поджать.              — Не тот, который бросается с ножом и вырезает половину твоей семьи. Не тот, который кричит в приступе гнева и разносит полквартиры. Он из тех, кто абсолютно хладнокровно и без сожаления убивает, если считает это правильным решением; из тех, кто не даст тебе продохнуть, если решил, что ты — его, — кивает на Чонгука, но Чонгук не кивает в ответ.              — Я могу продохнуть, — перечит он.              — Потому что вы подходите друг другу, — просто заключает Чимин. — Людей, которые просто берут и действуют, потому что уверены в правильности своих суждений и выводов, даже мимолётных, очень мало. Тэхён из таких — поэтому его боятся. Он проницателен, — Чимин прикрывает глаза. — Разборчив, а ещё, как любой психопат, отличный психолог, — он усмехается своим словам. — В какой момент я бросился осыпать комплиментами твоего мужа?              Чонгук в ответ смеётся; напряжение понемногу сходит с его плеч, разговор с Намджуном забывается, уступая место мыслям о том, каким Тэхёна считали в его кругах — Чонгуку это самодовольно грело душу.              — Мне всё же интересно, как он сумел получить от Хосока свою часть бизнеса.              — Вряд ли кто-то расскажет, — Чимин пожимает плечами. — Вряд ли кто-то знает. Кроме Тэхёна, конечно, — он прищуривается и скользит взглядом по профилю Чонгука. — А откуда такой интерес?              — А тебе разве не было бы интересно? — Чонгук перехватывает проницательный взгляд и отвечает таким же. — Узнать, как твой муж пришёл к такой непоколебимой власти?              Чимин кивает, а потом выливает остатки вина в бокал.              — Не такая уж она и непоколебимая, на самом деле, — он делает глоток. — Но мы поможем её такой сделать.              Чонгук смотрит, как ветер треплет яркий баннер внизу улицы, и не понимает, зачем Чимину это всё — хотя, если они похожи так сильно, как он думает, он тоже просто хотел удовлетворить потребность в чувстве собственной значимости.       Они все так похожи. Делятся словно на всего лишь две категории, желая совершенно разного:       стать значимым.       чужую значимость искоренить.                     

*

      

