ligera

      — Тэхён должен вернуться завтра около полудня, — говорит Чимин, ковыряя ложкой половинку чизкейка.              Они ночевали вместе, на одной кровати, Чимин даже обнимал подрагивающего во сне Чонгука: тот спал беспокойно и тревожно, постоянно просыпался и ворочался, от того сейчас сидел с опухшим лицом и еле двигался. Чонгук не знал, когда Тэхён возвращается, но от того, что завтра — легче. Возможно, он расскажет о Намджуне. Почувствует защиту.              — Как думаешь, он отпустит меня с тобой? — Чонгук переливает энергетик в стакан — так красивее.              — А ты бы хотел? — вздёргивает брови Чимин.              Хотел бы он? Чонгук делает пару больших глотков и облизывает губы. Определённо. Чимин бы чувствовал себя лучше, не ввязываясь в это в одиночестве, а ещё Чонгук наверняка смог бы почувствовать себя полезным, помочь Тэхёну, показать, что он действительно не пешка и чего-то стоит.              — Да, — он кивает и открывает вторую банку энергетика.              — Сердечко не встанет? — хмыкает Чимин.              — Талия не треснет? — отбивает Чонгук, кивая на кусочек торта.              — Не-а, — самодовольно хмыкает Чимин. — Впрочем, к делу, — он встаёт с барного стула и отходит к окну, чтобы открыть его. — Я ни черта в этом не понимаю, но судя по общему настроению, он будет вынужден.              — То есть?              — То есть это не выглядит как ловушка, нам это выгодно, а даже если что-то случится — вряд ли они не справятся с последствиями. И просто нежелание Тэхёна тебя подставлять не сыграет тут роли. И если он всё ещё в себе, а не сошёл с ума от твоей набожной красоты, то тебе пора выбирать наряд, — Чимин запрыгивает на подоконник и закуривает электронку.              Чонгук кривится — от кислоты энергетика и небрежности слов Чимина, который обидеть, конечно, не хотел, но для Чонгука это оказывается триггером. Его исключительность для Тэхёна — больная тема, потому что как бы он ни хотел быть особенным, он прекрасно понимал, что Тэхён ничего не поставит выше своих интересов, главный из которых — его бизнес. Не Чонгук.              — А на каких условиях эта встреча? — Чонгук закусывает щеку изнутри. — То есть, ты будешь сопровождать Мару?              — Нет, — Чимин морщит нос. — Просто дружеская встреча? Деловая? — он задумывается. — Никакая из этих, наверное.              — Стратегическая, — решает Чонгук. — Каждый попытается понять, прощупать и определить, что делать дальше.              — Мы в проигрыше тогда. Как минимум один из них хорошо разбирается в том, что происходит. А мы — два олуха.              — Придётся нашему блядскому трио нас просветить немного.              — Дождёшься, — фыркает Чимин. — Но про блядское трио смешно придумал.              Чонгук улыбается в ответ и садится на подоконник рядом, перехватывая электронку и делая пару затяжек.              — Останешься?              — Если только до вечера. Ночью — работа.              Чонгук кивает: ему бы очень хотелось попросить Чимина остаться на ночь, но он понимает, что не может. Как и не может справиться с накатывающим беспокойством. С одной стороны, он прекрасно понимает, что наличие Тэхёна в Нью-Йорке никоим образом не делает его жизнь более безопасной, а с другой — это всего лишь чувства, которых у него обычно бывало мало, а сейчас, с каждым днём, всё больше, оттого справиться с ними сложнее. Он оглядывается через плечо на открытое окно, смотрит вниз, на прохожих, которые отсюда очень-очень маленькие, и думает, что в случае чего у него всегда есть выход. Пускай даже так банально — в окно.              