Bound tea

Экзамен по математике ожидаемо оказался самым трудным из всех, что Ацуши пришлось сдавать. На фоне тех двух недель крайне интенсивной подготовки к пересдаче посидеть пару вечеров, пересказывая самому себе собственные конспекты — это почти отдых. И для остальных экзаменов этого действительно было достаточно, чтобы справиться без особого труда. На пересдачи больше ходить не пришлось, оценки он получил достойные, так что последний экзамен юноша сдавал с гордостью и в предвкушении каникул. Акутагава от учёбы освободился на несколько дней раньше, чем Ацуши, а потому целый день работал в лавке. В предпраздничный период многие отправлялись за покупками — конечно, упускать такую возможность увеличить прибыль он не хотел. К тому же, чай всегда являлся одной из самых популярных составляющих подарков на Рождество или Новый Год. Ацуши присоединялся к нему вечером, после учёбы — хотя из-за сессии вместо пар проводились консультации, и было их значительно меньше, потому и работать он мог больше. Когда в город пришли похолодания, и дневная температура опустилась ниже десяти градусов по Цельсию, лавка стала напоминать кофейню. Многие люди заходили выпить чаю, рассмотреть цветы и оказаться в своеобразном зимнем саду, а некоторые и просто погреться прямо у дверей. Конечно, с таким плотным потоком посетителей справиться иногда было непросто — очереди собирались куда чаще, чем раньше, а из-за всеобщей спешки некоторые покупатели вели себя нетерпеливо и даже ругались. В таких ситуациях Акутагава всегда со спокойной холодностью напоминал им, что если они не готовы ждать — могут продолжить выполнять свои дела за пределами магазина вместо того, чтобы портить настроение окружающим. Этого, вместе с его не самым приветливым взглядом, обычно было достаточно, чтобы утихомирить возмущающихся — или избавить себя от их присутствия. Работа была и у Ацуши, конечно: ассортимент цветочной части магазина перед праздниками дополнился и миниатюрными ёлочками, и Рождественскими венками для тех, кто хочет украсить жильё в европейской манере, и более привычными для японцев цветами сливы умэ и камелии, так же используемых для декорации. Некоторые венки, к слову, Ацуши мастерил самостоятельно, и ему ужасно это нравилось. Крепить на основу из хвойных веток омелу и шишки, дополнять их лентами и другими тематическими украшениями, понимая, что эта небольшая вещица принесёт праздник, тепло и уют кому-то в дом, было приятно, и он каждый раз радовался, когда покупатель выбирал его венок вместо фабричного. За учёбой и работой Ацуши почти не заметил, как пролетело время, и пришли долгожданные каникулы. Причем каникулы не только в университете — после Рождества почти вся страна уходила на заслуженный десятидневный отдых. Было всего несколько исключений, и, к сожалению, работники полиции являлись одними из них: конечно, для них тоже были предусмотрены Новогодние выходные, но далеко не всегда Ацуши удавалось отпраздновать Рождество или Новый Год с отцом, в уютной семейной обстановке. Несмотря на это, он всё равно любил эти дни всей душой. Даже если в сочельник или саму новогоднюю ночь им и не удавалось провести время вместе, Фукудзава всегда устраивал для Ацуши яркий и запоминающийся праздник. В этом году им удалось провести вместе только вечер Рождества. Он прошёл примерно так же, как и в прошлые годы: Ацуши встретил отца после работы, они недолго погуляли по украшенному городу, после чего отправились домой, поужинали и посмотрели пару новогодних фильмов. Хотя ничего особенного они и не сделали, но весь день был пропитан атмосферой праздника, уюта и семейного тепла, благодаря чему Ацуши испытал уйму самых приятных эмоций. В такие вечера Ацуши всегда чувствовал себя особенно благодарным. Когда отец уходил спать перед следующим рабочим днём, юноша всегда невольно вспоминал времена, когда жил в приюте. Тогда о праздниках не приходилось и мечтать: хорошо, если учителя будут хотя бы немного менее жестокими, чем обычно. Тогда Ацуши был уверен, что настоящее Рождество, с наряженными ёлками, подарками и вкусной едой, бывает только в кино. И каково же было его удивление, когда на первый же праздник, отмеченный с Фукудзавой, он получил в подарок не только любовь, радость и заботу, но и игрушечную железную дорогу, о которой мечтали многие его сверстники — Ацуши же на это даже не решался. Он до сих пор помнил ту радость, смешанную со страхом; любопытство, борющееся с опасением — с одной стороны, к тому моменту он уже немного свыкся с тем, что в новом доме ему нечего бояться, с другой же… Казалось, что такого просто не бывает. Ацуши не верилось, что кто-то может действительно сделать ему такой красивый, интересный и дорогой подарок просто потому, что любит. Просто потому, что хочет увидеть улыбку на его лице. Потому, что считает его своим сыном. Но сейчас всё это было в прошлом. Ацуши давно привык жить в хоть и небольшой, но любящей семье, и давно поверил в то, что заслужил это. Даже не так: давно поверил в то, что ему никогда не нужно было этого заслуживать. Каждый человек достоин этого с самого рождения, и он не исключение. Теперь же он просто показывал свою благодарность и давал отцу его любовь взамен. Не потому, что чувствовал обязанность, а потому, что сам этого хотел. Ацуши вспоминал всё это, глядя на мерцающую гирлянду, висящую над кроватью, но не замечая, как вся комната озаряется то красным, то зелёным светом. Сидел, сам не понимая, зачем прокручивает в голове то, что давно осталось позади и больше не портит ему жизнь, зачем снова пытается пережить те эмоции, что всегда хотел забыть. И с каждым разом он всё лучше понимал, что не может вспомнить, каково это было. Вернее… он помнил, но всё это было так далеко, что казалось, будто оно происходило с каким-то другим Ацуши. Несчастным, маленьким, слабым, забитым, одиноким и никому ненужным. Сейчас же он был другим человеком. Сейчас он был счастлив. Рядом с ним был человек, который его любил и которого любил он, была семья, животные; он занимался любимым делом и учился на специальности, действительно ему интересной. Изменился сам Ацуши, изменилась и его жизнь. Когда размышления о прошлом сами собой сошли на нет, Ацуши решил проверить, как дела у Акутагавы. Они оба были заняты почти весь день, а потому почти не переписывались, и он по нему даже