***
Мария приготовила большой обед на всех, заставив Говарда помочь с готовкой, потому что он, по её словам, сводил её с ума своим беспокойством. Он ничего не мог с собой поделать. Он думал, что разговор со Стивом поможет, но на самом деле не помог. На какое-то время да, но на следующий день он наблюдал за этим ублюдком по камерам видеонаблюдения, и ярость вернулась. Пятница прекратила трансляцию и теперь отказывалась показывать ему больше, заявив, что это «не способствует Вашему здоровью и благополучию, мистер Старк». Стало немного лучше, когда Тони, наконец, вернулся домой, и Говард мог собственными глазами увидеть, что его сын в порядке, даже если он истощён. Однако теперь беспокойство вернулось с удвоенной силой. Говард даже попытался напиться, только чтобы вспомнить, что Мария избавилась от всего алкоголя. Пятница, конечно же, отказалась ему помочь — она даже пригрозила рассказать о нём. Им управлял ИскИн, от которого он не мог сбежать, потому что она была повсюду в Башне. Он действительно думал о том, чтобы пойти куда-нибудь, прежде чем сообразил, что это она тоже вряд ли допустит. Ему нужно было чем-то отвлечься — именно поэтому Мария в первую очередь затеяла готовку и поэтому обратилась к нему за помощью. Как бы неохотно он не помогал поначалу, он должен был признать, что это лучше, чем метаться из стороны в сторону от нервов. Первым прибыл Тони, за ним Брюс и Роудс. Вижн возник из пола (все решили прекратить попытки заставить его использовать двери и лифт. Если он не был с кем-то, он сказал, что гораздо практичней использовать прямой путь. Впрочем, пока это никого не довело до сердечного приступа). Хоуп появилась последней, и казалось, что между ней и остальными витала некоторая напряжённость, которую Говард не мог понять. Все были рады еде и хвалили Марию, да и в целом болтали как можно более непринуждённо, учитывая, что все они игнорировали слона в комнате. Говард не был уверен, хорошо это или плохо. С одной стороны, он хотел покончить с этими предателями и больше не позволять их существованию (и их присутствию в Башне — их доме) мешать им спокойно жить больше, чем необходимо. С другой стороны, у него, судя по всему, накопилось много гнева и горечи, которые нужно было отпустить, и избегание сделало эту задачу труднее. Тем не менее, он пытался сосредоточиться на том, что происходит сейчас. Он был жив, и его семья была здесь с ним (кроме Джарвиса, по которому он очень скучал), а эти грёбанные преступники были за решёткой (или, скорее, за армированным стеклом), где и должны быть. — С тобой всё в порядке, пап? — спросил Тони после обеда, пока остальные помогали Марие с уборкой, а Говард смотрел в окно. Вид отсюда был действительно потрясающим. Говард покачал головой, не зная, как на это ответить. — Пап… — Я думал, что мне станет лучше, — сказал он, когда начало казаться, что Тони тоже не знает, что сказать. — Я думал, если поймать их, даже поговорить с ним, мне станет легче. Но не стало. Я всё ещё… я всё ещё хочу разбить его долбанную голову. Его заявление было встречено молчанием, и Говард наконец повернулся к своему сыну. — Не делай этого, пап. Не… не позволяй своему… гневу… быть всем, что есть у тебя. С ним покончено. Со всеми ними. Окончательно. Не… не стоит напрягаться из-за этого. Они того не стоят. — Тони выглядел немного грустным, но в основном обеспокоенным. Он беспокоился за него, понял Говард. — Это неправильно, Тони. — Нет, но что сделано, то сделано. И пора двигаться дальше. Я знаю, это непросто. Но… он не сможет больше ничего у нас отнять. Никогда, если мы ему не позволим. «Звучит хорошо», — подумал Говард. Давай, оставь Стива-грёбанного-Роджерса в прошлом, вместе со всем тем дерьмом, с которым Говард ничего не мог поделать сейчас. — У тебя получается это делать? — спросил он. — Не всегда, но я стараюсь, — пожал плечами Тони. — Это всё, что мы можем сделать. Да, это всё, что мы можем сделать. — Ну, разве ты не стал старым и мудрым? — сказал он, желая поднять настроение. Двигаться дальше. — Старым – да. Насчёт мудрого не уверен, — ухмыльнулся Тони. — Давай, хватит сентиментальных мыслей. Говард позволил вернуть себя обратно в комнату, чтобы присоединиться к остальным. Иногда всё ещё было странно смотреть на Тони и понимать, что его мальчик вырос — превратился в человека, которым Говард действительно гордился.***
