Metamorphosis

— Поделишься? Сугуру удивлённо оборачивается на голос и нежные объятия со спины и, перехватив сигарету, выпускает сизый дым в сторону. — С чего бы? Ты ведь не куришь обычно, — голос его тихий и спокойный, с лёгкой хрипотцой — всё же, пагубные привычки со временем дают о себе знать. Он стряхивает пепел, вытянув руку над пепельницей, а после и вовсе тушит сигарету, чтобы заключить Сатору в полноценные объятия. — Это обычно, — тот отводит взгляд, но телом наоборот прижимается ближе, ища родного тепла. — У тебя что-то случилось? — Сугуру ласково касается его волос, перебирая светлые пряди. — Нет, ничего. Просто внезапно захотелось, — эхом отозвался Сатору, прикрывая глаза и подаваясь навстречу чужой руке. — Ты же знаешь, что я не люблю себе отказывать. — Знаю, разумеется, — он улыбается и мягко касается чужого лба тёплыми губами. — Но тебе придётся предоставить мне достаточно вескую причину, чтобы я позволил. Нежность расслабляет, позволяя на секунду забыться. Они стоят вдвоём на открытом балконе, наслаждаясь объятиями друг друга. Летняя ночь достаточно тёплая, чтобы делать это практически без одежды. Сугуру в одних домашних штанах, висящих на нём так низко, что видны выпирающие тазовые косточки, а Сатору в его безразмерной футболке на голое тело. Им достаточно хорошо сейчас, чтобы не думать о том, что их могут заметить, хотя это однозначно повлечёт за собой проблемы. Воздух всё ещё влажный, но уже не такой горячий, как днём. Кожа липнет от такого, но прикосновений меньше не становится. Ладони скользят под широкую резинку штанов и останавливаются на ягодицах, медленно поглаживая, но пока не сжимая. — Думаешь, тебе это поможет? — Сугуру усмехается и шепчет ему на ухо. — Я просто решил изменить цель, — Сатору расплылся в довольной улыбке, прижав его ближе к себе. — Позволишь сегодня? — Если хорошо попросишь, — он ласково касается пальцами светлых волос и заправляет их за ухо. — Мне для тебя ничего не жалко. — И насколько хорошо мне нужно попросить? — пальцы сжали упругую мышцу. — Достаточно хорошо, чтобы я согласился. Но сейчас тебе придётся отпустить меня в душ, сегодня слишком высокая влажность. Со мной не пущу. — Вот так всегда. Обламываешь на самом интересном! А если я хочу тебя прямо там? — Тогда тебе придётся потерпеть. Ты ведь знаешь, что я не люблю в воде, — Сугуру осторожно убрал от себя его руки и отстранился. — Просто дай мне немного времени. — Только если совсем немного, — Сатору лукаво прищурился, всё же пропуская его обратно в квартиру. Они только вчера въехали сюда и всё никак не могли насытиться друг другом. Вернее, насытиться не мог именно Годжо. Он попросту отказывался отпускать своего уже-давно-больше-чем-друга. Гето не противился, хотя ему требовалось намного меньше, чтобы утолить свой голод. Одного раза вечером ему вполне бы хватило, но Сатору этого было мало. Слишком мало, чтобы удовлетворить свою страстную натуру и успокоиться наконец-то. Он был счастлив и доволен только тогда, когда едва находился в сознании, сбивчиво дыша и облизывая покрасневшие и припухшие губы. Его тело требовало ярких ощущений, способных пробиться сквозь бесконечные потоки сенсорной информации, которые оно постоянно получало. Ему нужно было больше, ярче, сильнее. Чтобы до сломанной мебели в номере отеля и чёрных синяков на шее, которые потом скроет высокий воротник. Сугуру же до банального просто боялся его сломать. В один внезапный момент не рассчитать свою силу и переломить его лебединую шею, пока этот белобрысый придурок ловит отходняк и не понимает, что происходит вокруг, или же порвать его, действуя слишком резко. Но Сатору это, похоже, не заботило совсем. Он привык получать не меньше, чем всё, и совершенно не умел вовремя останавливаться. Даже сейчас вертелся под дверью ванной и уговаривал открыть, чтобы просто понаблюдать. Сугуру давно привык к подобным его выходкам и попросту