Bound tea

Ацуши немного боялся идти в университет на следующий день. Он был уверен, что обязательно произойдёт что-то плохое — неприятное, по крайней мере. Чуя будет злиться, Дазай проведёт воспитательную беседу, или, что хуже, будет его игнорировать, и вообще, отношения с куратором будут испорчены, все проблемы с преподавателями придётся решать самостоятельно, одногруппники его возненавидят, а вселенная схлопнется. В общем, за один вечер Ацуши накрутил себя так, что всерьёз рассматривал вариант прикинуться больным и прогулять пару деньков, чтобы всё само собой забылось. Как оказалось, переживал он зря: Дазай никоим образом не поменял своего к нему отношения, так же много шутил и смеялся, как обычно, общался с Чуей так же много, как раньше — как будто ничего не произошло. Сам Чуя, к слову, один раз поймал Ацуши в коридоре и даже поблагодарил его за то, что он дал им возможность поговорить. Он признался ему, что действительно хотел и пытался всё выяснить и уладить, но Дазай только отшучивался и сбегал от разговора каждый раз, задевая его сильнее. Благодаря Ацуши же, у него действительно не осталось выбора, кроме как пойти ему навстречу. Он попросил передать благодарность и Акутагаве тоже. И только Ацуши выдохнул, подумав, что всё хорошо, и он может сосредоточиться на учёбе, как спустя пару дней Акутагава ошарашил его новостью о том, что ремонт в его лавке почти закончен — а значит, Ацуши предстоит сменить место работы. И это было не столько тяжело, сколько волнительно: Ацуши никогда ещё не увольнялся, и ему было даже как-то неловко это делать. Писать заявление, говорить директору о том, что он уходит… благо, со своим коллегой он будет пересекаться ровно так же часто, как и сейчас — почти никогда. Рано или поздно это всё равно нужно будет сделать, конечно, так что смысла тянуть до последнего не было. Хотя когда Ацуши сказал Акутагаве, что ему немного страшновато это делать, тот не стал его торопить. Напротив, он сказал, что Ацуши может собираться с мыслями, сколько ему угодно, спешить им всё равно некуда. Даже если последние приготовления в его лавке закончатся раньше, чем Ацуши сможет начать работу, ничего страшного не случится. В целом, для Акутагавы особо ничего и не поменяется — разве что плата за аренду вырастет, но учитывая примерное количество посетителей магазина, Ацуши прикинул, что эти расходы перекроются примерно за две недели. Ацуши невольно задумался о том, каково будет работать вместе с Акутагавой. Он уже неоднократно ловил себя на том, что откровенно пялился на него, а пересекаясь с ним взглядом Ацуши каждый раз чувствовал себя как-то странно. Ему становилось неловко и хотелось куда-нибудь убежать или спрятаться, и в то же время он хотел проводить больше времени с ним. Разговаривать с ним больше, видеть его чаще, даже касаться… хотя Ацуши всегда был довольно тактильным человеком: ему нравилось обниматься, и в своих первых и последних отношениях он не упускал возможности подержаться с девушкой за руку. Было в этом что-то успокаивающее. В общем, Ацуши приходилось себя сдерживать, чтобы не показаться слишком приставучим и не надоесть Акутагаве. Он прекрасно понимал, что излишняя прилипчивость его только оттолкнёт, и это было последнее, чего он хотел. Только вот сдерживаться было не так-то просто. Ему приходилось время от времени одёргивать себя, когда он замечал, что говорит куда больше него — хотя Акутагава, казалось, и не возражал. Независимо от того, как много и о чём рассказывал Ацуши, он всегда слушал его одинаково внимательно, и даже по его довольно сдержанным и немногословным ответам было ясно, что ему общение тоже интересно. Это радовало Ацуши больше всего остального. Он рассудил, что его местами излишняя энергичность в общении с Акутагавой вызвана тем, что он давал ему именно то, чего Ацуши не хватало и что он искал в дружбе: понимание и заинтересованность. Для людей ведь нормально становиться взволнованными, когда они получают что-то, чего так долго хотели? В любом случае, Ацуши не хотел подводить Акутагаву, поэтому тем же вечером созвонился с владельцем магазина — сам он появлялся там, в лучшем случае, раз в месяц, поэтому ждать его прихода не хотелось. Он отреагировал на новость о том, что