соскучился. «Не спишь?» Отправлено, 23:17 «Привет. Не сплю» Получено, 23:18 «Как твои дела? Как день провёл?» Отправлено, 23:18 «Тебе удобно созвониться?» Получено, 23:18 «Да, конечно (´♡‿♡`)» Отправлено, 23:18 Ацуши достал из кармана наушники, подключил их к телефону и ответил на видео-звонок Акутагавы. Ацуши широко улыбнулся, увидев его усталое, но как всегда прекрасное лицо. — Привет, — поздоровавшись, он прикрыл лицо рукой и отвернулся, зевая. — Привет! Ты устал? — Ацуши улыбнулся ещё шире, стараясь не умиляться слишком сильно. — Можем завтра поговорить, если уже спать хочешь. — Всё нормально. Я тоже хочу с тобой пообщаться. — Ну хорошо, смотри сам. Как твой день? Как праздники? — Отлично. Сходили с сестрой в театр, её подруга выступала. — Ого, круто! А что смотрели? — «Дары волхвов». Ты читал? — Ага. Очень милый рассказ… и немного грустный. — Да, трогательный. — А кого играла подруга Гин? — Главную героиню, Деллу. Спектакль ставила студенческая труппа, к слову. Мне понравилось, как они передали антураж Америки начала двадцатого века, да и рождественская атмосфера была как на сцене, так и в зале. — О, здорово! А декорации они тоже сами делали? — Да. Гин рассказывала, что они ставили спектакль полностью сами, с нуля. Костюмы, грим, декорации. Только основу для сценария позаимствовали у О. Генри. — Круто… а это у них как хобби или работа настоящая? — Ну, билет стоил копейки, так что, думаю, только аренда зала и окупилась. — Хобби, получается… здорово. Это так сложно и интересно, наверное. Я бы никогда в жизни не смог на сцене выступить… — Да, впечатляет. А ты как день провёл? — Ой, мы с папой погуляли. В городе так красиво сейчас, всё такое яркое. Хочешь, фотки покажу? — Хочу. — Секунду… — Ацуши зашёл в их переписку и принялся листать фотоплёнку, выбрал несколько фотографий: городские пейзажи, витрины, которые показались ему особенно красивыми, небольшие украшенные ёлочки, его селфи и фотографии с отцом. — Отправил. — Красиво, — Ацуши наблюдал за тем, как на лице Акутагавы появлялась улыбка, пока он смотрел фотографии. — И ты красивый. Не замёрз? — Нет, — Ацуши тихонько хихикнул, — мне папа свитер очень тёплый подарил. Для таких прогулок самое то. — Покажешь? — Ой, а я уже переоделся. Давай завтра, ладно? — Как скажешь. — А вы с Гин уже обменялись подарками? — Нет. У нас нет традиции делать друг другу подарки на Рождество. — А почему? — Ну… много причин, — Акутагава на секунду замялся и отвёл глаза от экрана. — Давай я просто скажу, что нам так удобнее. — Ладно, как хочешь. — Но для тебя, к слову, у меня есть подарок. Хочешь встретиться завтра? — Да, давай! — Ацуши встрепенулся и глянул в угол своей комнаты, где стояла коробка, в которой находился подарок для Акутагавы. — Я тоже тебе кое-что приготовил. — Куда хочешь пойти? — А ты завтра целый день свободен? Просто есть одно место, но до него долго добираться… — Что за место? — Я точный адрес сейчас не вспомню, но в горах где-то между Ацуги и Хадано есть небольшой парк… — Ацуши остановился, ожидая реакцию Акутагавы: эти города хоть и находились, по крайней мере, в той же префектуре, что и Йокогама, но были достаточно далеко. Акутагава кивнул. — Там сейчас как раз цветет камелия. Я бы очень хотел туда съездить. — Хорошо, давай. Дорога часа два займёт, наверное? — Да, около того. — Тогда нужно встретиться пораньше. Можно, например, в восемь утра, на станции. — Ты правда не против встать в такую рань? — на самом деле, Ацуши был готов, что Акутагава попросит его найти место где-нибудь в пределах города, поэтому его реакция поразила. — Если не хочешь, я не настаиваю. — Не против, не волнуйся. — Круто, спасибо! Только у меня подарок достаточно объёмный… может, я лучше сначала зайду к тебе, чтобы не таскаться с ним весь день? — Да, хорошая идея. Тогда буду ждать тебя завтра в восемь часов. — Супер! Ты самый лучший, — Ацуши отправил воздушный поцелуй в экран, умилившись тому, как Акутагава сонно улыбнулся. — Тогда сейчас ты спать? — Да. Спокойной ночи. — Сладких снов! Люблю тебя. — И я тебя.

***

Ацуши и сам поразился тому, как ему удалось проснуться настолько рано, тем более, зимой. Одно дело — встать пораньше летом или весной, когда в пять утра за окном уже давно светло и поют птички. Зимой же, когда на улице ветер, за пределами одеяла жутко холодно, из-за чего хочется только закутаться посильнее, а ночная темнота только-только начинает рассеиваться… это совсем другое. Наверное, проснуться ему помогло предвкушение свидания в горах. Погулять там, подышать свежим морозным воздухом, разглядывая красные бутоны, припорошённые снегом, обязательно согреться в местной кофейне, выпить горячего чаю, и всё это вместе с любимым человеком. Ради такого Ацуши готов был хоть каждый день вставать раньше солнца. Собравшись с силами, первым делом Ацуши пошёл умыться. Хотелось сделать воду потеплее и согреться, но юноша знал, что это ловушка — стоит только поддаться этому желанию, и он обязательно зависнет, рассматривая поток и свои руки под ним на добрых десять минут. Нужно было взбодриться, и ничто не бодрит так, как прохладная вода. Умывшись и приняв быстрый душ — даже, скорее, обдавшись водой — Ацуши вернулся к себе в комнату. К этому времени уже проснулся и собирался на работу отец, и Ацуши на секунду задумался о том, что ему приходится делать это почти каждый день, ещё и не ради уютного и долгожданного свидания, а ради того, чтобы до вечера расследовать убийства и ограбления. Ужасно. — Доброе утро, — Ацуши зевнул, заглядывая на кухню по пути в свою комнату. — Доброе. Ты чего так рано? — Мы с Рюноске поедем в тот парк в горах, про который я тебе говорил. Далековато, поэтому мы договорились встретиться пораньше. — О, ясно. Хорошо вам провести время. — Спасибо! Тебе тоже хорошего дня. Ацуши вернулся в свою комнату и щёлкнул выключателем у двери. Конечно, Уголёк уже расположился на мятой простыне, за ночь нагретой, и очень уютно спал, скрутившись чёрным клубочком. Хотелось вернуться и поспать ещё хотя бы немного, но Ацуши вовремя вспомнил о том, для чего проснулся так рано. Коробка. Ещё пару недель назад один из своих выходных Ацуши посвятил поиску подарка для Акутагавы, и сделал он это не зря. Обойдя пару торговых центров, юноша тогда решил наведаться в китайский квартал, и именно там наткнулся на лавку изделий из