Чимин уезжает, когда зажигаются фонари — в преддверии зимы темнеет рано. Чонгук мнёт пальцы и смотрит в окно: кажется, скоро пойдёт первый снег. Ему вдруг нестерпимо хочется купить большой тёплый свитер, и он даже успеет до закрытия ближайшего торгового центра. Возможно, прикупит что-то к приезду Тэхёна. Если так посудить, он никогда не дарил ему подарков, кроме того кольца.              Что-то не так — Чонгук чувствует это под желудком, что стягивает ноющей тошнотой; несколько раз за день он порывался написать Тэхёну сообщение, но каждый — откладывал телефон подальше, потому что «как дела?» или «у тебя всё в порядке?» смотрелись бы неуместно и глупо, а ничего другого в голову не шло. Тем более, если бы что-то действительно случилось, Хосок и Юнги были бы уже в курсе, а Чонгук… он всё равно ничего не может.       Он закусывает губу и очередной раз закрывает диалог, убирая телефон в карман и вынимая ключи.              — Кто же отпускает гулять такую красоту в одиночестве?              Голос, смутно знакомый, звучит в тишине улицы как удары в набат. Чонгук вскидывает голову и тут же презрительно щурится, сжимая ключи в руке.              — Мне не нужно разрешение, чтобы выйти из дома.              Намджун усмехается и подходит ближе, оглядывая снизу-вверх оценивающе и, кажется, с уважением.              — Значит, Тэхён сдаёт позиции, — он тянется рукой к выпавшей из-за уха Чонгука прядке, но тот резко дёргается и отступает на шаг назад. — Недотрога.              — Если ты решил преследовать или запугивать меня, идея так себе, — он понижает голос, чувствуя, как тот вот-вот начнёт предательски дрожать. Намджун пугает его. По-настоящему.              — Я не трону тебя, — пожимает плечами Намджун. Выражение его лица сменяется на скучающее. — Хотел просто поговорить.              — Что, так заебал Хигана, что таскаешься по мужьям своих врагов? Мог бы просто снять шлюху.              — А ты осведомлён, я погляжу, — он ухмыляется и облизывает губы. — И за сколько тебя можно снять?              — У тебя столько нет, — разливающаяся внутри злость потихоньку затапливает страх, — достоинства.              — Как какая-то шлюха может судить о достоинстве? — Намджун смеётся: низко, раскатисто. Это отдаётся в ушах глухим стуком собственного сердца. Чонгук сжимает кулаки. Он не шлюха. Слова застревают в глотке. — Все прекрасно понимают, что ты за бабки скачешь на хуе Тэхёна. А он так твоей задницей прельстился, что мозги поплавились. Мешаешь ты, Чон Чонгук, очень мешаешь, — Намджун вздыхает с наигранным сожалением.              — Ким, — рычит Чонгук. — Моя фамилия Ким.              Намджун цыкает и склоняет голову набок.              — Не дотягиваешь. Очень сильно не дотягиваешь, — он делает полшага вперёд, а затем указательным пальцем взмахивает до уровня глаз. — Из-за тебя над Тэхёном смеются: притащил в дом какую-то шавку и бегает с ней, как дурак. Глядишь, правительство давно бы с ним подружилось, а не с Хиганом, не порть ты его репутацию.              Чонгук открывает рот, чтобы что-то сказать, но ему, по правде, нечего.              — Беспородный, никчёмный, пустышка, — вздыхает Намджун. — Зачем он только тобой свою репутацию запятнал? После того, как собственной задницей всё заработал, — Намджун прикусывает губу.              — От меня в его жизни пользы больше, чем от тебя в твоей собственной, — Чонгук звучит тише, слова и взгляд Намджуна прибивают его к полу, а ноги становятся ватными.              — Пользы? — Намджун снисходительно усмехается. — Хочешь помочь Тэхёну? — Чонгук кивает, не в силах ответить. — А по-настоящему хочешь?              Намджун игриво вскидывает брови и вынимает из кармана пальто пистолет, тут же протягивая его прикладом Чонгуку.              — Ну, можешь, например, пристрелить меня сейчас, — Чонгук протягивает руку и берёт пистолет в руку — тяжёлый. — Но это едва ли поможет ему. Ведь настоящая проблема в его жизни — ты. Так что, будь добр, пристрели себя, если хочешь дать большим дядям спокойно поиграть во взрослые игры.              Намджун не боится повернуться спиной и медленно двинуться к своей машине, модель которой и номер Чонгук не запоминает, держа в руке пистолет и исступлённо глядя перед собой.              Шлюха.       Пустышка.       Проблема.               Это многое объясняет, думает Чонгук, пряча пистолет в пакет со свитером. То, что Тэхён почти никогда не говорит с ним. Чонгук поднимается в лифте и смотрит на своё побледневшее отражение. То, что относится к нему, как к вещи — хотя Чонгук и не против. Он открывает дверь и оставляет пакет на полу, двигаясь в окну. Пренебрегает, называет шлюхой.       Чонгук всегда считал это чем-то уместным, само собой разумеющимся… игрой, если честно. Не той, которую ты можешь остановить, крикнув «красный», но той, что за собой не несёт настоящего презрения. В душе он надеялся, что Тэхён его самоотдачей восхищается. Но сейчас… Чонгук открывает окно, и свежий ветер бьёт по лицу резким порывом, следом затихая. Сейчас он думает, что в самом деле мешается под ногами. У Тэхёна куча дел и проблем, часть из которых — неожиданная встреча с Ликорисом, например, — из-за него, потому что он не в состоянии прижать задницу и не шляться с Хосоком, когда тот манит его пальцем. Глупый.       Он возвращается в коридор, вынимает пистолет и возвращается к окну, садясь на подоконник чуть поодаль от открытого окна. Тэхён искал кого-то красивого, беспроблемного и не отсвечивающего, каким Чонгук в самом начале и был — кого-то, кто просто примет идею с женитьбой, которая была для Тэхёна лишь способом укрепиться в обществе, ничем сокровенным — а Чонгук теперь лез в его дела, лез ещё и в постель по ночам. И, может быть, Тэхён просто не такой уж плохой и бесчувственный, а ещё ответственный, поэтому позволяет ему и помогает вылезти из передряг, в которые отчасти сам втянул — но факт остаётся фактом: Чонгук переходит ту грань, которую ему провёл Тэхён, и это проблема. Чонгук — проблема.       Он оглаживает холодный металл пистолета, вспоминая, как похожий приставлял ему ко лбу Тэхён, как по нему стекали капли дождя прямо в рот; лучше бы он выстрелил тогда, чем Чонгук сейчас размышлял о том, что должен сделать это сам — ведь ему смелости в любом случае не хватит, его рука и вполовину не такая стойкая и уверенная, как тэхёнова. Та, которая так идеально душит и оставляет красные пятна на ягодицах; та, которая пощёчиной может опрокинуть на пол. Чонгук закрывает глаза и дрожаще выдыхает — он бы очень хотел почувствовать эти руки на себе сейчас. Услышать горячий шёпот на ухо — о том, что он ценный и важный, и совсем не проблема; но на деле Чонгук знает о том, что он грязная шлюха и дрянь. И пора бы ему знать своё место.       Чонгук своё место знать хочет. Но в мышцах что-то скребётся неимоверно сильно, заставляя пистолет брезгливо откинуть подальше. Его разрывает от противоречивых чувств: он хочет упасть в самосъедающую апатию с головой, жалеть себя, ходить за Тэхёном прибито, как хвостик, понурив голову и молча, как от него ожидали всё это время; и в то же время ему хочется взбунтоваться, действовать необдуманно, резко, самостоятельно — обязательно с последствиями, которые будет разгребать Тэхён, чтобы выказать свою обиду на то, что его не предупредили о невозможности стать кем-то, обрести личность. Что эта личность, какой бы пустой она ни была, будет лишь мешать.       Чонгук поджимает колени и впивается зубами в нижнюю губу. Убив себя, он поможет решить не только ряд проблем Тэхёна, но избавиться и от своих.              

