Bound

— Надеюсь, у тебя есть веская причина вытащить меня из постели так рано. Трисс посмотрела на свою подругу, сидевшую напротив. Они находились на престижном постоялом дворе прямо за пределами Третогорского дворца, и по правде говоря, сейчас было безбожно раннее утреннее время. Тем не менее, молодая чародейка с невинной улыбкой указала на свою миску с овсянкой и спросила: — Завтрак? Выражение застыло на лице Йеннифер. Она всё ещё была накрашена после приёма прошлой ночью, а чёрные слегка смазанные тени под глазами делал её вид ещё более устрашающим. Трисс поморщила носик и бросила ложку в миску. — Ладно, значит… мне нужно с тобой поговорить. — Итак, я поняла, — прямо ответила Йеннифер, будучи крайне недовольной из-за того, что её сладкий сон был прерван по неизвестной причине. — И я была бы тебе благодарна если бы ты сделала это быстро, чтобы я могла поспать ещё несколько часов, прежде чем отправиться на Скеллиге. Трисс нахмурила брови: Почему ты едешь на Скеллиге? — Трисс. — Хорошо, — фыркнула Трисс, ненавидя то, что Йеннифер заставляла её выкладывать всё и сразу, в то время, как это значило для неё слишком много. Эмоционально. Это было чертовски эмоционально, поэтому Трисс просто… сбежала. Буквально. Она связалась с Йеннифер и сбежала, потому что побег казался более простым вариантом, чем ждать, пока Филиппа проснётся и осознавать, что ничего не изменилось или, что ещё более ужасно, что изменилось абсолютно всё. — Мы с Филиппой… прошлой ночью мы переспали. Йеннифер просто смотрела на неё, как будто ожидала чего-то большего. — В первый раз! — выпалила Трисс, пытаясь подчеркнуть важность этого факта. На лице Йеннифер появилось удивление, хотя, очевидно, её реакция была связана лишь с тем, что она считала, что они уже давно делят постель. — Правда? Так как, глядя на то как вы обе вели себя прошлой ночью, я предположила, что вы уже были близки. — Но затем выражение лица Йеннифер изменилось, и она стала выглядеть больше озадаченной, чем удивлённой: — Она действительно позволила сопровождать её на банкете, даже не уложив тебя сперва в постель? Интересно. — Интересно? Почему интересно? — спросила Трисс, её сердце колотилось в груди. Хорошо интересно? Плохо интересно? Йеннифер нахмурились. — Я просто никогда не предполагала, что она из тех, кто купит корову, не попробовав сначала молока, вот и всё. Публично хвастаться тобой прошлым вечером было… достаточно смело, — призналась она, и что-то сжалось у Трисс внутри. То, как ответила Йеннифер, прозвучало не очень хорошо. — Она, должно быть, действительно верит, что твоя участь — вершить великие дела, если она так рано начала обхаживать тебя. — Подожди. Что? — спросила Трисс, моргая от представленных ею нелицеприятных образов, которые демонстрировали ей неудачную перспективу того, что на самом деле могло произойти в её жизни. Внезапно она почувствовала себя очень плохо: — Ты думаешь, она… ты думаешь, всё это произошло лишь потому, что она пытается контролировать меня, поскольку считает, что однажды я стану могущественной? Казалось Йеннифер, осознала свою ошибку, поскольку Трисс выглядела опустошённой. — Нет, конечно, нет…- попыталась оправдаться чародейка, но ущерб уже был нанесён. — Но ведь это именно те, кого она трахает, да? — спросила Трисс, её голос прозвучал на октаву выше. Несколько посетителей постоялого двора повернулись к ним и с интересом наблюдали за происходящим, но Трисс их не замечала. Только что Трисс ощутила, что невероятная, удивительная ночь, превратилась во что-то унизительное. Она осознавала, что их близость могла быть не более чем способом манипулировать ею, и это причиняло боль. — Могущественные люди? Люди, которые действительно имеют значение и могут что-то для неё сделать? Знаешь, именно поэтому она покинула меня прошлой ночью, когда тот шпион позвал её, и я отправилась искать тебя. Это было из-за одного из её глупых завоеваний — какой-то