фарфора. Немного побродил там в одиночестве, пообщался с милой старушкой, конечно, пытающейся продать ему всё и сразу, и когда он уже почти собирался уходить, его взгляд упал на один чайный сервиз. Достаточно неприметный на фоне красочных изделий, но не скучный и красивый в своей простоте. Не коллекционный, конечно, да и в фарфоре Ацуши не разбирался, так что оценить, насколько элитным был набор, он не мог, но главное — ему казалось, что Акутагаве понравится. В сервизе было всё необходимое для чайной церемонии на четыре персоны: деревянный поднос, чайник для заваривания чая, чаша Ча хай, нужная для того, чтобы все участвующие получили напиток одинаковой крепости, четыре одинаковые пиалы с подставками, небольшое сито, ложечка, щипцы с баночкой для чая и даже кисть Янхуби, предназначенная для ухода за чайником. Все предметы, кроме деревянных, были выполнены из фарфора нежно-зелёного цвета, и только на небольшой вазочке для принадлежностей можно было увидеть нарисованный коричневой глазурью цветок чайной розы. Только увидев сервиз, Ацуши сразу показалось, что его изысканность и даже некая утонченность определённо придутся Акутагаве по вкусу. Он мог представить, как изящно он будет проводить кисточкой по обданному кипятком чайнику, смахивая с него капли воды и полируя, с каждым применением делая прекраснее; как будет перекладывать туда чай из баночки, с помощью щипцов отмеряя нужное количество; как будет переливать тёмный напиток из чайника в Ча хай, а из неё по пиалам… В голове Ацуши всё это выглядело так прекрасно, что дух захватывало. И конечно, за такое он готов был отдать любые деньги, поэтому, не думая, схватил коробку и сразу же купил набор. Внешний вид коробки тоже был достаточно приличным — она была такого же приятного зелёного цвета, как и сам сервиз, и только с одной стороны красовался логотип компании, изготовившей набор. Тем не менее, Ацуши хотел добавить в подарок чего-то от себя, и самым простым способом это сделать была, конечно, упаковка. Ацуши взял рулон упаковочной бумаги, купленной заранее, ножницы, скотч, карандаш и небольшой рулончик ленты, наглым образом принесённой домой с работы. Развернул бумагу на полу (места на столе было недостаточно) и поставил сверху коробку, отметил нужные размеры и осторожно, чтобы всё выглядело аккуратно, вырезал. Ацуши даже попытался стыковать красно-белый орнамент, но, к сожалению, неудачно. Особо в глаза это не бросалось и внешний вид подарка не портило, поэтому можно было простить. Обернув коробку в бумагу, юноша отмерил нужную длину на ленте и со всей любовью перевязал коробку, не забыв и про аккуратный, красивый бант. Зато забыл он про открытку, также написанную заранее, поэтому пришлось прикрепить небольшой кусочек бумажки с парой тёплых слов и пожеланий к ленте уже снаружи. К тому моменту, как Ацуши закончил оборачивать подарок, отец уже ушёл на работу, да и ему самому пора было выходить в скором времени. Он убрал творческий беспорядок в комнате, переоделся в свитер, полученный в подарок вчера, и вышел в коридор. Наполнил все миски, поиграл пару оставшихся минут с Угольком, который сегодня почему-то спал с отцом, и прошёл в прихожую. Судя по прогнозу, сегодня не должно быть холодно, но в горах, как известно, перепады температуры всегда значительно больше, чем в городе — зимой холоднее, летом жарче. Ацуши надел пальто, в рюкзак положил сложенный шарф и пару перчаток, а потом, немного подумав, и второй комплект для Акутагавы, вместе с шапочкой. Он даже не был уверен, что у него есть одежда теплее, чем чёрный длинный плащ, который он носил с самой середины осени. На улице всё ещё было темно, а вокруг безлюдно. Тонкий слой снега на машинах и асфальте сверкал, отражая свет уличных фонарей и огни украшенных витрин. Время от времени поддувал ветер, заставляя Ацуши поёжиться и ускорить шаг — хотелось побыстрее добраться до поезда и согреться. Табло на станции показывало 7:27 утра 27 декабря и температуру — 7 градусов выше нуля, а следующий поезд должен был прийти через 7 минут.

***

Ацуши стоял перед дверью в квартиру Акутагав уже, наверное, минуты три. Тяжёлая коробка давно была оставлена на полу, и вместо того, чтобы стучать, Ацуши тщетно пытался дозвониться до Акутагавы. Наконец, дверь открылась. — Привет! — Ацуши улыбнулся, но радость быстро сменилась удивлением, когда за открытой дверью он увидел Акутагаву в пижаме. — Э-э-э… — Прости, — Акутагава виновато опустил глаза, — я пил чай за котацу и… заснул. — А, ой, — юноша по-доброму хихикнул, — понимаю. Но мы же… поедем? — Да, конечно. Проходи, мне нужно десять минут, — Акутагава шагнул в сторону и пропустил Ацуши в квартиру. — Только не шуми, сестра ещё спит. И Кай с ней. Ацуши кивнул и вместе со вторым парнем прошёл в гостиную, совмещенную с кухней, где Акутагава и усадил его за низкий столик, на котором стоял давно остывший чай. Сделал для Ацуши кружку свежего и удалился, чтобы закончить сборы. И когда юноша как раз допил чай, отметив, что под одеялом котацу сонливость и вправду усиливается во много раз, Акутагава как раз вернулся к нему, уже переодевшись в джинсы и нарядную белую рубашку. — Мне нравится твоё жабо, — Ацуши улыбнулся, когда Акутагава опустился на колени перед столом и тоже сделал глоток чая. Тот слегка нахмурился. — Моё что? — Жабо, — Ацуши коснулся воротника собственного свитера. — Штучка вот здесь, она называется жабо. Ты не знал? — Нет, — он покачал головой, — но буду знать. Спасибо, — Акутагава поднялся и заглянул в зеркало в коридоре, с серьёзным видом поправил жабо. — Я готов, можем идти. — А подарок! — Ацуши быстро вылез из-под одеяла под столом и выбежал в прихожую, в углу которой стояла его коробка. Он осторожно её поднял и протянул Акутагаве. — Спасибо, — Акутагава принял подарок, но оставил его на полу в гостиной. — Тебе не интересно, что там? — У меня тоже есть подарок для тебя, но ему нельзя долго находиться на холоде. Предлагаю вечером снова зайти ко мне и распаковать их вместе. — А, хорошо! — Ацуши улыбнулся и быстро кивнул головой, одеваясь вместе с Акутагавой. Как он и предполагал, тот даже не подумал о том, чтобы дополнительно утеплиться, но Ацуши не стал ничего говорить на этот счёт. Может, пожалев об этом в горах, он чему-нибудь научится — но не замёрзнет слишком сильно благодаря предусмотрительности своего парня.

