Размыкая счастливые руки

Белов вышел на крыльцо и глубоко вдохнул сырой летний воздух. Дождь мелкой порошей ударил в лицо, прохладной сыростью разгоняя хмель. Гвардеец недовольно поморщился, день не задался, дежурство было рваным, еще и проигрался прилично. И почему не ушел домой сразу после окончания дежурства? Ударив кулаком по перилам, словно поставив точку в неприятных раздумьях, он спустился с крыльца, особо никуда не торопясь. - Александр Федорович. – раздался тихий женский голос за спиной. Белов завертел головой. В свете факелов он разглядел в небольшой нише женскую фигуру и остановился, выжидая, что еще предпримет его собеседница. Женщина робко сделала пару шагов и тихо зашептала: - Александр Федорович, я Лиза – служанка Анастасии Павловны… Белов нервно дернул губами. Во время карточной игры ему передавали, что его хочет кто-то видеть, но в азарте игры он быстро забыл о визитере. Так вот кто был этот посетитель?! Сколько же она тут простояла? Он подошел ближе. - Александр Федорович, мне поговорить с Вами надо… без лишних ушей. Сашка окинул девушку внимательным взглядом, отметив про себя и то, что она повзрослела за прошедшие годы, и то, что промокла и замерзла. - Ты что тут делаешь? Да еще в такой час. – буркнул он. - Так днем мне не выбраться. – виновато пролепетала служанка. Ее взгляд бездомного щенка жутко раздражал Белова еще и потому, что чувствовал он свою вину в том, что заставил человека мокнуть среди ночи, и потому, что снова напоминала своим присутствием о прошлом, в котором он поставил точку. - Ночью опасно бродить по городу, особенно молодым девушкам. Я провожу тебя. Лиза покорно пошла за молодым человеком, низко опустив голову, не зная как перейти на нужную ей тему. - Александр Федорович, я поговорить про Анастасию Павловну пришла. – собравшись с духом произнесла Лиза, когда они отошли подальше от дворца. – Вы зла на нее не держите. Нет на ней вины. И Вас она не предавала… Белов запахнул разлетевшиеся от порыва ветра полы плаща, натянул поглубже треуголку. Внутри у него все сжалось в комок и как-то неприятно засосало под ложечкой. - Не будем о покойниках… Пусть земля ей будет пухом… - Ну, как же так?! – с отчаяньем вскликнула девушка. – Она же любит Вас… Любила. быстро поправилась она. – И Вы ее… - Это все в прошлом. – сухо перебил ее гвардеец. – Ты идешь? Скоро светать начнет. - Как Вы можете?! Вот так вот… - Как так? – Белов тоже остановился, и не скрывая раздражения посмотрел в глаза девушки. Промокшие от дождя волосы тяжелыми прядями обрамляли бледное лицо с широко распахнутыми глазами. Недоумение, боль читались на ее открытом бесхитростном лице. – Я не хочу говорить о ней. Неужели тебе это не понятно? - Как можно отказаться от человека, которого любишь? – покачав головой, тихо произнесла Лиза. Недоумение, прозвучавшее в ее словах, плетью ударило Белова. - Отказаться? – он зло усмехнулся. – Не твоя ли барыня, едва стоило мне пропасть с ее горизонта, тотчас же поспешила замуж за другого? Так кто из нас от кого отказался? Кто из нас кого предал? - Вы многого не знаете… - попыталась было защитить свою госпожу Лиза. - Например? – Белов подошел вплотную к девушке продолжая глядеть ей в глаза, отчего стал казался нависшей грозной скалой. – Ее заставили обвенчаться? Взяли под караул? Грозили наказаниями? Угрожали ее жизни? Что ее может оправдать?! - А Вы любили ее? – все так же тихо произнесла Лиза, не прячась от сверкающих почерневших глаз мужчины, только в голосе вместо страха стали появляться нотки разочарования. – У Вас так много претензий… А где были Вы в тот момент, когда были очень нужны? По лицу Белова пробежала судорога, он резко отвернулся. Как можно было его в чем-то обвинять? Разве не рвался он каждое мгновенье к любимой женщине? Разве его мысли небыли каждый миг о ней? Разве мало он рисковал своей жизнью ради нее? Разве не шел против Тайной канцелярии? Против наследника? Против всего мира?! - Ты пришла для того, чтобы спросить об этом? – резко сменил он то с грозного на пренебрежительно-отстраненный. - Александр Федорович, ведь Вы же не такой. – мягко произнесла Лиза. – Зачем же Вы стараетесь казаться хуже? - Откуда ты знаешь, какой я?! – Сашка снова повысил голос. Ему хотелось бежать от этого хрупкого, беззащитного существа, как от грозного соперника. Но бросить посреди ночи в городе одну слабую женщину он не мог. - Вы правы, я не могу этого знать. – чтобы унять гнев гвардейца, Лиза поспешила согласиться. – Хорошо. Вы не хотите говорить об Анастасии Павловне. – она сделала небольшую паузу. – Собственно, не о ней я шла говорить… Я знаю, что барыня перед смертью хотела просить Вас защитить ее дочь. - Защитить? – удивленно повел бровью Белов. – От кого же? И почему ее родной отец не может ее защитить? Лиза бегло оглянулась по сторонам, и, будь Саша чуть менее возбужден, то непременно бы заметил, как сильно занервничала его собеседница. - От князя она и хотела просить ее защитить, но не успела. Белов фыркнул, ярко демонстрируя свое отношение к словам камеристки. На что Лиза не растерялась, волнение и робость пропали в ее голосе. Она быстро зашептала: - Поверьте, ее смерть не случайна. И Машенькина жизнь тоже в опасности. Я готова присягнуть в этом на всех иконах. Вы должны спасти хотя бы дочь… - Должен?! Наши давнишние отношения с твоей госпожой вовсе не дают мне права вмешиваться в дела ее семьи. Мы давно стали друг другу чужими людьми. И потом, как ты себе представляешь, чтобы я пришел к чужому человеку с требованиями… Какими требованиями? Оставить своего собственного ребенка в покое, не причинять ему вреда? А с чего я взял, что этому ребенку что-то там угрожает? Со слов прислуги. Очень веское объяснение. Во время этого саркастического монолога Лиза молча наблюдала за Беловым, не прерывая его, не пытаясь оправдаться или защититься, только лицо у нее каменело. - Это ее последнее желание. Вы обязаны исполнить последнюю волю покойницы. – произнесла она ровным голосом, выждав какое-то время, после того как гвардеец замолчал. Белов устало потер глаза: - Никому я ничего не должен… Я думаю, что тебе что-то пригрезилось. Родной отец не причинит вреда своему ребенку… А тебе нужно больше отдыхать… - Господи, как же вы потом будете раскаиваться… На эти слова Саша удивленно обернулся. В чем еще его обвинят? Какие еще претензии выдвинут? Фигурка промокшей девушки вызывала жалость. От холода или от волнения, она мелко дрожала. Дрожащей рукой девушка дотронулась до бледно-синеватых губ, крупная слеза скатилась по ее щеке. Ком в горле встал у Белова. Он встряхнул головой, чтобы отогнать нахлынувшие чувства. - Пойдем. Тебя, наверно, уже хватились. Девушка только покачала головой: - Тут совсем недалеко. Я сама добегу… Прощайте, Александр Федорович. Лиза резко развернулась и твердой походкой стремительно направилась прочь. - «Надо бы проводить ее.» - глядя во след девушке, размышлял Сашка, пока одинокая фигурка не скрылась за поворотом. На душе у него было мерзко, но уход камеристки он воспринял с облегчение. Ее слова разбередили былую рану, вернув к жизни старых демонов обиды и ревности. - «Она просто сумасшедшая.» - успокаивал себя Саша, бредя на свою квартиру. – «Не удивительно, она была так предана своей барыне. Кажется, они выросли вместе… Бедная Лиза…» Но как бы он себя ни успокаивал, как бы ни оправдывал слова Лизы ее безумием, обрести прежний покой он уже не мог. ** Прошло несколько дней после ночного разговора с Лизой. Ее слова запали в душу и, как не старался Саша, он часто возвращался к ним. И в конечном итоге, эти раздумья вселили в него волнение. А что если в словах девушки есть доля правды? Да и последняя воля покойного – святое. После очередной беспокойной ночи, было решено провести разведку боем. И вот, ранним утром Белов уже битый час прогуливался по Вознесенскому проспекту изучая заветный особняк, ноги отказывались к нему подходить, но душа, душа тянулась к заветной кованной решетке ограды, что причудливым узором ложилась тенью на мостовую. Александр ждал знака какого-нибудь, движения, но дом казался нежилым. «Как школяр, ей богу.» - пробурчал он себе под нос, раздражаясь на свои волнения. - Барин, - окрикнул его мужик, сидевший на старой коряге рядом с забором и до этого не замеченный молодым человеком, - Никак тоже захотели полюбоваться конем? Белов непонимающе захлопал глазами. - Многие хотят его посмотреть. И то верно, конь – красавец, а уж сколько барин за него денег отдал… - мужик присвистнул. Белов вспомнил вороного коня, на котором выезжала Анастасия. Не про него ли речь? Конь хорош, но уж больно норовист. Не каждый мужчина рискнул бы на него сесть. - На что мне им любоваться, если купить его не смогу? – молодой человек небрежно пожал плечами и спросил, понизив голос, - А не подскажешь, дома ли дочка князя? Что-то у вас тут ни души не видать… Мужик провел рукой по лицу, спрятав улыбку в широкие усы. - Так нет барышни. После смерти княгини барин дочку в деревню отправил, здоровье поправлять. У Белова от этих слов внутри, словно ножом полоснуло: - Мил человек, а не будет тебе в тягость кликнуть Лизу, камеристку княгини? Волнение собеседника не ускользнуло от зоркого взгляда мужика, но вида он не подал: - Тююю, барин… - протянул он, подходя к калитке. – Эко Вы вспомнили! Схоронили Лизавету недавно. Неуж-то не слыхали? В реке ее нашли. Не то бандиты убили, но то сама руки наложила… Уж очень она смерть барыни тяжело переживала. На Белова словно ушат ледяной воды вылили, от волнения сперло дыхание. - Вы, барин, поостереглись бы гулять по городу, - сочувственно покачал головой мужик, когда гвардеец немного прокашлялся. - Климат здесь гнилой. Того и гляди воспаление подхватишь. Пойдемте-ка лучше на коня посмотрим, нечего на ветру болтать. Саша был настолько обескуражен новостями, что не стал сопротивляться настойчивости своего собеседника. « Неужели опасения Лизы правда, а я, дурак, не придал им значения?!» - вертелось у него в голове, сердце бешено колотилось. Войдя на конюшню, он тяжело опустился на первую попавшуюся скамейку. До лошадей ли ему сейчас было? К счастью, собеседник на какое-то время оставил его наедине. Белов опустил лицо на ладони, запустил пальцы в волосы. «Почему раньше не пришел? Почему не поверил?» - стучало в висках. - Ну, как конь? Понравился? – раздался голос собеседника. Белов тяжело поднял голову, окинул взглядом конюшню: - Конь… - растерянно произнес он, - Да, конь замечательный… - затем быстро поднялся и направился к выходу, - Спасибо, любезный, за заботу, но мне действительно что-то нездоровится. Пойду я… - Вот и правильно, отлежитесь немного, а там все на свои места и встанет. – согласился мужик и возле самых дверей чуть попридержал гостя, - Может и это сгодиться. – тихо добавил он и сунул гвардейцу какую-то не то книгу, не то папку. – Лиза очень просила сберечь. У нее же все подарки барыни отобрали после похорон. А это она у себя боялась хранить, как чувствовала, ведь… Но теперь-то ни ее ни барыни нет. А мне на что это сдалось? Я же безграмотный… Белов в недоумении смотрел на своего