жены какого-то чёртова герцога. Он, очевидно, нечаянно услышал или специально подслушал, как его жена заявляла, что хотела его бросить ради Филь. Но, конечно, Филиппа не могла этого допустить, потому что, если бы эта женщина не была замужем за герцогом, тогда какая от неё была бы польза? Трисс расстраивалась в больше с каждым словом, её сердце разрывалось от переполняющих эмоций. — Ей пришлось это исправить. Я не спрашивала каким образом. Я пожалела, что задала даже первый вопрос, потому что, конечно, я никогда не буду единственной, кто делит с ней постель. И это… хорошо, я думаю. Я ненавижу это, если честно, но у меня нет никаких реальных претензий к ней. Она может делать всё, что хочет. Я просто подумала, что, возможно, она хотела переспать со мной, потому что я ей нравлюсь, а не потому, что я могу ей что-то дать. Потому что я не верю, что могу дать что-то стоящее. Но я могу, не так ли? У меня есть потенциал, и она сделала меня своим ученицей, чтобы иметь возможность оттачивать мои способности. Она связала меня с собой, чтобы использовать их так, как она считала нужным. А затем уложила меня в постель чтобы убедиться, что я предана ей. Как я могла быть настолько глупой? — Трисс, перестань. Не устраивай сцен, ты привлекаешь внимание. Вставай, — приказала Йеннифер, поднимаясь со стула, и схватила подругу за руку, резко заставляя её встать на ноги. Было больно, но Трисс была полностью поглощена новообретённой паранойей, что почти не почувствовала этого. Она просто пыталась сдержать слёзы, пока Йеннифер не затащила её в комнату, которую снимала на ночь, закрыв за собой большую дубовую дверь. Трисс закрыла лицо руками. Слёзы потекли сквозь пальцы, и Йеннифер тихо вздохнула. — Ты пыталась меня предупредить, — выдохнула Трисс, её печаль выворачивала её наизнанку. — Прости, мне следовало прислушаться. — Трисс, постой. Успокойся. Прямо сейчас ты выстраиваешь слишком много догадок и поступаешь так, как словно это бесспорная истина, — отчитывала Йеннифер, пытаясь убедить в этом подругу: — Я хочу напомнить, что ты никоим образом не знаешь наверняка, каковы были мотивы Филиппы, чтобы провести с тобой ночь. Я понимаю, что твои чувства к ней, а также тот факт, в чём я уверена, что ты очень мало спала, вызывают у тебя сильные эмоции, но тебе нужно успокоиться. — Да, — простонала Трисс сквозь слезы, зная, что звучит нелепо, но чувствуя, что не в состояние прекратить это: — Мне действительно нужен сон. Я не… я совсем не спала после того, как мы закончили. Я просто солгала, думая о том, как я была счастлива и насколько это глупо. И я просто не знаю, что делать. Я не знаю. Я думала, что смогу эмоционально вынести близость с ней независимо от последствий, но, как оказалось, я не настолько зрелая, как я думала. Это… разочаровывает меня настолько, что я даже не знаю, как выразить это словами, честно. Это заставляло чувствовать себя ребёнком, за которого её принимали. Это заставляло Трисс почувствовать себя очень маленькой. Йеннифер посмотрела на подругу, сочувственно наморщив лоб, и Трисс тихо вздохнула, прислонившись к двери. — Она смотрела на меня так, как будто я что-то значила для неё, Йенна, — тихо проговорила девушка, её голос дрогнул от переполняющих её чувств. — Она была заботливой, терпеливой и такой, такой опытной. — Трисс застонала от смеси удовольствия и эмоциональной боли, которую ей причиняли сказанные слова. Она беспомощно посмотрела на подругу. — Я не могу представить, как что-то может сравниться с этим. — Мне хорошо известно, как Филиппа действует в этом контексте, — ответила Йеннифер с горечью в голосе: — И, откровенно говоря, большинство людей … не способны сделать ничего подобного. — Сердце Трисс пропустило удар. — Не рассказывай ей никогда, что я сказала это. — Не буду. Йеннифер посмотрела на подругу, в уголках её глаз образовались маленькие морщинки, прежде чем она протянула руку, чтобы стереть остатки слёз