Размыкая счастливые руки

На пороге стояла невзрачная монашка. С ног до головы облаченная в мрачные одежды, лицо ее, невыразительное и бледное, казалось, было лишено губ и рот определялся тонкой полоской, глаза смиренно опущены, как того требует устав. Сколько ей лет? Возраст определить сложно, не юная, но и не старица. - Матушка игуменья просит вас в гости. – голос ровный, немного напевный. Но вот монашка подняла взгляд, и женщину обдало черноглазым огнем, такой взгляд на всю жизнь запоминается. - Но я… - Софья замялась, не зная, как вежливо отказаться от приглашения. Столько лет прошло с момента ее скандального побега с переодетым курсантом, столько пережито, а она все так же боится и чувствует свою вину перед бывшей покровительницей. Когда-то матушка перед смертью вручила ее заботам суровой настоятельницы, и та с честью выполняла свои обязанности, так рьяно, что едва не скрыла ее от света под монашеским одеянием, попутно лишив наследства, имени и права на счастливую семейную жизнь. И хоть писала Леонидия в своих письмах к племяннице, что простила строптивую воспитанницу, но женщина до дрожи боялась предстать перед грозными очами. Детские страхи невозможно изжить. - Карета у крыльца стоит. Я вас там буду ждать. Монашка ушла, оставив Софью в полнейшей растерянности. Даже будучи взрослой женщиной, детский страх заставляет подчиняться. И зачем только она отправила эту записку в монастырь? Но как можно было проезжать мимо и не навестить давнюю подругу? Да, они редко виделись, с годами все меньше общались. Но разве на настоящую дружбу влияет частота встреч? Софья очень корила себя за то, что последние годы крайне редко виделась с Анастасией, и перед отъездом не встретилась с ней. Загадкой для нее осталось, почему Анастасия и Александр расстались, ведь их любовь была очевидна и проверена временем и тяжкими испытаниями. У мужа пыталась узнать, но он то ли не знал, то ли хорошо скрывал. Спрашивать же напрямую подругу она не стала, потому что считала это неприличным, да и нрав у той был скрытный. «Статуя – прекрасная и холодная». – вспомнились вдруг слова покойного шевалье де Брильи, брошенные им когда-то давно от отчаяния. Ах, как он мечтал оживить свою Галатею, пробудить в ней чувства! Но удалось все это совсем иному счастливцу… Пробудить удалось, да рассыпалось все прахом… Белые монастырские стены, отражая солнечный свет, казались плотными облаками, спустившимися на землю. Но приблизившись, эти белые облака оказались не такими уж и белыми, где штукатурка осыпалась, где зеленая плесень и мох поползли, где трещина чернотой разорвала строгую белизну. Знакомые деревянные ворота впустили гостей и тотчас плотно захлопнулись. На крыльце их встретила Агафья, постаревшая, еще более суглобая. Она приняла гостью в свои объятия, всхлипывая и причитая от радости. - Матушка выйти не может, приболела она. – быстро ответила Агафья на вопрос гостьи. Игуменья приняла их в своем кабинете, сидя в глубоком кресле. Софья с горечью заметила, как постарела ее наставница. - Софьюшка, ну, здравствуй! – протянула она руки к вошедшим. – Проходи, не стой в дверях. – она жестом указала на стул возле себя. ** - Когда ее хоронили, шел сильный дождь. Словно небеса рыдали… - Но, почему не на кладбище? Почему здесь? – вырвалось у Софьи в отчаянье. Она опустилась на колени перед скромным деревянным крестом, где значилось одно только имя и дата смерти. - Воля ее была на то последняя… Игуменья не стала рассказывать, как умоляла угасающую племянницу одуматься, но та твердо стояла на своей воле. - Не гоже мне в святой земле лежать. Ива знает мое сердце, она меня и успокоит. А вы, тетушка, не молитесь за меня. Нет такой молитвы, чтобы грехи мои очистить. Эти слова племянницы она слышит до сих пор. Волю ее она исполнила, похоронила за монастырской оградой на крутом берегу, но молилась о ее душе каждый день. - Просьба у меня к тебе есть. – обратилась мать Леонидия к Софье, когда возвращались они в монастырь. – Не знаю я как поступить. Долго думала, решала. А тут Господь сам тебя послал. Сразу ответ давать не заставляю и отказ приму… Заходи. Они вошли в игуменский дом, но прошли дальше по коридору, где