Metamorphosis

Слэш
R
В процессе
37
Размер:
планируется Макси, написано 92 страницы, 9 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
37 Нравится 21 Отзывы 8 В сборник Скачать

Черноглазка (NC-17, изнасилование, hurt/comfort)

Настройки текста
Примечания:
— Безмозглый выродок! Как тебе вообще в голову пришло заниматься подобным?! Сугуру с искренним недоумением смотрел на разгневанную мать, что не стеснялась в выражениях в его адрес. Нет, он не впервые слышит от неё нечто подобное. Такое общение уже давно стало их маленькой семейной традицией. Но что плохого он сделал? — Что ты смотришь, а? Вылупился, глазищами своими хлопает. Вы только посмотрите на него! Он с ещё большим непониманием посмотрел на мать. Где-то на его плече застрекотало разноцветное проклятие, похожее на психоделическую гусеницу, и он инстинктивно протянул ладонь, чтоб погладить его. — Мерзавец! — от истерического крика заложило уши, а от сильного удара болью вспыхнула рука. Существо с его плеча упало на пол, что-то явно болезненно пища. Сугуру присел на корточки, поднимая пёстрое подобие червя, и с осуждением посмотрел на мать. — Ну и зачем? Он ведь ничего плохого не сделал, а теперь ему больно. — Ты что, не понимаешь, что это проклятие?! — ещё один пронзительный визг разнёсся по округе. — Это точно всё из-за тебя! Они постоянно появляются здесь из-за тебя! Это ты их призываешь, ублюдок! — Я не звал его, он сам появился. Из твоей комнаты прилетел. Они всегда оттуда и прилетают. — Сейчас же выбрось его! Брось! Выкинь! — снова заорала женщина, хватаясь за кухонный молоток, чтобы прихлопнуть то ли проклятие, то ли сына. Сугуру тихо вздохнул и, погладив пришельца по разноцветному боку, превратил его в чёрный глянцевый шар размером с мяч для пинг-понга. Он сжал его в ладони и снова посмотрел на мать. — Довольна? Он больше не потревожит тебя. — Пошёл вон! Парнишка успел сбежать раньше, чем в него полетит молоток. В сарай, где хранился всякий хлам, а заодно и все предыдущие «трофеи». Только за этот год их набралось около сотни, а ведь всего лишь весна. На полках стояли огромные пластиковые банки, где валялись похожие шары. Они все были одинаковые — чёрные и глянцевые, как большие пилюли с очень плотной, но мягкой оболочкой. Сугуру снял крышку с полупустой банки и бросил туда нового «обитателя». — Прости, приятель, но так тебе будет лучше. Он закрыл банку и тихо вздохнул, пряча руки в карманы. Он бы и остался в этом сарае до самого утра, когда нужно было отправляться в школу, но вся семья знала о том, что он любит прятаться именно здесь. Либо старшие братья придут задирать, либо вновь от кого-то из родителей достанется. Потому он быстро прошмыгнул наружу, а потом и вовсе за пределы дома, направляясь по трассе куда глаза глядят. Лучше уж переночевать где-нибудь на улице или на станции, чем нарваться дома на побои, которые можно было получить буквально за что угодно. Раньше он пытался как-то восстановить контакт с семьёй, проявлять больше уважения и понимания, но это ни к чему не привело. С тех самых пор, как к нему начали приближаться странные существа разных форм и размеров. Они не причиняли ему вреда, просто таскались следом, как бродячие животные. Но люди почему-то их боялись. Они кричали от страха или кричали на него. Ругали за то, что подпускает к себе этих существ и не убивает. Дома на него кричали, в школе тоже ненавидели. Все школьные проклятия были его. И нет, вовсе не потому, что он единственный мог их обезвредить, просто его избрали для этой грязной работы и могли со свистом и смехом вывести прямо посреди урока. Учителям было всё равно. Они тоже его сторонились, несмотря на то, что лентяем или хулиганом он не был. Наоборот, способный и умный, даже в рейтинге успеваемости всегда в первой десятке. Но вот отношения это не изменило. Такие же неудачники тоже вступаться не спешили — они тихо радовались тому, что страдают не сами. Сугуру по-прежнему не понимал, что с ним не так. А ещё он не понимал, что не так с этими странными и порой уродливыми существами. Они ведь не трогают, если не причинять им вреда, но их почему-то с визгом стараются прихлопнуть побыстрее. Всё равно, что кидаться