с лица Трисс. — Если ты пришла сюда за советом, я не думаю, что смогу его дать, — виновато призналась она. — Даже когда я спала с ней в одной постели, я не знала наверняка, интересовалась ли она мной или моим положением и возможностями. Однако если объектом её интереса была не я, то она очень хорошо умела изображать это так, словно это было истиной. Она была очень внимательной любовницей, и я вижу, что это не изменилось. Я искренне хотела бы заверить тебя, что то, что она чувствует к тебе — искренние эмоции, но я не могу. Её сексуальная история поистине заслуживает осуждения, и каждый из нас знает, что не существует черты, которой бы она не пересекла ради могущества и власти. Трисс почувствовала, что внутри у неё все замерло. Услышанное не было той гарантией, которой она так хотела, но это было правдой, в которой она нуждалась. Тяжёлыми шагами она доковыляла до кровати Йеннифер и села на неё, беспомощно глядя в стену. Йеннифер присела рядом, положив руку на колено подруги в успокаивающем жесте. — Возможно, пора подумать о возвращении в Аретузу. Трисс удивлённо взглянула на чародейку. — Я не могу просто… переспать с ней и сбежать, Йенна. — Если бы Филиппа действительно испытывала к ней чувства, это, безусловно, причинило бы ей боль. Это было последнее, что ей хотелось сделать. — Я не предлагаю тебе убегать, но ты должна дать себе немного времени и свободы. В конце концов, тебе ещё предстоит защита дипломного проекта, и если ты всё сделаешь должным образом, тогда тебя ожидает выпуск из школы. Возможно, тебе будет полезно на время сосредоточиться на чём-то другом, кроме Филиппы Эйльхарт, — вот и всё, что я имею ввиду. — Может быть, — прошептала Трисс, но ей это не понравилось. Она не хотела покидать Филиппу, но, возможно, Йеннифер была права. В конце концов, она настолько увлеклась ею, что после того, что должно было стать лучшей ночью в её жизни, сразу же начала разрушать и сжигать себя изнутри. Влюблённость — это одно, но безрассудную страсть никак нельзя назвать чем-то здоровым, и тем более не тем, чего Трисс хотела для себя. Она была одержима, чрезмерно анализировала и превращалась в параноика. Возможно, это было просто последствием из-за всплеска эмоций и недостатка сна, но, в любом случае, Трисс не хотела больше испытывать это. — Тебе не нужно принимать решение прямо сейчас, — напомнила ей Йеннифер. — И я уверена, что ты сможешь рассуждать намного яснее, когда немного отдохнёшь, что ты можешь сделать здесь, если хочешь. Поскольку я не могу сказать, что я раньше не спала с женщиной в одной постели. Трисс закатила глаза, наблюдая, как уголки губ подруги изогнулись в улыбке. Тем не менее, она была благодарна за предложение. Она не думала, что сможет вернуться к Филиппе в таком состоянии, поскольку была уверена, что сделает или скажет то, о чём может пожалеть. Эта ситуация была очень деликатна, и Трисс боялась всё испортить. Поэтому она осталась и почти сразу же заснула. Проснувшись, Трисс посмотрела на женщину, к которой прижималась, и подумала, не совершила ли она ещё большую ошибку, оставшись у подруги. — Ты всё ещё выглядишь расстроенной, — сонно заметила Йеннифер, открывшая глаза, как только почувствовала движение Трисс. Она выглядела довольно мило, когда просыпалась. Она смотрела на Трисс только одним глазом, зажмурив второй, а её волосы были растрёпаны и рассыпаны, небрежно прикрывая лицо. Трисс знала, что лучше не говорить это вслух, поскольку Йеннифер гордилась своей сексуальностью и устрашающим видом, а её теперешнее состояние была крайне отдалённым от всего этого. — Она уже должна проснуться, — тихо ответила Трисс, ощущая вину тяжёлым грузом на душе. — Должно быть, она уже поняла, что я ушла. Даже если она просто использует меня, это может причинить ей боль. Чёрт. Я такая дура! — Трисс закрыла лицо руками и простонала, желая, чтобы всё было проще. Теперь, когда Трисс отдохнула, она могла мыслить