*

      

      Предутреннее время для Чимина самое любимое и спокойное: он с мягкой улыбкой прощается со своей сменой, ребята буквально выпархивают из гримёрки, даже если день был тяжёлым — их радует возможность поскорее оказаться дома или на какой-нибудь афтепати; по ним видно, что за стенами Лигеры у них есть настоящая жизнь. Жизнь же Чимина брезжит где-то в первых лучах рассвета, заканчиваясь с восходом солнца. Он принадлежит себе в этот короткий промежуток времени, выглядывающий в маленькое окошко в их общей гримёрке, наблюдая за дрожащими лучами солнца, что пробиваются над крохотным участком реки, который видно между высокими зданиями. В этот момент тишины, находясь где-то между работой и домом, потому что работа работой как таковой не является, а дом давно не приносит ощущения защищённости. За стенами Лигеры у него нет никакой жизни: вот уже несколько месяцев он не может свободно передвигаться по городу из-за страха встретить Намджуна; сейчас у него хотя бы есть Чонгук, но и у того, кажется, проблем достаточно, чтобы выслушивать постоянное нытьё Чимина.              — Ты готов? — звучит хриплый и усталый голос, который заставляет дёрнуться и оторвать стеклянные глаза от пейзажа.              — К чему? — Чимин натягивает смущённую улыбку; возможно, он забыл о чём-то.              — Ехать домой. Я подвезу, — говорит Юнги как само собой разумеющееся.              — А, — Чимин хлопает пухлыми губами и тут же слегка ощетинивается. — Не нужно, я доеду на такси.              — Это не вопрос и не предложение, — Юнги устало трёт переносицу. — Это распоряжение Тэхёна. Я буду отвозить тебя домой и на работу. Каждый день, — он вздыхает. — А ещё тебе нельзя покидать Лигеру и квартиру.              — Что происходит? — Чимин поднимается и нервно поправляет объёмную куртку, которая слегка топорщится.              — Расскажу по пути, ладно? У меня не так много времени на задушевные беседы.              — Так уж задушевные, — хмыкает Чимин, но к выходу всё же идёт быстрым шагом.              Он садится в машину, наблюдая через окно, как Юнги разговаривает о чём-то с охраной, а потом занимает водительское сиденье и, прежде чем завести машину, пару раз прокручивает головой по кругу. Чимин и не задумывался, как Юнги, наверное, устаёт, работая практически без выходных.              — Я не могу назвать тебе причину, по которой тебе нельзя выходить из дома, и я вынужден возить тебя домой и обратно, — Юнги ведёт автомобиль немного резко, но безопасно, — пока что не могу. А ещё я не могу постоянно этим заниматься — и пускай Тэхён доверяет мне больше всего в вопросе безопасности кого-либо, но иногда тебя будет сопровождать один из наших охранников. Кто, пока не ясно. Но он же, возможно, будет сопровождать тебя, если тебе будет необходимо выйти куда-то по делам.              — Намджун, да? — грустно усмехается Чимин в ответ. Это так очевидно, господи.              Юнги сглатывает, чувствуя, как пересыхают горло и губы. Было глупо предполагать, что Чимин не догадается, что происходит.              — Не переживай, с нами ты в безопасности.              — Я не переживаю, — Чимин отводит взгляд за окно и молчит какое-то время. Сейчас машин нет — они едут быстро, Юнги наверняка не переживает о всех тех штрафах, что придут на его имя. — Пускай хоть пристрелит меня, мне это неинтересно.              — Зато нам, — Юнги резче жмёт педаль газа, и Чимина впечатывает в кресло. — Интересно. Так что будь добр, побереги свою душу.              Чимин поворачивает голову и грустно смотрит на профиль Юнги. Потерянно. Разбито. Вот как он чувствует себя.              — Я не уберёг свою душу уже очень давно, — его голос сломленный, слабый и тихий.              Юнги тормозит машину.              — Я знаю, — он перехватывает растерянный взгляд Чимина и мягко улыбается, обнажая дёсны. — Неужели ты думал, что я варюсь во всей этой ситуации и даже не знаю первопричину? Воюю, не зная, за что?              Он звучит… нормально. Спокойно. Как будто это знание не сделало его другим. Или сделало так давно, что Чимин не заметил — тогда, когда он не мог что-то заметить из-за того, в каком океане боли топил себя. Юнги… воюет за него?              — Разве у Тэхёна нет людей, специализирующихся на безопасности?              Чимин меняет тему — его нежелание поднимать тему изнасилования в разговоре с Юнги никуда не пропадает. И он не может понять, легче на душе или нет от того, что Юнги в курсе. В горле першит от подступающих слёз — он чувствует себя запертым в клетке обстоятельств, словно всё, что его окружает — не его выбор, не его рук дело, а лишь бесконечные, давящие рамки судьбы, которые уже так крепко сжались, что впиваются в кожу до лопающихся ран.              — Есть, но они заняты другим, — голос звучит холодно, с нескрываемыми обидой и раздражением.              — Чонгук, — Чимин улыбается уголками губ: логично, что Тэхён хочет защитить его, а не шлюху из Лигеры.              Юнги лишь кивает, наконец, глуша мотор.              — Идём, я проверю квартиру и уйду.              Чимин закрывает глаза, опираясь на стену в коридоре, пока Юнги закрывает за собой дверь и двигается вглубь его небольшой квартиры. Он пропускает то, как Юнги торопливо и внимательно озирается по сторонам, пока они идут до квартиры; то, как он осторожно двигается, держа в руке пистолет, проверяя квартиру — это слишком для Чимина комично, потому что его жизнь не стоит таких усилий. Единственное в его жизни такое же дешёвое, как он сам — Намджун, лишь поэтому он мог здесь оказаться. Что тут делает Юнги — Чимин не понимает. Он в ценовой категории жизни стоит слишком далеко наверху. Не дотянуться и кончиками пальцев.              — Всё чисто, — говорит Юнги, замирая напротив Чимина, что лениво открывает глаза и кивает с лёгкой улыбкой.              — Спасибо? Я должен тебя поблагодарить?              — Не думаю, — Юнги качает головой и убирает пистолет за пояс. — Всего лишь выполняю приказ.              — Говоришь как на службе, — хихикает Чимин.              — В каком-то роде я действительно на ней, — Юнги аккуратным жестом поправляет растрепавшиеся волосы на лбу Чимина, отчего тот замирает и задерживает дыхание, — как и ты.              Чимин тяжело сглатывает, глядя в глаза напротив. Такие непроницаемые сейчас, что по коже бежит холодок вместе с мурашками.              — Я открыл окно, — Юнги виновато отступает назад.              — Тут стоит иногда проветривать, — растерянно кивает Чимин, пропуская Юнги к выходу. — До завтра?              — Тэхён прилетает в одиннадцать, — кивает Юнги. — Приезжай к двенадцати, он уже должен быть там.              — А Чонгук?              — Я думаю, он сам его захватит.              — Точно, — Чимин сжимает ручку двери, наблюдая, как Юнги скрывается в дверях лифта.              — До завтра, — говорит Юнги прежде, чем двери закрываются.              Чимин блокирует все замки дрожащими пальцами — не от страха, а от боли в грудной клетке: слёзы жгут лицо, а всё тело словно утопает в ледяной воде. Он сползает спиной по входной двери и прячет лицо в коленях, обнимая себя за плечи. Он чертовски запутался.       Если Юнги воевал за него, то Чимин не знал — за что, не знал, какую войну вообще ведёт.