Ацуши собирается увольняться, вполне нейтрально — очевидно, он не был его первым или последним работником. Сказал написать заявление и отвезти его в офис, там же забрать свою трудовую книжку. Ну и, в общем-то, чтобы не терять времени, Ацуши тем же вечером заявление и написал — сам он не знал, как это делается, поэтому обратился за помощью к отцу. Он только оставил немного свободного места для того, чтобы позже вписать дату: надо ещё найти время на то, чтобы съездить в этот офис, где он устраивался на работу, почти в самом центре города. Наверное, лучше будет отпроситься как-нибудь с одной или двух лекций, чтобы не пропускать работу перед самым увольнением. Целую неделю Ацуши пытался выкроить время так, чтобы нигде ничего не пропустить — вернее, так он себе говорил. На деле же, Ацуши просто откладывал неизбежное, как будто дело могло решиться само по себе. Он понимал, конечно, что этого не случится, но всё никак не мог собраться с силами и просто сделать — обычно против такого настроения ему помогали конкретные сроки, к которым нужно было выполнить задание, но в этот раз их попросту не было. Всё было целиком и полностью на совести и ответственности Ацуши. Он как-то между делом рассказал о своей дилемме Акутагаве, и тот любезно предложил ему составить компанию, раз уж для Ацуши это было так волнительно, и он нуждался во внешней мотивации. Ацуши совсем не ожидал такого предложения, но с радостью его принял — больше даже не потому, что ему действительно было необходимо его присутствие, а потому, что он не хотел упускать возможности провести пару лишних часов в непринуждённой обстановке вместе с Акутагавой. В таких условиях время для поездки нашлось куда быстрее: был всего один день в неделе, когда у Акутагавы было меньше лекций, чем у Ацуши, так что выбирать не приходилось. Без возможности в очередной раз отложить поездку, придумать какие-нибудь оправдания для самого себя или просто пообещать себе съездить позже, потому что сейчас не хочется, всё совершилось намного проще и быстрее. Погода была хорошей, людей вокруг мало (разгар рабочего дня, как-никак) — в общем, замечательно. Они ехали на электричке, покачиваясь вместе с составом, слушая мерный стук колёс и одну на двоих музыку, ловили лучи солнца, попадающие в вагон через небольшие окна, разглядывали городской пейзаж. Было во всём этом что-то такое умиротворяющее, что все проблемы и переживания оставались где-то далеко-далеко, и спешить никуда не надо было, можно было просто передохнуть и насладиться моментом. Приятно иногда найти небольшой островок, спасающий от скоротечности жизни, и ещё приятнее разделить эту безмятежность с человеком, который так же в ней нуждается. Наверное, если бы не Акутагава, на входе в офис Ацуши простоял бы час-другой, а потом и вовсе уехал бы домой — он даже не знал, чего так сильно боялся, но умиротворение от поездки быстро сменилось тревогой, как только они вышли со станции. Он почти забыл о том, зачем они вообще сюда ехали, и за то недолгое время, что заняла их дорога от станции до офиса, почти передумал. Ему помогли только пара приободряющих слов от Акутагавы и его спокойствие, которое Ацуши неосознанно перенял. В самом офисе Ацуши провёл всего пару минут: зашёл, отдал заявление, узнал, что ему осталось только проработать две недели, забрал трудовую книжку. И чего он только боялся? До ближайшего поезда обратно к университету и, соответственно, местам работы, оставалось чуть больше получаса, и сидеть на станции в такую погоду было бы преступлением. Они решили немного прогуляться по городу, но скоро Ацуши заметил, что из-за того, как переволновался, ему ужасно хотелось пить. Ближайший магазин оказался в местном торговом центре, и, купив воды, ребята решили немного пройтись и поглазеть на витрины. Один магазин быстро привлёк внимание обоих парней — музыкальный. Его витрина была уставлена самыми разными инструментами и всем, что может понадобиться музыкантам: гитары, синтезаторы, скрипки, смычки, педали, усилители, колонки и так далее; но было и то, от вида чего Ацуши сию секунду воодушевился: у входа, в нескольких метрах от двери, стоял рояль. Настоящий, большущий, чёрный, блестящий своим лаковым покрытием на свету рояль. Ацуши