***
Когда лекции начались, Ацуши, сам того не заметив, отвлёкся на учебный процесс, потому особо долго об утреннем происшествии не думал. Он внимательно слушал преподавателей, конспектировал материал, записывая и выделяя самое важное, делал небольшие рисунки и пометки на полях тетради. В перерывах общался с однокурсниками, зависал в телефоне или подходил к преподавателям с вопросами, если после пары что-то оставалось непонятным. Вспомнил он о своём затруднительном положении только через несколько часов, когда по пути в столовую встретил Дазая с Чуей, также идущих на обед. На самом деле, такая компания уже стала ему привычной, и юноша задумался над тем, не спросить ли совета у старших — тем более, как он понял, Чуя, хоть и не близко, но был знаком с Акутагавой. Когда они расположились за столом, а Дазай более или менее прекратил доставать друга своими плоскими шуточками (в основном, касательно роста или уровня интеллектуального развития рыжего, который, по его убеждению, был таким же низким, как и он сам), Ацуши подал голос. — Извините, Чуя-сан, — Ацуши дождался, пока старшекурсник поднял на него глаза. — Можно спросить у вас кое-что? — Коне- — Ацуши-кун! Ты спрашиваешь что-то у него, пока тут есть я — твой куратор и друг?! — Нет, просто- — Я поражён до глубины души! — Дазай сложил руки на груди для пущей драматичности. — Да нет же! — Ацуши, сам того не ожидая, стукнул ладонью по столу, из-за чего все глаза в столовой тут же оказались на нём. Он смутился и понизил голос до полушёпота. — Просто это насчёт… того парня, о котором я спрашивал. Акутагавы. — А, ясно, ничего интересного, — Дазай откинулся на стуле, убрав руки за голову, и прикрыл глаза. — Вот и чё ты разорался тогда? — Чуя закатил глаза. — Истеричка. Рассказывай, что там у тебя, Ацуши. — Ну, в общем, я вчера зашёл к нему в магазин, и мы немного повздорили… а сегодня я хотел извиниться, но стало только хуже. Не знаю, что делать. — А не всё ли равно? — Дазай открыл один глаз и глянул на Ацуши из-под ресниц. — Я говорил, что он злой. — Не все люди стремятся портить отношения с кем попало, — сказал Чуя. — Мне не показалось, что он злой… скорее, скрытный. Как будто боится показать настоящего себя, а всеми этими колкими фразочками просто защищается. — У него много дерьма в жизни было, можно понять, — на лице Чуи отразилось выражение задумчивости. — А чем ты его задел? — Ну, если вкратце… он поставил какую-то рекламу своего магазина, я не помню, как было дословно, но смысл в том, что чай лучше цветов. — Ацуши-кун работает в цветочном, — Дазай шепнул Чуе на ухо, увидев, что тот немного недопонял его. — Вот, и когда я к нему зашёл, мы как-то поспорили… в общем, сегодня я извинился за то, что повёл себя немного грубо, а он послал меня. Я тогда спросил, зачем он пытается казаться злобным, а он разозлился ещё больше… — Ясно, — Чуя с пониманием кивнул. — Мало кому понравится, когда к нему в душу вот так сходу залезут. — Ну я же не специально, — Ацуши погрустнел и надул губы. — Что теперь делать? Мне хочется с ним подружиться. — Ну, можешь попробовать поговорить с ним, но лучше, я думаю, оставить его в покое на какое-то время. — В покое, да?.. Ладно. Спасибо, Чуя-сан. Оставить в покое… но разве это не будет означать, будто Ацуши всё равно на это их недопонимание, если не сказать конфликт? Ему думалось, что если он сейчас оставит всё как есть, то Акутагава так и будет ходить, держа на него обиду. Неизвестно только, будет она с каждым днём забываться, или, наоборот, расти: вполне возможно, что если он сразу так его невзлюбил, то действительно затаит какую-то злобу. Ацуши очень этого не хотелось: он привык если не быть с окружающими в хороших отношениях, то хотя бы относиться к ним нейтрально, и хотел, чтобы окружающие отвечали ему тем же. Мысль о том, что кто-то, тем более