яснее и больше не чувствовала, что она ходит по кругу, но это всё ещё мучало её и нависало над ней, словно пугающая тень. Трисс не хотела предполагать худшее, но всё же оставалась маленькая частичка её, которая задавалась вопросом, будет ли она когда-нибудь достаточно хороша, чтобы быть любимой такой, какая она есть, а не быть лишь средством для возможностей других людей. После всего, что с ней произошло, ей казалось, что люди хотели познакомиться с ней только после того, как она доказала свои способности или стала красивой. Даже Йеннифер, которая, возможно, была её самой близкой подругой, не взглянула на неё, пока она не стала лучшей в своём классе. — Я бы не стала беспокоиться об этом, — сказала ей Йеннифер, потирая глаза после сна и потягиваясь. — Если я действительно знаю Филиппу, а я знаю, она либо сделает вид, что не заметила, либо уйдёт, чтобы, когда ты вернулась, тебе пришлось её ждать. Если ты опасаешься столкновения, она не предоставит тебе такой возможности. Ведь любая конфронтация — доказательство того, что ей не всё равно, и она скорее удавилась бы, чем признала это. — Я не боюсь столкновений с ней, я боюсь причинить ей боль. — Она также никогда не признает, что ты сделала ей больно. Трисс тяжело вздохнула и перекатилась на бок, поворачиваясь лицом к подруге. Однако она не смотрела на неё, вместо этого рассеянно перебирая одеяло. — Исчезновение из постели было ужасным поступком, и я не могу сказать ей почему, не обвиняя её в лицемерии и манипуляциях. А я не хочу этого делать, — тихо сказала Трисс. — Ты была права. Я слишком многого ожидала. И, может быть, это правда, а может быть, и нет. И если я заблуждаюсь, и я незаслуженно обвиняю её, я разрушу то, что, возможно, было лучшим, что когда-либо случалось со мной. Трисс горько рассмеялась, звук вышел глухим. — Знаешь, когда я пришла к тебе сегодня утром, моим самым большим опасением было то, что что-то между Филиппой и мной изменится, и, несмотря на то, как сильно я этого хотела, я всё ещё не чувствовала себя готовой к этому. Я испугалась и сбежала, а потом я разговаривала с тобой, и вдруг… вдруг стало хуже. Это намного хуже, чем я думала, и теперь я чувствую себя глупо из-за того, что никогда не рассматривала возможности того, что все это может быть чушью. — … Мне очень жаль, — ответила Йеннифэр, её губы слегка дрогнули от чувства вины. Она осторожно убрала волосы со лба Трисс, между бровями появилась морщинка. — Я действительно не хотела ничего испортить. Я знаю, как это должно выглядеть со стороны, так как мы с Филиппой делили постель в прошлом, но я бы никогда не сделала ничего, что могло бы помешать твоему счастью, Трисс. Во всяком случае, я слишком сильно боюсь, что она причинит тебе боль, и я не хочу этого видеть. Часть меня уже хочет убить её только из-за её репутации, вызывающей у тебя столько страданий и паранойи. И поверь мне, проговаривая эти слова, мне требуется довольно много самоконтроля, чтобы не пойти туда прямо сейчас и не поступить именно таким образом. Я так зла, Трисс. Я злюсь на неё, но больше всего злюсь на себя. Ты не заслуживаешь испытывать все эти ужасные чувства, и мне очень жаль, что я виновата в этом. — Нет, Йенна… Мне нужно было взглянуть на это трезвым взглядом, — сказала ей Трисс, нежно накрывая руку подруги своей. — Я надеюсь, что она искренняя со мной, но если это не так, то я бы хотела быть подготовленной. Было бы намного хуже быть ошеломлённой этим фактом. Так что, хотя мне было больно, мне нужно было это услышать. Я провела слишком большую часть своей жизни, будучи наивной и слишком доверчивой. Мне нужно начать закалять себя, защищать себя. — Я не хочу быть причиной твоего пессимизма, Трисс. Во мне его уже достаточно для нас обеих. — С возрастом все становятся пессимистами, — тихо сказала Трисс, поворачиваясь к окну. Вдали на холме она увидела Монтекальво и глубоко вздохнула. — Может, мне просто пора повзрослеть.