игнорировал. Вода помогала успокоиться и привести мысли в порядок. Смириться с тем, что придётся сделать то, что он не особо-то и любил делать. Но искренняя привязанность заставляла действовать так, как попросили, и хорошо подготовить своё тело перед тем, как отдаться. Он даже провёл в ванной до необычного долго, что послужило причиной парочки обиженных взглядов. Зато к этому моменту кровать явно была перестелена, а на тумбе стояло ведёрко со льдом. — Ты решил пить прямо здесь? — Сугуру недоверчиво посмотрел на ведро. — Там не алкоголь. Позволишь? — Сатору показал ему свою же повязку. — Так ты увеличиваешь собственные риски внезапно получить в нос, если сделаешь что-нибудь не так. Руки связать не позволю. — А ноги? Я постараюсь аккуратно, чтоб не осталось следов. — С чего бы тебе вдруг захотелось поиграть с шибари? Я ведь не сопротивлялся. — Это не потому, что ты сопротивлялся. Просто так будет легче создать нужную позу. Но если не будешь держать руки при себе, я их свяжу. — Ты меня пугаешь, — Сугуру тихо засмеялся, когда на глаза опустилась повязка, но сопротивляться не стал. — И что это за поза такая, чтобы было необходимо меня привязывать? Сатору помог ему лечь на кровать, на спину, и приподнял за бёдра, закидывая ноги сначала себе на плечи, а потом по одной привязывая к изголовью красной верёвкой, чтобы зафиксировать это не слишком удобное положение с высоко поднятой задницей. Он ласково огладил ладонями поверхность бёдер от колен и крепкие округлые ягодицы, на которые следом опустил оглушительно звонкий шлепок. Партнёр слабо поморщился, но возмущаться не стал. — И что же ты собираешься со мной делать в такой позе? — Узнаешь, не торопись, — довольно промурлыкал Годжо, продолжая медленные ласки. — Только не порви, — Гето расслабился, отдаваясь ему на милость, хоть и не нравилось абсолютно чувствовать себя связанным и отчасти беспомощным. — Как ты вообще можешь думать обо мне, что я на такое способен? Сверху прилетел ещё один шлепок и уже куда более увесистый. Сугуру недовольно фыркнул в ответ, но ничего не сказал. Подобное он тоже не особо любил, но относился гораздо проще, чем к обездвиживанию. Он рвано выдохнул, ощутив тёплую ладонь на члене, скользнувшую по всей длине. — Ты сегодня непривычно горячий. — О, я всегда горячий, — в ответ послышался довольный смешок, а затем что-то не менее горячее и влажное коснулось входа. Сугуру дёрнулся от неожиданности, но руки удержал при себе. Непривычные ощущения постепенно расслабили его, позволяя больше раскрыться. Влажный язык скользнул глубже, вылизывая нежную розовую кожу. Сатору откровенно дразнился, то щекоча кончиком языка по кругу, то внезапно неглубоко проникая. Иногда он ненадолго задерживался на едва заметных старых шрамах, словно ища подтверждения, что не прибавилось новых. Чем дольше он задерживался на заживших отметинах, тем сильнее подрагивало тело внизу. Сугуру всё ещё не привык к тому, что его приняли и с этой постыдной частью прошлого. Прикосновения ненадолго прекратились, а вместо них неподалёку раздался шелест какой-то упаковки. Задать вопрос о том, что это было, он не успел — внутрь резко вошло что-то очень холодное, растягивая мышечные кольца. По мере проникновения до него дошло, что именно это было. — Поверить не могу… Ты действительно додумался засунуть в меня фруктовый лёд? — А почему нет? — ответ ненадолго прервался, взамен по краю отверстия вновь прошёлся язык, собирая заодно и подтаявший сок. — Довольно вкусно. — Ты невыносим! — прозвучало слишком жалобно, чтобы стать полноценным упрёком. Вновь вернулись тёплые прикосновения, контрастируя со льдом внутри. Теперь это было больше похоже на пытку, но ему не хотелось, чтобы она заканчивалась. Вскоре и холод начал обжигать нежную кожу, словно вместо мороженого там было что-то очень горячее. Он даже не сразу заметил, что лёд пропал, потому что мышцы потеряли часть чувствительности