Bound tea

Каникулы продолжались, и Ацуши чувствовал себя всё таким же счастливым и свободным. У него было много времени, которое можно было посвятить своим хобби: порисовать, пересадить растения, которые давно в этом нуждались, почитать или посмотреть что-нибудь лёгкое и не загружающее мозг. Было время на то, чтобы на самом деле отдохнуть от постоянной учёбы и заняться тем, на что раньше не хватало времени. Конечно, свидание с Акутагавой в парке тоже не было последним на этих каникулах. Правда, пару дней после этого они всё же не виделись: Акутагава вместе с сестрой разбирался с тем, что им делать с внезапным финансовым подарком от Мори, да и погода была не самая прогулочная: снег, ветер, слякоть. Ацуши всё это время посвятил себе, да и немного отдохнуть после уймы впечатлений от их последней вылазки не помешало. Время от времени, когда становилось немного одиноко, он перечитывал письмо Акутагавы — и после каждого раза он как будто чувствовал его присутствие (а возможность почувствовать его запах в любой момент в этом только помогала). Вообще, Ацуши не сказал бы, что ему было печально проводить дни дома: Уголёк не давал заскучать, постоянно требуя внимания; комната давно нуждалась в генеральной уборке; пуансеттия Акутагавы так и просила нарисовать её со всех возможных ракурсов. Они всё равно поддерживали связь, конечно же: через переписку, звонки и обмен фотографиями. Но всё-таки… Ацуши не сказать бы, что страдал от одиночества, но общения ему не хватало. Может, стоило попробовать завести друзей? Хотя, на самом деле, чем взрослее Ацуши становился, тем яснее понимал, что дружить он совершенно не умеет. В школе близких друзей у него не было, да и в университете полноценно влиться в коллектив так и не получилось: несмотря на то, что Ацуши был старостой, для него так и не нашлось места в какой-нибудь из компаний, на которые в первые же недели учёбы разбилась группа. Он не был изгоем: почти со всеми ребятами Ацуши поддерживал достаточно нейтральные (с уклоном в сторону положительных) отношения, но друзей как таковых у него не было. Хотя Ацуши считал своим другом Дазая; может быть, даже Чую и Гин… но всё это было не то. За пределами университета они почти не общались, да и то в основном говорили об учёбе или чём-то смежном с ней. В общем, у Ацуши были товарищи, и немало, но близких друзей — ни одного. Однако когда он действительно задумался об этом, то понял, что не особо-то в них и нуждается. У него были люди, дорогие ему, и времени на поддержание близкого общения с кем-то кроме них обычно у Ацуши не было. Да и сейчас, вообще-то, можно было найти себе занятие не менее интересное, чем общение. Через пару дней, когда Акутагава более или менее разобрался со своими трудностями и они оба друг по другу соскучились, ребята договорились о следующей встрече. Новый Год уже стучал в окно, и потому вопроса с тем, как провести свидание, не возникло: конечно, первым делом нужно было посетить храм. После этого Ацуши вспомнил ещё одно зимнее занятие, к которому не возвращался уже давно, хотя хотелось, и предложил Акутагаве покататься на коньках. В Йокогаме был один открытый каток, который заливали в начале зимы, и последний день декабря был прекрасным днём, чтобы его посетить. Наверное, людей будет много, но это не беда. Главное, чтобы Акутагава был рядом и наслаждался активностью так же, как Ацуши.