Возле её камеры стояла женщина. Ванда заметила её, но не сдвинулась с места, сидя в углу, прислонившись спиной к стене. — Мисс Максимофф, — сказала женщина, подходя ближе и постукивая по стеклу, как будто Ванда была животным в зоопарке. Часть её хотела броситься вперёд и оторвать голову женщины, как она слышала от оперативника Гидры, что решил похвастаться (в то время как она чувствовала себя слабой, как и Пьетро). Она хотела этого, но теперь, когда её силы ушли, она ничего не могла сделать. Она надеялась, что, возможно, ошейник со временем потеряет свою эффективность (а она мечтала убить Старка и других — вроде Вижна, который предал её), но этого не происходило. Проклятая вещь была всё ещё у неё на шее, и её силы были всё ещё заблокированы. — Мисс Максимофф. — это было сказано более решительно. Ванда по-прежнему отказывалась говорить. — Я доктор Йейтс из Комитета по Соглашению Организации Объединённых Наций. Я здесь, чтобы поговорить с вами, чтобы убедиться, что вы понимаете, что происходит, и что вы достаточно компетентны, чтобы помочь с собственной защитой на предстоящем суде. «Компетентны», — подумала Ванда. Они думали, что она идиотка? Что она не поняла? Её раздражало то, как эти люди думали, что что-то знают о ней, о том, через что она прошла. Как они посмели осудить её и назвать преступницей? Ванда глубоко сожалела о своих попытках помочь этим неблагодарным людям. Ей следовало их всех оставить гореть. Ей следовало спасти только Пьетро. Больше никто о ней не заботился. — Если вы откажетесь сотрудничать, мисс Максимофф, — сказала Йейтс. — Вас депортируют в вашу родную страну Заковию, и, насколько я понимаю, они не особенно склонны к милосердию. Ванда усмехнулась. Эта женщина посмела угрожать ей, как будто она не собиралась в любом случае запирать её в тюрьме. Какая разница, здесь или в Заковии? — Заковианцы рассматривают возможность казни за Ваши преступления. Наконец Ванда встала и подошла к стеклу. Доктор Йейтс была примерно того же роста и телосложения, что и Ванда, с тёмными волосами до плеч, собранными в высокий хвост — она казалось совершенно обычной. «Если бы у меня были силы, — подумала она, — я бы заставила её корчиться на полу в агонии». К сожалению, как бы она ни старалась, от красного тумана не осталось ни следа. То, что делало Ванду особенной, делало ей сильной, исчезло. Ушло из-за людей, из-за Старка и Вижена, которые забрали у неё силу. — Ты думаешь, мне страшно? — спросила Ванда. (Ей было страшно. Она не хотела умирать, не так, как загнанное в угол животное, но она не покажет страха). — Я думаю, так и есть. И я думаю, что если ты хочешь помочь себе, ты заговоришь со мной. — Почему? Ты не заботишься обо мне. Я вижу это в твоих глазах. Тебе всё равно. — никто не заботился о ней. Единственный, кому когда-либо было не плевать, был Пьетро, и он ушёл. Умер. — Это не моя работа — заботиться о Вас, мисс Максимофф. Моя работа состоит в том, чтобы убедиться, что вы компетентны в той мере, чтобы предстать перед судом, и оценить Ваше психологическое состояние. Снова это слово — «компетентны ». Как посмела эта женщина назвать её идиоткой? — Я не идиотка, — прошипела Ванда. Впервые за несколько дней она почувствовала, как гнев вернулся к ней, почувствовала, как он растёт и сжигает её изнутри. — Дело не в интеллекте, мисс Максимофф. Компетентность — это юридический термин. Это означает, что вы в здравом уме, что вы понимаете, что происходит, почему вы здесь, что сейчас произойдёт. — Я прекрасно понимаю! Вы посадили меня в тюрьму, потому что мы не желаем подписывать ваше глупое Соглашение! Потому что мы отказались склониться перед вами! — Ванда задавалась вопросом, почему Стив и остальные ничего не говорят, почему не пытаются защитить её. Неужели они тоже её предали? Йейтс нахмурилась. — Мы должны поговорить в другом месте. Есть комната, специально оборудованная. Вы согласны? Ванда прищурилась и кивнула. Йейтс указала на кого-то вне поля зрения Ванды, и появился охранник с пистолетом в руке, хотя он направлял его на землю, а не в неё. Ванда и мужчина подозрительно переглянулись. Йейтс заметила выражение лица Ванды. — Это обязательная мера безопасности, мисс Максимофф, только мера предосторожности. Пока вы не хотите напасть, вам бояться нечего. — она остановилась, как будто чего-то ждала. — Вы будете сотрудничать? Ванда с неохотой кивнула и отступила, чтобы дождаться, когда откроется дверь. Она всё равно подумала о том, чтобы броситься на эту женщину, но отказалась от этой идеи. Без своих способностей у неё не было и шанса, и она