собеседника, который снова завел разговор про чудесного коня. Машинально спрятав подарок за пазуху, и подталкиваемый своим сопровожатым, молодой человек был быстро выдворен с территории усадьбы. Уже оказавшись по другую сторону калитки, Александра осенило: - Постой, - резко обернулся он к мужику, запиравшему дверь на тяжелый засов, - Ты же конюх княгини. То есть ты служил графине еще до ее замужества. Матвей, кажется. - Ну, слава богу. – тихо вздохнул мужик, - Макар я , барин. – с улыбкой поправил он, - Храни Вас Богородица… Белов еще какое-то время постоял, глядя в след конюху. Что это была за встреча: случайность, божественное провидение или черти так забавляются, сводя людей с ума? Саша совершенно четко понимал, что главная задача для него – спасти ребенка. Но как? Не пойдешь ведь напрямую к князю. Главное успеть. Тут без профессионала не обойтись. И, не теряя больше времени, молодой человек прямиком направился к своему покровителю и хорошему другу, по крайней мере, он на это рассчитывал, Василию Федоровичу Лядащеву. ** Новая неудача расстроила Белова. По старому адресу Лядащева не оказалось, он переехал несколько лед назад. А куда, никто сказать не мог. Надежный и быстрый, как думалось на первый взгляд, способ решить вопрос провалился. Надо было что-то придумать. И не терять время, мало ли что может еще случиться. Как-то много смертей в этой истории получается. Придя домой, Белов переоделся в домашнее, слуга быстро накрыл незатейливый обед и удалился. Значит, никаких срочных дел на службе не предвиделось, это радовало. Александр сел за стол, но аппетита не было, его взгляд постоянно возвращался к подарку кучера. На молодого человека напала, не свойственная ему, нерешительность. Этот подарок одновременно манил и отталкивал. Наконец Александр пододвинул папку к себе и раскрыл наугад. Папка оказалась несколько потрепанной записной книжкой в твердом переплете с тиснением. На страницах в беспорядке были разбросаны отдельные цифры, буквы, непонятные сокращения, тем не менее, он с легкостью узнал знакомый почерк. Большая часть страниц была исписана и, судя по всему, в начале октября что-то намечалось, по крайней мере, последние, записи с подчеркиваниями, галочками и прочими знаками, указывали на первые числа месяца. «Вот так живешь, строишь планы на будущее и не подозреваешь, что у будущего свои планы на тебя, и вместо приятных событий, тебя несут на кладбище… хотя для кого-то это может быть тоже радость…» - Александр поморщился от таких мыслей и, закрыв книгу, бросил ее на стол, но не прошло и минуты как рука снова потянулась к ней. Он бесцельно листал страницы взад-вперед, уже не вчитываясь в содержание. В самом конце было несколько сильно исписанных листов, один лист был порван почти до середины, так же было заметно, что некоторые листы были вырваны. На одной из страниц из-за множества зачеркиваний текст был не различим, понятно было только, что человек писал в спешке и большом волнении. Следующий лист, наполовину порванный, был написан внятно и почти без зачеркиваний. Первые слова, словно плетью, хлестнули Белова: «Александр Федорович. Саша. Как же я хотела произнести твое имя, но столько лет даже не смела мечтать об этом. Я не стану выяснять кто прав, кто виноват. Значит, Господу было угодно нас разлучить, и я не хотела бы напоминать о себе, но так получилось, что кроме тебя мне обратиться не к кому. Я виновата перед тобой и тот холод и презрение, с которым ты меня встретил, наверное, я вполне заслужила. Но дети не в ответе за грехи родителей. Я знаю тебя как благородного человека, с добрым сердцем, поэтому, как мать, я взываю к твоему милосердию. …(зачеркнуто) моей дочери угрожает опасность. Презирай, ненавидь меня, но умаляю - спаси Машеньку. Если бы у меня была хоть малейшая возможность, я бы сама о ней побеспокоилась, но мне не вырваться из этого заточения. Я даже не знаю, жива ли сейчас, когда ты это читаешь. Забудь об обидах, ребенок не виноват в наших ошибках. И если меня уже нет в живых, исполни мою единственную, последнюю просьбу.» Заледеневшими, непослушными пальцами Саша с трудом перелистнул страницу. На другой странице текст повторялся, но резко обрывался на полуслове. Тогда он вернулся к первому, исчерканному листу, но текст снова не дался ему. -«Боже, это была не просто смерть. Ей угрожала опасность, а я …Лиза во всем оказалась права.»- он вспомнил с каким презрением в те дни посматривал на княжеский дворец, с какой легкостью уехал из города, вспомнил злополучное падение, вспомнил взгляд, запавший в душу: - « Я сам отдал ее в руки убийцы… сам…» Сердце бешено колотилось, на висках от напряжения вздулись вены. Саша провел рукой по лицу: «А что если смерть Лизы тоже не случайность и не самоубийство?» - от этой догадки перехватило дыханье. Молодой человек с трудом проглотил ком образовавшийся в горле и, как загнанный зверь, оглядел комнату. Воздуха не хватало, мысли путались. - «Спокойно, Белов, без глупостей!» – прикрикнул он сам на себя Приказав слуге срочно седлать коня и быстро переодевшись, Белов бегом спустился вниз и через четверть часа уже влетал на княжеский двор, что на Вознесенской улице. ** Дверь распахнулась, и слуга поклоном пригласил гостя проследовать за ним. - Их сиятельство ожидают Вас. Проходя по анфиладе богато обставленных комнат, Белова не покидали сомнения в правильности своих действий. Явится в дом князя Гагарина, с которым был знаком весьма поверхностно, было не лучшей идеей. И повод для визита был сомнительным. Но он должен был поговорить с князем. Зачем пришел? На какие вопросы надеется найти ответы? И как вообще вести беседу, не задашь же вопросы напрямую? Четко знал он только одно, он должен это сделать, а там будь, что будет. Слуга остановился перед тяжелыми наборными дверями, и пригласил гостя войти в кабинет хозяина. Оставив все свои сомнения на пороге, гвардеец решительно вошел в комнату. Кабинет князя нельзя было назвать маленьким, но из-за обилия мебели, картин, безделушек и тяжелых драпировок, а так же обилия резного темного дерева в купе с темной расцветкой тканей использованных для обивки стен, помещение казалось миниатюрным и тесным. - Это вы. – раздался мягкий баритон с легкими нотками удивления. Князь в малиново-золотом шлафроке вышел из-за ширмы. – Признаться, удивлен. – он опустился в глубокое кресло и предложил гостю присесть в кресло напротив. - Ваше сиятельство, я в первую очередь хочу выразить вам свое соболезнование. – Белов слегка, как того требовал этикет, наклонил голову, но не настолько, чтобы это выглядело подобострастно. - Благодарю вас. – такой же легкий поклон, между тем, князь из-под полуопущенных век зорко ощупывал гостя. – Это тяжелая утрата. И для меня… И для дочери. - Дети в таком возрасте легче переносят смерть родителей. Князь тяжело вздохнул и развел руками: - Мне тоже это все говорили. Но Машенька была очень привязана к матери. Они всегда были вместе. Анастасия Павловна словно чувствовала свою раннюю смерть, дочь ни на мгновенье от себя не отпускала. – снова тяжелый вздох. – Ребенок так тяжело все это переживает, что мне пришлось отправить ее в имение. Увы, одну. Дела службы заставляют меня оставаться в столице. Но свежий воздух ее успокоит, а новая обстановка отвлечет внимание. Я непременно постараюсь навестить Машу в день ее рождения. Но, право слово, я не знаю, что отвечать на вопросы дочери. Как объяснить отсутствие матери. А ведь супруга так готовилась к празднику, у нее такие планы были, такие замыслы… у Машеньки день рождение 3 октября, а она начала готовиться сразу, как только мы приехали в столицу… А вот как все вышло… Вы простите мне мое многословие. Время прошло, но боль утраты не утихла. – князь замолчал. Вялые движения, осунувшиеся плечи, он казался подавленным горем и Белов невольно проникся к нему состраданием. - Вы, кажется, были знакомы с покойной? Вопрос озадачил Сашу: - Немного. Давно. – растерянно произнес он, и чтобы избежать дальнейших щекотливых расспросов сменил тему. – Сергей Васильевич, собственно, я хотел вернуть вам вещь, принадлежавшую Анастасии Павловне. – он положил на невысокий столик деревянный футляр и открыл его. – Оно было повреждено, и я взял на себя смелость отдать его ювелиру для ремонта. Дела службы не давали мне возможности вернуть его ранее. Гагарин бросил скучающий взгляд на жемчужную нить: - Признаться, я совершенно не знаю украшений жены. Все эти безделушки по части женщин. Наше мужское дело только оплачивать все их капризы. – за все время беседы он впервые позволил себе улыбку, но вышла она вымученной. – Вы, наверно, понесли существенные расходы за ремонт, я оплачу счет. И не возражайте! Князья Гагарины всегда платят по счетам. – пафос своих слов он смягчил примиряющим жестом, положив свою руку на ладонь гостя. Поднявшись, хозяин дома подошел к секретеру, откуда достал расшитый кошелек, и положил его перед гвардейцем. -Берите. И не обижайте меня и мою покойную супругу. Уверен, она так же бы оплатила ваши траты… Так где вы нашли ожерелье? - На охоте. Когда княгиня упала с лошади. – на ходу придумав легенду, не задумываясь соврал Белов, и, дабы снова избежать дальнейших неудобных вопросов, добавил. – Мы случайно там встретились. Я домой уже направлялся, так как государыня не изволила появиться, когда увидел, что лошадь вашей супруги понесла. - Да, да. Эта ужасная охоты. Этот проклятый конь. Супруга души в нем не чаяла. – князь прикрыл глаза ладонью и облокотился о подлокотник. – Кто бы мог подумать? Обычное падение… Все было хорошо. Казалось, Анастасия Павловна шла на поправку… И вдруг такое… спасибо, что оказали помощь тогда. - Вы бы поступили так же на моем месте. – машинально ответил Белов. Что ж, он свое дело сделал, ожерелье передал, понял, что ребенок в имении, и пробудет там долго. Теперь осталось узнать в каком именно и навестить его, чтобы убедиться в его безопасности. Но спрашивать адрес у князя Белов, конечно же, не собирался. - Еще раз, приношу вам свои соболезнования. – произнес Саша поднимаясь из кресла и кланяясь в прощании князю. Гагарин так же поднялся со своего места: - Благодарю вас. – повторился он и немного замешкавшись, смущенно потирая лоб, чистосердечно признался. – Вы, ради бога, простите мне мою забывчивость… Я запамятовал ваше имя. Смущение князя развеселило гостя, он не смог сдержать улыбку заново представляясь. - Александр Белов. – эхом повторил хозяин, и добавил в задумчивости. – Она очень не любила это имя. Александр. – и снова тень улыбки промелькнула на его губах, князь протянул гость раскрытую ладонь. – Спасибо за все еще раз. Был рад нашей встрече. А это вы забыли. – в ладонь Белова лег злосчастный кошелек, преднамеренно забытый гостем на столе. Скрепя сердце гвардеец взял кошелек, и раскланявшись с гостеприимным хозяином, направился к выходу. Оказавшись на улице, он облегченно вздохнул. Теперь можно было подвести итог. Деньги князя жгли руки, но стоило признаться, что они оказались очень кстати и помогут рассчитаться с карточными долгами, которых он в последнее время набрал очень много, потеряв былое хладнокровие и уверенность. Но деньги это детали. Что важного дала ему эта беседа? Князь казался искренне скорбящим по жене. Казалось бы, Лиза явно напутала, выставляя своего барина душегубцем. Вот только, неотправленное письмо Анастасии… Стыдно признаться, что мысль о дочери Анастасии резала душу. Умом он осознавал, что та была замужней женщиной, и вполне естественно, что в законном браке родился ребенок. Он вспомнил кучерявого, светловолосого ребенка, так бесстрашно ринувшегося прочь от родительского дома и едва не угодившего под копыта лошадей. Сияющие озорством распахнутые глаза на бесхитростно улыбающейся рожице с милыми ямочками. Сколько ей лет? Года 4 не больше, но и меньше 3 вряд ли… Ребенок в деревне. Но это даже лучше, чем находиться в пыльном и шумном городе. Опасность в этом не проглядывала. Впрочем, проверить, как поживает ребенок, стоит. Разузнать в каком имении он находится, не должно принести много хлопот. Все имения на слуху и тайной не являются. Так же, помниться, князь собирался навестить дочь, вот тогда можно будет узнать точный адрес. Правда, ждать придется долго. До 3 октября еще… Тут Белов осекся. Что-то тут явно не сходилось? Почему 3 октября? Судорожно стал вспоминать, когда состоялась злополучная свадьба. Дату так и не вспомнил, но память упорно твердила, что было это где-то в апреле. - «Может князь спутал месяцы, и речь шла о 3 ноября?..