***

Следующий день оказался одним из тех, который начался в точности по плану Ацуши. Он проснулся именно тогда, когда хотел, выполнил все запланированные на день задачи, собрался без спешки, которую так не любил, вовремя вышел из дома и пришёл на встречу с Акутагавой, уже его ожидающим, как раз ко времени. Он даже утеплился: по обычаю, на празднование нового года люди надевали для посещения храма кимоно, но в этом году декабрь выдался холодным, поэтому о традиционном наряде пришлось забыть. Людей на территории храма и в окрестностях было ожидаемо много: тридцать первого декабря люди по всему городу отправились в храмы, чтобы провести время с близкими, поблагодарить богов за прошедший год и попросить о чём-то в грядущем. Но столпотворение совсем не волновало Ацуши и, как ему показалось, Акутагаву тоже. Весь вечер с его лица не сходила спокойная улыбка, и он ловил редкие снежинки вместе с Ацуши, рассматривая новогодние декорации вокруг. Посещение храма оказалось достаточно недолгим: из-за очередей, они толком не успели насладиться его красотой; только прошли к алтарям, сделали пожертвования и загадали свои желания, после чего пришлось уйти. Но их свидание только начиналось. После посещения храма они, как и договаривались, направились к катку: хотя он был не так уж и близко, ребята решили прогуляться вместо того, чтобы воспользоваться транспортом. Несмотря на холод, погода была приятной, а вид города ещё приятнее, и упускать возможность лишний раз прочувствовать атмосферу Нового года было бы преступлением. Люди на улицах выглядели счастливыми и беззаботными: предновогодняя суета, наконец, закончилась, и горожане просто наслаждались праздником и компанией близких. Ацуши чувствовал себя частью этого общества, которое на несколько дней забыло о всех своих обязанностях и трудностях, о работе и учёбе — но ещё сильнее он чувствовал единение с Акутагавой. Как будто все эмоции — спокойствие и умиротворение, радость и безмятежность, предвкушение и восторг — они чувствовали вместе, разделяя между собой, тем самым только (что парадоксально) усиливая. Прогулка до катка заняла не слишком много времени, и благодаря ей, ребята успели немного размяться. На самом катке, на удивление, людей было немного: даже не пришлось стоять в очереди. Может, время было таким, что большинство японцев всё ещё были в храме или дома, может, такой аттракцион просто уже не пользовался популярностью. Так или иначе, взяв в прокате коньки, Ацуши с Акутагавой вышли на лёд. И это было… смешно. За первые пять минут на льду Ацуши почти упал три раза, и ещё один раз всё-таки упал. Всё это сопровождалось смехом, хватанием за бортики и Акутагаву (который, к слову, тоже на льду стоял весьма неуверенно, но баланс всё же держал лучше, чем его неуклюжий спутник) и размахиванием руками в попытках устоять на ногах. Другие люди объезжали их, чтобы не упасть вместе с Ацуши, но он только продолжал хохотать, пытаясь подняться со льда. — Не ударился? — Акутагава подал ему руку и помог встать на ноги. — Нет, но я совсем забыл, как кататься, — Ацуши поднялся и попытался сделать ещё пару движений, всё ещё посмеиваясь, после чего опять потерял равновесие. Не упасть ему помог Акутагава. — Кошмар! — Подожди, — он положил руку Ацуши на бортик, для поддержки, и отъехал немного в сторону. Нашёл нужное положение, сделал глубокий вдох и поехал вперёд так, будто ещё пару минут назад не выглядел, как человек, впервые ступивший на лёд. Сделал небольшой круг и вернулся. — Всё, я вспомнил. — А я нет… научишь меня? — Конечно, — Акутагава взял Ацуши за обе руки и помог ему откатиться чуть дальше от края, объехал кругом и встал сзади, положил руки на плечи. — Поставь ноги параллельно