работающий совсем рядом с ним, его недолюбливает, очень огорчала, и Ацуши хотел это изменить. С другой стороны… стоит ли так переживать? Судя по тому, что он знал, Акутагава ко всем так относится — может быть, он уже и забыл об Ацуши. Хотя эта пресловутая реклама явно давала понять, что ему не всё равно. Зачем он только её поставил? Не для того же, чтобы привлечь клиентов? Он казался достаточно умным, чтобы понимать, что такой ход, скорее, наоборот их оттолкнёт. Привлёк он в итоге только внимание Ацуши, и это не давало ему покоя — как и то, что такой исход был достаточно очевидным, чтобы Акутагава его и ожидал. На работу в этот день Ацуши снова пошёл в компании Дазая: он предположил, что тот снова хочет купить цветов для очередного свидания, но, подойдя к магазину, он попрощался с Ацуши и направился в лавку напротив — к Акутагаве. Готовя свой магазин к открытию, Ацуши вполглаза наблюдал за тем, что происходило в чайной лавке, через окно: Акутагава с горящими глазами что-то рассказывал явно незаинтересованному Дазаю (скорее всего, про чаи), быстро собрал ему небольшой подарочный набор, а потом не взял с него денег. Выйдя из магазина, Дазай подмигнул Ацуши, заметив на себе его внимательный взгляд, и ушёл в неизвестном направлении. Но по тому, что после ухода Дазая Акутагава всё же убрал рекламу, прожигая при этом Ацуши взглядом, тот понял, что куратор всё-таки замолвил за него словечко, хоть он и не просил. Ацуши даже стало как-то немного неловко, особенно из-за того, что Акутагава очевидно был на него зол. Похоже, он так и не смог смириться с тем, что Ацуши легко нашёл общий язык и завёл дружбу с Дазаем, с которым ему самому построить общение так и не удалось. Ацуши постарался отвлечься от этих мыслей на свои дела, и если поначалу не особо получалось, то вскоре клиенты стали приходить один за другим, и он действительно с головой ушёл в работу. На самом деле, сначала он даже удивился такому наплыву покупателей, но, глянув на календарь, заметил, что день матери уже совсем скоро, так что всё встало на свои места. Собирать букеты, зная, что через них дети хотят выразить свою любовь и благодарность матерям, было ещё приятнее. Ацуши невольно задумался, каково это — жить в целой семье. Он, конечно, любил своего отца, и ни за что не променял бы его на другую семью, но всё же иногда задавался подобными вопросами. Ему просто хотелось почувствовать это на себе, узнать, каково это, когда у тебя два родителя. Тем не менее, Фукудзава всегда давал сыну всё, в чём он нуждался — начиная материальными благами и заканчивая любовью и поддержкой, и Ацуши ценил это и был ему безмерно благодарен. Он всё ещё помнил времена, когда жил в приюте, и даже такая неполная семья была для него самым дорогим. После работы Ацуши сразу же поспешил домой — вместе с праздником приближался и его первый зачёт, к которому он до сих пор разобрал не весь необходимый материал. Быстро поужинав дома, Ацуши сразу же сел за учебники и провёл весь вечер, погрузившись в подготовку. Пара тем по стереометрии всё никак не усаживались в сознании, и от этого хотелось плакать. Сколько бы раз он ни перечитывал параграф, решения скольких бы задач ни читал — теоремы просто не запоминались, а правила не понимались. У Ацуши всегда были проблемы с математикой, но если в плоских фигурах он ещё мог хоть как-то разобраться, то объёмные были для него совсем тёмным лесом. Ближе к ночи домой вернулся Фукудзава: увидев, что в комнате Ацуши горит свет, он зашёл поздороваться. — Здравствуй, Ацуши, — он заглянул в комнату, коротко постучав. — Привет, пап, — у Ацуши едва заметно дрогнул голос от того, каким расстроенным и уставшим он был. — Всё в порядке? — Да, просто… никак не могу разобраться с одной темой, — Ацуши протёр глаза и уткнулся лбом в ладони, уперев локти в стол. — Вообще ничего не