****

Когда Трисс вернулась в Монтекальво, Филиппы там не было. Девушка сидела на краю дивана в гостиной, прижав колени к груди, и нервно грызла ноготь большого пальца, глядя на часы в углу комнаты. Прошла пара часов, прежде чем Филиппа наконец прибыла в замок. Наконец вернувшись и входя в комнату, наставница непринуждённо обратилась к девушке: — Удовлетворение прихотей герцогини Лирии всегда ужасно меня задерживает. Я очень надеюсь, что оставленная мною записка устранила твою обеспокоенность. Связь между ними теперь казалась… другой, и Трисс не могла понять, лгала ли ей Филиппа. Независимо от того, были ли её слова ложью, Трисс была уверена, что речь шла о том, что она трахала другую женщину во время её отсутствия. Это должно было причинить девушке боль. Сказанные слова выполнили своё предназначение, глубоко раня: -… Ты не оставила записки, — тихо ответила Трисс, поскольку раньше она осмотрела весь дом, но ничего не нашла. — О, возможно, я просто забыла. Филиппа пролетела мимо неё, снимая пальто, с такой скоростью, что Трисс чуть не упала с дивана, стараясь успеть следом за ней. Чародейка едва взглянула на неё, но взгляда был холодным и отдалённым. Трисс не могла этого вынести. — Мне очень жаль. — Ты знаешь, что меня не интересуют твои извинения, Трисс, — откровенно ответила Филиппа, возвращаясь в холл и бросая пальто на вешалку. Трисс была бы впечатлена её точностью, если бы она не была так поглощена своей виной. — Если ты хочешь моего уважения, сделай свой выбор и придерживайся его. — Я запаниковала, — призналась Трисс, прижимаясь к дверному косяку, и с сожалением взглянула на любовницу. — Я не знаю почему. Часть меня боялась, что это было что-то обычное, и в то утро ничего не изменится. А другая часть боялась, что это может быть чем-то большим. Поскольку у меня никогда не было ничего подобного, я не знала, что с этим делать. Я бы наверняка всё испортила. — Её сердце пропустило удар — … Но мне кажется, что я уже это сделала. — И из-за твоей неспособности набраться смелости и прямо спросить меня, как я расцениваю нашу совместно проведённую ночь, ты бросилась в объятия Йеннифер из Венгерберга. Потому что она всегда решала всё за тебя, не так ли? Трисс молча смотрела на чародейку, её казалось, что у неё перехватило дыхание. — Откуда ты знаешь, что я была с ней? — Это имеет значение? — парировала Филиппа, но Трисс должна была знать. Филиппа была отлично осведомлена, и у неё повсюду были шпионы. Вот почему она настолько могущественна. — Я не огорчена тем, что ты ушла. Ты здесь не в плену и можешь делать всё, что тебе заблагорассудится. Мне просто жаль, что я позволил кому-то столь незрелому оказаться в моей постели. И сейчас я очень сожалею об этом. Это было больно. Трисс почувствовала, что её грудь разрывается от боли, а глаза наполняются слезами. Но наворачивающиеся слёзы были последствием не только потери и сожаления. Внезапно Трисс почувствовала необходимость гневно защитить себя, и она закричала: — Потому что я здесь единственная, кого можно назвать незрелой, верно? Ты не просто трахала или притворились, что трахала другую женщину этим утром, а сделала это назло мне. И конечно же это не ты уходила для того, чтобы вернуть себе контроль и заставить меня ждать тебя. Не осуждай других, если сама не безупречна, Филь. Если я незрелая, то я тут не единственная. Филиппа засмеялась. — Является ли это тем, что ты действительно хочешь сделать? Тщательно подбирай свои следующие слова, девочка. — Почему нет? — спросила Трисс, её грудь вздымалась от волнения. — Я уже облажалась, так что мне терять? В этом случае для меня уже не будет иметь никакого значения тот факт, что ты переспала со мной, чтобы контролировать меня, или взращивать мою силу. По крайней мере, так я не буду чувствовать себя использованной. — Использованной? — повторила Филиппа с ужасной обидой в голосе. — И какую же пользу я могу получить от тебя, собственно? Скажи мне. Эти слова напомнили Трисс её отца, и слёзы покатились из глаз. Филиппа, однако, выглядела так, словно сообразила, что вела себя слишком жестоко. Но, верная своему слову, она никогда не извинялась. Она придерживалась своего выбора, как хорошего, так и