друг другу, — Ацуши попытался встать прямее и покраснел от неожиданной интимности момента, когда Акутагава склонился ближе: из-за музыки и разговоров окружающих людей его было не очень хорошо слышно. — Вот так. Немного согни колени, — он несильно надавил ему на плечи, — а теперь отталкивайся ребром правого лезвия, перенося вес на левую ногу. — Так… — юноша сделал пару нерешительных движений, Акутагава ловко объехал его и взял под руку. — Не бойся, я помогу. — Спасибо, — с каждым «шагом» Ацуши разгонялся сильнее, а страх падения, и без того символический, становился всё меньше. — Получается! — Отлично, — Акутагава отпустил его, позволив Ацуши набрать ещё немного скорости, и продолжил кататься рядом с ним. Они сделали несколько кругов по периметру катка: со временем Ацуши даже пытался подстроить движения под играющую музыку, создав что-то хотя бы отдалённо напоминающее танец, но быстро забросил эту идею. Получалось всё равно плохо, и вместо этого он решил покружить вокруг Акутагавы. — Осторожней, — он подхватил его под локоть, когда Ацуши чуть не врезался в других катающихся и извинился, поклонившись им, насколько это было возможно на коньках. — Люди вокруг. — Я случайно, — он невинно улыбнулся, склонив голову вниз. — Спиной вперёд кататься тебе пока явно рано. — Ну ладно, ладно! — стоило Ацуши развернуться и оттолкнуться ото льда пару раз, как он услышал, что кто-то зовёт его по имени. Он замедлился и огляделся. — Ты чего? — Мне показалось, меня кто-то позвал. Ты не слышал? — Нет, — и стоило Акутагаве ответить, Ацуши снова услышал, как кто-то его зовёт. — Вот только что! Ты правда не слышишь? — Не слышу. Может, тебе кажется? Или в музыке что-то похожее? — Похоже на то… — Ацуши за долю секунды наполнился тревогой и потерял связь с реальностью. Он остановился и подъехал к бортику, почувствовав начинающееся головокружение: опёрся о него и продолжил оглядываться каждый раз, когда слышал голоса, выкрикивающие его имя. — Что с тобой? — он поднял глаза и увидел перед собой обеспокоенного Акутагаву. Он положил руку ему на плечи и склонил голову в бок, заглядывая Ацуши в лицо. — Тебе плохо? — Нет, просто… — Ацуши казалось, что он знает, что происходит, и от этого ему было так страшно, что всё внутри сжималось, не давая сделать вдох. — Просто… — Ацуши-кун! Наконец-то! — Ацуши вздрогнул, когда к ним с Акутагавой подкатился, врезавшись в бортик, рыжий парень, а за ним и девушка с длинными тёмными волосами. — Д-Джуничиро-кун? — глаза Ацуши округлились, когда он увидел знакомые лица. — Наоми-чан? — Ты что, не слышал, как мы тебя звали? — девушка прищурилась, заглядывая Ацуши в глаза, и слова произнесла будто бы с укором. — Слышал, просто… я вас не видел, — Ацуши нахмурился, пытаясь опомниться. — Ну перестань, Наоми, — Танидзаки несильно толкнул её локтем в бок. — Расскажи лучше, как твои дела, Ацуши-кун? Что нового? — А, ну, — Ацуши глянул на Акутагаву, который стоял в полушаге от них, переводя глаза то на Ацуши, то на его друзей. — Это Акутагава, мой… друг. Я с ним сюда пришёл. — Приятно познакомиться, я Наоми, — девушка кивнула ему, в ответ на что Акутагава поклонился. — А я Танидзаки, — юноша неловко улыбнулся и склонился к сестре, понизил голос до громкого шёпота, который Ацуши всё равно услышал. — Я говорил, что не надо подходить, раз он не один, — девушка в ответ только показала ему язык. — Ничего страшного, — Ацуши по-доброму улыбнулся, окончательно вернувшись на землю в ходе разговора. — Мы с Танидзаки-куном учились в одной школе, — он снова обратился к Акутагаве, после чего повернулся обратно к подошедшим друзьям. — А с Акутагавой учимся сейчас. И работаем вместе тоже. — Ой, а ты флористом вроде работаешь, да? — Наоми