понимаю. — Тише, не расстраивайся, — мужчина зашёл в комнату и тихо прикрыл за собой дверь. — Давай помогу. В чём дело? — Вот, тут задачка на расстояние между прямыми в пространстве, — Ацуши немного подвинул тетрадь, когда отец подошёл к его столу. — Я уже всё, что можно, нашёл, а его не получается. — Так, посмотрим… — Фукудзава достал из внутреннего кармана пиджака очки и внимательно прочитал текст задачи, глянул на чертёж Ацуши. Кроме того, что и сам он учился отлично как в школе, так и в университете, Фукудзава помогал сыну с математикой почти с самого начала его учёбы — а потому трудностей с тем, чтобы найти решение задачи первого курса, не возникло. — Ты пробовал метод координат? — Координат? Хм… — Ацуши постарался прикинуть, как будет выглядеть решение. — Ещё нет, надо попробовать. А без них не получится? — Получится. Смотри, вот здесь можно по теореме косинусов найти сторону, — Фукудзава сделал аккуратные пометки в тетради Ацуши карандашом, — а потом тут, через теорему Пифагора. — Так у меня же тут углов совсем нет. — Вот здесь пара вписанных в одну окружность, один из них известен. — Точно… спасибо большое, — Ацуши начал быстро, чтобы ничего не забыть, записывать решение. — Ещё что-то нужно разобрать? — Да, было кое-что, но я сначала с этим закончу. — Хорошо. Фукудзава оставил Ацуши одного, а вернувшись как раз тогда, когда он заканчивал расписывать все доказательства, поставил с краю стола небольшую тарелку с нарезанными фруктами и сел на кровать, стоящую рядом. — Устаёшь? — когда в комнату через дверь, которую Фукудзава оставил приоткрытой, один за другим забежали коты и расположились на кровати, Ацуши и сам, не устояв, решил прилечь вместе с тетрадью и учебником. — Да, — он протёр глаза кулаком и зевнул. — Иногда очень сложно бывает. Совсем не так, как в школе. — Не хочешь отпуск на работе взять? — Фукудзава бережно провёл рукой по светлым волосам сына. — Нет-нет, мне нравится работать, — Ацуши устало улыбнулся. — Не волнуйся, пап, скоро зачёт сдам, и будет полегче. — Как скажешь. Что там за задача следующая? — А, вот, — Ацуши открыл учебник, — но, мне кажется, с координатами всё легко решится. Я совсем про них забыл. — Тогда попробуешь сам или разберём вместе? — Сам. Ты же тоже устал, наверное. — Да, на самом деле… — Фукудзава направился к выходу из комнаты. — Но говори, если не получится. И не забудь поесть. — Конечно, спасибо. О, кстати, пап, — Ацуши обернулся к отцу, остановившемуся в дверях, — ты не расстроишься, если я не приготовлю тебе обед на завтра? Я очень устал. — Нет, конечно, — Фукудзава мягко улыбнулся. — Ложись спать, как закончишь с заданиями. — Ага. Спокойной ночи.***
Все следующие дни Ацуши посвятил учёбе, работе и подготовке — больше ни на что не оставалось времени. Успешно (хоть и с огромным трудом) сдав свой первый зачёт, Ацуши решил, что по праву заслужил целый вечер отдыха, посвящённый только самому себе и тому, что ему нравится — к тому же, зачёт проходил в субботу, и магазин в этот день был закрыт. Дома он взял альбом для рисования с карандашами и направился в ближайший парк — в июне как раз цвели пионы, которые он очень любил. Ацуши также любил рисовать, и рисование цветов, что очевидно, совмещало в себе две его любимых вещи, отчего он получал непередаваемое удовольствие, радость и спокойствие. В такие простые моменты, занимаясь тем, что он любит, Ацуши чувствовал себя по-настоящему счастливым человеком. Это была та жизнь, о которой он мечтал всё детство, но даже представить не мог, что получит её: любящий родитель, учёба, приносящая радость, несмотря на трудности, интересная работа, время для своих хобби и даже друзья. В приюте он был одиноким, печальным, загнанным в угол маленьким ребёнком, которому было некого любить, и которого никто не любил. Он боялся людей, и не просто так: его