на бродячих собак, а потом страдать от укусов. Он никогда не проявлял агрессию первым, к кому бы то ни было. А странные создания всегда успокаивались, стоило только положить на них ладонь. Сугуру просто шёл по трассе к городу и жалел лишь о том, что не успел взять рюкзак с тетрадями и пожитками, которые всегда держал там для подобного случая. Впрочем, даже если он заявится в школу в своей обычной одежде, вряд ли этот день будет отличаться от других. Дисциплинарный комитет будет держать его у ворот, пока все остальные не пройдут, и только потом впустит. Самым последним. Каждый раз это аргументировалось неопрятностью, хотя одежда его всегда была чистой и выглаженной. Ну и что, что на два-три размера больше него самого! У него просто не было возможности приобрести другую, вот и носил то, что от старших братьев оставалось, хотя семья совсем не бедствовала. Просто он в ней был лишним. Дойдя до города, он свернул на железнодорожную станцию и просто спрятался там на остановке. Людей на окраине всегда было немного, и на незнакомого пацана в слишком лёгкой для поздней осени одежде никто даже не обратил внимания. Он на холод и не жаловался. К ногам снова прибился, как котёнок, кусок непонятной жижи с глазами по всему телу. Сугуру устало вздохнул и взял его в ладонь, рассматривая поближе. Очередной проклятый дух, не нашедший места в мире. Совсем как он сам. И ладно бы таким же уродливым был, но нет. Он и от окружающих мало чем отличался внешне. Разве что, волосы немного длиннее обычного, но они всегда были убраны в аккуратный пучок. Сидеть на остановке было не слишком приятно, как и в целом сидеть. Синяки ещё не сошли, но и ноги от долгой дороги и беготни прилично устали. Дома ему частенько доставалось и все попытки получить хоть какую-то помощь обычно заканчивались одинаково. Как только люди узнавали, что он ладит с проклятиями, сами же его и выгоняли, а то и жаловались родителям. Он устал. Слишком сильно устал, чтобы жить так дальше, но смелости броситься прямо сейчас под поезд ему почему-то не хватало. Хотя именно это ему и советовали окружающие. Принять благородную смерть, очиститься и больше никогда их, честных людей, не беспокоить. Не приносить за собой беды.

***

— Эй, черноглазка, поди-ка сюда, работа для тебя появилась! Сугуру поднял мрачный взгляд на компанию ребят из выпускного класса. Местные хулиганы, которым доставляло особую радость гонять его за школьными проклятиями, а то и заставлять делать вещи похуже. Благо, хоть занятия закончились, и он ничего не пропустит. — Что на этот раз? Червь, амёба или что-нибудь новое? — Новое. Специально для тебя, черноглазка, — они мерзковато захихикали, но торопить не стали, дожидаясь, пока тот соберёт вещи. Он только устало вздохнул от этого прозвища, хотя приклеилось оно намертво. Впрочем, они были правы. Глаза у него и вправду были чёрные-чёрные, как и волосы. Как отшлифованный до глянца обсидиан или битум. В их взгляде можно было утонуть, но вовсе не как в море. Он хорошо знал, что ничем хорошим это не закончится, но выбора всё равно не было. Его отвели в уже пустое крыло младшей школы, где по коридору действительно бродило нечто. Нечто премерзкое, похожее на огромный сгусток грязи, глаз и ртов. Оно издавало отвратительное бульканье и двигалось прямо в их направлении. Сугуру догадывался о том, что всё будет плохо, но чтоб настолько? Духов таких размеров он раньше никогда не видел, но, судя по улыбочкам хулиганов, его попросту хотели скормить этому существу, а потом уничтожить их обоих. Впрочем, это был бы тот конец, за который ему не пришлось бы отвечать. Он молча стоял в ожидании, пока пришелец подберётся поближе, а после положил ладонь ему на, предположительно, голову. Проклятие застрекотало и остановилось, больше не проявляя никакой агрессии. — Чего стоишь, черноглазка? Нравится обжиматься с куском грязи? — Я не обжимаюсь, — Сугуру тихо огрызнулся, превращая огромное проклятие в уже знакомый чёрный шарик, но его очень быстро выхватили из рук, а его самого втолкнули в пустой кабинет, заходя следом и закрывая дверь. Он непонимающе посмотрел на них, а потом на отрезанный путь к выходу. — Будете бить, потому