***

Сонная и зябкая поездка на поезде заняла около часа, но на этом путь к месту назначения не закончился. Парк, в который хотел попасть Ацуши, находился в горах, и от станции недалеко от города Ацуги им предстояло проехаться на автобусе, а потом и подняться пешком. Дорога не самая простая, учитывая то, что снега в горах было куда больше, чем в городе, а температура ниже, но это того стоило. Когда они добрались, наконец, до парка, их встретила деревянная арка со статуей богини Солнца, символом которой и является японская камелия. Только вот поначалу… парк не впечатлил никого из них. Ацуши даже успел расстроиться: никакой цветущей камелии не было видно, их окружали только голые деревья, ветки которых были присыпаны снегом. Акутагава хмурился, смотря по сторонам и спрятав руки в карманы. — Странно… — Ацуши посмотрел на него виноватыми глазами: они проделали весь этот путь, но ради чего? — Сейчас должен быть самый пик цветения… — Может, мы куда-то не туда приехали? — Акутагава огляделся по сторонам, но людей вокруг не было, а на заснеженной дорожке даже не осталось следов. — Да нет, всё правильно. Там же и Аматэрасу при входе была… — он вздохнул, опустив голову. — Давай ещё походим. Может… что-нибудь найдём. И что-нибудь они нашли. Стоило пройти глубже в парк, как они обнаружили высаженные вдоль тропинок кустарники пионов — ещё один цветок, которому не страшен холод. Увидев крупные, насыщенно-розовые, алые или даже бордовые распущенные бутоны, Ацуши сразу загорелся: и без того прекрасные, они выглядели ещё ярче на фоне ослепительно белого снега. — Такие красивые! — улыбка Ацуши стала настолько широкой, насколько это было возможно. — Обожаю пионы! — он оглянулся на Акутагаву, подойдя ближе к одному из кустарников. — Тебе нравится, Рю? — Да, — у Акутагавы едва заметно дрогнули брови в удивлении, после чего на лице появилась тёплая улыбка. — Да, нравится. — Так здорово… Это, кстати, древовидный пион, — юноша взял один в руку и принялся водить пальцами по краям лепестков. — Ещё его называют китайским, потому что Китай — это его родина. И сначала его выращивали для использования в медицине, но потом и из эстетических соображений тоже стали. А ещё, он с 1903 по 1929 был… — обернувшись, он увидел, что Акутагава стоял рядом, созерцая красоту парка, просто смотря по сторонам. — Извини, что-то я слишком много болтаю. — Чем он был с 1903 по 1929? — он спокойно перевёл на Ацуши глаза, и по одному взгляду он понял, что Акутагава всё это время внимательно его слушал. Даже вникал. — Национальным… он был национальным цветком Китая. Тебе правда интересно? — Конечно. Расскажешь ещё что-нибудь? — Д-да, с радостью, — Ацуши улыбнулся, пряча лицо под шарф. — А что тебе интересно? — Ты сказал, что его использовали в медицине. Что лечили с его помощью? — Вообще, его до сих пор используют. Его корни это отличное жаропонижающее, а ещё для печени полезны и повышают давление. Ну, короче, при проблемах с кровеносной системой. Они продолжили прогулку, а Ацуши продолжил рассказывать интересные факты о цветах — в частности пионах — и их значении в культуре и различных отраслях науки древнего и современного Китая. Через время они подошли и к тому, зачем сюда приехали — к камелии. Небольшие цветы с крупными лепестками, опять же, присыпанными снегом. Цветы на некоторых деревьях были полностью красными или розовыми, у других была жёлтая сердцевина — все они выглядели волшебно, и Ацуши не мог оторвать глаз. Хотелось сохранить немного этой красоты на память, поэтому он делал много фотографий, иногда ловя кадр так, чтобы тайком заснять и Акутагаву тоже: белый, совсем недавно выпавший снег, кроваво-красные бутоны и его тёмная фигура создавали восхитительный контраст. Сделав достаточно снимков, Ацуши подошёл и обнял Акутагаву, рассматривающего цветы, со спины и только тогда почувствовал, что он дрожит. — Ты замёрз? — Нет, в-всё нормально. — Уже зубы стучат, а сам молчит, — юноша проворчал себе под нос, неуклюже доставая из рюкзака клетчатый шарф и шапку. Акутагава нахмурился и отвернулся, но Ацуши всё равно обернул вокруг его шеи шарф, а на голову натянул шапку. Поправил, чтобы волосы не мешали, а ушки были прикрыты, и поцеловал в кончик носа. — Вот так. Не мёрзни больше. — Спасибо, — Акутагава глянул на Ацуши, не поднимая головы, и улыбнулся, встретившись с ним глазами. — Не за что. Давай теперь ручки погрею. Ацуши взял Акутагаву за руки, потёр его ладони пальцами, а потом спрятал одну его руку в карман вместе со своей. Переплетя пальцы и подвинувшись ближе друг к другу, они продолжили свой путь по дорожке, присыпанной снегом, и разглядывание налитых бутонов. Они поднимались всё выше и выше по тропинке, и вскоре вдали можно было рассмотреть небольшие домики и клубы пара, исходящие от них. Поначалу могло показаться, что это деревня, но домиков было всего несколько, пара слишком много, да и находились они сейчас не в самом удачном для поселения (пусть и небольшого) месте. Это был онсен — горячие источники и небольшой комплекс отелей, где могли остановиться туристы, всего при этом необходимого и бань. — Здесь и купальни тоже есть… — Ацуши задумчиво рассматривал каменные домики, виднеющиеся сквозь заснеженные деревья. — Как думаешь, они сейчас работают? — Не знаю. Вряд ли. — Давай сходим, проверим. — Ты хочешь искупаться? — Не, я же вещей никаких не брал с собой. Но я бы зашёл куда-нибудь выпить чаю, погреться… да и кушать уже хочется. — Ладно. Давай посмотрим. На удивление, онсен оказался открыт. Хотя почему на удивление — многие японцы проводили выходные таким образом, поэтому курортные (и около-курортные) местечки зачастую работали, чтобы обеспечить другим приятный отдых. Но ребята не пошли к источникам: вместо этого они выбрали одно из двух кафе, находившихся на территории, и расположились там, за столиком. Заказали себе по блюду, Акутагава выбрал чай для них двоих — а с тем, чтобы скрасить ожидание, прекрасно справлялся вид из окна. Они находились в самой высокой точке парка, а потому прекрасно видели тропинку, по которой и добирались сюда. Издалека казалось, будто цветущие камелии — это небольшие пятна крови, расплескавшейся по заснеженной земле. Немного жутковато, но так красиво, что дух захватывает. Когда Ацуши