видел такие красивые инструменты только в магазинах и на концертах, но на этом рояле мог свободно поиграть любой желающий. — Акутагава, смотри, — он взял его за локоть и ткнул пальцем в инструмент, — не хочешь сыграть? — Здесь слишком людно. — Ты стесняешься? — Нет, но- — Пожалуйста? — Ацуши посмотрел на Акутагаву с такой надеждой в глазах, что даже самое холодное сердце оттаяло бы. — Ладно. Если просишь, — Акутагава огляделся, и, не спеша, подошёл к инструменту. Он невесомо провёл пальцами по клавишам и присел на табуретку, стоящую перед роялем. Выпрямил спину, сделал глубокий вдох, расположил руки над клавишами и приступил к игре. Ацуши наблюдал за ним, завороженный тем, насколько Акутагава был погружен в игру. Его пальцы летали над клавишами, глаза были закрыты, а по торговому центру разливалась музыка, которую Ацуши определённо где-то слышал. Это было настолько волшебно, что рядом с Ацуши стали останавливаться и остальные посетители центра, очарованные зрелищем. Акутагава, казалось, действительно не замечал их, полностью увлечённый игрой: покачивался вперёд и назад в такт музыке, и, кажется, находился где-то очень далеко и совсем один, причём в хорошем смысле. Это было не тем болезненным одиночеством, когда человеку не к кому обратиться в тяжёлый момент, но тем, которое дарит полную гармонию с собой. Ацуши будто бы перенёсся в тот же мир, где и был Акутагава, ощутил спокойствие и умиротворение. Ему хотелось бы остаться в этом состоянии подольше или хотя бы запечатлеть его, сохранить кусочек своего настроения, но он был слишком далеко, чтобы думать об этом. Ацуши просто наслаждался моментом и пытался запомнить его как можно лучше, сохранить хотя бы в своей памяти. На эти секунды Ацуши перенёсся куда-то к морю. Куда-то к тёплому белоснежному песку, лазурной воде и безоблачному небу; куда-то, где дул освежающий ветер; куда-то, где музыка Акутагавы сопровождалась шелестом листвы тропических деревьев и шумом волн. Куда-то, где было тепло и безмятежно; куда-то в идиллию. Ацуши всегда любил музыку и то, как она на него воздействует, как может перенести его куда угодно, как может подарить любые эмоции, но этот момент был действительно особенным. Именно Акутагава был тем, кто позволил Ацуши испытать всё это, почувствовать то, чего ему не хватало, и стать немного счастливее хотя бы на несколько мгновений. Когда Акутагава закончил, он выдохнул и поднялся. Кажется, он только в этот момент заметил собравшуюся толпу: некоторые, включая Ацуши, даже аплодировали. Он покраснел и быстро ушёл к выходу, подтолкнув за собой Ацуши, когда проходил мимо него. — Так здорово! Мне очень понравилось, — Ацуши сжал руки в кулаки у лица и смотрел на Акутагаву восхищёнными глазами. — Так красиво, и мне было так спокойно, и хорошо, и… — Спасибо, — Акутагава покраснел ещё сильнее, пряча лицо от взгляда Ацуши. — А ты? Что ты чувствовал? — Как обычно. — Тебе понравилось? Ты же не смутился из-за толпы, правда? — Ацуши чуть ли не распирало от счастья, и ему ужасно хотелось узнать, почувствовал ли Акутагава то же, что и он. — Я видел, что ты прямо забылся. — Я не заметил, что люди собрались. Очень хороший инструмент, приятно было играть. — А что это за произведение? — «К Элизе» Людвига ван Бетховена. — О, я его знаю! Сложно играть, наверное? — У меня давно не было практики, поэтому нелегко. — Но тебе всё равно понравилось, правда же? — Правда. Это было… волнительно, но успокаивающе. Именно то, что я люблю в музыке. — Я так рад, что тебе тоже понравилось. А о чём ты думал? — Ни о чём. Совсем. Именно для этого я играю: полностью освобождаю голову, позволяю памяти и рукам делать своё дело, фокусируюсь на музыке. — Как медитация? — Вроде того. Хотя обычные медитации мне никогда не помогали, всё равно начинаю думать о том, от чего пытаюсь отвлечься. — Значит, дело именно в музыке, да? Я понял. Ацуши и Акутагава, между тем, уже дошли до станции. Через несколько минут пришёл их поезд, и они отправились обратно — рабочий день уже вот-вот начинался. Не то чтобы у кого-то из них были слишком строгие рамки его начала и окончания, но терять время работы магазинов не очень-то и хотелось, особенно тем, у кого от него напрямую зависел единственный доход.