плохого. Трисс вытерла глаза и отвернулась от неё, судорожно вздохнув. Филиппа не была её отцом, и она могла принести пользу. Она знала это, Филиппа знала это, и она не собиралась позволить уродливой маленькой девочке внутри неё разрушить самооценку женщины, которой она стала. — Прости, что перешла черту, ​​- наконец выдохнула Трисс после долгого молчания, не в силах взглянуть на наставницу. Теперь, когда она позволила себе немного успокоиться, гнев, который она чувствовала, рассеялся, и она почувствовала себя опустошённой и грустной. — Я должна была уважать твоё намерение не спать с ученицами. Теперь я понимаю, почему ты приняло это за правило. Это моя вина, что всё стало таким беспорядочным. — Я делаю свой собственный выбор, — напомнила ей Филиппа, осознавая свою роль в этом. В этот момент она тоже сожалела о сказанном, её собственный гнев смыли слёзы Трисс. — По общему признанию, я человек и иногда ошибаюсь. Ты была права ранее. У меня есть слабость перед женщинами. — Затем она протянула руку, вытирая остатки печали со щёк своей ученицы. — Особенно перед красивыми, талантливыми, перед теми, кто улыбается и смеётся, как будто не познали боли сотни жизней. Но ты познаешь всю эту боль, Трисс. Однажды ты испытаешь эту боль, потому что это наша судьба как чародеек, и когда придёт время, ты обнаружишь, что тебя притягивает тоже самое. Трисс поджала губы. — Значит, по этой причине ты переспала со мной? Потому что я слишком молода, чтобы пожить по-настоящему? Потому что я всё ещё нахожу радость в жизни? — В любом случае, это всё равно означало, что Филиппа использовала её, хотя и не по причинам, которые она изначально предполагала. — Твоя наивность очаровательна, а твоя улыбка заразительна. Но нет, я переспала с тобой не поэтому. — Тогда потому что тебе нужно было получить мою преданность, — пыталась угадать Трисс с лёгким дрожанием в голосе. Она ненавидела, что ей приходилось говорить это вслух, но ей нужно было знать. — Потому что ты веришь, что однажды я стану кем-то, когда-нибудь я стану могущественной, и это был твой шанс получить непосредственный контроль, чтобы превратить меня именно в такого союзника, который тебе нужен? — Такой пессимизм ужасно схож с Йеннифер, — отметила Филиппа, выражение ее лица не оставило никаких подсказок о том, были ли утверждения ученицы верными. Сердце Трисс забилось быстрее в груди, пока она умоляла про себя, чтобы этого не произошло. — Ответь на вопрос, — потребовала Трисс. — Пожалуйста. Филиппа долго смотрела на неё. — Ты хочешь правду? — наконец спросила она. То, как она это сказала, заставило Трисс сжаться от страха. — Да. — Конечно, я выбрала тебя на роль своей ученицы, потому что ты могущественна, — призналась Филиппа. — Было бы глупо выбрать кого-то, кто такой не являлся. И да, я действительно планировала вылепить тебя по своему образу и подобию, поскольку я, без сомнения, буду нуждаться в тебе для оказания мне определенной услуги в будущем, когда у тебя будет больше силы и связей. Я очень тщательно отбирала и создавала своего идеального союзника, потому что, честно говоря, у меня была возможность сделать это, и я не из тех, кто позволяет таким возможностям пройти мимо меня. Но ты не единственная ученицы, с которой я так поступала. И я спала с тобой не по этой причине. По правде говоря, я была уверена, что ты будешь есть с моей ладони, независимо от того, позволила бы я тебе или нет попробовать себя на вкус. У меня уже была твоя преданность, Трисс. И, несмотря на эту незначительную неудачу, я всё ещё имею ею. Если я ошибаюсь, тогда, пожалуйста, скажи мне об этом. Но Трисс не смогла. Она не могла произнести ни слова. В конце концов, Йеннифер была частично права. Филиппа использовала её, но это не имело никакого отношения к их сексуальным отношениям. И Трисс не знала, можно ли ей злиться. Почему Филиппа не должна была использовать менторство в своих интересах? Неужели она действительно может обвинять её в этом? — Я могу спать с людьми для получения информации или для продвижения своих интересов, но в данный момент ты не можешь предложить мне ничего из вышеперечисленного, — напомнила ей Филиппа. — Тем не менее, у меня уже было всё, что я хотела получить