смог оторвать взгляд от вида за окном и посмотрел на Акутагаву, сидящего напротив, то увидел, что он смотрит в свой телефон с выражением… удивления. Или, может быть, шока. — Ты чего? — Я… — он потряс головой, вглядываясь в экран. — Подожди, я сам пока не понял. Мне какие-то деньги на счёт пришли… — А ты ничего не ждёшь? Может, покупку какую-нибудь возвращал? — Нет, это не то. — Ну, может, просто забыл? Их же в течение месяца, кажется, возвращают… — Ацуши, тут семьсот тысяч йен. От неожиданности Ацуши на пару секунд потерял дар речи. Он только смотрел Акутагаве в глаза, пытаясь осознать услышанное. — Сколько?.. — Семьсот тысяч. Семьсот тысяч… Семьсот тысяч! Да ведь на эти деньги можно ещё пару таких же магазинов, какой у них имеется, открыть. А может и нельзя… по правде, Ацуши был без понятия, сколько денег нужно на открытие магазина. Но он точно знал, что семьсот тысяч — это очень много: даже больше, чем его годовая зарплата! Такие суммы не сваливаются на голову, как снег зимними вечерами. Это что-то очень странное и настораживающее. — Может, кто-то ошибся и перевёл не туда, куда хотел? Надо вернуть! — Чтобы перевести деньги на этот счёт, нужно указать его номер и моё имя. Не бывает таких опечаток. — А если у банка какая-то ошибка? Я слышал, такое случалось… — Подожди, — Акутагава быстро помотал головой, когда телефон в его руке опять завибрировал, и нахмурился. — Сообщение от Мори пришло. Акутагава сделал глубокий вдох и прочитал его вслух: хотя произносил слова он себе под нос, но Ацуши сидел совсем рядом и прекрасно его слышал. «Здравствуй, Рюноске-кун. Поздравляю тебя с прошедшим Рождеством и искренне надеюсь, что у тебя всё в порядке. Перечислил тебе деньги, оставшиеся от вашего с Гин-чан наследства. Часть средств была потрачена на ваше содержание, поэтому сумма не полная. С наилучшими пожеланиями, Мори Огай.» Ацуши молчал, вглядываясь в лицо Акутагавы. И даже с помощью своей развитой способности к сочувствию, он совсем не мог понять, что сейчас было у парня на душе. Лицо его не выражало абсолютно ничего. — П… — Ацуши нерешительно подал голос, — поздравляю? — С чем? — Акутагава поднял на него чёрные глаза, полные задумчивости и сомнений. — Ну… ты получил свои деньги… и их много. Это круто… — последние слова звучали, скорее, как вопрос, а не утверждение. — Ничего крутого. Этот ур- человек не стал бы просто так возвращать их. Я уверен, он что-то потребует взамен — от меня или от Гин. И зная его… я даже боюсь предположить, что это может быть. — Неужели он настолько плохой? — Ацуши неосознанно повторил выражение лица Акутагавы, так же сведя брови к переносице. — Может, он просто перед новым годом решил выплатить все долги… — Очень сомневаюсь. — Это же ваши деньги, рано или поздно ему пришлось бы их вернуть. — Ты просто не знаешь Мори, Ацуши. Их разговор прервала официантка, подошедшая к столу. Пока она расставляла тарелки с подноса, Акутагава смотрел в окно, избегая беспокойного взгляда Ацуши, а после — не спешил притронуться к своему блюду. Похоже, сообщение от дяди даже отбило ему аппетит. — Не волнуйся так сильно, пожалуйста, — Ацуши протянул руку, и Акутагава послушно положил свою ладонь в его. — Всё будет хорошо. Даже если он что-то плохое потребует, ты же можешь просто отказать. Вы теперь живёте отдельно, и он ничего не сможет тебе сделать. — Да, сейчас свободы больше, но… ладно, неважно. Мне просто тревожно, в первую очередь за Гин. Если он потребует что-то от неё, и она откажет… он может прибегнуть к любым методам, чтобы заполучить желаемое. — Ты же не можешь знать этого наверняка, и сейчас нет смысла беспокоиться, — Ацуши продолжал гладить его по руке, пытаясь успокоить. — И вообще, знаешь… я сегодня утром, когда к тебе ехал, на табло целых пять семёрок за раз увидел. И сейчас ещё одна, а семь — это же счастливое число. Это точно знаки от вселенной! Она посылает тебе удачу и говорит, что всё будет хорошо. — Ты правда так думаешь? — Конечно! Я уверен, — Ацуши улыбнулся, стараясь вселить в Акутагаву уверенность, которой, вообще-то, у него не было. — А насчёт методов… он же не будет делать что-то совсем страшное? — Ну… он никогда не поднимал на нас руку, но очень хорошо умеет воздействовать психологически. Если он решит надавить на Гин, она может сломаться. Я очень этого боюсь. — Просто знаешь, мне и самому было трудно это осознать, но дети ведь ничего не должны своим родителям… — не самый удачный выбор слов, — и тем, кто их вырастил. Если ребёнок растёт в любви и заботе, то он и сам захочет оказать посильную помощь: меня, например, папа никогда не заставлял устраиваться на работу, я сам захотел ему помочь. А если история, как у вас с сестрой, когда единственная мечта — это поскорее уехать и оборвать все связи… он не имеет права что-либо требовать от вас взамен на то, что просто выполнял свои обязанности. Вот. — Да, ты прав. — Поэтому в случае чего просто напомни ей, что вы ничем ему не обязаны. Ты же её старший брат, она тебя послушает. Всё будет хорошо. — Спасибо, — Акутагава как-то устало улыбнулся. — Извини, я не хотел портить свидание этими проблемами. — Ты ничего не испортил! Я надеюсь, тебе стало спокойнее? Хотя бы чуть-чуть. — Да. Такое чувство, что ты всегда можешь найти правильные слова. — Я стараюсь, — Ацуши сочувствующе улыбнулся, стараясь приободрить Акутагаву ещё немного больше. — Я даже представить боюсь, как тяжело тебе было эти шесть лет… самому плохо, ещё и сестре помочь, поддержать её… — Давай не будем об этом. — Конечно, извини, — Ацуши кивнул и налил немного чая в две чашки, подвинул одну к Акутагаве. — Покушаешь? — Да, надо, — Акутагава наконец взял палочки и подвинул свою тарелку к себе. Ацуши воодушевился и сделал то же. — Приятного аппетита! Когда каждый из них закончил трапезу, время позволяло прогуляться ещё, но в кафе было так тепло и уютно, что уходить совершенно не хотелось. Они заказали ещё чаю, и за разговором, сопровождающим чаепитие, Ацуши поймал себя на мысли, что с радостью бы искупался сейчас в источниках. Он был в онсене всего несколько раз в жизни, но навсегда запомнил это потрясающее ощущение полного расслабления, растекающегося по телу при погружении в горячую, наполненную минералами и другими полезными (даже целебными) веществами