Metamorphosis

— Так и будешь вертеться во все стороны? — Гето терпеливо наблюдал за разворачивающимся перед ним театром одного актёра, скрестив руки на груди. — Но я не хочу-у! — безбожно осипшим голосом заныли в ответ. — Это больно! — Сёко сказала, что в твоей ситуации другого варианта нет. Три дня прошло, а температура так и держится в районе сорока, — Сугуру устало вздохнул, помассировав переносицу. — Ты ещё не откинулся только потому, что Небеса и Преисподняя не могут решить, кому такой подарочек достанется. — Это всё потому, что я такой ценный? — с надеждой донеслось откуда-то из огромного вороха одеял, честно отобранных у всех обитателей квартиры. — Это всё потому, что и там, и там берегут свои кадры от твоего невозможного поведения. Ты ведь хорошо понимаешь, что мне всё равно придётся это сделать. Чем быстрее ты закончишь ломать комедию, тем скорее это всё закончится, и я смогу наконец-то уйти спать, — даже необыкновенно спокойный Гето начинал терять терпение от того, что перед ним происходило. — Право слово, Сатору, я сейчас позову Ханами, если ты не успокоишься и не дашь мне себя уколоть. — Это слишком больно, я не хочу, — уже куда менее уверенно и более тихо заныли в ответ. Нащупав нужную ниточку, Сугуру усмехнулся и склонил голову набок: — Мне всё-таки нужно позвать Ханами, чтобы придержал тебя? Хотя, нет… Он один однозначно не справится. Может, ещё Махито? Сядет тебе на ноги, чтобы ты не отбил мне чего-нибудь по доброте душевной. Но Махито слишком лёгкий для такой задачки, так что, лучше ещё Дзёго для надёжности. И однозначно девочек, чтоб подстраховали с аптечкой, если ты всё-таки что-нибудь учудишь. Или… Омиками-сама, ты что, сомневаешься в том, что я попаду куда надо? Тогда я позвоню Сёко и попрошу её срочно приехать, а ещё захватить по дороге Нанами. Чтобы однозначно все были в курсе, что самый одарённый маг столетия решил отъехать прямо здесь, в моей квартире, и не считали меня в этом виноватым. — Не надо! — возмущённо засипели одеяла и сразу же разразились кашлем. — А может, оно само как-нибудь? Ну, обойдётся, всё такое… — Ляг, блять, — ледяным тоном донеслось в ответ. На минуту воцарилась гробовая тишина. Из одеял сначала показался покрасневший нос, затем такая же нездорово румяная мордашка и растрёпанная белобрысая макушка. Сатору завозился в своём импровизированном гнезде и полностью показался, зябко приобнимая себя за плечи. Пижама явно не согревала его достаточно в том состоянии, в котором он был сейчас, но он всё же сделал огромное усилие над собой и молча улёгся на живот, приспуская штаны. Сугуру распаковал и надел одноразовые перчатки, после чего обработал антисептиком место будущего укола и, открыв колпачок, одним метким движением вогнал шприц с лекарством, постепенно вводя препарат. «Пациент» тихо шипел и даже хныкал, но честно не дёргался. Когда шприц полностью опустел, он зажал место укола ватным диском, пропитанным антисептиком, и аккуратно вытащил его, вновь защёлкивая колпачок. После чего аккуратно распаковал небольшой квадратный пластырь и, убрав влажную вату, наклеил на место укола. — Можешь одеваться и снова прятаться в своём гнезде. — Я хочу поцелуй, — тихо объявил капризный больной, поднимаясь и поправляя штаны, пока его персональный доктор снимал перчатки. — Поцелуй меня. — Тебе обломится попросить нормально? — Гето посмотрел на него, уже не скрывая своей усталости. Он не спал нормально всю эту неделю, а последние три дня не спал вообще, отслеживая состояние больного друга, чтобы тот не попрощался с жизнью по собственной глупости. На бледном лице залегли тени, а морщинки под глазами стали только заметнее. Гето выглядел на все сорок, хоть и был младше своей болтливой