      Чимин смотрит на Тэхёна, когда рассказывает подробности прошедшего вечера, иногда — на Хосока. Во рту всё ещё привкус сладкого шампанского и спермы, ему от этого сочетания максимально неприятно, желудок сводит тошнотой, той самой, душевной, когда блевать на самом деле не пойдёшь, но помучаешься знатно.       На Юнги он смотрит лишь когда он задаёт ему вопросы — и то вскользь, не выдерживая его тяжёлой энергетики. А сейчас она отчего-то именно такая: он сжимает подлокотник деревянного стула в жилистой руке, каждая косточка выделяется отчётливо. Чимин всё ещё немного пьян и не может сейчас решить, чего хочется больше: удавиться (желательно, узловатыми пальцами Юнги на шее) или те самые пальцы пошло обсосать. Ему, возможно, от эмоционального напряжения за последние дни немного рвёт крышу.              — Я подумаю, пока буду в ОАЭ, — наконец подводит итог их встречи Тэхён.              — Мне нужно дать ответ через два дня, — напоминает Чимин.              — Я вернусь через два дня, — Тэхён смотрит на Хосока, затем на Юнги, ненадолго останавливая свой взгляд на нём. — Если нет, то предупрежу. А вы держите меня в курсе всех изменений.              Юнги встречается с ним взглядом и кивает. Хосок салютует и встаёт с дивана следом.              — Подвезти? — он подмигивает Чимину.              — Нет, — отрезает тот, отсутствующе глядя перед собой.              Дверь закрывается, и они остаются с Юнги наедине. Чимин на него не смотрит, утопая в мыслях, как в огненном вихре. Кожу больно жжёт нежеланными прикосновениями, сознание плавит мыслями чересчур волнительными и опасными.              — Подвези меня, — говорит Чимин, вставая и первым выходя из кабинета.              Не глядя, не оборачиваясь, он выходит из Лигеры и садится в машину Юнги, сигнализация которой звучит ровно в тот момент, когда он к ней подходит.       Юнги ведёт медленно и аккуратно — он тоже в своих мыслях. Работа многое для него значит, и ситуация, которая складывается сейчас — на острие. Им нельзя ошибиться. Или можно, но так, чтобы последствия этой ошибки можно было использовать во благо.       Чимин смотрит на его профиль в свете ночных фонарей и фар машин — утончённый, красивый, как скульптура. Если бы они встретились на каком-нибудь мероприятии, Чимин ни за что не догадался бы, чем он занимается на самом деле.       Хотя, когда они начинали отношения, Чимин и не догадывался. Это было яркой вспышкой. Искрой. Которая зажгла его тлеющую доселе жизнь. Клуб, алкоголь, приятный парень с низким голосом и плохой дикцией, который почему-то не пытался увести в туалет и трахнуть, а рассуждал о значимости человеческого предназначения. А на следующий день позвал на ужин в какой-то ужасно дорогой ресторан, выложил всё на духу и сказал:              — Со мной просто не будет. Но мы можем попробовать. Ты мне нравишься.              А Чимин абсолютно просто и наивно ответил:              — Я быстро влюбляюсь, Мин Юнги. Попробуй справиться с этим.              Юнги — прямолинейный, это Чимин уяснил быстро. Но прямолинейность эта закончилась не менее быстро — когда сковывают обстоятельства, он предпочитал молчать и скрывать, потому что от слов лучше не будет. Как сейчас.       Чимин той же породы. Возможно, немного более отчаянный, порывистый и гордый. Упрямый.              — Хиган видел тебя, — тихо говорит Чимин, когда Юнги паркуется возле его дома.              — Что? — Юнги теряется: слова Чимина выбивают из колеи.              — В середине вечера он подошёл к окну и рассмеялся, — Чимин кладёт голову на кресло. — Сказал, что Мин Юнги никак не может прижать хвост и успокоиться, — он смотрит на то, как Юнги напрягается и нервно выдыхает через нос. — Ты был там?              — Да, — врать ему смысла нет. — Наверное, он знает, как выглядит моя машина.              — Уверен, что у них целая база с фотографиями и номерами, — Чимин чувствует, как внутри рождается беспокойство сильнее обычного. — Зачем ты приезжал?              Юнги прикусывает язык. Он не хочет отвечать, не должен. Соврать ему нечего, а сказать правду — неприятно и неуместно.              — Если я прав, и это из-за меня, — Чимин приподнимается и упирается локтем в приборную панель, прямо и холодно глядя в глаза Юнги. — То не надо, Юнги. Ты вредишь себе. И не только. Неизвестно, чем это всё обернётся. Я никому не скажу, — он качает головой. — Но прекрати. Я того не стою, — он замечает, как у Юнги дёргается голова. — Я совершил ошибку, позволив нам немного сблизиться той ночью, — он вспоминает, как они обнимались пару дней назад и выпивали, и не может не улыбнуться этому.              — Нет, — обрывает Юнги его речь. — Это не ошибка, Чимин.              — Ошибка, — наверное, Чимин — единственный, кроме Тэхёна, кому Юнги позволял себе перечить. Несогласие он ненавидит. — Я дал надежду нам обоим. И посмотри, к чему это привело. Если Тэхён узнает…              — Почему тебе не плевать? — Юнги повышает голос и бьёт ладонями по рулю. — Почему тебе не плевать, что будет, если Тэхён узнает?              — Потому что мне не плевать, что будет с тобой, Юнги, — Чимин выдыхает и открывает дверь. — Оставь нашу любовь в покое. Дай ей умереть.              Он выходит резко, захлопывает дверь и спешит закрывать за собой все двери, вплоть до той, что ведёт в ванную комнату — больше засовов, больше замков, подальше от эмоций, подальше от чувств, подальше от Юнги.       Юнги, может быть, влюблялся не быстро, но любил долго.