что оно меня не сожрало? — Раздевайся, черноглазка. — Что? Он даже сориентироваться не успел, как его повалили на стол и, удерживая в четыре руки, начали раздевать. Форма, бывшая на пару размеров больше нужного, снималась на редкость легко. Он остался в одном белье меньше, чем через минуту, после чего то разорвали и затолкали в рот вместе с частью штанины, чтобы точно говорить не мог. В чёрных глазах отразился ужас от осознания того, что в этот раз с ним сделают кое-что похуже, чем просто изобьют. Тело и так ужасно ныло от всех ссадин и синяков, но к такому исходу он готов не был. Ноги силой согнули в коленях и развели, удерживая так. Он мог бы попытаться сопротивляться, но их было слишком много. Один на восемь человек — не убьют точно, но получить ещё порцию издевательств не хотелось, поэтому просто замер, тяжело дыша и испуганно глядя на старшеклассников. — Ты плохой мальчик, да? — один из ублюдков с силой шлёпнул его по задней поверхности бедра, расписанной чёрными синяками, вынуждая взвыть от боли. — Скажи, а твой папочка уже трахал тебя, Гето? Хотя, какой ты Гето? Ты обычный приёмыш, выблядок. — Сугу-чан, — мерзко захихикали с другой стороны. — А и вправду, ты как девчонка, — кто-то дёрнул резинку с волос и аккуратный пучок рассыпался смольными прядями по столу. — Уж прости, черноглазка, для тебя ничего лучше не нашлось, — ему почти перед самым лицом провели тюбиком вазелина, после чего пустили его в ход. Он даже старался не сопротивляться и расслабиться, но ему всё равно делали больно. Нарочно тянули мышцы как можно резче, чтобы это вызывало резкую острую боль и слёзы, лапали и сильно сжимали бёдра, чтоб заставить синяки заболеть снова, а заодно и наставить новых. Когда внутрь засунули карманный фонарик, он заорал. Холодный металл ощущался донельзя отвратительно и царапал неровностями мягкие стенки, но им, как назло, двигали очень быстро. Лучше бы и вправду сами взяли… Сугуру тихо заскулил. Такой боли в его жизни ещё не было, и он бы всё отдал, чтобы она никогда и не появлялась, но ему больше нечего было отдавать. У него забрали всё, даже честь. Твёрдый предмет, движимый чужими руками, скользил внутри, выбивая всё новые всхлипы и жалобные стоны. Он хотел бы, хотел молчать — им назло или просто из вредности, но не мог. Несмотря на весь опыт с побоями, к такому жизнь его не готовила. К такому невозможно было привыкнуть или смириться. Его шею сжала чья-то ладонь, с лёгкостью лишая доступа к кислороду, ведь из-за слёз и кома одежды дышать было и так не особо легко. Не будь этой руки на горле, он бы наверняка снова закричал, когда фонарик резко вытащили наружу, но он не мог даже пошевелиться. Где-то на фоне послышался звук расстёгивающейся ширинки, и он ощутил новую порцию отвратительных прикосновений. Вот теперь в нём был член. Пусть и небольшой, но тёплый, человеческий и вполне настоящий член. — Что, нравится, шлюшка? Только посмотрите, как глаза закатывает, — внезапно прилетевшая пощёчина едва не заставила отключиться, и он очень пожалел, что это не произошло. Благо, давление с шеи пропало и он смог хоть как-то дышать. Чужие ладони на бёдрах стянули его вниз, вынуждая принять глубже, по самое основание. — Где ты научился так хорошо давать, а, Сугу-чан? — ещё один унизительный шлепок по другой щеке на мгновение заставил отвлечься от далеко не самых аккуратных и умелых движений внутри. — Кто же тебя натренировал: папочка или братики? Пощёчины сыпались одна за другой, превращая кожу в красное опухшее нечто и разбивая губы в уголках. Они не были слишком сильными, чтобы случайно не вырубить его, но брали количеством, от которого всё лицо невыносимо жгло. — А со своими проклятиями ты тоже так развлекаешься? — Любишь по-грязному? — Засовываешь в себя их «желейных червей»? Чужие насмешливые голоса вокруг едва ли не заставляли его собственную голову разорваться от боли и переполняющего отвращения к самому себе. Он уже не отслеживал, как его «партнёры» менялись, уступая его друг другу по чёрт-знает-какому кругу. Одинаково отвратительные и грубые толчки от каждого были одинаковыми, словно его пытались насквозь пропитать не семенем, а ненавистью, которую к нему