она толкнула тяжелую дверь в небольшую светлую комнатку. На встречу им поднялась женщина: - Спит, матушка… - начала она быстрым шепотом, но осеклась, заметив постороннюю. - Оставь нас. – устало кивнула она женщине и присела возле люльки. – Вот моя последняя просьба. Подойди, не бойся. – она чуть раздвинула полог и заглянула в люльку, затем жестом пригласила ошеломленную Софью взглянуть на ребенка. – Дочка это Настасьина. Она умерла почти сразу после родов... Скажи, что у нее произошло? Она сюда ни жива ни мертва приехала, на глазах угасала, людей сторонилась, словно наказывала себя за что. Может с мужем что не заладилось? - Они не обвенчались. – Софья потупила глаза, от грозного взгляда игуменьи мурашки по спине пробежали. – Я не знаю, что между ними произошло. Но уверена, нет такого греха, который бы Александр Анастасии не простил. Да и она тоже. Они столько всего пережили… Софья помнила, что они с мужем новость об отъезде Белова приняли за блажь тогда, решили, что это очередная ссора. Но Белов действительно уехал и Анастасия вскорости тоже. - Почему не обвенчались? Что значит?.. Напиши ему, пусть ко мне приедет. – от волнения игуменья повысила голос, и ребенок сразу начал кряхтеть. – Тихо, моя маленькая. Тихо, моя хорошая. – сразу запричитала мать Леонидия и стала раскачивать люльку, но ребенок начал хныкать. - Позвольте. – Софья бережно взяла малышку на руки и стала ее баюкать. – Не получится его вызвать. Он уехал на Камчатку. - Куда? – растерянно переспросила игуменья. - Матушка-игуменья, клянусь, я не знаю, что между ними произошло. Леонидия в раздумьях смотрела на Софью, на ребенка. Она никогда не узнает правду о том, что свело ее племянницу в могила. А нужна ли ей эта правда? Что она изменит? В памяти снова всплыл тот тяжелый день. Горячка стихла. Взгляд Анастасии стал осознанным, блеск в глазах пропал. Она узнавала окружающих. И в душе игуменьи засветилась тонкой лучинкой огонек надежды на выздоровление племянницы. - Саша, ты пришел. – с усталой улыбкой произнесла Анастасия, глядя на дверь. – Это хорошо. Ты же знаешь, со мной ничего плохого не случится, пока ты рядом… - улыбка еще теплилась на ее губах, а взгляд стал неподвижным, последний вздох покинул измученное тело, подарив душе вечный покой... - Я о чем просить тебя хотела. – игуменья подошла к Софье и поправила чепчик на задремавшем ребенке. – Стара я стала, болезни одолели, а дите на чужих людей оставлять не могу. И не место ей здесь. Вырастет, пусть сама решает в миру остаться или в обитель вернуться… Возьмешь ребенка к себе на воспитание? Раз она сиротой осталось. - Возьму. – не раздумывая выдохнула Софья. И разве могла она принять иное решение? Вырастит, воспитает, родной дочерью будет. - О содержании не переживай и приданное ей будет… - Матушка, как можно?! Мы не бедствуем. Разве я не помогу дочке кумы? Где один ребенок, там и два вырастут. – она с теплотой прижала к себе крошечное создание. – Как хоть окрестили ее? - Александрой. – отозвалась Леонидия. – Настасья запретила давать свое имя и имя ее матери. Мол, несчастливые они. Вот и назвали в честь отца… - Александра. – нараспев тихо произнесла Софья, целуя ребенка в лобик. – Доченька моя… ** Ближе к вечеру отряд остановился для ночлега на небольшой поляне, где берег хорошо проглядывался, а лес был редким, что было важно для безопасности. Уже которую неделю они брели через бурелом и топи вдоль реки. Вызвавшийся проводник из местных вскорости бежал и капитан, после долгого совещания, принял решение продолжать путь, основываясь на словах бывшего проводника и скудных знаний, полученных в разных беседах. Вот только в последнее время капитан все чаще задумывался о том, вдоль той ли реки они идут. Понятно, что верстовых столбов в этих диких местах быть не может, но и труднопроходимость наводила на сомнения, все же они не первые, кто идет этим путем. - Любуешься? – рядом опустился на землю сержант. - Да, красивое место… - отозвался капитан. - На родину мою похоже. – прищурив глаз мечтательно продолжил сержант. – У меня деревня тоже на высоком берегу стоит. Зимой по такому спуску хорошо было бы кататься. А вон в той заводи можно было бы причал