вспомнила, как Стива и Клинта подчинили в другой тюрьме. Проходя мимо других камер, она осознала, что камеры Клинта и Стива пусты (она предположила, что и камера Сэма тоже), и в её душу начал пробираться страх. Что сделали с остальными? Они покинули помещение, где находились камеры, и прошли через небольшой коридор, а затем другой, более длинный и больший, с дверями с обеих сторон и ещё тремя охранниками, которые молча наблюдали за новоприбывшими. В комнатах были окна, и, когда они проходили мимо, Ванда увидела Сэма, Клинта и Стива разговаривающими с людьми внутри. Йейтс открыла дверь почти в конце коридора. Как и в других комнатах, здесь стояли только стол и стулья по бокам. Ванда заколебалась, затем, не видя альтернативы, вошла внутрь и села на один из стульев. Охранник поднял наручники, и Ванда напряглась. — Это всего лишь мера предосторожности, мисс Максимофф, — повторила Йейтс. — Это стандартна процедура. — Так сделали и с другими? — спросила она. — Со Стивом? Клинтом? Сэмом? — Мы только что видели их в других комнатах, разговаривающих со своими адвокатами. И да, все они заключены в наручники. Когда мы здесь закончим, вы вернётесь в свою камеру невредимой. — Почему я должна вам верить? — Сейчас происходит то же самое, что и вчера. Вы не помните? Ваши друзья приходили в эти комнаты, а затем вернулись. Да, вспомнила Ванда, хотя она не обращала на это особого внимания, всё ещё скованная собственными страданиями. Медленно она расслабилась и позволила приковать её правую руку к столу. Сделав это, мужчина кивнул Йейтс и ушёл. — А теперь, — начала доктор, садясь напротив Ванды. — Вы были очень тихими с тех пор, как приехали сюда. Почему? — Что тут сказать? У Вас всё равно есть определённое мнение обо мне. — Ванда их всех презирала. Она была заперта здесь, в этой тюрьме, как и раньше. В комплексе, в Рафте, в Ваканде. Тюрьма за тюрьмой, камера за камерой. — На днях вы отказались говорить что-либо относительно адвоката Вашей защиты. — Вы меня не слышали? Это не имеет значения. Вы уже решили, что я виновата. Всё пошло не так, как только это Соглашение вступили в силу. Это то, что Стив сказал в Ваканде, во всём виновато Соглашение. Но другой человек, отец Старка (как такое могло быть? Это несправедливо. Почему Старку вернули семью, а ей нет?), тоже говорил о Лагосе. И то, что случилось в Сибири. Ванда вспомнила, как смотрела видео драки Старка и Стива (как давно это было?) И ничего не чувствовала. Ей следовало наслаждаться страданиями Старка, но на самом деле ей было всё равно. Она всё ещё сидела в камере, пока он выходил на свободу, поэтому в конце концов это она проиграла, а он выиграл, так что это не имело значения. Если бы только Стив действительно убил его… Может, их бы сейчас здесь не было. (Или, может быть, они были просто в другой тюрьме). — Почему вы так думаете? — спросила Йейтс, возвращая Ванду в настоящее. Теперь её гнев возвращался вновь. — Почему? Я заперта, так ведь? — сказала она повышенным тоном, обводя свободной рукой комнату. — Этим вы заперли меня в клетку, — она с отвращением коснулась ошейника на своей шее. — И почему это так? Ванда зарычала и дёрнулась вперёд, желая протянуть руку и задушить женщину, но она глубоко вздохнула и откинулась назад. — Вы, люди, хотите, чтобы я была заперта. Из-за Лагоса, хотя я не виновата. Я спасала людей! Я спасала людей, а вы заперли меня в этом ужасном месте. А затем привели сюда. — А как насчёт людей, которых вы убили? — тон Йейтс был ровным и спокойным, её глаза были прикованы к Ванде. Когда Ванда ничего не сказала, она продолжила. — Вы заперты, потому что доказали, что вы опасны. Вы и ваши товарищи стали причиной смерти и разрушений, и нельзя думать, что вы не попытаетесь сбежать, как вы это делали уже несколько раз. Это место было выбрано, потому что оно обеспечивает наилучшую безопасность, — она положила руки на стол. — Вы находитесь здесь не из-за Заковианского Соглашения, а из-за того, что каждый из вас совершил несколько преступлений. Преступлений, которые существуют независимо от Соглашения. Кроме того, это то, что ваш адвокат смог бы вам объяснить. Итак, почему вы отказались от адвоката? Ванда не знала, что сказать. Она вспомнила то, что ей и остальным сказали с тех пор, как они были схвачены — список преступлений, которые они совершили. Соглашение особо не упоминалось. Стив сказал, что проблема заключалась в Соглашении, но другой Старк — тот, которого не должно было существовать — сказал, что Стив ничего не знает. Это правда? Стив солгал ей? Он солгал им, не так ли, о том, что случилось со Старком. Он никогда ничего не говорил про видео смерти родителей Старка (часть её была рада — теперь Старк знал, что она чувствовала, — в то время как другая часть была в ужасе), никогда толком не объяснял, что произошло. — Вы ещё не осуждены, мисс Максимофф. У вас будет возможность представить защиту в суде, но для этого вы должны поговорить с адвокатом. - Она замолчала, но Ванда по-прежнему ничего не сказала, мысли кружились у неё в голове. Что она могла сделать? — Это вопрос денег? Вы обеспокоены тем, что не можете позволить себе адвоката? Деньги ей в голову не приходили. С тех пор, как она и Пьетро присоединились к Гидре, им не нужно было об этом беспокоиться. Гидра заботилась о них. Затем, после смерти Пьетро, Ванда была с Мстителями и в Ваканде, где ей тоже не приходилось беспокоиться о деньгах. У неё вообще есть деньги? Она даже не думала об этом. Что, если их не было? Она смутно помнила, как другие разговаривали со своими адвокатами по поводу оплаты. — Мы можем предоставить Вам государственного защитника, если это проблема, — сказала Йейтс, заставив Ванду почувствовать себя невероятно глупой из-за того, что не подумала об этом. — Мисс Максимофф, это молчаливое апатичное поведение совершенно не поможет вам в суде. Напротив, как я уже сказала. Так что вам нужно начать говорить. — Вы мне угрожаете? — всё шло не так, она толком не понимала, в чём дело, и это её пугало. Эта глупая женщина, сидящая перед ней в отглаженном костюме, могла делать всё, что угодно, а Ванда не могла бороться. У неё не было возможности. — Нет. Я просто говорю вам, что сейчас происходит и что может произойти. Если вы хотите заявить о своей невиновности, чтобы все услышали, то вы можете это сделать, но для этого вам придётся говорить. — Говорить? Говорить? Никто не слушает! Раньше никто не слушал! — крикнула она.— Что насчёт этого? — она снова прикоснулась к ошейнику. — Вы надели это на меня, как на животное! Выражение лица Йейтс не изменилось. — Этот ошейник был надет на Вас, потому что вы убили своими силами более 40 человек, мисс Максимофф. Вы снова и снова демонстрируете готовность убивать. Скажите, мисс Максимофф, почему кто-то должен верить, что вы не нападёте снова, если его снимут? Ванда покачала головой. — Это была не моя вина! На меня напали! Я защищалась! — Кто на вас напал? — Эти люди в… где бы это ни было. Они направили на меня пистолеты. Что мне было делать? Просто позволить им убить меня? Доктор холодно посмотрела на неё. — Они напали на вас, потому что вы напали на них первыми. Вы и ваши товарищи вторглись в их страну — Уганду — и вступили в борьбу, которая не была вашей, что привело к смерти и разрухе. С их точки зрения, вы были опасными преступниками, которые просто пришли и начали неспровоцированное нападение на людей. — Это неправда! Мы были там, чтобы помочь! — Кто вас просил? — Ванда открыла рот, но ничего не сказала. — Кто вам дал право вторгаться в страну и делать всё, что захотите? Кто дал вам право нападать на этих людей? — Я не могу контролировать страх других людей, только свой собственный, — сказала Ванда. Это не её вина. Это не так. Она сделал всё, что могла. — Вы можете, когда люди боятся вас, потому что вы не заботитесь ни о ком, кроме себя. Вы больше не ребёнок, мисс Максимофф, так что перестаньте вести себя как ребёнок. Голос Йейтс прозвучал как удар хлыста, и Ванда вздрогнула. — Я не ребёнок! — запротестовала она. — Да, я знаю. Я сказала, что вы ведёте себя, как ребёнок, отказываясь брать на себя ответственность за свои действия и дуетесь в углу. Пора вырасти. У вас много проблем, мисс Максимофф, и такое поведение вам нисколько не поможет. Прошло много времени с тех пор, как кто-то разговаривал с Вандой, и это заставляло её защищаться и чувствовать себя неуверенной. Она не видела выхода из этой ситуации, и отчаяние снова наполнило её сердце, а её взор затуманился от непролитых слёз. — Мисс Максимофф, — голос Йейтс стал мягче, и Ванда поспешно вытерла глаза. — Могу я поговорить с адвокатом, чтобы он навестил вас? Вы будете сотрудничать со своей защитой? Ванда кивнула, всё ещё потерянная. Что бы Пьетро сказал ей сделать, будь он жив? Она не знала. Она больше ничего не знала. Сейчас она скучала по брату больше, чем когда-либо. Она не хотела быть одна. — Помогите мне, — попросила она, практически умоляя. — Помогите мне…