***

Первый после формального увольнения рабочий день Ацуши, на удивление, совсем ничем не отличался от предыдущих, разве что постоянным клиентам он сообщал о том, что в скором времени переводится в лавку напротив. Ему совсем не запомнился никто из новых посетителей, всё было как обычно: молодые люди покупали цветы для своих пассий, бабушки и дедушки приходили за семенами в домашний сад или огород, несколько человек искали растения в горшках, за которыми было бы не слишком трудно ухаживать. У каждого были свои цели и пожелания, и ни один не оставил хотя бы небольшого следа в жизни Ацуши. Как и большинство людей, если подумать. Сколько людей Ацуши видел каждый день, со сколькими людьми здоровался или даже каким-либо образом взаимодействовал, но сколько из них действительно повлияли на него? Сколько из них он действительно запомнил? И в жизни скольких людей побывал Ацуши, точно так же не оставив в ней следа и даже не узнав об этом? Удивительно, как много людей существует в этом мире, и как мало на самом деле влияют на каждого из нас. У каждого человека существует его окружение, состоящее из семьи, друзей, коллег, соседей… пара сотен человек, если не меньше — из миллиардов. И несмотря на то, какой же крошечной была вероятность встречи Ацуши и Акутагавы, она произошла. И произошла не на улице, не в поезде, не в магазине — произошла таким образом, что они действительно задержались друг рядом с другом. Акутагава действительно остался в жизни Ацуши, повлиял на него, заставил его почувствовать и обдумать многие вещи, сам того не зная. И как после этого не верить в судьбу? Ацуши долго размышлял об этом, придя домой. Размышлял, подготавливаясь к следующему учебному дню, размышлял за готовкой, размышлял, ухаживая за растениями и размышлял, рассматривая свои цветы и крутя карандаш в руках. Он вспоминал их первую «встречу», когда они случайно пересеклись взглядами, каждый находясь в своём магазине; вспоминал, как его первая попытка завести дружбу с Акутагавой с треском провалилась; вспоминал, как он наткнулся на него в университете только лишь потому, что в тот день пошёл за Чуей вместе с Дазаем — с которым тоже, к слову, мог никогда и не познакомиться, откажись он от роли старосты. И весь этот не такой уж и долгий путь привёл их к тому, что через две недели Ацуши будет работать вместе с Акутагавой, а прямо сейчас он сидит за столом в своей комнате и рисует его, играющим на рояле в торговом центре, по памяти. Просто так. Просто потому, что ему хочется. Хочется запечатлеть этот момент хотя бы так, перенести его из головы на бумагу и увековечить, вложить в рисунок частичку себя. Потому, что Акутагава красивый, а в тот момент был ещё красивее: забывшийся, спокойный и, наверное, счастливый. Ацуши хотелось верить, что его друг был таким же счастливым, как и он сам в тот момент. Когда Ацуши закончил с наброском, он отложил альбом на кровать и решил немного пройтись по квартире: размять ноги, взять воды, да и прежде чем продолжить рисунок, хорошо бы немного отвлечься, дабы увидеть его свежим взглядом — так проще заметить какие-то недостатки. Ацуши не закрыл дверь в свою комнату, и, когда он вернулся, на кровати, у самого изголовья, лежал один из котов. Он не удержался и, отодвинув альбом подальше, улёгся рядом с ним, принялся гладить и играть с пушистиком. Ацуши чуть не подпрыгнул, когда в тишине раздался тихий стук и голос отца из-за двери. — Ацуши, ты не спишь? — Нет, заходи, — он уселся на кровати, расположив кота на коленях, и глянул в сторону двери. — Здравствуй. Как твои дела? — Фукудзава тихо зашёл в комнату, и, прежде чем Ацуши успел опомниться, его взгляд упал на альбом, лежащий на кровати как раз у входа в его комнату. — Не смотри! — Ацуши моментально залился краской и схватил блокнот, закрыв его. Фукудзава только улыбнулся. — Ты увидел, да?.. — Да, извини. — Ничего, — Ацуши улыбнулся, поджав