заинтересованно подняла брови, и Ацуши радостно кивнул. — Я пока покатаюсь, чтобы вам не мешать, — Акутагава произнёс скороговоркой и, прежде чем кто-то успел ему что-либо ответить, уже уехал. — Чего это он? — Ну… он такой. Не обращайте внимания, — Ацуши неловко усмехнулся, провожая своего «друга» взглядом. — А у вас как дела? Как школа? — Да как обычно, на самом деле, — Танидзаки пожал плечами, — к экзаменам готовимся… — Куда поступать собираетесь? — Вообще, замахнулись на Токио, но я уже не знаю, получится ли… наверное, придётся тут остаться. Тогда в Государственный или Городской… — О, Токио — это круто… но в Государственном, если что, я вас всегда жду! — Ага… а там сложно учиться? — Ну… математику мне пришлось пересдавать. Но справился, сессию закрыл. Если бы работать не приходилось, было бы проще. — Кстати, а кем твой друг работает? Не похож на флориста, — Наоми глянула куда-то в том направлении, в котором несколько минут назад уехал Акутагава. — У него своя чайная лавка. Мы сначала вроде как соперничали, а потом решили объединить магазины. Теперь и букеты с чаем продаём, помимо прочего. — О, это вы здорово придумали. — Вообще, это идея моего наставника с пятого курса. — А, понятно. Ну, значит, он здорово придумал. — Ага. Заходите к нам как-нибудь, — Ацуши оглянулся и увидел, что Акутагава, сделав круг, уже подъезжал к ним. — Ладно, я пойду. С Новым Годом и хорошего вечера вам! — И вам тоже! Оттолкнувшись от стенки и набрав немного скорости, Ацуши поравнялся с Акутагавой. Тот замедлился, заметив своего спутника. — Я вернулся, — он улыбнулся ему, когда Акутагава заглянул в глаза. — Ты в порядке? — Да, всё хорошо. А что? — Ты был очень бледным, когда остановился. Я испугался за тебя. — А, это… извини. Уже всё нормально. — Что случилось? — он всё не сводил с Ацуши глаз, и в их чёрной глубине юноша рассмотрел настоящее беспокойство. — Мне просто стало очень страшно. Но я позже тебе расскажу, из-за чего, хорошо? Давай сейчас просто покатаемся. — Ладно, как скажешь. Как Ацуши и просил, Акутагава оставил эту тему. На самом деле, сейчас, когда он окончательно успокоился, юноше было немного неудобно. Конечно, ему было страшно не от того, что кто-то мог позвать, а от мысли, что ему это кажется, но в любом случае, пугаться смысла не было — и пугать Акутагаву тоже. Он постарался об этом не думать и сосредоточиться на своём окружении — Ацуши уже ушёл в свои размышления настолько глубоко, что снова только благодаря Акутагаве не врезался в проезжающих мимо людей. Определённо, на катке не стоит слишком глубоко уходить в себя. К тому же, помимо людей, снующих туда и сюда, вокруг было много красивых украшений. Вперемешку с популярными песнями на радио звучали также и новогодние — те самые, которые знал каждый, и которые с первых нот позволяли погрузиться в атмосферу праздника. Ацуши держал Акутагаву за руку, иногда обгоняя или, наоборот, отставая; рассматривал окружение и его, всё это время искренне улыбаясь. Спустя несколько минут катания без разговоров, Акутагава всё же обратился к нему. — Почему ты назвал меня другом? — А? — у Ацуши дрогнули брови, когда он неожиданно услышал голос рядом с собой. — Когда ты представлял меня своим друзьям, ты сказал, что я твой друг. Почему? — А, ну… — Ацуши на секунду замялся. — Ты стесняешься отношений со мной? — Нет, конечно нет, — он быстро помотал головой. — Ты же понимаешь, в каком обществе мы живём. Вот я и стараюсь не распространяться. Чтобы не было лишних вопросов, знаешь. — Тебя правда волнует, что подумают другие? — Ну… наверное, да. Не хочется лишний раз испытывать осуждение, — Ацуши тяжело вздохнул. — А почему ты спрашиваешь? Ты же говорил, что для тебя во всех этих