от тебя. Отвечая на твой вопрос, девочка, я переспала с тобой, потому что в тот момент я искренне этого хотела. Это было то, чего я хотела уже довольно давно. Трисс чувствовала себя ужасно: -…Мне жаль. — Тебе всегда жаль Филиппа казалась утомлённой, и Трисс не могла её винить за это. — Мне следует вернуться в Аретузу. Это было единственное решение, которое имело смысл, и Трисс это ненавидела. Она не хотела уезжать, но они не могли оставить всё как есть. Что бы между ними ни было, они разрушили это за одну ночь. Трисс ужасно сожалела об этом. — Возможно, это к лучшему, — тихо согласилась Филиппа, и сердце Трисс сжалось в груди. Она ожидала, что наставница согласится с ней, но всё равно это причиняло боль. — Твоё образование должно было быть моей первоочередной задачей, но, похоже, я потерпела неудачу в этом отношении. Уверяю тебя, ты будешь намного лучше учиться в школе. Живот Трисс сжался в узёл. Она ненавидела то, как Филиппа это сказала. — Ты научила меня большему чем всё то, что я могла когда-либо узнать в том месте, — заверила она чародейку. Трисс сделала шаг к женщине, желая взять её за руку, чтобы убедить, что это не её ошибка. Но Трисс боялась прикоснуться к ней, так как думала, что наставница этого не одобрит. — Это не твоя вина. Пожалуйста, не думай, что это так. — Неважно, чья это вина, — вздохнула Филиппа, делая шаг назад, чтобы восстановить дистанцию. — Что сделано, то сделано. Я не прерву ни наше менторство, ни нашу связь, если ты не захочешь. Поскольку я думаю, что принятие такого решения прямо сейчас было бы слишком поспешным. Но я считаю, что будет лучше, если мы не будем видеться до тех пор, пока ты не окончишь учёбу. Возможно, тогда всё прояснится, и мы получим представление о том, как поступать дальше. — С чем? — тихо спросила Трисс, немного боясь ответа. — С моим образованием… или с нами? — Но по тому, как Филиппа смотрела на неё, Трисс уже знала ответ. — Нет нас, Трисс, — ответила Филиппа, произнося жестокие слова нежным тоном. — Я говорю это не из жестокости. Я просто отказываюсь быть привязанной к кому-либо подобным образом. Секс с тобой должен был доставить удовольствие, но не иметь ввиду ничего несерьёзного. У меня есть другие любовники, о которых мне нужно заботиться по разным причинам, и я не откажусь от этого ради кого-то одного. Это никоим образом не означает, что тебя недостаточно, поэтому не воспринимай это таким образом. Когда-нибудь ты станешь всем для кого-то, но этим человеком буду не я. Мне жаль. Это был первый раз, когда Трисс услышала, как Филиппа использовала эти слова. Но её извинения ранили Трисс ещё глубже, поскольку в них было больше окончательности, чем в любых других её словах. Слеза скатилась по щеке девушки, которую она быстро вытерла. Она кивнула. В конце концов, часть её ожидала этого. — Я понимаю. Филиппа долго смотрела на ученицу, прежде чем она, наконец, смиренно вздохнула и подошла к ней. Обхватив лицо девушки ладонями, она нежно смахнула слёзы большими пальцами, а затем притянула Трисс к себе для нежного поцелуя. Что-то в Трисс сломалось, и она зарыдала в губы женщины. Но Филиппа продолжала целовать её, пока, наконец, девушка не перестала плакать, оставив её с мокрыми щеками и неровным дыханием. В тот момент Трисс с предельной ясностью осознала, что это может быть последний раз, когда она когда-либо целовала её. Филиппа отошла от неё, ее рука снова упёрлась в бок. — Может быть, однажды мы сможем продолжить это, но только после того, как мир закалит тебя, Трисс Меригольд. Я бы предпочла не быть причиной твоих шрамов. Вижу, я уже достаточно оставила их на тебе. Нижняя губа Трисс задрожала, но она не хотела больше плакать. Каким бы ужасным и болезненным это ни было, глубоко в душе она знала, что это к лучшему. Разница в возрасте объясняла их совершенно разные взгляды на мир, и пока Трисс не испытает на себе все испытания этого мира, они никогда не приблизятся к тому, чтобы быть на одной волне. — Я буду скучать по тебе, — выдохнула Трисс, потому что она будет скучать. Она будет ужасно скучать по ней. Улыбка на лице Филиппы была горько-сладкой, когда она ответила на это чувство единственным известным ей способом. — Я знаю, девочка.