воду. Да, однозначно, онсен — один из лучших способов отдохнуть после тяжёлой недели и набраться сил перед следующей. — А ты когда-нибудь купался в источниках? — поинтересовался Ацуши, когда их разговор на предыдущую тему стал постепенно сходить на нет. — Да, — Акутагава продолжал пить горячий чай небольшими глотками. — Один раз ездили с семьёй. Лет десять назад, наверное. — И как тебе? Круто, скажи? — Мне не понравилось. Я помню только то, что было очень некомфортно. — Понимаю, я тоже стеснялся… но по-моему, оно того стоит. Это так приятно… надо будет вернуться сюда, только уже в сам онсен. — Без меня. — Ну почему? Классно будет, расслабишься, отдохнёшь. Тебе явно это нужно. — Но не таким образом. Я не хочу, не надо меня уговаривать. — Ну ладно… а каким образом тогда ты хочешь отдохнуть? — Можем погулять ещё немного, а потом возвращаться ко мне. Гин сегодня вечером собиралась в кино, мы можем тоже что-нибудь посмотреть. — О, хороший план! Мне нравится. Они посидели в кафе ещё немного, допили чай и бросили прощальный взгляд на вид из окна, после чего расплатились и вернулись в парк. Выходить на холод из тёплого помещения было самую малость неприятно, но как только они снова вернулись в рощу камелии (хотя роща — это громко сказано), радость вытеснила желание поскорее спрятаться обратно в тепло. Дорога в Йокогаму получилась куда более уютной, чем в парк. Акутагава читал что-то в телефоне (по крайней мере, в начале пути), Ацуши довольно скоро задремал, положив голову ему на плечо. Ему было тепло, спокойно и хорошо, мерное покачивание почти пустого вагона убаюкивало, а присутствие любимого человека совсем рядом дарило Ацуши пронизывающее чувство беззаботного счастья. Ощущение, что этот день — один из лучших в его жизни, было сильно, как никогда. Когда они приехали, начался снегопад, и дорога от станции была промозглой. Может, не стоило спать в поезде… после такого всегда тяжело просыпаться, а холод на улице кажется в сто раз противнее. Зато оказываться дома ещё приятнее, чем обычно. Когда они добрались до квартиры Акутагавы, Кай самым первым весело поприветствовал зашедших ребят: сначала Акутагаву, а потом не забыл и про Ацуши. Они уже привыкли друг к другу, Ацуши не боялся, а пёс, кажется, считал его частью семьи. Или стаи. — Привет, — Гин выглянула из ванной, держа в руках плойку: половина её длинных, тёмных волос спадали на плечи красивыми локонами, оставшиеся рассыпались ровными прядями. — Как погуляли? — Привет. Отлично, — Акутагава ответил сестре, вернув Ацуши его шарф и снимая пальто. — Как там погода? — Холодно. Одевайся теплее, — он помог Ацуши стряхнуть снег с его куртки и прошёл в квартиру, Ацуши последовал за ним, коротко поклонившись девушке. Она улыбнулась и нырнула обратно, продолжила наводить красоту. Ацуши расположился за столом под одеялом, как и утром, но на этот раз Кай составил ему компанию. Пришёл, улёгся рядом и сложил голову на колени, будто ожидая, когда Ацуши его погладит, что он послушно и сделал. Пока Акутагава готовил чай, его сестра зашла в комнату и прошла к зеркалу во весь рост у шкафа. — Отлично выглядишь, — произнёс Ацуши с улыбкой; Гин обернулась, и юбка её длинного светлого платья немного подлетела. — Тебе очень к лицу этот цвет. — Спасибо! — девушка широко улыбнулась, поправляя волосы. — Какой фильм смотреть будете? — Ой, я не помню… что-то новогоднее. — А с кем идёте? — Вообще, хотели только с Хигучи, но ещё Тачихара-кун навязался… и ещё один его друг, я его даже не знаю. Тэттё-сан, кажется. — О, я его помню! Он был на дне рождения Тачихары-сана. — Да-да. Они, вроде бы, работают вместе. Слушай, — Гин стала говорить немного тише, — а эта коробка — твой подарок для Рю? — Ага. Мне так интересно, понравится ли ему… — Думаю, да. Надеюсь, его подарок тебе тоже понравится. По секрету, — она глянула на кухню: Акутагава всё ещё был занят чаем, — он очень волновался, когда выбирал. Хотел тебя порадовать. — Ой, правда? Так мило! — улыбка Ацуши стала ещё шире. Про себя он подумал, что от Акутагавы его обрадует любой подарок — но говорить вслух этого не стал. Постеснялся. Акутагава зашёл в комнату, когда Гин отвернулась к зеркалу, поправляя платье. Кинул на Ацуши вопросительный взгляд, но только хмыкнул, когда тот улыбнулся в ответ. — Ладно. Не буду вам мешать, — Гин улыбнулась им обоим, пока Акутагава расставлял принадлежности для чая на столе. — Да и мне уже пора идти. — Хорошего вечера, — Ацуши улыбнулся и поднял руку, прощаясь, когда девушка вышла из комнаты. Акутагава только кивнул ей на прощание. Юноша заметил, что их сервиз был уже… повидавшим виды. Интересно, Акутагава не хотел его менять, чтобы лишний раз не тратиться, или просто так? В любом случае, он надеялся, что новый ему понравится и если не станет заменой старому, то хотя бы послужит дополнением, которое приятно поставить на стол. Когда дверь хлопнула, Акутагава расположился за столом рядом с Ацуши, и он оказался между ними с Каем. Парень тоже забрался под одеяло и взял одну чашку, сделал небольшой глоток и кивнул сам себе. — А ты не хочешь посмотреть мой подарок? — Ацуши взял свою чашку, одной рукой продолжая гладить Кая по голове. — Хочу. Только немного позже. — А ещё мне так интересно, что ты приготовил… — Узнаешь. Надеюсь, понравится. — Конечно понравится! — Ацуши подвинулся ближе. — Это же от тебя — значит, с любовью. А если с любовью, то мне уже нравится. — Хотелось бы, чтобы понравилось не только из-за этого… Акутагава сделал ещё пару глотков и лениво выполз из-за стола; сходил в свою комнату и вернулся с коробкой почти такого же размера, как и у Ацуши. Поставил оба подарка на пол и жестом позвал его к себе. — Ты первый, — Ацуши потёр ладони и улыбнулся, сверкнув глазами. Ему не терпелось узнать, что скажет Акутагава о его подарке, да и увидеть свой хотелось поскорее. — Ладно, — он кивнул и глубоко вздохнул, осторожно развязал ленту, так же осторожно принялся разворачивать обёртку. Ацуши наблюдал за каждым его движением, сжимая и разжимая кулаки от нетерпения, но когда Акутагава разделался с подарочной бумагой, его выражение лица не изменилось. Юноша даже успел расстроиться, потому что решил, что подарок его не впечатлил, но в следующую секунду понял, что сам допустил небольшую