испытывали. Его не отпускали несколько часов, пока совсем не выдохся, не имея сил подавать хоть какие-то признаки жизни. Рот освободили от тряпок, но челюсти сжать по-прежнему не давали. Вскоре он заметил тот самый шарик, в который обратил проклятие. Этот шар засунули ему в рот, начав медленно проталкивать пальцами в глотку. Проходил он отвратительно из-за своего размера, и они не придумали ничего лучше, чем просто плюнуть несколько раз ему в рот и продолжить толкать глубже, прижимая язык и миндалины. Его страшно затошнило от одного только омерзительного вкуса, но ему не давали вырваться, пока шарик полностью не оказался в горле, после чего его резко отпустили, с хохотом наблюдая за тем, как он корчится на столе. Он хватался руками за горло и пытался зажать себе рот, стараясь хоть немного унять рвотные позывы. Его бы и стошнило к чёрту на пол, если бы за последние два дня он хоть что-то ел, но ничего не происходило, кроме сильных и очень болезненных спазмов. — Даже не думай кому-нибудь об этом рассказать, Сугуру. Такой проклятой шлюхе, как ты, всё равно никто не поверит. А нам придётся потратить свои силы и время, чтобы наказать тебя. — Не то чтобы нам было жаль на тебя времени, но ты же понимаешь, что тебе придётся постараться намного лучше, чем сегодня, чтобы мы тебя простили? Он лишь слабо кивнул, когда очередной приступ тошноты утих. Его наконец-то оставили одного, позволяя привести себя в порядок. Хотя в порядке он уже вряд ли когда-нибудь будет. Сугуру хотелось умереть.

***

— Мы из полиции. В доме семьи Гето появились странные люди в странной одежде, но с полицейскими документами. Они пришли после очередной жалобы от соседей на увеличившееся количество проклятий, в которой было указано имя Сугуру. На него буквально написали донос. А его родители лишь вздохнули с облегчением, сказав, что их мольбы были наконец услышаны. Они были рады, что наконец-то избавятся от этого маленького исчадия ада в своём доме. — Будь благодарен, что останешься жив, щенок, — с насмешкой бросил отец на прощание. — Будто бы я когда-нибудь просил о жизни, — тихо огрызнулся Сугуру, пока на него надевали наручники. Он не был удивлён, что за ним пришли. Вот вообще не был. Рано или поздно его бы точно куда-нибудь упрятали, и он даже был бы рад этому, если бы в месте его заключения не оказалось людей. Когда его усадили в машину, он задал только один единственный вопрос: «У меня будут сокамерники?» — Ты отправишься в исправительное учреждение для несовершеннолетних. Это не тюрьма, а учебное заведение особого режима. — А если я откажусь, меня убьют? — Не исключено. — Тогда я отказываюсь. Я не хочу попасть в место, где будут другие люди. — Не волнуйся, их будет немного. Учебное заведение оказалось и близко не особого режима. Всего лишь интернат для проблемных и одарённых. И, похоже, даже особо одарённых… Сугуру внимательно посмотрел на незнакомого белобрысого паренька, который разгуливал по территории в солнцезащитных очках посреди ночи, ещё и какими-то очень странными зигзагами. Неужели под «проблемными» имели в виду совсем уж скорбных головою? Даже обидно, что его приравняли к чему-то подобному. — Не обращай внимания, это Годжо. Он самый одарённый… — Да я уж вижу, что он у вас самый одарённый, — Гето поёжился, пока с него снимали наручники. Белобрысое чудо так и продолжало что-то исполнять, ведомое одному только ему, а Сугуру всё больше хотелось сбежать отсюда на железнодорожную станцию и просто остаться там жить, насколько протянет. Место ему категорически не нравилось, даже когда его отвели в довольно приличную комнату. Намного лучше чердака, где он был вынужден жить до этого, но в этом месте он вообще не чувствовал себя в безопасности. Ещё и эти сёдзи вместо окна, ведущие непонятно куда… Он всё же рискнул раздвинуть их и шагнул вперёд. Ничего удивительного. Всего лишь второй выход во внутренний двор, где он был совсем недавно, пока его вели. С этого ракурса даже удалось разглядеть небольшой пруд с кои. Что-то слишком красиво, как для интерната. Пусть и для одарённых. Сугуру всё же вернулся в комнату, вернув сёдзи в исходное положение, и чуть ли не подпрыгнул на месте. На его