Или 3 декабря?» Холодок пробежался по спине, в голове зашумело. Вспомнилось бледное заплаканное лицо камеристки. Саша облокотился о забор и сильно зажмурился. В висках застучало. Вспомнилось неотправленное письмо Анастасии, что осталось в ее записной книге. - Этого не может быть. – пересохшими губами тихо шептал он. – Не может быть... ** Потянулись длинные, безрадостные дни. Последнее время Белов бывал на кладбище чаще, чем дома. Только служба и вечернее ворчание сторожа заставляли покинуть его свой пост. Ночи он проводил у друзей или в аустерии, забившись в самый темный угол. Находиться дома одному было не выносимо, но и общение зачастую раздражало. Только здесь, сидя на этом бревнышке, он находил хоть какой-то покой. А еще он мог говорить с НЕЙ. Первое время он проклинал себя, просил прощения. А потом покаяние сменилось воспоминаниями. Каждый раз он старался принести маленький букетик полевых цветов. Прохожие давно привыкли к странному молодому человеку, и никто уже не обращал на него ни какого внимания. Но сегодняшний день был какой-то дерганный. Началось с того, что уходя со службы снова поругался со Смирновым, который давно грозиться посадить строптивого гвардейца на гауптвахту, и рано или поздно сдержит свою угрозу. - «И черт с ним.» - сквозь зубы выругался Белов. Потом чуть не угодил под карету. Едва избежал драки с пьяной компанией у трактира на Невском. Сейчас ему хотелось уединения, тихо посидеть и помолчать, не видеть никого… …Он был совсем рядом. В этот раз она решилась подойти близко. Знакомая согнутая фигура, лицо спрятано в ладони, кончики пальцев запущенны в спутанные волосы, небрежно съехавшая шляпа. Женщина прижалась к каменному распятию, совершенно не ощущая холод мрамора. Она заметила его несколько дней назад, из любопытства заглянув на место погребения. На следующий день захотелось посмотреть, не придет ли он снова. Он приходил в разное время, но почти каждый день. Однажды в воротах он прошел мимо и слегка задел ее краем плаща. Одному богу известно, сколько усилий она приложила, чтобы не обернуться, не окликнуть его. - «Пусть все остается как есть. Так будет лучше для всех.» - каждый раз успокаивала она себя. Действительно, если он узнает о ней, то ничего хорошего это не принесет. Его боль скоро пройдет. Но, боже мой, как ей сейчас хотелось положить свои руки на эти поникшие плечи, прикоснуться к широкой спине. - «Все прошлое. Забудь.» - она резко встряхнула голову, отгоняя мысли. Нужно было уходить. Все эти «свидания» были смешны и нелепы. Глубоко вздохнув, она отвела взгляд в сторону и сразу же заметила в отдалении мужчин. Что то знакомое показалось в них, и она решила рассмотреть повнимательнее, тем более, что соседний памятник отлично ее прикрывал. Мужчины о чем-то перешептывались, но чаще обменивались знаками и кивали в сторону … Белова. Один из них повернул голову в сторону женщины, и она смогла точно рассмотреть его. Это были люди Гагарина. От догадки у нее перехватило дыхание. Если они ее заметят, тогда останется молиться о скорой и не мучительной смерти. В следующее мгновение в руках одного из мужчин блеснул нож. -«Что же я все о себе! Они пришли, что бы убить Сашу. Ему грозит беда. Боже, что делать?!» Женщина заметалась. Крикнуть, привлечь внимание к себе. Но тогда ОН ее тоже увидит. И холопы князя ее живой не отпустят. Она в отчаянии огляделась, не было ни камешка, ни ветки. В отчаянии она сильно сжала ладони и старое любимое кольцо, с которым она никогда не разлучалась, больно врезалось в палец. Не раздумывая, женщина бросила кольцо в жертву… …Тишину нарушил какой-то шум. С явным недовольством, он открыл глаза. Достаточно увесистое кольцо, со звоном ударившись о надгробную плиту, подкатилось к его ногам. Сашка нагнулся, что бы подобрать его и рассмотреть и в то же мгновение его плечо что-то обожгло. От апатии не осталось и следа, Белов одним взглядом окинул все вокруг и заметил у соседнего памятника нож. - «Понятно, что метились в меня. Но почему они убегают, тем более так странно.» - он сразу заметил нападающих, точнее услышал их удивленный вскрик. Но вместо того, что бы бежать в сторону от него, они побежали несколько левее. Они гнались то ли за монашкой, то ли за монахом, Сашка успел только разглядеть черную тень на мгновение показавшуюся между памятниками. Схватив шляпу и по ходу прихватив по инерции нож, Белов бросился в погоню, смутно представляя за кем он гонится… …Маневр с кольцом не совсем удался. Люди князя заметили ее движение, более того, судя по всему, они ее узнали. Женщина бросилась бежать, петляя среди могил, забыв все молитвы. В голове стучало «Беги!», сердце рвалось наружу, глаза застилала пелена, безумный животный ужас сжимал горло. Бешенный этот бег прекратился в одно мгновение. Споткнувшись, женщина рухнула в узкий проход между двумя могилами, чудом не убившись о каменные плиты. - «Это конец.» - пронеслось в голове, - «Господи, ну помоги же мне!» - в отчаянии мысленно крикнула она небесам. Сил пошевелится уже не было, она только посильнее прижалась к земле. Почти не дыша, кажется, даже само сердце стало стучать еле слышно. Рядом послышались шаги, мужские голоса, она слышала их дыхание. А потом все стихло. Трудно сказать, как долго она пролежала на земле боясь пошевелиться. Поднявшись, она огляделась по сторонам. Рядом не оказалось ни души, только вороны в отдалении продолжали злобно каркать. Женщина прижалась спиной к одной из могил, с трудом разжала судорожно сжатые кулачки из которых посыпалась земля. Она безучастно смотрела на эти рассыпанные комочки, ее била сильнейшая дрожь… ** После приключения на кладбище, Белова ожидал дома еще один сюрприз, записка от Лядащева с указанием нового адреса проживания. Не долго думая, Саша направился в гости по указанному адресу. К своему удивлению, адрес оказался старой знакомой аустерией. Только за прошедшие годы она разрослась, обзавелась жилыми покоями, и вход переместился в другой проулок. Гостя радостно встретила Марта, раздобревшая немного и похорошевшая. Без лишних разговоров, она проводила гвардейца наверх, где с некоторых пор проживал поручик лейб-гвардии Преображенского полка, а по совместительству, сотрудник, по слухам бывший, Тайной канцелярии, Василия Лядащев. Выгоду от этого имели обе стороны: Василий Федорович имел дешевое жилье и заботу Марты, а аустерия защиту и перед законом и перед «гулящими» людьми. - Василий Федорович, у меня к вам просьба – молодой человек поморщился, и уточнил, - Точнее, мне нужен ваш совет. Лядащев как-то неопределенно крякнул, и, устало оглядев комнату, вернулся к созерцанию стола, но Белов хорошо знал повадки собеседника, поэтому просто положил перстень и нож на стол. Мужчина поморщил лоб, повертел в руках перстень и небрежно отбросил, на ноже его внимание ненадолго задержалось, но и его он положил рядом с резным перстнем, не проронив при этом ни единого слова. -Кажется, меня сегодня хотели убить. – Белов не выдержал затянувшееся молчание. - Хотели? А почему не убили? – хмыкнул он в свои холеные усы. - Или тебе это «кажется»? – Лядащев завертел головой, с нетерпением посмотрев на дверь. – Белов, я отошел от дел. Толку от меня никакого в этом вопросе. - Но дельный совет дать можете? На это мужчина снова поморщился: - Какой же из меня советник? Я больше по части последить, да выследить служил. И вообще, давай не будем о работе. Сто лет не виделись, что у нас, других тем нет? – в этот момент в комнату вошла долгожданная Марта, неся на подносе вино и незатейливые закуски в виде колбасок и капусты с солеными огурцами. – Ну, наконец-то, душа моя! Марта быстро накрыла на стол, нежнейшим голосом попросив прощение за задержку. Василий Федорович обнял женщину за талию и, поймав ее ручку, поцеловал ее пальцы. После этого Марта удалилась, понимая, что мужчинам собрались для важного разговора. То, что разговор важный она не сомневалась, у давнишнего сердечного друга других разговоров никогда не бывает. Когда мужчины остались наедине, Лядащев разлил вино по бокалам: - За встречу, курсант! – забытое всеми старое звание теплой волной накрыло душу Белова, и помогло вернуть, утерянную было, уверенность. - Василий Федорович, я был сегодня на кладбище. Вы же знаете, что произошло с княгиней Гагариной? Я был там, и вот этот нож был брошен в мою сторону. - Хочешь знать кидали ли в тебя? Да, метились в тебя. – не поднимая головы ответил Лядащев всецело поглощенный разделкой колбаски. – У тебя рукав порезан, - он ткнул вилкой в сторону плеча собеседника. – Возможно, есть рана. Белов покосился на свою руку. «Цепкий взгляд у этого хорошего человека». – вспомнил он слова друга. - С этим решили. Какой еще вопрос? – Лядащев подцепил большую порцию капусты и положил ее на свою тарелку. Саша замолчал, разглядывая пресловутую капусту. - А кольцо? Она очень дорожила им. - Не слышал, что покойников тоже обворовывают? – пожал плечами Василий Федорович, не отрываясь от трапезы. Спустя столько лет Белов все равно чувствовал себя мальчишкой в присутствии Лядащева. Это не было преклонением перед чином или субординация, хотя по званию Саша и был ниже, да и годами – помоложе. Это был почти священный трепет ученика перед обожаемым учителем, то уважение, перед которым меркнут все чины, звания, титулы. Лядащев слушал как всегда не перебивая, несколько небрежно, и человеку незнакомому вполне могло показаться, что тот думает о своем, пропуская рассказ собеседника мимо ушей. Но в этой кажущейся отстраненности Василий Федорович всегда умел ухватить самую суть. - И что ты от меня хочешь? – вяло произнес он, уныло разглядывая пятно на стене, - Ты же знаешь, Белов, я отошел от дел. Да и дело твое похоже на бред