обижали, задирали и наказывали. Ему не к кому было обратиться за помощью или поддержкой, неоткуда ждать любви или понимания. Тогда весь мир был против него, и Ацуши казалось, что так будет всю его жизнь. Но он ошибался. Почти сразу после того, как ему исполнилось пять лет, судьба, видимо, решила, что Ацуши настрадался достаточно — и с того дня, как Фукудзава забрал мальчика к себе, он никогда больше не чувствовал этого подавляющего страха, боли и одиночества. И Ацуши искренне желал, чтобы все дети, которым не повезло оказаться в приюте вместе с ним, ощутили ту же радость от получения любящей семьи, как и он. Несмотря на то, как плохо с ним обходились, он всегда понимал, что делали его соратники так просто потому, что им не хватало любви — как и ему самому. Потому он и желал им только лучшего, надеясь, что, обретя то же счастье, что и он, они изменятся и почувствуют себя лучше. В целом, Ацуши всегда понимал, что люди не становятся жестокими без причины — «собака бывает кусачей только от жизни собачьей», как поётся в одной песенке. И это его убеждение распространялось не только на детей из его приюта, конечно — он шёл с ним по жизни. Поэтому он всегда старался относиться к людям с пониманием и добротой, несмотря на то, было ли это взаимно. Касалось это и Акутагавы, разумеется. Ацуши до сих пор не до конца понимал, почему он направил свою неприязнь и озлобленность именно на него, но ему хотелось это исправить. Хотелось дать понять, что ему нечего бояться, не на что злиться и обижаться, хотелось подружиться с ним. С другой стороны, Чуя говорил ему не трогать Акутагаву какое-то время… но будет ли это правильным? Всё же Ацуши не давал покоя тот факт, что он кому-то настолько неприятен. Тем более, с их последнего разговора прошло уже несколько дней — наверняка этого достаточно, чтобы немного остыть и успокоиться. Да и в выходные чайная лавка вряд ли работала, и в следующий раз они могли пересечься только через два дня, в университете или на работе. Ацуши решил, что непременно должен поговорить с Акутагавой — может, даже позвать его на чай, чтобы не нужно было никуда спешить. Но сейчас думать об этом абсолютно не хотелось: солнце уже садилось, вечерний воздух был прохладным, Ацуши немного озяб и проголодался. За этот вечер он успел изрисовать несколько страниц и, собрав все свои вещи, отправился домой. Следующий день был первым за последние недели, который Ацуши позволил себе провести, ни секунды не думая об учёбе. Несмотря на то, что юноше нравилось учиться, но всё же усиленная подготовка вымотала его как физически, так и умственно. Неспешно собравшись утром, Ацуши с отцом отправились в парк, в котором юноша провёл прошлый вечер: пару часов они гуляли, разговаривали обо всём на свете, наблюдали за маленькими разноцветными рыбками в пруду, любовались цветами. Но довольно скоро, к сожалению для них обоих, Фукудзаву вызвали на работу — обычное дело, на самом деле, но он надеялся хотя бы один выходной провести с сыном, пока у того появилось свободное время. Проводив отца до станции, Ацуши вернулся домой. Только вот проводить долгожданный выходной в компании кошек ему не особо хотелось, и он открыл список своих контактов, размышляя, кого бы позвать в гости. Он на минуту задумался, дойдя до номера Дазая, но посчитал, что они всё-таки ещё недостаточно близки для таких внезапных приглашений, и двинулся дальше. Остановился Ацуши на номере своего бывшего одношкольника, Танидзаки-куна из класса на год младше, с которым во время обучения в школе он общался чуть больше других, да и сам Танидзаки в школе говорил разве что с сестрой. Не то чтобы они были закадычными друзьями, но довольно часто гуляли вместе после уроков, бывали друг у друга дома и выбирались в город на выходных. К тому же, помимо того, чтобы провести время со старым товарищем, Ацуши