кровати развалился тот самый местный дурачок в очках. — Это что, какое-то учреждение для умственно неполноценных? — тихо, но достаточно слышно пробормотал. Незваный гость весело расхохотался и свесился с кровати вниз головой так, что его очки упали на пол, являя миру глаза. Необычайной красоты глаза, надо признать. Голубые-голубые, как ясное небо в летний день, и даже светлее. — Хэй, ты слишком строг, Сугу-чан! — Не называй меня так! — его аж передёрнуло до вполне себе явного желания придушить эту блондинистую сволочь. — Ну ладно, ладно. Су-гу-ру. Не злись на меня так, я хочу с тобой подружиться. — Для начала слезь с моей кровати и сними обувь. И для конца — я тебя не звал. — А меня и не нужно звать, я сам прихожу, — наглый гость обиженно надул щёки и всё же слез, после чего разулся и сходу плюхнулся обратно. — Ты не думал, что не нужно приходить туда, куда тебя не звали? Это довольно очевидная истина, Годжо, или как тебя там. — Сатору. Зови меня Сатору. И не будь так критичен, я всего лишь хотел с тобой познакомиться. — Сделаю вид, что мне приятно. Познакомился? Вали! — Да что ты за… человек такой нехороший. Я ведь к тебе с добром пришёл. — Я тебя не звал. С чего ты вообще решил, что я тебе рад буду? — А мне нельзя не радоваться! Я же такое солнышко, м-м, — Сатору подмигнул ему и расплылся в улыбке. — Хорошо, тогда я уйду, — Сугуру вновь направился к сёдзи. — Подожди! Пожалуйста, подожди. Я правда только поговорить хотел. — О чём? — Ну, просто поговорить… Здесь почти не бывает новеньких. — Ладно. У тебя полчаса. Дольше я тебя терпеть не намерен. — Спасибо, — белобрысое чудо засияло, как чистенькая монетка. — Я хотел узнать, что у тебя за сила. — Обычная, человеческая? Ты о чём вообще? — Ты правда не понимаешь, что ли? Ну, магическая. Ну, понимаешь? Сугуру устало вздохнул, прикрывая глаза, и потёр переносицу. — Единственное, что я сейчас понимаю, что меня, кажется, упрятали в какую-то психиатрическую лечебницу для несовершеннолетних. И у тебя серьёзные проблемы с выражением своих мыслей и поведением. — Это Магический техникум. Сюда не принимают тех, кто никакой силы не имеет. В общих чертах действительно смахивает на сумасшедший дом, но ты быстро втянешься. Так что, расскажи мне, как ты сюда попал. Я подслушал из разговора преподавателей, что должны кого-то привезти — оттуда и узнал твоё имя, — но подробностей не знаю. — Значит, я попал не по адресу, — он безразлично пожал плечами, едва сдерживаясь от того, чтобы не поморщиться — спина всё ещё болела от последствий отцовского гнева. — Ко мне домой просто пришли двое и сказали, что из полиции. Я «проклятый», поэтому особо не удивился. Рано или поздно меня бы всё равно упрятали куда-нибудь или бы убили, как опасного для общества. Я не обладаю никакой силой, просто вокруг меня собираются эти, как их там… Проклятия. И людям это не нравится. — Просто собираются? И даже не пытаются тебя сожрать? — С чего бы им? Я не проявлял никакой агрессии, вот и не нападали. — Погоди, ты вообще в курсе, что представляют из себя проклятия? — Да мне плевать, по большому счёту. Пожалуйста, оставь меня в покое. Я очень сильно хочу спать. Мы можем продолжить этот разговор завтра. — С таким подходом до завтра ты можешь и не дожить. — Сатору, пожалуйста, выйди, — Сугуру устало посмотрел на него. — По поводу «не дожить» я не шутил, — белобрысый парнишка поджал губы и всё-таки посерьёзнел, поднимаясь с чужой кровати. — Министерство может отдать приказ о твоей казни хоть этой ночью, если ты действительно обладаешь талантом к такому взаимодействию с проклятыми духами. Речь ведь шла не о наделённых интеллектом, верно? О всяких бесформенных чудовищах с кучей глаз, ртов или конечностей, чтоб тебе было понятнее. Они нападают на всех без исключения, потому что ими движет только голод, и подлежат уничтожению. — Да плевать мне. Если я не проснусь, на следующий день обо мне и не вспомнят. Так что, пусть делают что хотят. У меня нет и не было никогда никаких талантов. Я просто не причинял им вреда. Эти мелкие чудовища мало чем отличаются от бродячих животных, вот я и обращался с ними так же. Просто не стремился навредить. — Как бродячие