безумного. – Лядащев пристально посмотрел в глаза юноше, отчего у того запершило в горле, он поперхнулся, сбился с мысли и растерянно замолчал. - «Мальчишка, ей богу, мальчишка.» - выругался мысленно Александр. - Но неужели это не кажется странным? Василий Федорович, я хочу знать: кто и за что пытался меня убить, откуда появилось кольцо Анастасии, и зачем гонялись за монахом. Последние слова заинтересовали Лядащева, он удивленно приподнял бровь: - Гонялись за монахом? - Или монашкой. – быстро поправился Саша. – Там все так быстро произошло, что я толком не разглядел. - Чудеса какие-то рассказываешь, Белов. – хмыкнул Василий Федорович, салфеткой вытирая пальцы. – Часом на солнце не перегрелся? Ладно, ладно. Глазами то не сверкай. Не девица я, чтобы меня этим смутить. Давай-ка еще хлопнем по чуть-чуть. Александр разлил вино по бокалам. Небрежность, с которой Лядащев отнесся к его словам, задела за живое. Неужели расчет оказался неверным? Стоит ли тогда рассказывать про подозрения в отношении князя? А может, и не князь вовсе угрожал Анастасии? С чего он взял, что виноват в смертях Анастасии и Лизы именно князь? Со слов камеристки. В письме Анастасия не указывала на человека, от которого исходит опасность. Может, князю самому грозит опасность? - Белов, чего задумался? – окликнул его хозяин. – Вино нагреешь. Саша вздрогнул от неожиданности, настолько поглотили его размышления. - Да, так. Подумалось тут… - Ну, ну. Думай. Только не сильно. А то ум за разум зайдет. – пошутил Лядащев протягивая свой бокал. – За нас, что ли еще? - За нас. – отозвался Белов и со звоном придвинул свой бокал. ** Сколько она просидела на сырой земле, не чувствуя пронизывающий ветер и холод мраморной плиты? Час, два, а может несколько минут. Без всяких мыслей, страхов, только пустота наполнила душу. Та пустота, которая делает из живого человека мертвеца, вроде бы и ходит, и говорит, а человека уже нет, только оболочка. Люди князя теперь знают о ней. Значит вся ее осторожность и предусмотрительность пали прахом. И что дальше? Бежать из города, ведь теперь ее будут искать с особым тщанием. Второго шанса на побег они ей не дадут. Но и бросить задуманное, отказаться от цели она не могла. Выход – затаиться и нигде не показываться какое-то время? И сколько прятаться: неделю, месяц? Времени на это нет. После всех событий она боялась мужа, понимая, как далеко может он зайти в своей ненависти. Прав, ох, как прав был Набоков, предостерегая ее. Но что горевать о прошлом, надо бороться за будущее. Лишенная имени, приговоренная к смерти, нужно найти силы воскреснуть, пусть с другим именем, с другим положением в обществе, но нужно выжить. Выжить на зло врагам, и в первую очередь, ради дочери… Женщина окинула взглядом свое невольное убежище: кресты да могильные холмики, рядом старая липа с вороньим гнездом… В каменном кресте со склоненным ангелом, что возвышались над холмом, к которому она прислонилась, показалось что-то знакомое. Женщина окинула взглядом холм перед собой с каменным крестом, значительно более скромным, чем его сосед, затем, снова повернулась к каменному ангелу и чуть отодвинулась, чтобы прочитать надпись. На овальной табличке украшенной военной и триумфальной атрибутикой, увитой каменным венком, значилось: «… графа Павла Ивановича Ягужинского его сиятельство скончалось в Петербурге…». Дальше читать она не стала. Это как надо было очерстветь сердцем и уйти в светскую жизнь, чтобы забыть о могиле родного отца?! Она снова посмотрела на соседнюю могилу: «А это, стало быть, сводный брат, скончавшийся через четыре года после смерти отца?». Рожденные от разных матерей, они никогда небыли дружны. Но сейчас, даже отошедши в мир иной, они продолжали беречь ее. Пораженная этим выводом, Анастасия, не находя больше сил для слез, прижалась лбом к каменному изваянию, остро ощущая, насколько сильно нуждается в отеческой поддержке, как соскучилась по близким людям, и всю силу усталости от жизни в страхе… - Сестра, Вам плохо? – раздалось позади нее. Женщина вздрогнула и обернулась. Рядом стоял монах, среднего роста, немного полноватый, окладистая борода, с наметившейся сединой, делала его возраст неопределенным, глаза же казались молодыми и светились теплом и заботой. - Вам помочь? – сделал он шаг в сторону женщины. - Спасибо, все хорошо. – поблагодарила она за помощь и покачала головой, жестом подтверждая, что в помощи не нуждается. - Все же, я провожу Вас. – твердо произнес мужчина и протянул руку. Анастасия снова отрицательно покачала головой и отвернулась. - Мне некуда идти. – тихо произнесла она после непродолжительного молчания. Толи от усталости, то ли от пережитого страха, но ей хотелось доверится этому человеку. – Как только я покину погост, меня убьют. Мужчина удивленно повел бровью, страшное признание было произнесено так буднично, с такой небрежностью, словно речь шла о погоде. Он озадаченно провел рукой по широкой бороде. - Пойдемте, сестра, человеку всегда есть куда идти. Он снова протянул руку, на этот раз женщина воспользовалась предложенной помощью и встала. Они шли по тихой кладбищенской аллее. Монах деликатно держал свою собеседницу под локоток. Голос его был тихий и мягкий, с бархатной ноткой: - Не может Господь бросить ни одного из своих чад, даже самого пропащего. На каждого у него есть свой промысел, каждому он приготовил свой путь. И каждому уготовил спасение. Только мешать ему не следует, тогда все и наладится. Поэтому унывать и отчаиваться не стоит. Уныние вообще – грех тяжкий. В унынии человек теряет веру в Бога, в силу его… Так, под тихие речи монаха, они подошли к небольшой калитке в монастырской ограде. Мужчина открыл ее своим ключом и пропустил собеседницу внутрь монастыря. Анастасия слушала не перебивая и не задавая вопросов, голос собеседника был ровным и спокойным, а мягкий баритон успокаивал. Слушая его, женщина еще сильнее ощущала, насколько она устала, насколько сильно хочет тишины и покоя. И этим ее мыслям вторила сама природа. Аккуратно скошенная трава, не потерявшая своего насыщенно-зеленого цвета, молодые яблоньки, заботливо оберегаемые монахами, манили обилием плодов на своих ветках, даже ворона, старательно расклевывающая упавшее в траву спелое яблоко, и та радовала глаз, хотя Анастасия никогда ранее ворон не любила. Что ж, возможно монастырская жизнь не такая уж страшная и унылая, как она всегда полагала, и в ее положении это действительно выход? Впрочем, об этом она подумает позже, когда завершит то, ради чего вернулась в город, ради чего решила бороться за жизнь. Мысли снова вернули ее в реальность и к той неразрешимой проблеме. Как быть? Что предпринять? И за что ее так возненавидел супруг, с которым ранее они были в достаточно теплых и уж точно в доверительных отношениях? Неужели все это из-за той женщины? Но у Сергея было много любовниц, с которыми он сходился стремительно и еще более стремительно расставался. Анастасия, конечно, знала про них, тем более, что благоверный всегда посвящал ее в свои страстные увлечения. Но делал он это всегда весьма деликатно, подчеркивая, что семья для него важнее всех этих интрижек, называя очередное увлечение охотой на дичь. Ни одна женщина никогда не могла влиять на него. В семейной жизни князь с княгиней были более братом и сестрой, чем супругами, только неудачная беременность сблизила их. Тогда, видя переживания жены и опасаясь за ее здоровье, ветреный князь отказался от всех увеселений, был неотлучен от жены и всячески заботился о ней, чем очень шокировал знакомых. Но даже спустя год, когда Сергей Васильевич вернулся к своей разгульной жизни, и рядом с ним стали то и дело появляться хорошенькие девицы, он продолжал оказывать жене знаки внимания и заботы. Вплоть до самого приезда в Москву, где он закрутился в вихре дел далеко не амурного характера, но тут он впервые не стал подробно посвящать супругу в свои дела, стал скрытен и молчалив. Анастасия догадывалась о проблемах на его службе, один Демидов чего стоил с его вечными жалобами на высочайшее имя, а сколько было мелких доносчиков и кляузников! Четыре года как-то удавалось отражать все эти нападки, но похоже пришло время держать ответ, раз вызвали его в столицу. А держать было за что. В дали от столиц и чиновников, окруженный несметными сокровищами Сибири, держа в своих руках караванные дороги, очень сложно удержаться от взяток и не запустить руку в казну. Правда, делал это князь осторожно и по уму. Теперь же, надо было наперед узнать, откуда ждать удар, чтобы выбрать надежную защиту, на помощь одного только канцлера рассчитывать не стоило. Вот тогда, среди забот, и появилась эта девица. Точнее, появился ее брат, потом какой-то родственник, а потом уже и она сама. Скромная, стеснительная, большей частью молчаливая. Гагарин увлекся ею мимоходом, она была средством, спасающим от бумажной рутины, красивой безделицей. И казалось, что после отъезда из Москвы вся эта интрижка завершится. Поэтому Анастасия была удивлена, встретив черноглазую красотку на половине супруга в петербургском доме. Случайная встреча? Она последовала за ними? Или же между любовниками была договоренность? Тогда Анастасия не придала этому ни малейшего внимания. Напрасно… - Сестра, я надеюсь, вы составите мне компанию за вечерней трапезой? – вопрос монаха вывел женщину из задумчивости. По выражению лица собеседника было понятно, что свой вопрос он задал уже не один раз. Анастасия смутилась и опустила глаза, что было расценено как согласие. ** Ночь единственное время, когда отец Софроний мог заниматься бумажной работой. Жизнь монашеская, трудничество, утомляет тело, но управление обителью кроме физических сил еще и душевные отнимает. И как тут не впасть в грех гнева среди всех этих счетов, записок, отписок, прошений и челобитных? Как на людей не обозлиться? Как скверным словом не оскверниться? А если кто под руку подвернется в минуту слабости, можно и другого в грех вогнать своим дурным обхождением. А посему, лучше этими делами заниматься ночью, когда братия отдыхает от трудов праведных и не норовит ежесекундно ворваться в кабинет с вопросами и просьбами. Но, по совести, он лучше бы стоял в ночном бдении, чем занимался этой рутиной. Только с Синодом разве поспоришь? Послали такое послушание в виде наместничества, следовательно нести его надо безропотно и с прилежанием. Вот и росли прилежно каждую ночь стопки с прочтенными и утвержденными бумажками, с отклоненными просьбами, с бумагами, решение по которым следует отложить и обдумать… Поставив аккуратную подпись под очередным отчетом, иеромонах отложил бумагу и устало потер глаза. Тем временем его келейник поспешил поменять прогоревшие до основания свечи. - Брат Феодосий, ты чем-то недоволен? - тихо спросил наместник откинувшись на высокую спинку стула. Зная характер своего келейника, Софроний понимал, что его молчание и пыхтение было верным признаком бури мыслей в голове монаха. – Вспомни писание. Что должен сделать человек: спасти ближнего, но при этом нарушив законы и устои, или же быть до конца праведником соблюдя правила, но дав погибнуть другому? Разве