проблемы. — Пожалуйста, поцелуй меня, — повторил тот и даже протянул руки, чтобы загрести в объятия. Воспалённые голубые глаза смотрели на него с такой мольбой, что пришлось согласиться. Сугуру сел рядом и осторожно приобнял его, прижимаясь своими губами к чужим — Сатору был горячим, как самая настоящая печь, и вообще непонятно, как в таком состоянии шевелился. Видимо, на чистом упрямстве. Он отстранился, с укором глядя на этого несносного человека, а потом кивнул на кровать. — Ложись. Я останусь с тобой на ночь, если будешь вести себя тихо. Скоро температура должна снизиться, и тебе полегчает. Тот молча улёгся обратно и закопошился в одеялах, сбрасывая часть на соседнюю половину кровати, после чего выжидающе уставился на Гето. — Какая щедрость, Ваше Величество, — Сугуру криво усмехнулся, устало прикрывая глаза и уже на ощупь ложась рядом. Сбоку сразу же придвинулся болезный, сгребая в объятия и пристраивая свою светлейшую голову на чужом плече. Он всегда так прижимался, когда ему было плохо. Сугуру знал об этом и никогда его не отталкивал, хотя обычно телесного контакта старался избегать всеми возможными способами. Он слишком хорошо знал, что Сатору никогда не скажет прямо, когда ему по-настоящему плохо, но обязательно подаст какой-нибудь невербальный знак, хоть в этом и не было необходимости. Гето и без того прекрасно чувствовал чужую боль, отчего и бегал всю жизнь. Сейчас он почти на себе ощущал состояние тела рядом — жар передавался как свой собственный. Они оба не могли полноценно заснуть из-за этого, но ни один бы и не подумал отстраниться. Лишь ближе к утру кое-как удалось уснуть, когда температура вернулась в пределы приемлемо высокой. В комнату периодически подглядывали другие обитатели жилища, но делали это настолько мастерски тихо, что так и не разбудили. Если двойняшкам ещё нужен был сон, то вот проклятия в нём не нуждались и зачастую ненамеренно пугали этим своего благодетеля посреди ночи или под утро, неожиданно и совершенно бесшумно выплывая в пространство. За последние три ночи это случалось слишком часто, потому что тот и не спал вовсе, уделяя всё своё время и внимание больному другу, который не особо-то и хотел лечиться, что вызывало особую волну неодобрения со стороны. Потусторонние пришельцы, точно как домашние питомцы, не хотели делить хозяина с кем-то ещё. — Напомните, почему мы всё ещё терпим этого белобрысого уёбка? — Дзёго бросил недовольный взгляд своего единственного глаза на стену, за которой тот самый белобрысый и находился. — Потому, что Гето запретил его трогать, что бы он ни сказал и ни сделал, — нудно протянул Махито, переставляя фишку по игровому полю на столе. — И будь потише, а то проснутся. Поверь, спасибо тебе за это точно никто не скажет. — Да ты и не против, похоже, что он тут ошивается. Человечишка из магов тебе по душе пришёлся, да? — вновь начало закипать одноглазое проклятие. — Он забавный, — уклончиво ответил его собеседник, мягко улыбаясь, — и с ним можно весело поиграть. Чего о тебе не скажешь, Дзёго. Ты совсем-совсем не весёлый. А это ску~учно. — Заткнись, Махито, пока не… — Что? Что же ты мне сделаешь? — Закройся! — Ты ничего мне не сделаешь, пока я… — Махито изобразил задумчивый вид, ненавязчиво оттягивая щёку изнутри языком, после чего вновь расплылся в улыбке. — Тебе попросту невыгодно. «Прекратите», — в головах одновременно прозвучал металлический голос Ханами, вынуждая поморщиться и действительно прекратить. — Так ты будешь покупать или нет? — Дзёго гневно уставился на монополию, за которой они почти дружно пытались скоротать время. — Мне денег не хватает, — Махито совершенно по-детски надул губы. — Заложи что-нибудь. — А если заработаю? — он хитро подмигнул. — Даже не думай!