мальчик на девятке.

Максим всегда был необычным мальчиком, по-крайней мере — внешне. Парень носил длинные стрижки, разбирался в моде и дружил в основном только с противоположным полом. Еще в детском саду он осознал, что сильно отличается от остальных ребят, потому что вместо игр в войнушку он предпочитал делить с девочками кукол или принцесс. Девочки же были не против, и каждый раз он вживался в роль полностью. Отец Лакмуса воевал в Чечне, и как можно догадаться — никогда не поддерживал отличия сына. Он хотел вырастить из Макса «мужчину», хотел, чтобы тот обязательно отслужил в армии или, короче говоря, был «немного» сумасшедшим. Дома у них постоянно происходили стычки, и дай Бог, если в такие моменты рыжеволосому удавалось увернуться от кулаков. Поэтому ему пришлось подстраиваться, пришлось вырабатывать у себя привычки, только соблюдая которые можно было выжить в армейских условиях отцовского дома. Боря стал спасением. Они дружили всю жизнь, и в отличие от Максима — у Лифшицов ему всегда были рады. Мама барабанщика знала о том, что происходит с Лакмусом но, к счастью, никогда не задавала лишних вопросов, даже если тот приходил к ним весь побитый и голодный. Она просто заботилась о нем как о собственном сыне. Максим с Борей были неразлучны. При таких условиях сложно увернуться от глупых насмешек в свой адрес, но парни все равно продолжали ходить везде вместе, не давая ничему разрушить их связь. Ну, или, вероятно, им это нравилось. Первый поцелуй у двух «друзей» произошел в пустынной школьной раздевалке, после чего Макс раскрасневшись выбежал за дверь, оправдываясь скорым опозданием на урок (хотя они, вообще-то, хотели и договаривались его прогулять). Басист много времени проводил в раздумьях о том, что с ним происходит, и очень боялся что он может оказаться не таким. Не таким как нужно, не таким, каким велел ему быть отец. Максим боялся признаться себе в том, что ему нравятся прикосновения барабанщика, он боялся того, что не мог контролировать. Ему было стыдно признаться о своих снах и фантазиях, а мысль о том, что это может случиться наяву — заставляла парня краснеть и стыдливо отводить глаза, если мечтания посещали его на публике. (во всех остальных случаях он скорее прятался под одеяло). Ему было противно от себя, однако, рядом с Борей боль и страдания затихали, позволяя хотя бы на пару часов забыть о самокопании, учебе или вечно злом отце. Так и проходили их будни, пока в компании не нашли место алкоголю. Ничем особенным это не было, подростки просто собирались по праздникам и выпивали все вместе. Все вместе, за исключением Лакмуса. Именно в тот момент он понял, что боится быть пьяным, боится пьяных людей, а еще больше он боится пьяного Борю. Почти каждая подобная встреча заканчивалась потасовкой, слезами и больными воспоминаниями. А ко всему прочему, когда на одной из таких гулянок Лифшицу разбили нос — на Максима неожиданно обрушился и страх крови, так что Вике пришлось тащить на себе обоих. Барабанщик не вел себя так же агрессивно по отношению к Максу, как вел себя Максов отец когда выпьет, но подсознательный страх и паника были сильнее, так что им двоим пришлось договориться: Боря либо не пьет, либо пьет не в присутствии басиста. И он согласился. В тот же самый вечер, почти сразу, как услышал от Лакмуса хриплый, уничтоженный слезами голос, молящий не делать так больше, потому что ему страшно.

***

Утро выдалось пасмурным. Вика и Саша молча направлялись в сторону школы, потому что сегодня по плану должна быть репетиция. Они шли, держась за руки и даже не пытаясь обсудить все то, что произошло накануне. В субботу из всей школьной администрации остается только завуч и пара техничек, так что нужно было только заглянуть к одной из женщин в каморку и забрать ключи от актового зала.