хотел бы узнать, как обстоят дела в школе после его выпуска: что изменилось, и изменилось ли вообще что-нибудь. Он позвонил ему, немного поколебавшись, но друг с радостью принял его приглашение, и уже через полчаса (жили они оба недалеко от школы, куда и ходили) Ацуши встречал гостя на пороге. Самую малость неловко обменявшись приветствиями, они прошли на кухню, где Ацуши и его друга сразу же окружили коты. — Они всё такие же дружелюбные, да? — Танидзаки взял серого кота на руки и расположил у себя на коленях, почёсывая за ухом. — Ага, — Ацуши потянулся к столешнице, чтобы поставить чайник, при этом не сильно тревожа кошку, сидящую у него на коленях. — Думаю, они тебя помнят. — Хотелось бы верить! — Танидзаки поставил локти на стол и упёрся подбородком в ладони. — Ацуши-кун, расскажи, каково в университете? Круто, наверное? — Да ничего крутого, на самом деле, — Ацуши почесал затылок, неловко улыбнувшись, — почти так же, как и в школе, только сложнее. И все вопросы нужно решать самостоятельно… — У тебя уже появились друзья там? — Ага, мой куратор с пятого курса. — О-о-о… такой взрослый… — Да… он, кстати, на юридическом факультете. Я так и не понял, почему его поставили куратором нашей группы. — Ну да, как-то странно. Ты же биолог, да? — Ага, хотя сейчас у нас целая куча предметов помимо профильных, — Ацуши поднялся, чтобы насыпать корма котам. — Недавно был первый зачёт по математике, просто жуть. Ну да ладно, как в школе дела? Как Наоми? — Всё хорошо, тоже вот ушла с подружками гулять, — Танидзаки вздохнул, как будто вспоминая последние дни в школе. — Ты был прав насчёт Куникиды-сенсея, это просто ужас… — О-о… — Ацуши с пониманием кивнул, — сочувствую. А что он? — конечно, уроки с самым грозным, строгим и громким учителем школы всё ещё были свежи в памяти Ацуши. Куникиду-сенсея боялись, наверное, не только ученики, но и молодые учителя: завидев вдалеке высокую фигуру в чёрной рубашке и светлом жилете, все, кто находился в коридоре, моментально разбегались кто куда — по кабинетам, лестницам, подсобкам, туалетам. Лишь бы не попасться лишний раз на глаза этому преподавателю — иначе велик был риск всю перемену выслушивать лекции по поводу поведения, а если недавно где-нибудь нашкодил, так и огрести блокнотом по голове. — Ну, ты же знаешь, я в математике… — Танидзаки дважды постучал по столу, — ну и он, видимо, решил меня конём отпущения выбрать. — Может, козлом? — Может и козлом… — рыжий парень вздохнул, расположив голову на сцепленных руках. — В общем, меня, наверное, за всю жизнь столько не позорили, сколько на его уроках. Как только надо разбирать ошибки, сразу мою работу берёт, и к доске чуть ли не каждый урок вызывает, тоже в качестве плохого примера. Ужасно. — Да уж… — Ну да ладно. Давай о чём-нибудь повеселее поговорим, а то у меня эта школа уже в печёнках сидит. Они пообщались ещё пару часов: делились последними событиями из жизни, обсуждали последнюю прочитанную мангу и просмотренные фильмы и аниме, Ацуши рассказывал о работе, Танидзаки возвращался, всё же, к теме школы. Но вскоре стемнело, и юноше несколько раз звонила обеспокоенная сестра, поэтому пришлось отправиться домой. Ацуши проводил друга, навёл дома порядок и ушёл в свою комнату. Там юноша и сам не заметил, как задремал, лёжа в кровати и листая ленту новостей. Сквозь сон он слышал, что вернулся отец, но не смог заставить себя проснуться, а когда мужчина приоткрыл дверь в его комнату и выключил свет, увидев, что Ацуши спит, то погрузился в настоящий, глубокий сон. Однако спал он неспокойно: Ацуши впервые за довольно долгое время снова снился приют. Он дрейфовал между сном и реальностью, не понимая, что происходит у него в голове, а что в действительности: всё смешалось в один большой и тяжёлый ком. Казалось, будто воспитатели приюта снова стоят над