названиях нет смысла? — Видимо, всё-таки есть… — Акутагава поджал губы в задумчивости. — Или, может, дело в том, что я знаю, что для тебя они имеют значение. В любом случае было не очень приятно. — Извини, — Ацуши пожал плечами. — В следующий раз представлю тебя, как своего парня. Могу и Джуничиро сказать, если тебе будет спокойнее. Хочешь? — Нет, не надо. Спасибо. — О, а давай чаю купим? — Ацуши только сейчас заметил, что прямо на катке находился небольшой ларёк, где все желающие могли купить горячих напитков: там же, на льду, стояло несколько скамеечек, где можно было посидеть со стаканчиком и согреться. — Давай. Как только они встали в очередь, одна из скамеек освободилась. Однако судя по количеству ожидающих людей, это было ненадолго. Акутагава подтолкнул Ацуши локтем. — Займи пока место. Какой чай тебе купить? — Хм-м-м… — Ацуши постучал указательным пальцем по подбородку, — а возьми мне горячий шоколад или какао, пожалуйста. А то что-то сладенького хочется. Акутагава кивнул, и Ацуши уехал к лавочкам. Смёл остатки снега с одной из них, расположился, чуть не упав (садиться, будучи в коньках, ещё сложнее, чем ездить на них), потёр ладони и продолжил рассматривать проезжающих мимо людей. Кто-то приехал в большой группе друзей, кому-то хватило любимого человека, а кто-то был в компании своей семьи. Раньше, наверное, Ацуши почувствовал бы себя одиноко, оказавшись в окружении всех этих счастливых людей, у каждого из которых были те, на кого можно положиться и с кем разделить счастье. Сейчас же он был одним из них. Каждый раз, когда они встречались взглядами с Акутагавой, он вспоминал, что не один, и (хотелось верить) больше никогда не будет один. Этот парень, стоящий сейчас в очереди и даже в такой тривиальной ситуации всё ещё являющийся самым красивым человеком в мире, действительно его любит. Беспокоится за него, хочет, чтобы Ацуши был счастлив и быть счастливым вместе с ним. — Держи, — Акутагава подкатился, протянул Ацуши один стакан и сел рядом с ним. — Спасибо, — Ацуши с благодарностью принял напиток и сделал один небольшой глоток. Горячо и сладко — то, что нужно. — Вкусно! Хочешь попробовать? — Нет, спасибо, — Акутагава подвинулся ближе и закинул ногу на ногу. — Расскажешь, что с тобой было? — Ну, в общем… — Ацуши вздохнул, собираясь с мыслями. — Ты уже знаешь, что я до пяти лет жил в приюте, и с нами там ужасно обращались, — Ацуши не смотрел на Акутагаву, но краем глаза увидел, что он кивнул. — В общем, где-то лет в десять, когда я думал, что уже привык и всё более или менее забыл, у меня начались галлюцинации. Сначала слуховые, потом и зрительные тоже. Чаще всего они случались, когда я какой-то стресс переживал, но со временем появлялись всё чаще и чаще. — О приюте? — Да, почти всегда. Они продолжались несколько лет, а я даже папе боялся сказать. А один раз, лет уже в четырнадцать, я очень плохо написал контрольную по математике, из-за этого почти не спал всю ночь, а на следующий день учитель начал отчитывать меня перед всем классом. Приятного и так мало, а потом мне ещё и начало казаться, что это не учитель, а директор приюта, и ещё немного, и он снова будет меня бить или попытается утопить. — Тебя… пытались утопить? — Да, несколько раз. Не знаю, на самом ли деле он хотел меня убить, но ощущение было именно такое, — Ацуши проглотил собирающийся ком в горле и опустил голову ещё ниже. Он не видел и не очень хотел видеть реакцию Акутагавы на его рассказ. — В общем, у меня тогда такая истерика началась, что меня отвели к медсестре, а потом вызвали папу с работы, чтобы он меня забрал. Тогда я ему и рассказал про эти… видения. — И ты не понимал, что всё это только у тебя в голове? — Ну, знаешь, это было