животные? — Сатору удивлённо замер, приоткрыв рот, но быстро собрался, усмехнувшись. — Необычное сравнение. Хорошо, я уйду сейчас, но мне бы всё-таки хотелось увидеть тебя утром живым. Если что-то случится — зови, я в соседней комнате. Тот помахал рукой и скрылся, захлопнув за собой дверь так, что это наверняка услышали все вокруг. Сугуру поморщился, закрывая дверь на замок, хотя это вряд ли поможет решить белобрысую проблему. Не хотелось больше ни о чём думать, только привести себя в порядок и наконец-то лечь спать, чем он и занялся. К огромному удивлению, вода оказалась достаточно горячей, но расслабленное ею тело заболело втрое сильнее. В большом настенном зеркале отражались синяки, которых не было, разве что, только на лице, если не считать тёмные круги под глазами от недосыпа. Отвратительно. Просто отвратительно. Уже выйдя из ванной в одном полотенце, он начал искать хоть какое-нибудь подобие халата, чтобы лечь спать не совсем голышом, как позади внезапно раздался треск и уже знакомый голос заговорил: — Я тут где-то забыл свои… очки. Когда Сугуру развернулся, они оба неловко смотрели друг на друга. Сатору отпустил покосившуюся от его силы часть сёдзи и всё же проскочил внутрь чужой комнаты. — Почему ты не сказал о том, что тебе требуется медицинская помощь? — Не требуется. Пройдёт через неделю, ничего особенного. — Не важно, говоришь? Гето даже не успел проследить за движением чужой руки, как его самого вдавили в стену, удерживая за шею, чтобы рассмотреть спину, не просто украшенную гематомами, а ставшую одной сплошной гематомой. Хоть это и было сделано из добрых намерений, но стало последней каплей. Он резко дёрнулся, локтем разбивая нос этому белобрысому бедствию, после чего отшвырнул его на пол, но продолжать не стал, останавливаясь у кровати и тяжело дыша. Тот, на удивление, отступил, даже не пытаясь подняться. — Я же понятным языком выразился: само пройдёт. — Не пройдёт, — упрямо ответил гость, зажимая свой нос предплечьем. — Я позову Сёко. — Не надо никого звать! Но тот сам вылетел из комнаты, наспех поднявшись. Сугуру попытался как-то закрыть сломанные сёдзи, но не успел. Их попросту опять выломали. Сатору вернулся с какой-то девчонкой — похоже, это и была Сёко. — И где пациент? — гостья зашла в комнату, осматриваясь, а затем кинула взгляд на нового соседа. — А ты, оказывается, хорошенький. Так что случилось? — Ничего особенного. Сёко весело фыркнула и прошла дальше, в конце концов заходя ему за спину. — Ох ты ж, бл… — она сама хлопнула себя ладонью по губам. — Ладно этот придурок безответственный, а ты-то куда? Или тоже бессмертный? — Я вообще-то всё слышу! — Вот и замечательно, раз слышишь. Сходи за одеждой. Девушка буквально выставила его из комнаты и закрыла створку, аккуратно поправив. — Не переживай так, я быстро вылечу и, если хочешь, никому не скажу. Сядь на кровать, пожалуйста. — Спасибо, Сёко-сан, но не стоит. Со мной всё в порядке, само пройдёт. Она задрала голову и внимательно посмотрела ему в глаза, а затем молча оттянула вниз ворот пижамного костюма, в котором её и вытащили, видимо, из постели, и обнажила верхнюю часть груди, где виднелись грубые шрамы, после чего вернула ткань на место. — Я не нанималась блюсти твой моральный облик, так что, можешь не беспокоиться. За язык не тяну, но и с такой красотой остаться не позволю. В её голосе и вправду не было никакого никакого осуждения, наоборот, он был тёплым, каким должен быть голос матери, и почему-то немного хриплым. Сугуру послушался, садясь на край кровати. Ему было до неприличия неловко от того, что кто-то проявляет к нему заботу, даже если он просил этого не делать. По своей воле проявляет. Наверняка зная, кто он такой. Сёко и вправду не стала задавать никаких вопросов, принимаясь за лечение. Её тёплые и суховатые руки действительно убирали боль и, похоже, заживляли все ссадины. Неужели об этой «волшебной силе» хотел узнать Сатору, когда расспрашивал его двумя часами ранее? Нет уж, ничем подобным он похвастаться и близко не может. — Там тоже убрать? — она тихо поинтересовалась, аккуратно касаясь бедра кончиками пальцев. Он покачал головой, позволяя мокрым волосам растрепаться и