не ты, брат, сказал мне, что на кладбище творится что-то неладное?.. Да! А что там еще слышно про этот кладбищенский переполох? Феодосий не спешил с ответом, нарочито деловито закончил замену свечей, затем повернулся к иеромонаху и вытянувшись по струнке, не иначе когда-то был служивым. - Были люди темные. Среди могил бегали, искали кого-то. Был еще среди них один человек, который часто сидит у могилы новопреставленной рабы божьей Анастасии, княгини Гагариной… Он тоже бегал… - Что-то у тебя все… бегают. – не удержался от колкости Софроний, но губы монаха только еще сильнее сжались в тонкую линию. – Не могу я ее выставить среди ночи из монастыря. А если она правду говорит? Грех брать за смерть невинного? Да пусть даже и виновного… Разве не учит нас Господь принимать путников, защищать слабого? Сподобимся, и узнаем мы истину, кто наша гостья, откуда… а то, что в нарушении правил женщину в мужском монастыре оставил, этот грех я, с Божьей помощью, отмолю после. Да и грех ли это, если срамных мыслей не допускает? Разве не в ладу с писанием общежительные обители древности? Так что, пусть сомнения не туманят твой дух, брат Феодосий. Ступай почивать со спокойной совестью… Но обо всем держи свои уста сомкнутыми. Чуть пристыженный такой отповедью монах потупил взгляд, брови его, недавно нахмуренные, вернулись на свои места, и лицо перестало выражать крайнее напряжение. Благословив келейника на отдых и отпустив его, Софроний наконец остался один. Пройдя в свою опочивальню, опустился перед Богородицей на колени. Но мысли были настолько неспокойны, что молитвенное правило не шло. Он еще на кладбище заметил сходство незнакомки с покойной княгиней Гагариной, которую видел в своей жизни лишь несколько раз, но образ которой сложно забыть, настолько на была прекрасна в те моменты. И про беспокойство, которое началось у могилы все той же княгини, он тоже думал. Много совпадений получалось… Но сейчас его беспокоили конкретные причины. Как уберечь гостью и помочь ей? Как уберечь брата Феодосия от соблазна доносительства. Не то, чтобы он не доверял своему келейнику, но слаб человек, и от сомнений легко может впасть в смятение и натворить тяжких дел. Как поступить? Какой выход найти? А может он по доброте душевной стал слепым и укрыл преступницу, достойную сурового наказания? Впрочем, не его право судить людей, и решать кто прав, а кто виноват. Свел их Господь сегодня, значит долг его, отца Софрония, позаботиться о женщине, а дальше - Бог рассудит по своему умыслу… ** После ужина, получив благословение иеромонаха, Анастасию отвели в крохотную комнатку на первом этаже. Оставляя женщину в мужском монастыре иеромонах конечно пошел против устава. Так же он сильно рисковал не сообщив о таинственной гостье, прикрывающейся одним только именем и категорически отказавшейся что-либо о себе говорить. С умыслом он это делал или по заповедям божьим? Женщина утратила веру в людей и теперь невольно во всех искала подвох. Но нет, Софроний вызывал только теплые ощущения, ему хотелось верить. А может это просто усталость играла с ней злую шутку, выдавая желаемое за действительное? Анастасия сняла верхнее платье и легла на узкое и жесткое ложе. После всех событий эта ночь оказалась первой, когда можно было отдохнуть в безопасности. Но стоило только голове коснуться подушки, а телу блаженно расслабиться, как тотчас в голову полезли мысли, воспоминания, тревоги… Вспомнился Белов. Увидел ли он ее? Узнал ли? Кажется, нет. А вот люди князя - да. Теперь они знают где ее искать. Выбраться из монастыря будет крайне сложно. Но и вечно прятаться тут не получится, нужно вернуть дочь. И отец Софроний не сможет долго укрывать ее. Если бы это был женский монастырь, то спрятаться тут было бы легче. Она уже приняла решение, а весь сегодняшний день его только укрепил, где в будущем найдет убежище. Тетка не откажет ей в помощи. Только бы вернуть Машеньку. Но как это сделать? За все время она сумела, с большим трудом и риском , узнать только, что отправлена та в имение. В какое? Были бы средства, и если бы не приходилось скрываться чуть ли не от своей тени, то можно было бы объездить все имения. Но это было невозможно в ее ситуации. Те деньги, что она прихватила во время побега, были небольшими, и тратить их стоило с осторожностью. Драгоценности же она боялась продавать, так как такие вещи непременно вызовут расспросы. А если их опознают нужные люди? Поэтому все свои сокровища женщина спрятала в тайнике, что присмотрела еще в детстве, играя в небольшом парке родительского дома. Сам дом, после ее замужества, был оставлен , из прислуги всего несколько человек, для охраны и надзора, что они, впрочем, выполняли спустя рукава. Поэтому, зная все потайные места, Анастасия беспрепятственно могла попадать в сад. Но должна она была это делать с крайней осторожностью, ибо слуги мужа частенько появлялись на Малой Морской. Что же она могла сейчас делать, находясь в таком положении? Во-первых: надо выбраться из монастыря. Об этом стоит поговорить с иеромонахом. Возможно, удастся выбраться в толпе монахов или среди паломников. Надо только подождать подходящий момент. А вот что делать с дочерью она не знала. Не явишься же с расспросами?! Любой слуга может сообщить о ней. А может, стоит самой объехать и обойти все имения? Правда, на это уйдет очень много времени, которого у нее совсем нет. Это был тупик, выбраться из которого она пока никак не могла. Проворочавшись всю ночь, рано утром Анастасия направилась к отцу Софронию, но он уже был на службе. Пришлось подождать. ** - Сашка, ты? – увесистый хлопок по спине вывел Белова из задумчивости. Он оглянулся и увидел улыбающегося Оленева. - Ты в городе? Давно? Я думал, тебя опять услали… - после недавних событий Никита несколько раз наведывался к другу, но никогда не заставал того дома, и теперь был искренне рад неожиданной встрече, - Пошли ко мне. Гаврилу порадуем… Алешка письмо недавно прислал… - болтал без умолку князь, ненавязчиво увлекая друга в сторону кареты. Белову совершенно не хотелось ни пустых разговоров, ни расспросов, но взглянув в глаза Никите, неожиданно для себя согласился. Тоска, еще утром сброшенная с такой легкость, черной змеей вновь заползала в душу. И Сашка уже знал, что этой ночью снова не уснет, будет бродить из угла в угол, так почему бы не провести это время в компании старого друга. - Алешка? А где он сейчас? – Сашка понял, что совершенно выпал из реальности и забыл про друзей. - В Ревеле, на маневрах. – весело отозвался Оленев, - Он уже месяц там. Забыл никак? Вместо ответа Белов тяжело вздохнул и кивнул головой. Было выпито и съедено немало. Гаврила на радостях расстарался, накрыл богатый стол с хорошим вином, при этом не произнес ни одной нравоучительной речи, что было совершенно на него не похоже. Более того, старый камердинер намеренно старался не мешать беседе друзей и вскорости поспешил оставить их наедине, дав прислуге тайное распоряжение близко не приближаться к покоям барина. Несмотря на все предосторожности, вкусный стол и долгую разлуку, разговор все равно не клеился. Обсуждая морские приключения Корсака, вспоминая знакомых, все чаще повисала неловкая пауза. У обоих на душе были совсем другие разговоры, но ни один не решался переступить черту и заговорить о наболевшем, хотя совсем недавно могли с легкостью говорить на самые потаенные темы. Никита незаметно разглядывал друга. Белов осунулся, похудел, глаза, всегда горящие азартом, потухли, движения его стали вялыми, говорил рассеянно, иногда невпопад. Казалось, что не несколько недель прошло, а несколько лет, и теперь перед князем сидел уже совсем другой человек. - Никит, ты же хорошо рисуешь. – неожиданно прервал Белов очередную затянувшеюся паузу и быстро добавил не поднимая глаз от бокала с вином, - Ты можешь нарисовать ее? У Оленева от этой просьбы друга отлегло от сердца, стена запретной темы рухнула. - Попробую… - несколько растерянно произнес князь, доставая бумагу и перо. Сомнения Оленева были несколько лукавы, он прекрасно помнил Анастасию. Но не станешь же рассказывать другу, как в течение нескольких дней после похорон без устали рисовал знакомые черты и что все эти рисунки заперты в особом ящике секретера. Через несколько минут портрет был готов. - Осторожно, чернила еще не высохли. – предостерег он друга отдавая бумагу. Вместо благодарности, Сашка как-то криво улыбнулся и поудобнее уселся в кресле, разглядывая рисунок. С бумаги, приветливо улыбаясь, смотрела та, чье имя он старался забыть несколько лет и ради которой он сейчас готов был грызть землю, только бы она была рядом. Снова в памяти всплыло недавнее видение на кладбище. После нападения, когда он поднял голову, на мгновение он успел поймать взгляд не то монаха, не то монахини. Это было похоже на навождение. И в тот момент, находясь во власти своих раздумий, а потом, под эмоциями от случившегося, он забыл про то, что показалось ему странным. Сейчас же, анализируя, пришло осознание. Взгляд. Конечно же, это была монахиня. Но ее взгляд был до боли знаком. Возможно ли такое совпадение? Может ли на земле существовать двойник, столь схожий? - Я наверное схожу с ума, но у меня такое чувство, что она была рядом. – тихо произнес Белов, - Знаю, были похороны, присутствовал весь город… Она не может быть жива. – он с некоторой растерянностью слушал свой голос, словно не он это говорил, а кто-то посторонний, - Я видел ее недавно. Может призрак, может просто похожая на нее. – он провел пальцем по рисунку, - Хотя нет, такой взгляд был только у нее… Она смотрела только на меня… А потом исчезла… - Саша посмотрел на Оленева и виновато улыбнулся, - Поздравляю, теперь среди твоих друзей есть безумец. Снова появилась пронзительная боль и Белов, уже по привычке, положил руку на грудь, чтобы хоть немного унять ее, но рука наткнулась на заветный перстень. Он достал его из-за пазухи и в задумчивости стал рассматривать. Никита не перебивал друга, внимательно слушая и наблюдая за ним. - Я готов под любой присягой признать, что это ее перстень, она никогда с ним не расставалась. Но как он оказался в чужих руках? Она бы никому его не отдала… - заметив недоуменный взгляд друга, Саша вкратце рассказал про нападение на кладбище. Внимательно выслушав Белова, Никита не стал спешить с ответом. - Может ты и не сходишь с ума. – задумчиво произнес он разливая вино по бокалам, - Ты ведь не был на похоронах. Только процессию застал, да холм на кладбище видел. А я был там, и не надо так на меня смотреть. Ну не мог я с ней не проститься. Она мне как сестра была, ты же знаешь. – Никита готов был ругать себя за излишнюю болтовню, но сейчас был тот накал откровения, когда нельзя что-либо утаивать, - Во время всей процессии, и дома, и на улице, и в церкви, гроб был покрыт. Никто не видел лица княгини. Говорили, что тело начало разлагаться. Но никакого трупного запаха не было. Выслушав рассказ друга, Белов какое-то время сидел неподвижно, затем схватил бокал с вином и, не поморщившись, залпом осушил его. - Выходит что… - Саша запнулся, боясь в слух произнести, то, о чем