похоже на бессмысленный сон. Когда просыпаешься — ты понимаешь, что всё это была ерунда какая-то, но во сне тебе кажется, что всё по-настоящему. Вот и с галлюцинациями так же: когда они прекращались, я сам удивлялся, почему не понял, что это не на самом деле. — И что потом? — Ну, папа меня выслушал и поверил. Не разозлился, чего я почему-то очень боялся, а отправил к врачу. Я пропил таблетки и прошёл психотерапию, так что теперь у меня галлюцинаций не бывает — только кошмары до сих пор снятся, но по сравнению с тем, что было раньше, это ерунда. А испугался я, потому что подумал, что это была слуховая галлюцинация. Если они вернутся, я точно с ума сойду. Лечиться было очень трудно. — Трудно? — Ага. Помимо всяких неприятных побочных эффектов от лекарств, терапия тоже была очень сложной: на первые сеансы я даже с папой ходил, чтобы не так страшно было. Йосано-сенсей говорила, что в детстве я неосознанно подавлял негативные эмоции, которые испытывал, чтобы защитить психику, поэтому их приходилось переживать на сеансах с ней. Нужно было постоянно вспоминать приют, и это было так больно, что я несколько раз хотел всё бросить. Сейчас я понимаю, что всё было к лучшему, но снова проходить через это не хочу. Тем более, это заняло больше года… не хотелось бы, чтобы всё оказалось зря. Он посидел немного, бездумно уставившись перед собой и крутя в руках бумажный стаканчик. Потом усмехнулся своим мыслям. — Ну, меня хотя бы в лечебницу не отправили, потому что я не представлял опасности себе или другим — амбулаторно справились. А ещё, теперь я стараюсь вообще эмоции не сдерживать лишний раз, от этого потом только хуже. В общем, тот опыт многому меня научил, но одного раза на всю жизнь хватило. — Почему ты не рассказывал раньше? — Я очень не люблю вспоминать это всё. Тогда и хорошее происходило, и это точно интереснее, чем рассказывать о том, как я слёзы лил, вспоминая те издевательства. — Ясно. Они помолчали немного, глядя на лёд, на котором то и дело оставались всё новые полосы от лезвий коньков, после чего Акутагава подвинулся ближе и обнял Ацуши за плечи. Он тогда поёжился от холода и прильнул ближе к нему. — Я рад, что для тебя всё это позади. — Ага… я тоже. — Фамилия твоего врача — Йосано, верно? — Да. Они с папой знакомы, а он не хотел отправлять меня к непроверенному специалисту. — Я тоже её знаю. Она приходила общаться со мной после аварии. Говорила, что нам с сестрой тоже нужно пройти хотя бы несколько сеансов терапии. — И как? Тебе стало лучше после этого? — Мы не прошли. Мори не позволил. — Он не позволил вам… получить помощь? — Ацуши встревоженно свёл брови к переносице и повернулся к Акутагаве. Он всё смотрел себе под ноги, беспокойно кусая губы. Наверное, разговор не из приятных, но, может быть, раз он сам его продолжил, то хотел поделиться чем-то с Ацуши — момент сейчас был самый подходящий. Несмотря на количество людей вокруг, казалось, что они только вдвоём. — Но почему? Вам же было больно. В такой ситуации абсолютно нормально обратиться к человеку, который подскажет, как с этим справиться и не навредить себе. — Он объяснил это тем, что тоже врач и видит, что никакая терапия нам не нужна. Только вот он хирург, а не психотерапевт, и даже не психолог. Думаю, он просто не хотел лишних трат и забот. — Ужасно… я помню, мне было стыдно, что папе приходится тратиться на лечение, когда лишних денег не было, но он запрещал мне об этом беспокоиться. Говорил, что моё здоровье и счастье превыше всего… — Ацуши помолчал немного, а потом добавил почти шёпотом. — Мне так жаль, что тебя этого лишили. — Жалость ничего не изменит. Я научился жить с этим, так что… не нужно меня жалеть. — Слушай… — Ацуши помолчал немного, думая, как