устроить. Удобное место… - Может он и был, причал этот… Видишь, пеньки из воды торчат черные? – Пеньки! Видать, не совсем глухое место. Неуж-то, все же, верной дорогой идут? - А ты глазастый. – хмыкнул сержант. - Степаныч, там это… - нарушая весь устав, в разговор вклинился вернувшийся из леса солдат. По озадаченному его лицу было понятно, что нашел он в этих дебрях что-то интересное. – кажись наши… Православные… Капитан с сержантом переглянулись и, поднявшись, направились в след за солдатом, который повел их к месту своей находки. Следом потянулись еще несколько любопытствующих. На ходу солдат сбивчиво объяснял, как собирал хворост для костра, решил пройти дальше, а там такое… Среди кустарника и молодой поросли все еще можно было четко увидеть очертания разрушенной крепости. - С чего ты взял, что это православные? – капитан пнул поросший травой поваленный ствол и он рассыпался черной трухой. Вместо ответа солдат повернул в сторону и рукой позвал следовать за ним. Через несколько шагов они подошли к страшной находке. В траве виднелись человеческие останки. - Форма, вроде, наша… - отозвался кто-то из толпы. - Уж не тот ли это отряд, что сгинул лет десять назад? Форма старого образца… - Похоронить надо. – капитан кивнул сержанту и тот сразу отрядил несколько человек на копание могилы, остальных послал проверить округу, нет ли еще неупокоенных. Крепость эта могла быть той самой, что основали более десяти лет назад русские солдаты. Всего несколько рапортов от нее пришло, а потом связь с нею прервалась, и, что случилось, так никто и не понял, были разговоры, что поселенцы решили перебраться на новое место. Но почему не дали больше о себе знать? Погибли? От болезней, несчастных случаев? Или были убиты? Или какая иная беда случилась? - Семенов, чего у тебя тут? – внимание капитана привлек все тот же солдат, увлеченно копошащийся среди зарослей. - Да, тут это… - солдат поднялся и протянул капитану некий овальный предмет. – Кажись медальон. Только не разобрать ничего. Вроде, женский портрет… - он усиленно потер и среди трещин эмали проступил неясный силуэт дамы в красном платье. – Надписи никакой, кажись, нет. – он повертел в руках медальон. – Жена или мать… а может дочь… Покойник, умирая, о ней думал, раз к сердцу прижать успел… А в правой руке шпага сломанная… - Верни обратно. Не гневи усопшего. – капитан просил взгляд на останки. – А на груди у него что? Кираса? - Да. Преображенец он… Офицер… - Похоронить всех с почестями. Капитан направился обратно к лагерю. Отправляясь в поход, он слышал рассказы про пропавшие отряды. Места здесь всегда были неспокойные, потому и гибло много людей. А еще болезни косили людей. Но историю этого отряда, кажется, можно считать законченной. Крепость была сожжена, а отряд перебит. Об этом можно будет докладывать начальству, когда они доберутся до места назначения. Только как привязать эту крепость к карте? И, как ему казалось, в разговорах про эту крепость упоминалась другая река. Капитан прибавил шаг и почти бегом вернулся в лагерь. Тот час достал карту. Она была не совершенна, со множеством непонятных и неизведанных мест. Повертев карту, изучив все указания на пороги, заводи и рукава, он осознал, что хребта, который они преодолевали недавно, на карте нет, а тот брод, что есть на карте, они отродясь не встречали, да и поворачивала река в другую сторону. - Степаныч, ты чего? На тебе лица нет. – вернувшийся после погребений, сержант стоял напротив и внимательно смотрел на друга, держа в руках чудом уцелевшую шкатулку, доверху набитой какими-то полуистлевшими бумагами, найденную в одной из руин уничтоженной крепости. По лицу капитана было понятно, что до находки ему сейчас дела не будет. - Проклятье, мы шли не той дорогой. Утром возвращаемся. Столько времени коту под хвост! – капитан со злостью откинул карту. - Не зря все это. Покойники нас привели. Так бы о них кто еще позаботился? Капитан угрюмо посмотрел на сержанта: - Сколько их? - Нашли около двадцати. Похоже, тут сильная драка была… - По возвращении закажем по ним безымянную службу… - твердо пообещал капитан, только веры в возвращение у него в этот вечер совсем не осталось.

КОНЕЦ.