даже молиться боялся, было заметно как от волнения дрожат его руки, когда он ставил пустой бокал на стол, - Никита, ты понимаешь что… - голос Саши охрип и стал глухим, в глазах появился блеск, он резко вскочил с кресла, на ходу одеваясь, - Ну, Василь Федорыч, посмотрим - безумен ли я…- бормотал молодой человек. - Сашка, постой! Куда ты?! Ночь на дворе! – Никита попытался остановить друга, - Ну что ты будешь среди ночи по городу бегать? Еще башку свернут, а она тебе еще пригодиться. Давай-ка лучше еще раз не спеша все вспомним, может забыл кто-то что-то упомянуть. Белов нехотя опустился в кресло, здравый смысл в словах друга несколько охладил горячность. Саша смотрел, как тонкими струйками дождь стекает по стеклу. Все же хорошо, что он послушал друга и никуда не пошел, непогода разыгралась не на шутку, да и ночью он бы не смог найти ответы на свои вопросы. Впрочем, неизвестно еще сможет ли он найти на них ответы днем. Он сделал большой глоток вина, особо не различая вкус благородного напитка, и подошел к окну. - Никогда не любил дождь. – задумчиво произнес Белов вглядываясь в черноту за окном. - Особенно первое время они меня сильно раздражали в Петербурге. А потом она научила меня их любить… Знаешь, какое это счастье, когда идет дождь, а ты дома... От печи идет тепло, тяжелые английские часы отмеряют свой ход, потрескивают свечи… Рядом любимый человек… Никита только бровью повел, но перебивать настрой друга не стал. Между тем, Белов вернулся к столу, и. наполнив пустой бокал вином, опустился в кресло. - Спасибо, что не дал мне уйти. Дома мне было бы гораздо тяжелее. – честно признался он после продолжительного молчания. – Вообще,... спасибо за все… - он поморщился, подбирая слова. - Ты сам веришь в такую возможность? – напрямую задал вопрос Никита. Было понятно, что мысли их об одном, и ностальгическое воспоминание, только подчеркивало это. - Не знаю. – честно признался Саша, разглядывая грани на бокале. – Я готов ухватиться за любой шанс, душу дьяволу продать, все что угодно, но мне нужно с ней встретиться. Попросить прощения… Ты прав, я много всего наворотил. Я намного хуже, чем ты себе можешь представить. Особенно по отношению к ней. – он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. – Я обвинял ее в том, в чем сам был виновен… Я был на том злосчастном венчании и не остановил его. Да, знаю, ты тоже был, но мы разминулись. Я обвинял ее в предательстве, хотя сам толкнул ее на это. Не напрямую, но мог это предотвратить. Вместо этого, я испугался. Да, банально испугался. – он криво усмехнулся, от чего по спине Оленева пробежали холодные мурашки. – Я ведь всегда чувствовал разницу между нами: кто она и кто я. Богатая, знатная и я, нищий курсант без роду-племени. - Анастасия не тот человек, который зарится на чины и звания. – вмешался Никита, тема эта была не нова, и он знал, насколько болезненно друг относился к этому вопросу. Вместо ответа Белов изобразил на лице нечто среднее между улыбкой и гримасой боли. - Я ведь тогда в церкви облегчение почувствовал, мои страхи оказались правдивыми. Как же это сладко, когда есть кого обвинять. Все испортило мое возвращение. Снова эти страсти, сомнения. Она поднялась еще выше, стала окончательно недосягаема. Ее окружали воздыхатели, и кое-кому она даже отвечала, пусть и не взаимностью,.. но чуть большим вниманием, чем простой кивок головы. – заметив недоверчивый взгляд друга, Саша быстро уточнил, - Тогда, на охоте, я невольно стал свидетелем ее свидания с каким-то… - он не смог подобрать слова, описывающие внешность соперника, так как, к своему удивлению, не мог вспомнить был ли тот в военной форме или в партикулярном платье, даже цвет одежды он не мог бы сейчас сказать. - Сашка, это же банальная ревность. – пожал плечами Никита. - Знаешь, в Лондоне я был на одном спектакле, где герой придушил свою жену, поверив козням друга… Оленев от этих слов невольно поежился. Старый, проверенный друг все больше открывался для него совсем с другой, новой, стороны, и он начал осознавать, что совершенно не знает его. - Никит, я действительно ее ненавидел, желал ей смерти. – Белов смотрел в глаза друга открыто, от чего его слова становились пугающе искренними, - Но больше всего, я желал смерти себе. Я видел, что проиграл битву за нее. Я знал, что проиграл битву с ней. Я устал. Но ты был прав, я настоящий трус. Мне не хватало силы пустить пулю себе в лоб… Честно, лучше бы меня тогда пристрелили, как бешенную собаку… Все решила судьба, или господь бог, она убрала одного из нас. Сбылась моя мечта. Живи и радуйся! Свобода. – он в очередной раз наполнил опустевший бокал, и было заметно по дрожи руки, как сильно его волнение. – Но легче не стало… Помнишь, как я когда-то пропадал под ее окнами? Как ловил в окне ее силуэт, а звук ее голоса был величайшим счастьем… - он на какое-то время замолчал, предавшись воспоминаниям, - Но это еще не вся моя вина… - севшим голосом произнес он и тихо добавил, - Возможно, ее дочь не от князя… Оленев не смог удержать удивленный возглас. На что Белов только болезненно поморщился: - Это только предположения. Ни о чем не спрашивай. У меня у самого сплошные вопросы и ни единого ответа. Лядащев уверяет, что я тронулся умом и придумываю небылицы… Если есть хоть малейшая вероятность, что Анастасия жива, я обязан ее найти. И чтобы узнать правду, и чтобы… - он тяжело перевел дух, - чтобы вымолить прощение. Никита, выслушав исповедь друга, только головой покачал. Такого рода ревность озадачила, это было так не свойственно Белову, с его ясным умом и, пусть и взрывным, но прагматичным темпераментом. Представить же Анастасию в обществе любовника было еще большей нелепицей. Он вспомнил, как она рыдала у него на плече, так страдают только из-за очень близких людей. Какой тут может быть соперник? «Может на самом деле умом тронулся от переживаний?» - покосился на гостя Оленев. Он видел страдания Белова после возвращения из Англии, но что все настолько болезненно и драматично, он и предположить не мог. И что теперь делать со всем этим он не знал. Рука непроизвольно сама потянулась за перо, и вот уверенные линии на белом листе бумаги обретают знакомые очертания. Никита вспомнил то злополучное венчание. Узнав о времени и месте, он тогда поспешил в церковь, чтобы поговорить с Анастасией, ведь ее затворничество оказалось внезапным. Но верная Лиза, камеристка княгини, едва ли не на ступеньках кареты попросила его поскорее удалиться и не мучить барыню. Оленев только мельком успел увидеть невесту издали. А была еще одна встреча, про которую князь никому не рассказывал. Было это после того, как Анастасия резко прервала всякое общение, но про свадьбу еще речи не было. Друзья как-то пытались пробиться в дом Ягужинских, но прислуга, ссылаясь на нездоровье барыни, наотрез отказывалась пускать кого бы то ни было. И вот удача, как-то бредя по улице, Никита увидел на небольшом причале одинокую высокую фигуру плотно закутанную в плащ. Женщина стояла на самом краю, так что подол ее платья чуть свешивался вниз, глубоко задумавшись, она смотрела на черные воды бежавшие под ногами. Тогда это зрелище очень напугало Никиту, он помнил, как оборвалось в тот момент его сердце, с какой осторожностью он приблизился тогда к Анастасии, взял ее за локоть, готовый в любой момент удержать ее от трагичного шага. Но этого не потребовалось. Когда Оленев прикоснулся к Ягужинской она подняла на него такие глаза, что рука его безвольно опустилась. В них не было больше боли, страдания, они были полны решимости, вот только лицо Анастасии стало каменным, чужим. Она сдержанно поздоровалась с князем, но разговаривать не стала и от предложения проводить сухо отказалась, а еще попросила больше не приходить к ней. Тогда Никита был так обескуражен ее словами и поведением, что не решился на расспросы, а после было уже поздно, было объявлено о помолвке князя Гагарина и графини Ягужинской. Не только Корсак был в ту минуту в недоумении от этого скоропалительного венчания, но каждый раз, когда мысли Оленева возвращались к ней, он вспоминал ту встречу на причале, и понимал, что в тот момент он упустил возможность уберечь Ягужинскую от гораздо большей опасности, чем наложить на себя руки. И как ему теперь укорят Сашку или винить Анастасию в случившемся расставании? А если Белов прав и ребенок от него?.. Никита смял изрисованные листы бумаги и покосился на задремавшего друга… ** Ближе к вечеру Анастасию позвал в кабинет иеромонаха. Войдя в комнату, женщина была неприятно озадачена присутствием, помимо Софрониф, другой монахини. Невысокого роста, скорее полноватая, она стояла у окна. Едва Анастасия вошла, монахиня резко обернулась и зорко оглядела гостью, но взгляд этот был столь стремительно-цепким и неловким, и вот она уже расплылась в приветливой улыбке. Такая быстрая перемена во внешности не понравилась княгине. - Сестра. – обратился Софроний к Анастасии. - Это сестра Марфа. Опасаться ее не стоит, человек она надежный. Сами понимаете, оставлять вас в монастыре – это значит привлекать лишнее внимание. Сестра Марфа приехала из Воскресенского монастыря по синодальным делам. Остановилась в монастырской гостинице с другими сестрами. Они выведут вас из монастыря и позаботятся о вас. Так же я попрошу братию присмотреть за вами всеми. – иеромонах подошел к женщине и смущенно, словно чувствуя свою вину, опустил глаза. – Сестра, поверьте, мне не легко дается это решение. Перед Господом я отвечаю за вас. И выселяя из монастыря, подвергаю Вашу жизнь опасности. Я все прекрасно понимаю, хоть и не до конца… Да, я уже в курсе о вчерашних лихих людях на кладбище. Но мне думается, что я нашел верный способ спасти вас, и избежать лишних домыслов. Негоже людей смущать, давая пищу для рождения сплетен, а то и доносов… поживете пока в гостинице, а там сестры вывезут вас из города и, если пожелаете, укроют вас в своем монастыре. Анастасия постаралась спрятать улыбку вызванную волнением иеромонаха, оно было столь трогательно. - Святой отец, я благодарна вам за вашу заботу. Господь послал вас в самую трудную для меня минуту, когда я совсем отчаялась. Вы дали мне передышку, позволили набраться сил. Я всегда буду об этом помнить. – Анастасия замолчала, прежде чем перейти к более неприятной теме. – Но вы правы, прячась у вас я только осложняю ситуацию. Мне нужно выбраться в город и довершить свои дела, а потом… я с благодарностью приму помощь сестер. - Но это безумие! – воскликнул монах. – Вы же сами говорили о грозящей вам опасности! На порыв монаха Анастасия только мягко улыбнулась и опустила глаза. - Святой отец, мы не всегда принадлежим себе. И есть цели дороже наших жизней. У меня есть долг, который я обязана выполнить. И долг этот не только перед людьми, но и перед Богом. Сестра Марфа, - она обернулась к монахине, до этого момента хранившая молчание и не встревавшая в разговор. – Вы женщина и вы поймете меня. Я с благодарностью принимаю вашу помощь в том, чтобы выбраться отсюда. А все дальнейшее… как Господу будет угодно… - Если так, то я не смею настаивать. Воля ваша, сестра. – сдался