лучше сформулировать вопрос, чтобы случайно не ранить Акутагаву, — как думаешь, ты отпустил их? Акутагава ответил не сразу. Он помолчал немного, рассматривая свои колени и сжимая и разжимая челюсти, сделал глоток чая. — Нет. Я слишком часто думаю о том, какой была бы жизнь, если бы они остались. Слишком сильно скучаю по нашим семейным поездкам… по тому, как мама готовила нам бенто в школу, а папа рассказывал о книгах, и по тому, как мы каждый вечер обязательно собирались для чаепития всей семьёй, — Ацуши не упустил из виду на секунду показавшуюся на губах Акутагавы улыбку. Она совсем не резонировала с его опустошённым взглядом. — Мне очень больно вспоминать о них, но я не могу этого не делать. Через два дня седьмая годовщина их смерти, а они до сих пор мне снятся. — Через два дня?.. — Да. В ту новогоднюю ночь родители были заняты, поэтому мы праздновали с небольшим опозданием, второго января. Мы возвращались с новогоднего ужина, когда это произошло. — Это… так страшно. Ацуши стало действительно больно от мысли, что самый светлый и добрый праздник для Акутагавы омрачён самым страшным событием в его жизни. Он потерял семью в день, который должен был её объединить, и каждый год вынужден был вспоминать это, видя всех людей, у которых есть то, что у него забрали. — Я даже не смог с ними попрощаться. Юноша оглянулся на тихий голос и увидел, что глаза Акутагавы были наполнены слезами, но он упрямо держался, не позволяя им пролиться. Ацуши не выдержал и крепко обнял его, прижал голову к своему плечу. — Всё хорошо. Тебе станет легче, если поплачешь. Он гладил его по спине, чувствуя, как Акутагава постепенно сдаётся под напором собственных чувств. Ацуши ничего не говорил, не пытался его успокоить — сейчас ему просто нужно было выпустить эмоции, которые он так долго сдерживал и прятал от мира. Ему нужно было выпустить ту боль, которая многие годы съедала изнутри, и нужно было, чтобы кто-то просто был рядом. И хотя у Ацуши разбивалось сердце от мысли, что его любимый человек всё это время страдал, даже не имея поддержки, сейчас он думал только о нём. О том, как помочь и поддержать, что сказать, когда он придёт в себя. Он не хотел молчать или чтобы самому Акутагаве было неловко — а Ацуши знал, что ему, скорее всего, будет неловко — но и говорить глупости, от которых стало бы только хуже, он не хотел. Времени на то, чтобы хорошенько всё обдумать, у него не хватило: Акутагава отстранился, протёр глаза, шмыгнув носом, и поправил воротник пальто, избегая взгляда Ацуши в глаза. — Давай… просто забудем об этом, — он искоса на него глянул, но сразу отвёл взгляд в сторону. — Конечно, если хочешь. Но в этом нет ничего постыдного. — Угу, — Акутагава поднялся и свободной рукой стряхнул снег с коленей. — Пойдём дальше кататься. В своей второй половине свидание приобрело совсем не те оттенки, которые должно было. Тем не менее, Ацуши не жалел о том, что этот разговор состоялся. Им обоим нужно было поделиться тем сокровенным, что они озвучили этим вечером, и после этого на душе стало намного легче — Акутагаве, кажется, тоже. Хотя настроение танцевать и смеяться над ерундой пропало, Ацуши не сказал бы, что оно было плохим. Он чувствовал себя спокойно. Ему было приятно просто покататься с Акутагавой, помолчать рядом с ним. До самого прощания они почти не говорили, но в воздухе не было ни неловкости, ни какого-либо напряжения: они просто понимали друг друга без слов. Просто держась за руки, они как будто передавали то, что хотели; делились теплом, заботой и любовью. Именно благодаря сегодняшним откровениям они перешли на новый уровень взаимопонимания, которого Ацуши не достигал ещё ни с кем. И ощущалось это лучше всего на свете.