ним, ожидая, пока он проснётся, чтобы наказать за малейший промах. Он снова слышал крики, снова видел их с вёдрами холодной воды, в которую его неоднократно окунали головой, снова слышал смешки других детей, которые только со стороны смотрели за тем, как его наказывают за их проступки. Он снова чувствовал постоянную угрозу, беспокойство, был маленьким, слабым и беззащитным. Хотелось спрятаться и убежать подальше от этого кошмара. Он снова видел, как люди, приходя в приют за детьми, выбирали кого угодно, но не его: оно и не удивительно, ведь Ацуши всегда сидел, забившись в угол и стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, пока остальные играли и веселились. Только в его сне, в отличие от жизни, его так никто и не приютил. Так никто и не подарил ему любви, тепла и заботы, никто никогда не обнял, не сказал добрых слов и не был рядом, когда он так в этом нуждался. В его сне Ацуши навсегда остался одиноким, забитым и испуганным мальчиком, так и не обретшим счастье. Когда он проснулся, Ацуши на секунду показалось, что он действительно снова оказался в приюте, но, оглядевшись, и вместо облезлых стен и рядов кроватей увидев только свою комнату, уставленную растениями, он с облегчением выдохнул. Ему не было страшно, но в груди было это тяжёлое, тянущее чувство, и руки дрожали от неожиданного возвращения в его самый ненавистный кошмар. Ацуши глянул на часы — глубокая ночь. Он со вздохом вылез из постели и пошел на кухню, чтобы налить себе стакан воды, стараясь не обращать внимания на слабость в коленях и сильную тоску непонятно по чему. — Ацуши? Ты почему не спишь? Уже поздно, — на обеденном столе лежала папка с документами, а сам Фукудзава заваривал себе кофе. — О, пап, привет… я спал, просто сон дурной приснился, — Ацуши достал стакан из ящика, звякнув посудой, когда рука дрогнула в самый неподходящий момент, и налил себе воды, шмыгнув носом. — Ты плакал? — Фукудзава заглянул в лицо сыну. — Нет, но очень хочется, — Ацуши опустил голову, шумно сглотнув, и сильно сжимал стакан, перекладывая его из одной руки в другую. — Мне снился приют, — его голос был едва различим, а сказанное будто бы адресовалось полу. — Ацуши… — Фукудзава свёл брови к переносице и поставил кружку на стол. Ацуши, конечно, не один раз рассказывал ему про приют и то, какой тяжёлой была его жизнь там, и мужчина прекрасно понимал, как нелегко и больно для него было вернуться в это место, даже если во сне. Он раскрыл руки для объятий. — Иди ко мне. Ацуши подошёл ближе, всё так же не поднимая глаз на отца. Губы у него подрагивали, и он спрятал лицо в тёплом плече, позволив себя обнять, но не обняв в ответ — сил на то, чтобы поднять руки, не было. — Я не понимаю… столько лет уже прошло, почему я до сих пор помню всё это? — Не знаю, — Фукудзава гладил дрожащего сына по волосам, пытаясь успокоить, — однажды обязательно забудешь. — Это всё было как на самом деле, — Ацуши съёжился, сильнее вжимаясь в плечо отца. — Как будто я снова оказался в приюте, а ты никогда меня не забирал. — Это только сон, Ацуши. Ты дома, всё хорошо. Они постояли так ещё немного, пока Ацуши не успокоился. Когда он отстранился, отец поцеловал его в лоб и последний раз провёл рукой по волосам, улыбнувшись. Ацуши хотел было попроситься поспать сегодня с ним, но, судя по документам на столе и кофе, который он заваривал как раз тогда, когда пришёл сын, у него ещё была на сегодня работа. Ацуши с тихим вздохом поблагодарил его и ушёл в свою комнату: там он посидел немного в темноте, смотря в одну точку и прокручивая свой сон и воспоминания о детстве в голове. Однако вскоре он рассудил, что если так продолжится, то он попросту не уснёт — или ему приснится ещё один плохой сон, что ещё хуже — поэтому он включил первую попавшуюся аудиокнигу и попытался заснуть под томный и размеренный голос диктора.