прилипнуть к шее — Этот идиот наверняка не сказал, но ты теперь будешь учиться с нами. Пожалуйста, не бойся обращаться, если тебе понадобится помощь хоть в чём-то, — она поднялась и улыбнулась, выуживая из пижамных штанов пачку сигарет, а после протянула ему. — Она почти полная и тебе явно нужнее. Души я лечить не умею, но если захочешь выговориться — моя комната справа от твоей. И не забудь утром сообщить, что Сатору сломал сёдзи. Их починят. — Спасибо, Сёко-сан, но я вряд ли останусь здесь надолго. У меня нет никаких способностей, вроде Ваших. — Просто «Сёко», без «-сан» или «-тян». И способности здесь у каждого свои. Самый одарённый, конечно, Сатору, но он ровно настолько одарённый, насколько и придурок. Так что, не обращай внимания, если снова сломает что-нибудь или будет носиться рядом и трещать без умолку. Это его обычное состояние. Не принимай близко к сердцу. Когда занятия начнутся, тебе будет легче понять свою силу. Если бы ты был обычным человеком, тебя бы здесь не было. И он бы к тебе уж точно не прилип. — Он? Белобрысый, что ли? Мне казалось, он просто немного не в себе… А сил у меня действительно никаких нет. В моей семье не было никого, кто обладал бы какой-нибудь необычной способностью или талантом. — Да, есть в нём немного такого. Он просто видит проклятую энергию в других существах и предметах. Любые её формы. И если к тебе прилип, то наверняка что-то увидел. — Проклятую энергию? Что? — Погоди, он и этого не сказал? Сёко неодобрительно нахмурилась, а затем закричала: — Годжо!

***

Ближе к Рождеству техникум совсем опустел. Остался лишь директор и, собственно, только их студенческая группа — остальные уже разъехались по домам на зимние каникулы. Декабрь выдался на удивление снежным, а потому одному белобрысому созданию всё никак спокойно не сиделось. — Почему мы не можем поиграть в снежки? — уже привычное нытьё больше не резало слух. — Потому, что ты заболеешь, Сатору. Все твои затеи всегда заканчиваются одинаково, — Сёко стряхнула пепел с сигареты в пепельницу и продолжила курить, что-то набирая в телефоне. — Хэй! В смысле «все одинаково»? — тот сразу же завозмущался. — Сугуру, ну хоть ты со мной поиграешь? — Прости, я не хочу, — Гето, не отвлекаясь, что-то переписывал в тетрадь. — Как-нибудь в другой раз. — Уже двадцать четвёртое. Ехали бы по домам, — всё так же не глядя отозвалась девушка, продолжая заниматься своими делами. — Чтобы ты одна осталась? Ну ни за что! Разве друзья так поступают? — Сатору, она не останется одна, всё будет в порядке. Если тебе нужно, ты можешь уехать. — Да не нужно мне… — тихо пробормотал тот, уплетая дайфуку. — Здесь хоть с вами поговорить можно, а там на меня совсем никто внимания обращать не будет. — Тебе для разговора собеседник не нужен, ты и сам отлично справляешься, — протянул Сугуру, продолжая записывать. — Я вам мешаю? — Сатору заговорил ещё тише, с явным огорчением глядя на своих соседей. — Если вы действительно хотите, я могу уехать. Не буду мешать. Кажется, вдвоём вы ладите куда лучше. — Не обижайся, но болтаешь ты и вправду много, — Сёко затянулась в последний раз и затушила окурок о пепельницу, после чего погасила экран телефона. — Почему вы двое вообще не хотите возвращаться к своим семьям? Ладно, летние каникулы… А сейчас почему? — Я уже говорил тебе! Я не хочу участвовать в отцовских делах, мне и без этого вполне хорошо. Поэтому я предпочту не присутствовать на мероприятиях, где на меня и так никто не обратит внимания. — Рано или поздно тебе всё равно придётся вникнуть во все эти мафиозные штучки. — Мафиозные? — Сугуру всё-таки оторвался от тетради, растерянно глядя на обоих по очереди. — Ты снова ему не сказал? — она тихо рыкнула, глядя на Сатору, который сразу же развёл руками. — Я не посчитал это достаточно важным пунктом. — Годжо! — Хорошо-хорошо… Только не злись, Сёко-чан. Мой отец — кумитё клана Годжо-кай. После его смерти я стану следующим главой, поэтому он пытается перезнакомить меня с кучей надоедливых стариков и прочих прихлебателей из своего окружения. — Разве в таких семьях не принято воспитывать детей отдельно от общества? По крайней мере, так пишут. — Принято! И это ужасно. Потому