оплошность и запаковал подарок вверх ногами. Наверное, был слишком сонным, потому и не заметил. Когда Акутагава аккуратно перевернул коробку и увидел логотип, на его лице сразу появилась едва заметная улыбка. Ацуши ожидал, что он знаком с брендами фарфора, а потому узнает компанию — и судя по реакции, он не ошибся. Когда он открыл коробку, воспользовавшись ножницами, приготовленными заранее, его улыбка стала только шире. — Спасибо, — он только глянул на Ацуши и вернулся к рассматриванию предметов в наборе; достал чайник, покрутил его в руках, пощупал. — Тебе нравится? Я долго выбирал… — Да, очень. Я давно думал, что пора заменить сервиз, — он продолжал разглядывать содержимое коробки. Заметив кисть, Акутагава достал её и провёл ворсом по запястью. — Тут даже Янхуби есть… — Ага! Она мягкая? — Жестковатая. Такая, какой и должна быть, — Акутагава поводил по своей кисти ещё немного, а потом поднял руку и очертил овал лица Ацуши, при этом смотря ему прямо в глаза. — В Древнем Китае было поверье, что всё, чего коснётся кисть Янхуби, станет ещё прекраснее, чем было. Но твоё лицо не изменилось, потому что оно уже совершенно. — Рюноске! — Ацуши улыбнулся и закрыл лицо рукой, чувствуя, как щёки наливаются краской. — Не смущай меня! — Извини. На самом деле, поверье я только что придумал. Мне хотелось сделать тебе красивый комплимент. — У тебя получилось, — Ацуши хихикнул и быстро поцеловал Акутагаву в щёку, пока он убирал всё, что успел достать, на место. — Теперь твоя очередь, — он убрал свою коробку, вместе с остатками упаковки, в сторону и подвинул подарок Ацуши ближе к нему. Ацуши потёр ладони и взял ножницы, которыми несколькими минутами ранее воспользовался Акутагава, осторожно разрезал крафт-бумагу с незамысловатым узором и убрал её в сторону. Снял с коробки крышку и ахнул: внутри он увидел несколько красивых цветков с крупными, алыми лепестками и жёлтой сердцевиной. — Это же пуансеттия! — Ацуши поспешил достать горшок с цветами из коробки. — Рождественская звезда! — Она самая. — Такая красивая… спасибо! А знаешь, какое у неё ещё есть название? — Не знаю. Какое? — Молочай красивейший. Но ты куда красивее. — У нас сегодня день глуповатых комплиментов? — Почему сразу глуповатых… — Ацуши обиженно надул губы, но снова улыбнулся, когда Акутагава чмокнул его в щёку. — Мне всё равно приятно. Там ещё кое-что есть, посмотри. — А, ой, — Ацуши отставил горшок в сторону и заглянул в коробку. На дне была открытка, а рядом стояла ещё одна небольшая коробочка. Открыв её, Ацуши увидел флакон духов и, понюхав, почувствовал свой самый любимый (с относительно недавних пор) запах — запах Акутагавы. Немного хвойный, свежий и травянистый. — Ой… — Узнаёшь? — Узнаю, — Ацуши прыснул немного себе на запястье, потряс рукой и сделал глубокий вдох, закрыв глаза. — Как будто с тобой обнимаюсь. — Идея была именно такой. Чтобы я мог быть рядом, даже когда… меня нет рядом. — Здорово, мне нравится! — Ацуши сделал ещё один вдох и отложил парфюм в сторону, потянулся на дно коробки, за открыткой. — Нет, не надо, — Акутагава накрыл его руку своей. — Прочитай потом. Когда вернёшься домой. — Ладно, как скажешь, — Ацуши пожал плечами и оставил бумажку; вернул свои подарки на место, ещё раз насладившись красотой цветка. — А ты знал, что древние ацтеки выращивали пуансеттию, чтобы делать из неё красный краситель и жаропонижающее? — Не знал. Но я знаю, что во многих странах она является символом Рождества и Нового Года. — Ага! Хотя её название в испанском языке переводится как «пасхальный цветок». А в Чили и Перу её называют «короной Анд». — Как интересно. — Да, очень. Вообще, она только в шестнадцатом веке стала ассоциироваться с Рождеством. В Мексике появилась легенда о девушке, у которой не хватало денег на подарок на Рождество Христово, и ангел посоветовал ей собрать цветов у дороги и положить их на алтарь в церкви. А позже форма цветка стала символизировать Вифлеемскую звезду, а цвет — кровь Иисуса после распятия… — Какая… неоднозначная история. Хотя Рождество изначально достаточно неоднозначный праздник. Как и все христианские. — Да, что-то есть… но мне просто нравится читать про всякие традиции и легенды. Они такие разные по всему миру, и везде по-своему интересные. Это здорово! — Да, ты прав, — Акутагава прикрыл лицо рукой и зевнул, из-за чего Ацуши сделал то же. — Пойдём ко мне в комнату. Хочу немного полежать с тобой. — Давай. В комнату Акутагавы за ними прибежал и Кай — похоже, не хотел оставаться один. Ребята расположились на кровати, как обычно: Акутагава лежал на спине, обняв Ацуши за плечи, а он, в свою очередь, положил руку ему на живот, а голову на плечо. Пёс тоже забрался на кровать и скрутился у них в ногах. — Только засыпать нельзя. Ещё с Каем погулять нужно, — Акутагава снова зевнул, пока Ацуши устраивался поудобнее. Он подвинулся ближе и поцеловал его: сначала в щёку, а потом и в губы, на что Акутагава с радостью ответил. — Не будем, — они уткнулись друг в друга лбами и просто улыбались, касаясь кончиками носов. — Я тебя люблю. — Я тебя тоже, — Акутагава выдохнул прямо в губы Ацуши, зарылся рукой в его волосы, убрав их от его лица, и притянул ближе для ещё одного поцелуя. Они продолжили обниматься и целоваться, что было особенно приятно после долгого и холодного дня, Акутагава гладил его по спине, а Ацуши перебирал тёмные волосы. Всё бы хорошо, но довольно скоро юноша почувствовал кое-что… неловкое. Чуть ниже пояса. Почувствовал это и Акутагава, несмотря на то, что Ацуши быстро попытался найти такое положение, в котором этого бы не случилось. Смущать Акутагаву ему абсолютно не хотелось, но избежать этого не удалось. — Ты… — он шумно сглотнул, отодвигаясь чуть дальше. Из-за его реакции Ацуши стало ещё более неловко, и он почувствовал, как лицо наливается краской до самых кончиков ушей. — Ты возбудился? — Я не специально, — Ацуши нахмурился и отвернул голову, пытаясь справиться с той кучей ощущений, каждое из которых стремилось перекричать остальные. Стыд, обжигающий лицо, возбуждение, не слишком приятно пульсирующее в джинсах, желание просто продолжить милование — всё это кружило голову. — Я не… — Акутагава вздохнул и сильно стиснул челюсти, отвернулся от Ацуши. — Я не хочу сейчас. — Конечно, я и не