губы, и снова раскрыл альбом на странице с рисунком Акутагавы. — Красиво хотя бы? — Да, очень. Я всегда говорил, что ты очень хорошо рисуешь. Это… Акутагава, верно? — Да. Он сегодня ездил со мной отдавать заявление об увольнении, и потом мы зашли в торговый центр, а там был этот рояль, а он умеет играть на фортепиано… мне так понравилось, — Ацуши рассматривал собственный рисунок, и сам не заметил, как осторожно коснулся нарисованного лица. — Вы хорошо ладите? — Фукудзава улыбнулся чуть шире, наблюдая за сыном. Ацуши всегда был особенно счастливым, заводя новые знакомства или даже дружбу. — Ага. Не знаю, взаимно ли это, но я считаю его другом. — Замечательно. Я уверен, он того же мнения о тебе. — Надеюсь, — Ацуши задумался на секунду. — С ним так классно, на самом деле. Не припомню, чтобы мне с кем-нибудь было так интересно и хорошо. — Чем именно он тебе интересен? — Ну, он может поддержать разговор на любую тему, и с ним не бывает скучно. А ещё он всегда меня слушает, и я как-то чувствую, что ему действительно интересно. Это так приятно, на самом деле… я никогда не чувствую себя надоедливым, когда говорю с ним. — Я очень рад, что ты нашёл такого друга. Это действительно важно, — Фукудзава улыбнулся и погладил сына по голове, а тот, в свою очередь, точно так же гладил кота у себя на коленях. Со стороны могло бы показаться, что мурчит именно Ацуши — настолько довольное у него было лицо. — И я рад. Надеюсь, что это надолго, — Ацуши немного грустно улыбнулся. По своему опыту он прекрасно понимал, что мало какое общение длится дольше нескольких месяцев — потом, как он думал, людям просто становится с ним скучно, и они уходят. Но в этот раз ему действительно хотелось верить, что это не повторится. Он был уверен, что Акутагава не из тех, кто часто меняет круг своего общения, и, раз уж он впустил в него Ацуши, это должно продлиться дольше, чем общение с другими людьми, которых он некогда считал друзьями. Они пообщались с отцом ещё немного, пока была возможность: Фукудзава рассказал немного о работе, Ацуши об учёбе. Он не забыл упомянуть и конфликт между Чуей и Дазаем, который ему помог разрешить Акутагава — реакция Фукудзавы на рассказ о том, что они заперли их в библиотеке, была несколько неоднозначной, но убеждения Ацуши насчёт того, что главное — это то, что план сработал, кажется, подействовали. Как полицейский, он прекрасно понимал, что иногда приходится идти на риски — а ещё он понимал, откуда у Ацуши вообще взялось желание помочь своим семпаям наладить отношения. И это действительно радовало — Фукудзава понял, что может гордиться своим сыном (не то чтобы он не понял этого раньше). Они попрощались уже ближе к полуночи, после чего Ацуши решил всё же закончить свой рисунок, пожертвовав сном. Он рисовал людей достаточно редко, и всегда считал, что не создан для портретов — цветы всегда получались у него лучше — но в этот раз был доволен тем, что получалось, и не хотел упускать момент. Вдруг это разовая акция, и на следующий день так хорошо уже не получится? Ацуши использовал разные материалы для рисования: начиная восковыми мелками и заканчивая масляными красками, но для этого рисунка хотелось использовать исключительно акварельные карандаши. Казалось, именно они могут передать какую-то лёгкость, которую Ацуши чувствовал в тот момент: все эти нежные, полупрозрачные и даже водянистые цвета будто бы даже звучали как произведение, что играл Акутагава. Он не был уверен насчёт того, подходит ли такая гамма самому Акутагаве, но именно в тот момент, казалось, он был именно таким — воздушным и лёгким. Ацуши стал доволен результатом только тогда, когда уже начало светать. Он решил внести последние штрихи уже завтра — для этого ему навыка уж точно хватит, а поспать нужно хотя бы немного. Завтра его ждёт долгий и, скорее всего, тяжёлый день, но заснул Ацуши вдохновлённым, и это всё, что было важно.