иеромонах. - Но я настоятельно прошу повременить и воспользоваться нашим убежищем. - У меня нет на это времени. – покачала головой в ответ Анастасия. - Ваши дела, сестра, находятся в пределах города? – голос монахини, нарушившей наконец свое молчание, прозвучал резкой ноткой в воцарившейся тишине. Получив утвердительный ответ, она все в том же ровном, тихом, тоне продолжила. – Я предлагаю соединить пожелание святого отца и вашу решимость, сестра… Вы можете посещать город в сопровождении других сестер. Это привлечет внимание намного меньше, чем одиноко прогуливающаяся монахиня, особенно при выходе из монастыря. Опасаться не стоит, сестры не будут чинить вам препятствия. Но разумеется, какое-то время вам все же придется пожить в затворе. А мы, с отцом Софронием, подумаем, как пустить лихих людей по ложному следу. Анастасия усмехнулась и покачала головой: - Что-то эта забота на арест смахивает. - А я, - с нажимом в голосе вмешался иеромонах. – считаю идею сестры Марфы не лишенной здравого смысла. И вам советую прислушаться. Вместо ответа княгиня только поджала губки. А так хотелось ответить колкостью на слова собеседников. Но памятуя о заботе иеромонаха, делать этого она не стала. На том спор был и закончен. Впрочем, это собеседники решили, что спор окончен в их пользу, у княгини же остались свои планы, которые озвучивать она не стала… ** На площади, разделявшей Святые ворота и гостиницу, столпился народ. Полвека не прошло с тех пор, как по приказу императора был основана эта обитель и перенесены из древней и забытой столицы Руси святые мощи благоверного князя, ставшего, по приказу неутомимого Петра, покровителем новоиспеченной столицы империи, но не смотря на свою молодость, монастырь пользовался популярностью, всегда принимая богомольцев и просто путешествующих. В этот раз паломники, обычно тихие и нелюдимые, были шумными и суетливыми, словно не в богоугодное место приехали, а на торг на какой-нибудь ярмарке. Протолкнувшись сквозь толпу паломников, Белов подошел к привязанному к ограде коню, кинул монетку мальчугану, верно охранявшему скакуна, поправив сбрую, потрепал за гриву верного друга, возвращаться домой совсем не хотелось. Вдруг, в толпе паломников раздался хохот, визг, улюлюканье. Сашка недоуменно обернулся на подобное непотребство. Женщины, стайкой окружили какого-то паренька и отвешивали ему тумаков кто чем мог, мужчины пытались вызволить бедолагу из плена и на них тоже посыпались удары, и все это под чудной говор. Наблюдая за этой кутерьмой Белов невольно рассмеялся, окинул веселым взором площадь, все присутствующие, так же как и он наблюдали за маленькой бойней. На душе полегчало. Пора было возвращаться домой. Встряхнув головой, мысленно пожелав бедолаге успехов в обороне, Сашка ухватился за седло и занес ногу в стремя, но тут не столько увидел, сколько почувствовал взгляд, такой знакомый, такой теплый, такой близкий. Внутри все замерло, не провалилось, не подскочило, а именно замерло, такое бывает во сне, когда все видишь и понимаешь, но реальность живет отдельно от тебя. В какой-то момент, внутри словно разорвалась шаровая молния и обожгла осознанием того, что это не сон и не виденье. Кинув поводья мальчишке, молодой человек бросился в сторону женщины и едва не угодил под карету, благо кучер уже собирался остановиться, завязалась небольшая перепалка, продлившаяся несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы незнакомка скрылась. Именно незнакомка, так как он не был уверен, боялся поверить. Добежав до того места, где еще недавно стояла незнакомка, он начал спрашивать окружающих о ней, но никто не видел куда она ушла, многие вообще никого не заметили, он в отчаянии метался от одного к другому. «Ну не привиделась же мне она?!» - в отчаянии думал он. Затем вспомнил про портрет, написанный другом и хранящийся на груди, стал показывать его, но это не помогло, пока, наконец, одна из монашек с сомнением предположила, что видела похожую женщину пару раз на службе и во дворе монастыря, но уж больно она нелюдима, «Может в затворе?» - предположила она, другая пожала плечами, третья, вместо ответа, просто поторопила болтушек. Белов в задумчивости смотрел им в след, монашки видели ее в монастыре, незнакомка тоже была в монашеской одежде. « Она постриглась?» - размышлял он, представил Анастасию смиренной монахиней, - «Нет, бред конечно» - тотчас отмахнулся от этой мысли, - «Тогда… тогда давно надо было поговорить с настоятелем!» Он быстрым шагом прошел мимо кладбища, миновал мост и за воротами решительно повернул направо, не обращая внимания на окрик привратника. Из-за скудости построек, он без труда определил дом настоятеля и вошел в сени, попросил монаха доложить о себе. Тот достаточно быстро вернулся и сказал, что иеромонах занят и принимать сегодня никого не будет. От напряжения на лице у Белова заходили желваки, нервно дернув уголком губ, он отстранил монаха и направился в покои настоятеля. Он так стремительно вошел, что посетительница едва успела выбежать в смежную комнату, но Сашка был занять своими мыслями, что не заметил переполоха, точнее не придал этому значения, тем более, что вторая дверь была сбоку и не бросалась в глаза. - Что Вы себе позволяете, молодой человек?! – отец Софроний поднялся со своего места, грозно глядя на незваного гостя. Белов немного стушевался под хмурым взглядом настоятеля, промямлил извинение глядя в пол, мысли сбились в кучу, а затем разбежались: - Святой отец, - медленно произнес Сашка, подбирая каждое слово, - Я обращаюсь к Вам за помощью, как к божьему служителю. Как к человеку, давшему обет спасать пропавшие души… Спасти уже не получится, но облегчить участь еще возможно, я надеюсь… Белов умолк, понурив голову, отчетливо понимая всю бредовость своих надежд, но отступать было глупостью еще большей, зачем тогда было врываться. Знать бы еще, как выразить свою мысль, и не оказаться в заботливых руках лекарей. Большие напольные часы грузно отбили четверть часа. Софроний опустился на свое место разглядывая посетителя, решимость которого стремительно сменилась растерянностью. Как пастырь, он не мог отказать в помощи нуждающемуся. Попросил присесть и представиться. Сашка быстро представился и перевел дух, самообладание постепенно возвращалось. - Никогда не поздно спасти душу, если веровать и избегать отчаяния, - буднично произнес настоятель, с пониманием относясь к волнению посетителя и пытаясь вспомнить, откуда ему знакомо его имя. - Боюсь, вера тут не спасет. – горько усмехнулся молодой человек, - Я нарушил клятву богу и предал самого близкого человека. Более того, я погубил его. – иеромонах подался вперед, внимательно слушая собеседника, - Я поклялся перед богом заботится о человеке, который мне всецело доверился. Но в своей гордыне я отказался от него… даже проклинал его. Когда господь свел нас в опасной ситуации, я самолично вернул этого человека в руки убийцы. А когда она пришла сама… я повел себя как последняя… - Сашка брезгливо поморщился, голос его был тихий и глухой, - А потом я узнал о ее смерти. Софроний повел бровью: - Сын мой, Вы сейчас произносите тяжелые обвинения. Мы очень часто ошибаемся в своих выводах, в спешке, в гордыне, принимая свою домыслы за истину. Требуется время на то, чтобы отсеять зерна от плевел… - Святой отец, – резко перебил проповедь гвардеец, - я уже достаточно наказан за свою гордыню и слепоту, не о том речь! – затем спохватился, не там и не с тем человеком он начал спор, расположение иеромонаха ему сейчас было необходимо, - Есть вероятность, бредовая, невероятная, немыслимая, но кто знает, церковь же учит, что в нашей жизни могут случаться невозможные вещи… Возможно убийства и небыло. И если это так, то я обязан встретиться с этим человеком. Сбивчивый, эмоциональный рассказ посетителя заинтересовал Софрония, который пообещал всестороннюю помощь, но едва перед ним лег на стол помятый портрет, как священника обдало ледяной волной, в недоумении он поднял глаза, но смотрел он не на посетителя. - Эту женщину или похожую на нее видели рядом с Вашим монастырем. Может кто-то из братии видел ее. Мне очень надо с ней встретиться, хотя бы для того, чтобы уберечь от опасности… и попросить прощения за все содеянное. Саша был так взволнован, что не заметил реакции наместника. Иеромонах смотрел немигающими глазами сквозь посетителя, его намного больше интересовала дверь позади него, которая неслышно приоткрылась немного и в проеме промелькнула неясная тень. Поймав только ему видимый знак от тайного свидетеля этой исповеди, Софроний тяжело вздохнул и, наконец, обратился к молодому человеку: - Сын мой, я правильно понимаю, что это портрет княгини Гагариной? – получив утвердительный ответ, продолжил все так же медленно, словно вразумлял ребенка, - Но княгиня покоится на монастырском кладбище. И если я не ошибаюсь, именно Вы так часто навещаете ее могилу? – священник наконец вспомнил откуда ему знакомо имя посетителя. - Понимаю, что кажусь безумцем, но я видел ее так же явственно как вижу Вас не более часа назад. – горячо заговорил Белов. Старец положил свою руку на руку собеседника, словно усмиряя его горячность: - Я вижу, Вы испытывали сильные чувства к покойнице. – сочувственно произнес он, - Горечь утраты очень часто затмевает наш разум, выдавая желаемое за действительное. Думаю, враг рода человеческого сыграл с Вами злую шутку, внеся смятение в Вашу душу… ** Неспешно спустившись вниз, Белов остановился на крыльце в задумчивости. А что дальше? Продолжить поиски? Слова схимонаха вновь вызвали сомнения в том, что Анастасия может быть жива. Но, как же его видение? Неужели все правы и он действительно сходит с ума? Из задумчивости его вывело тихое покашливание. Обернувшись, он увидел за своей спиной молодого монаха, скромно топтавшегося на ступеньке. Извинившись, Саша спустился на дорожку, ведущую к воротам. Опустив голову, гвардеец сделал пару шагов, пнул попавшийся под ногами камешек, гравий тихо зашуршал под ногами, словно зашептал о своих тайнах. На душе было мутно, что-то держало его в этом монастыре, не давая уйти. Александр поднял с земли камушек и стал в задумчивости вертеть его в своих пальцах, прислонившись к стройной молодой березке. Камень был корявый, со сколами щербинами. Молодой человек с силой ковырнул одну из таких ямок на камне и тотчас камень рассыпался на две неравные половинки. Собрав обломки в ладонь, встряхнул их. Бестолковые мысли роились в голове. Что-то ускользало от него в разговоре с наместником, что-то смущало, заставляло искать какой-то смысл, какую-то скрытую суть. Ошибся ли он тогда на площади, не пошел ли по ложному следу? А что если наместник не владеет всей информацией? Не может он на самом деле знать всех посетителей. От простых монахов тут, пожалуй, больше проку будет. Уж привратник то точно должен был видеть каждого входящего. От столь простого решения Сашка даже хмыкнул, не с того конца он стал телегу запрягать, не с того конца проблему решать, взялся за сложное, а про легкое, что на самом виду лежит, решение и не подумал. Подбросив в последний раз камешки