думал! — Ацуши поднял руки и начал махать ими перед собой. — У меня тоже настроение не то, на самом деле… не знаю, чего это он. — И что будем делать? — Ну… ничего? Мне не слишком мешает… я хочу дальше просто целоваться. — Мне мешает, — Акутагава сказал слишком резко даже для самого себя, и у Ацуши в этот момент внутри что-то сжалось. — Извини… — он отодвинулся и сел в кровати, уставился на собственные колени. Немного подумав, Ацуши молча вышел из комнаты и зашёл в ванную. Умылся холодной водой, намочил шею и опустил под поток воды руки — постоял так немного, пока не успокоился. Но возвращаться в комнату ему не хотелось. Казалось, что Акутагаве теперь будет неприятно находиться рядом, и в принципе Ацуши чувствовал себя каким-то… грязным. Развратным, может быть. И самое странное — это то, что он действительно ни о чём «таком» даже не думал: ему было приятно просто быть рядом, получить немного нежности и дать её любимому человеку. Сейчас ему не нужно было большего: день и без того выдался достаточно насыщенным. И только организм, похоже, решил по-другому, и в результате… выставил его не в лучшем свете, абсолютно испортив атмосферу. Когда он всё-таки вернулся, Акутагава сидел в кровати, оперевшись об изголовье. Он поднял на него глаза и натянуто улыбнулся, вытянул ноги и развёл руки. — Иди ко мне, — он слегка повёл рукой и подвинулся ещё чуть дальше, позволяя Ацуши устроиться в его объятиях. Ацуши не решился обнять его в ответ. — Прости. Я не хотел звучать так грубо. — Всё нормально. Если тебе неприятно, я могу уйти. — Нет. Я хочу, чтобы ты остался. — Извини. Это правда случайно получилось. — Не извиняйся, бывает. Мне просто стало не по себе. Я подумал, что ты начнёшь меня уговаривать или… не знаю. — Это потому что… он так делал, да? — Акутагава только кивнул в ответ на вопрос Ацуши. — Рюноске, это насилие. Это не нормально, — Ацуши повернул голову и решительно смотрел Акутагаве прямо в глаза, стараясь донести до него свою мысль. — Я никогда не стану принуждать тебя к тому, чего ты не хочешь. Никогда. — Да, я знаю. В это просто… сложно поверить. — Можно тебя поцеловать? — Можно, — Акутагава кивнул, и Ацуши развернулся в его объятиях; обнял за шею и крепко поцеловал. — Я очень тебя люблю и хочу, чтобы ты был самым счастливым человеком на свете. Поэтому ни за что не стану делать вещи, которые могут тебя ранить. Постарайся не забывать об этом, ладно? — Постараюсь. Я тоже тебя люблю.

***

Ацуши зашёл в свою комнату и тихо прикрыл дверь, только впустив перед этим Уголька. Он вздохнул, улыбаясь сам себе, поставил коробку с подарком Акутагавы на стол и скинул с плеча рюкзак. Плюхнулся на кровать, уже погруженный в размышления, и утонул в них ещё глубже. Этот день получился… насыщенным. Насыщенным событиями, впечатлениями, общением и чувствами — в общем, всем и сразу. Юноша достал телефон и принялся рассматривать фотографии, сделанные в парке: и пейзаж, и Акутагава были удивительно красивы. После того, как он рассмотрел все фотографии поближе, события сегодняшнего дня сами собой продолжили воспроизводиться в голове Ацуши: кафе, поступление денег на счёт Акутагавы (и всё-таки интересно, что он будет с ними делать), их разговор о его дяде и том, как он относился к ним с сестрой… но это была не самая приятная часть свидания. Зато их отвлеченная беседа, возвращение к станции через парк, поездка домой и сами посиделки запомнились ему как что-то согревающее душу. И хотя впечатление оказалось несколько разбавлено тем небольшим инцидентом, после разговора всё снова стало хорошо, и остаток вечера они провели так же, как и его начало: погрузившись в любовь и нежность друг друга с головой. Вспомнив о подарке, Ацуши лениво поднялся с кровати и достал из коробки цветок: покрутил его в руках, улыбаясь, и поставил на стол — на самое видное место. Сегодня сил уже не было, но в ближайшее время нужно обязательно его пересадить… в магазинных горшках цветы долго не живут. Парфюм Ацуши поставил на полку к своему, а после достал из коробки и открытку. Акутагава хотел, чтобы он прочитал её, когда приедет домой — Ацуши успел предположить, что он написал что-то из самого сердца и попросту смутился бы, прочитай это Ацуши при нём. Он развернул открытку и сел на кровать. «Привет. Это, наверное, самая странная поздравительная открытка из всех, что я писал. Не то чтобы я писал много открыток… неважно. Я хочу поздравить тебя с Рождеством и Новым Годом. Пожелать тебе здоровья и успехов во всех твоих начинаниях. Я уверен, ты сможешь добиться всего, чего захочешь. Это в твоих силах. И ещё, я хочу поблагодарить тебя. Поблагодарить за всё, что ты сделал и делаешь; поблагодарить за то, что ты есть. Мне не хватит слов, чтобы описать то, как сильно ты помогаешь мне, просто находясь рядом. Ты — самый светлый и добрый человек из всех, кого я знаю, и меня поражает то, с какой готовностью ты делишься своим светом с этим миром. Ты прекрасен, и я хочу, чтобы ты никогда об этом не забывал. Мне жаль, что сейчас я могу быть искренним только через письмо, потому что ты заслуживаешь слышать эти слова каждый день, но однажды я смогу произнести их вслух. Твоя открытость и терпеливое, уважительное и трепетное отношение мне в этом помогут — так же, как помогают справиться с другими трудностями. Спасибо за всё. Я люблю тебя, ценю каждую минуту вместе и искренне в тебя верю. С Рождеством.» Дочитав, Ацуши вдруг понял, что плачет. Ему не было грустно, но слова Акутагавы затронули самые дальние, открытые только для них двоих струны его души. Это было так трогательно, что его абсолютно переполняли чувства и, конечно, первый выход, который они нашли — это слёзы. Он продолжал перечитывать аккуратно выведенные строки, и любимый голос в голове повторял: «Люблю, люблю, люблю». Ацуши почти не верилось, но он знал: если Акутагава решился написать это письмо, значит, это правда, и сомневаться он просто не имеет права. Им действительно восхищаются, его действительно ценят и любят. Им восхищается, его ценит и любит человек, которого Ацуши и сам любит больше всего на свете. И он хочет быть рядом с ним; хочет справиться с собой, чтобы дать Ацуши то, чего он заслуживает. А Ацуши хочет ему в этом помочь. «Я тоже тебя очень люблю. С Рождеством» Отправлено, 22:38