***

На репетицию пришли все, и уже после, ребята как обычно зависали на сцене, свесив ноги с деревянного каркаса и периодически чихая от пыльности красного занавеса. Даже не смотря на то, что болтали они о другом, на Шурика все равно были уставлены волнительные взгляды, а разговор то и дело норовил пойти в не то русло. — Шур, кстати, — Начал Борян. — Мы так подумали. Мы же братаны твои, — Он кашляет смотря на Победу. — Ну, братаны и сестры. Братаны и сестр… Бля, короче, мы за тебя волнуемся, ты ж знаешь, что в городе происходит, а тут этот твой тип хмурый и гитара новая… Саша опускает голову и смотрит на ребят исподлобья. Ему не хочется рассказывать им о своем новом друге, потому что заранее знает, что реакция будет негативная. — Сашка, мы же в слухи эти не верим, еще бы мы Асье с Лизкой верили, — Максим смотрит на Умана взволнованно, и неосознанно прижимает гитару ближе к телу. — Ты пойми нас, пожалуйста, просто так такой бандюган с молодняком не водится. — Лакмус сжимает губы и смотрит на Победу. Шурик разглядывает свои кеды, и пытается подобрать слова. Он знает, что друзья, вероятно, правы, и понимает их волнение, но образ бандита в его голове совсем не укладывается с образом Левчика, который все это время был так мил и добр к нему. — Ну он не бандит. — Начинает гитарист, и украдкой бросает взор на клавишницу, ища поддержки в ее глазах. — Он просто так выглядит. На самом деле он просто хочет мне помочь, он сам говорил что я особенный. А если еще и богатый, почему бы не сделать мне пару подгонов из столицы… Нет, я сам не просил конечно же ничего. — Он нервно трясет головой, смахивая волосы с глаз. — Думал, конечно, перестать с ним общаться. Я же и сам могу всего добиться. — Саша подмигивает Победе, и со стороны слышен задумчивый свист Лифшица. — Короче, я сегодня с ним встречусь, он обещал еще сигарет заграничных привезти и короче… Ну нахрен его. Друзья соглашаются, и в конечном итоге все решаются разойтись. Пока они вчетвером идут по общей дороге, Максим громко смеется с шуточек Бори, а Билоган, словно мама, время от времени шикает на него, умоляя быть потише. Они проходят по нескольким центральным улицам, и только Вика может заметить, как сжимаются губы Шурика, когда они проходят мимо всем известного музыкального магазинчика. На витринах выставлены одни из самых популярных в этом году пластинок, пленки которых переливаются, как бы намекая на свою заоблачную цену. Вика быстро кивает в знак прощанья Лакмусу и Боре, а когда те удаляются за поворот — девушка остается стоять рядом с гитаристом, ожидая его реакции. — Ну, я пойду? — Она впивается ногтями в лямку портфеля, из-за чего на ней остаются маленькие частички черного лака. В глубине души Победа надеется на то, что Саша остановит ее и разрешит провести у него еще хотя бы одну ночь. Шурик, тем-временем, словно замороженный глядит на очередной альбом Бон Джови, почти вжимаясь лицом в витрину. — А? Да, точняк, пока… — Гитарист пытается подсмотреть на ценник, но злобный кассир резко встает из-за кассы и подходит к стеклу, грозно смотря на парня и стуча по его отражению пальцем. Саша сразу же отпрыгивает и показывает тому средний палец, параллельно бросаясь какими-то проклятьями. — Тьфу, ублюдок жирный, я же просто посмотрел! — Он кладет руки в карманы больших штанов и вертит головой в поисках клавишницы. — Ушла уже что-ли? — Парень жмет плечами и закуривает, направляясь дальше по своей дороге к дому.

***

В квартире стоял жуткий, совершенно непригодный для обитания холод, и Янчик нервно потирал руки, ожидая звонка. Лев Михайлович не отличался особой пунктуальностью, если только это не касалось его пассий. На первый взгляд мужчина выглядел вполне адекватно, но у каждого, кто проводил с ним дольше нескольких минут — Левчик вызывал тонкое, еле ощутимое чувство тревоги, к которому в действительности стоило бы прислушаться. Однако, до сих пор никто из девчушек не обращал на госпожу-тревожность внимания, слепо продолжая верить романтичному принцу на малиновом коне, и шагая за ним словно мыши за сыром. И очевидно будет упомянуть то, что совершенно бесплатный сыр «лежит и пахнет» только в совершенно бесплатной мышеловке. «Принц» звонит шестеркам в полпятого, грациозно сообщая, что тот готов выезжать, а Андрей мысленно надеется на то, что сегодня все обойдется без их помощи. Они с Яном немедленно собирают спортивную сумку, время от времени посылая друг другу разочарованные вздохи.

***

Заходя в квартиру, Шурик не разуваясь бежит к телефону, стараясь при этом аккуратно обойти белоснежный ковер. На маленьком экране мигают красные цифры, сообщая гитаристу о том, что кто-то пытался дозвониться до их семьи аж семь раз, и парень даже не проверяя номер знает, кто это был. Он быстро нажимает на клавиши, проверяя наличие голосовой почты, и радостно улыбается, когда слышит позитивный писк аппарата. Нависнув над столом, парень затихает, как только по комнате разносится знакомый голос, заставляющий слушать себя недыша. «Сашка, ты че не отвечаешь? Я буду в пять, как и договаривались.» — После этого аппарат снова пищит, предупреждая о начале следующего сообщения. «Уже еду, готовься и не вздумай опаздывать.» Последняя фраза кажется гитаристу немного зловещей, но тот лишь трясет головой, убеждая себя в том, что нет всего того, чего он себе надумал. Уман смотрит на часы, и решает не перезванивать, так как до пяти часов оставалось всего-ничего. Парня немного трясет, потому что он не знает, чего ожидать, но все равно выходит из дома, для уверенности надевая старую и тяжелую отцовскую куртку. Стоя у подъезда, подросток мнется с ноги на ногу, время от времени дергает молнию на кожанке и бродит вдоль подъездов. Он никак не может понять, что конкретно его настораживает. Хочется убежать, закрыться в квартире и никогда больше не поднимать трубку. Однако, стыд и правильное воспитание не дают длинноволосому этого сделать, так что через несколько минут Шурик выбегает за поворот, как только слышит знакомый звук подъезжающего ВАЗ-а.