в руке, он отбросил их в сторону, уже другим, живым, взглядом окинул монастырский двор, он на прощание глянул на дом наместника и оттолкнулся спиной от березки. Раздумывая о привратнике Белов непроизвольно проверил на месте ли заветный рисунок, промелькнула мысль, что следует при встрече попросит Оленева нарисовать еще парочку портретов, про запас. Небрежно брошенный взгляд на дом наместника и движение на втором этаже невольно привлекло его внимание. Видение, мираж?! К черту все! Теперь он явно видел Анастасию. Ее испуг и спешное отступление от окна означало, что и она его увидела. Но теперь он не позволит ей уйти. Оттолкнув монастырского служку, преградившего было дорогу на крыльце, Александр в несколько прыжков преодолел лестницу и ворвался в кабинет наместника. - Святой отец, как Вы могли?! – с порога прогремел его разгневанный голос, от былого страха и нерешительности сейчас не осталось и намека. - Зачем Вы врали?! Почему? - Молодой человек, я бы попросил Вас покинуть мой кабинет. – ровным голосом произнес иеромонах, но предусмотрительно отступив по другую сторону рабочего стола. - Я душу вам изливал, а вы… святой отец… Где она? – Белов вырвался из цепких рук прибежавшего следом за ним монаха, который настойчиво пытался вывести назойливого посетителя, и подошел к большому дубовому столу. Упершись в столешницу кулаками и подавшись чуть вперед грозно сверкая на наместника почерневшими глазами, он не обращая внимания на суетившегося вокруг монаха, ожидал реакции наместника, готовый в любую минуту бросится на него, и похоже, отец Софроний понимал это отчетливо. – Как вы можете совмещать свой сан и так безбожно врать?!. Еще раз спрашиваю, где она?.. Хорошо… Видя упрямство священнослужителя, гвардеец направился к дверям, ведущим в личные покои Софрония, на что тот резко возмутился. В кабинет прибежали еще монахи, словно дурные собачонки, обвешавшие смутьяна и старающиеся не пустить его дальше. - Я все равно найду ее. – упрямо твердил Сашка отряхивая от себя монахов и продолжая заглядывать во все комнаты. – Слышишь?.. Я все равно найду тебя, Анастасия! Я найду тебя!.. - Сударь, вы арестованы. – раздалось с порога. - Да пошли вы… - огрызнулся Белов, не поворачивая головы. В комнату вошли солдаты, и они уже не были столь миролюбивы, как монахи, посыпались удары. - Добром прошу сказать где она, святой отец . – не переставал требовать Сашка. – Я же все равно ее найду! - Выведите его из святой обители! – командовал отец Сафроний солдатам и те с еще большим рвением набрасывались на смутьяна. Сашке все сложнее было отбиваться, силы уже были на исходе, но пройти в личные покои наместника далеко не удавалось, позади остались лишь кабинет, секретарская и библиотека. Мысль, что Анастасия и в этот раз ускользнет, придавала злости и силы. Он обязан ее найти! - Да что же вы делаете, братцы?! – с отчаянием вырвалось у него, когда увесистый удар кулака едва не свалил с ног. Понимая, что финал битвы близок, Сашка собрался силами и сделал рывок в сторону другой комнаты, но новый удар оглушил его, в глазах потемнело. Падая на пол, окровавленными губами, Белов продолжал хрипеть, срываясь на крик, - Анастасия, я все равно найду тебе! Слышишь? Я найду тебя!!! - Уведите его. – приказал схимонах солдатам подойдя к связанному гвардейцу. Голос его был тверд, лицо спокойно и только по дрожи рук было заметно, как сильно волнуется священник. – Пусть приберут. – отдал он распоряжение своему келейнику, когда они остались наедине. Находясь под впечатлением от случившегося, Софрония не покидали мысли о его гостье, что же все-таки происходит с ней, какую тайну она скрывает, и наконец, кто же она? Гостеприимство гостеприимством, но на некоторые вопросы пришла пора держать ответ. «Только не случилось бы чего». – промелькнула мысль в голове монаха, отчего он недовольно поморщился. Нужно было найти гостью. Только не убежала бы она с перепугу. Пройдя через несколько комнат, никогда бы не подумал, что его изба такая большая, Софроний зорко оглядывал все углы, но женщины нигде не находил. «Не в окно же она выскочила». – недовольно мысленно проворчал он подходя к небольшому чулану расположенному в дальнем конце коридора. Открыв дверь, он сразу испытал облегчение и волнение, к его ногам упало бесчувственное тело гостьи… Анастасия была в глубоком обмороке и долго не приходила в себя, что напугало священника. Но когда она все же открыла глаза, сознание не спешило вернуться к ней полностью. Тем ни менее она упрямо попыталась встать, но сил хватило только на то, чтобы опустить ноги на землю и прислониться спиной к стене. На все уговоры святого отца она упрямо твердила, что ей надо идти. - Вот упрямица! Никакого сладу с вами! – в сердцах выкрикнул Софроний. – Я запрещаю вам вставать. Слышите? - Ваше преподобие, мне нужно… - не открывая глаз бормотала Анастасия. – Как вы не понимаете? Они нашли меня. Все… Все нашли меня… У вас тоже будут проблемы… большие проблемы… - На данный момент у меня только одна проблема – справится с упрямицей. Сестра, сами посудите, куда вы пойдете? Вас же ноги не держат. - Это сейчас пройдет. – небрежно отмахнулась женщина. – Я ценю вашу заботу, но этот человек… Он вернется. И он будет очень настойчив. Софроний нахмурился и сел рядом с женщиной. - Это тот человек, который угрожает вашей жизни? Анастасия горько улыбнулась, склонив голову. Угрожает ли Белов ее жизни? Когда-то он доблестно спасал и защищал ее, а теперь… Теперь она его боялась. Воспоминания о встрече во флигеле дома князей Оленевых было пугающими и омерзительными. Таким она Белова никогда не знала, не знала, что за зверь в нем сидит. Да, зверь, это сравнение очень подошло. Она помнила гримасу на его пьяном лице, его безумные глаза… Женщину передернуло от волнения. Но тогда почему она с такой теплотой наблюдала за гвардейцем на кладбище? Там-то он не казался ей зверем, она не боялась его. - Нет, скорее это я угрожаю его жизни. Это – мое прошлое. – дрогнувшим голосом ответила женщина. – Правда, нам с ним лучше не встречаться. И было бы лучше, если бы он продолжал считать меня мертвой… Для всех это было бы лучше. Повисла тишина, прерывать которую один боялся, а другой не хотел. - Может и так, но он видел вас. Он знает, что вы живы. И он очень настойчив. Всю жизнь в бегах не проживешь. Анастасия встряхнула головой. Уж про настойчивость Александра Белова она была хорошо осведомлена. И снова эта тема про бега. Наместник не прав, ее судьба, похоже, всю жизнь в бегах и прожить. - Мне кажется, слова молодого человека были искренне, он глубоко раскаивается в своих прошлых ошибках. – начал вкрадчиво монах, в любую минуту готовый свернуть с темы, если собеседнице станет тяжело говорить об этом. - Какое это теперь имеет значение. – с горечью вырвалось у женщины. – Все в прошлом. Софроний в задумчивости потер переносицу, ожидая, что женщина продолжит свою речь, но снова повисла тишина. Хорошим знаком было то, что, не смотря на молчание, гостья все же перестала стремиться уйти. - Любовь не может быть прошлым. Мы либо любим, либо нет. – все так же вкрадчиво продолжил иеромонах. – Я вижу, в вашем сердце поселилась горечь обиды. Но спросите саму себя, любили ли вы этого человека или любили его отношение к вам? Настоящая любовь всепрощающа, всетерпяща, даже если и не понимает порой поступков других. Мы же не перестаем любить своих детей за их проступки, даже за самые тяжкие. И родителей своих, когда они оставляют нас. У любви нет прошлого и настоящего. Нельзя любить «когда-то». Мы любим здесь и сейчас, и даже по прошествии времени, наша любовь остается с нами. Так почему мы не можем простить близкого человека? Или он не близкий? Тогда чувства к нему нельзя назвать любовью. Это страсть, каприз, как сейчас это принято называть. А может просто, похоть? Загляните в свое сердце, сестра, и ответьте, любовь ли это? Что для вас ценнее: ваша обида, питаемая гордыней, или ваша любовь, согревающая душу? Я не хочу слышать ответ на этот вопрос, пусть он останется в вашем сердце. Только пусть он будет искренним… - все это время отец Софроний внимательно смотрел на свою собеседницу. Но та, низко опустив голову и чуть отвернувшись в сторону, сидела неподвижно и никак не реагировала на его слова. Поэтому ему никак не удавалось понять услышан ли он, насколько глубоко он донес свою мысль, и вообще важны ли его слова. Глубоко вздохнув, он все же решился оставить гостью в покое и на какое-то время покинул комнату. Вернулся он, держа в руке конверт, и протянул его Анастасии. - Это письмо к отцу Николаю, что служит при Сампсониевской церкви. Мы с ним давние друзья, он на какое-то время приютит вас. Анастасия робко повернулась и с недоумением посмотрела сначала на конверт, а после на самого наместника. И только сейчас, по заплаканным глазам, Софроний понял, как глубоко страдание женщины. Истинная боль очень часто бывает не в криках, а вот в этих тихих слезах. - Спасибо, ваше преподобие. – дрожащей от волнения рукой, Анастасия безропотно взяла конверт и протянула в ответ небольшой сверток. – На прощанье у меня к вам огромная просьба, сберечь в укромном месте вот это. Здесь моя жизнь или погибель и это я вручаю вам. Не буду лукавить, тут очень важные бумаги. Их будут искать, за них могут убивать, но они могут и спасти. Я не могу все время носить их с собой, это неразумно… - Я сберегу, сестра. – поклялся иеромонах принимая сверток. – Вы всегда сможете забрать его в любое время или же… - он немного задумался, а потом снял с себя небольшой складень на скромной веревке и одел его на женщину. – Если вы, сестра, не сможете сами придти за ним, то пусть ваш посланник покажет это. Анастасия невольно улыбнулась от такой заботы и с теплом приняла благословение отца Софрония. Что ж, пришло время расставаться. Спрятав женщину в обозе, покидающем монастырь, иеромонах благословил ее на прощение еще раз и дал строгий наказ вознице доставить беглянку к отцу Николаю. Трясясь на ухабах в скрипучей телеге, Анастасия невольно сравнивала свою былую, богатую, жизнь, полную парадных выездов, с тем положением, в котором сейчас оказалась. Могла ли когда-нибудь дочь генерал-прокурора, внучка великого канцлера, жена Сибирского губернатора, подумать, что придется ей путешествовать на убогой телеге, что одета она будет не в шелка и соболя, а в грубую одежду из холстины, и сопровождать ее будут не гайдуки, а брехливые собаки. «Ну и пусть!» - тихо шептала она в ответ на свои мысли. – «Пусть так, зато жива.» На душе тяжелым, неподъемным, камнем лежали мысли о Белове, сердце рвал его крик. Анастасия даже зажмурилась, вспомнив его хрипящий, срывающийся голос. И вспомнился Белов тот, которого она испугалась тогда, во флигиле дома Оленевых. Нет, такого Белова она не знала, и знать не хотела. Это был зверь, мощный, неукротимы, оттого и пугающий. Невольно вспомнились слова Софрония. «Действительно, любила ли я его?» Их многое связывало, многое они пережили вместе. Но любовь ли это? Или чувство благодарности? Страсть, от совместно пережитых опасностях? А может, просто, так было удобно им двоим?..