я не хочу возвращаться. К тому же, отец не будет доволен некоторыми моими проделками. — А мне просто некуда возвращаться, — Сёко улыбнулась им обоим, устраиваясь поудобнее в кресле. — У меня нет ни семьи, ни дома. — Даже того, что можно было бы восстановить или отстроить заново? — Гето отвёл взгляд от её улыбки — ему было чертовски неловко, но интересно. — Даже этого. Родители пропили дом, где мы раньше жили. Так что, комната в общежитии и есть мой дом. Может, когда-нибудь я смогу заработать на своё собственное жильё. Мне бы хотелось небольшой уютный дом в каком-нибудь тихом городке или деревне, чтобы много природы рядом. А ты, Сугуру? Ты не говорил о своей семье ни разу, хотя находишься здесь уже больше полугода. — Мне не о чем говорить, Сёко. Так же, как и тебе. — Ты не хочешь говорить потому, что из-за них ты попал в техникум в том ужасном состоянии? — в разговор снова вклинился Сатору. — Нет, это не из-за них. — Ты же лжёшь. — Годжо! — Всё в порядке, Сёко. Всё в порядке. Просто я действительно не хочу об этом говорить. Я рад, что я оказался здесь и теперь могу использовать свою силу так, чтобы помогать тем, кто в этом нуждается. — Ты жуткий моралист, Сугуру. Всё рвёшься помогать кому-то, хотя тебе самому помощь бы не помешала. Неужели у тебя совсем нет никакой цели? — Это и есть моя цель. Помогать тем, кому я в силах помочь. Тем, кто в этом нуждается. Я не хочу оправдываться за это перед тобой, Сатору. — Я и не говорил, что ты должен оправдываться. Я просто не понимаю, почему ты не хочешь отомстить тем, кто плохо с тобой обращался. Убить, в конце концов. — И чем тогда я буду лучше них? — Сугуру внимательно посмотрел на него. — Они не понимали меня, боялись, потому и ненавидели. Я же понимаю их мотивы. Так чего ради мне опускаться на этот уровень? Я не садист, чтобы получать удовольствие от чужих бессмысленных мучений. Мне это не интересно. — Ты просто простишь? — Я не говорил, что прощу. Я лишь сказал, что понимаю, почему они так ко мне относились, а потому не буду мстить. Месть не даст мне того, чего у меня не было. Так что, пожалуй, я лучше подумаю о своей собственной семье. Не мафиозной, конечно. Я хотел бы большую семью, где будет много детей. Скорее всего, из приюта. — Ну ты и святоша! — Сатору засмеялся в ответ, но без какой-либо едкой нотки. — У тебя аж глаза горят, — добавила Сёко, улыбаясь. — Среди учителей есть и бывшие выпускники. Не думал остаться после выпуска, обучать молодое поколение? — Мне бы выпуститься для начала, — он мягко рассмеялся. — Раз уж нам некуда уезжать, может, проведём праздники вместе? Можно было бы что-нибудь приготовить, но я понятия не имею, что нужно ставить на рождественский стол. — Бисквит и курицу. На Рождество обычно покупают «рождественский торт» и запекают или жарят курицу, — почти сразу же отозвался Годжо. — Остальное зависит от того, кто празднует. Вот только готовить я совершенно не умею… Но могу купить, если вы обещаете всё красиво украсить к моему возвращению. Мне как раз хотелось прогуляться. — Может, лучше завтра? Микроволновка сломалась, так что, погреть не получится, — Сёко поморщилась. — Благодаря тебе же, между прочим. Неужели так сложно было прочитать инструкцию перед тем, как засовывать туда еду прямо в сковороде? Удивительно, что хотя бы ручку ты снять додумался. — Я слишком сильно хотел есть! — Ты ужасно безответственный, Сатору. — Не ругайтесь, оно того не стоит, — Сугуру улыбнулся им обоим. — Утром мы обязательно всё украсим. Он чувствовал тепло. Впервые в своей жизни он чувствовал настоящее тепло рядом с другими людьми. Пусть эти двое и были со странностями, но они совершенно искренне выражали свои чувства, и по отношению к нему они были тёплыми. Какой бы хмурой ни казалась Сёко, каким бы шумным ни был Сатору, они оба были совершенно искренними в своих проявлениях. И они не осуждали Сугуру за то, каким он был, лишь в шутку иногда называли дипломатом за то, что всегда предпочитал «договариваться» с проклятиями. Понемногу он начал подпускать этих двоих ближе, оттаивать — доверие приносило ему счастье. По крайней мере, он хотел в это верить.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.