из-за низкой температуры, а вместо него вошли хорошо смазанные пальцы, сразу три. Сугуру прикусил запястье, сдерживая рвущиеся наружу звуки. Из-за невозможности видеть все тактильные ощущения усилились в несколько раз, и сейчас он готов был не только дать разрешение, но и просить о продолжении. — Позволишь мне? — жаркий шёпот раздался у самого уха, после чего по его краю прошёлся кончик языка. — Позволю, — тот тихо простонал в ответ, убрав руки от лица и впившись пальцами в простынь. — Только надень резинку, пожалуйста… Там, в тумбочке. — Интересно, что должно случиться, чтобы ты разрешил мне кончить в тебя? — Моя смерть, скорее всего… Я просто ненавижу это ощущение. — Ты и живым не особо активный, а с твоим трупом трахаться и вовсе никакого интереса нет. Расслабься, — Сатору осторожно протолкнул четвёртый палец. — Я нормальный, это у тебя хроническое неумение вовремя останавливаться. Если ты попробуешь засунуть в меня кисть целиком, я сломаю тебе руку, — Сугуру попытался снять повязку, но получил за это сильный шлепок по заднице. — Снимешь — накажу. Мы ведь договаривались, что ты не дёргаешься, если не связан. Тот молча убрал руки от лица и раскинул вдоль тела. Четырёх пальцев уже было многовато, но кто-то явно решил поиграть, пока давали возможность. Его растянули до лёгкой боли, что даже мышцы не сразу сократились, оставляя блестящее от смазки отверстие приоткрым, когда пальцы выскользнули наружу. Где-то позади снова послышался шелест, но в этот раз совсем другой упаковки. Несмотря на всю нелюбовь к латексным изделиям, Сатору честно использовал их, когда об этом просили, но в ином случае предпочитал обходиться без. Одним слитным движением член вошёл внутрь, преодолевая слабое сопротивление растянутых колец. Не самая удобная поза помогла хорошенько прочувствовать проникновение и давление на простату. И у такого положения были свои плюсы. Сугуру тихо застонал, зажмурившись под повязкой. После обжигающего холода каждый толчок отдавался мучительным жаром. Всё ещё влажные от смазки пальцы прошлись по губам и скользнули в рот, не давая времени на возмущения. Подушечки надавили на мягкий язык, пробираясь ближе к глотке. Это уже стало своеобразным ритуалом — смотреть на то, как пальцы или что побольше исчезает у него во рту, не вызывая при этом даже намёка на спазм или рвотный рефлекс. Он нарочно прикусил их на костяшках, растянув уголки губ в улыбке — просто знал, что на него смотрят. Сатору и не пытался освободить руку, наоборот нажимая на язык сильнее или перехватывая его пальцами. Он не пытался и быть нежным, двигаясь слишком быстро и резко, буквально вдалбливая в кровать. Так, как нравилось ему самому. Сугуру никогда не был любителем подобного обращения, но начал ловить себя на мысли, что ему нравится происходящее. Знакомая энергия родного человека позволяла расслабиться и отпустить все ненужные мысли, зная, что намеренно вредить ему не станут. Внизу живота разливалось порочное тепло, предвещая скорый финал. Он потянулся рукой к члену, но ему не позволили прикоснуться к себе, освободив рот, но перехватив запястье. — Я же просил тебя держать руки при себе, разве нет? — Ты говорил это только о повязке, вот её я и не трогал. — Досадное упущение, — почти у самого уха послышался смешок. — Значит, придётся связать тебя покрепче. Верёвки на ногах развязали, после чего появилось неприятное ощущение пустоты — член вытащили, чтобы перевернуть тело на живот. Сугуру сам завёл руки за спину, позволяя связать их. Теперь приласкать себя вообще не представлялось возможным. Его резко потянули за бёдра наверх, вынуждая встать на колени. Он ощутил чужие ладони на своих ягодицах, которые грубо их сжали и развели в стороны, открывая отличный вид на блестящее от смазки отверстие. В этот раз в него вошли медленно, до безобразия медленно, давая прочувствовать каждый сантиметр и каждую венку на стволе через тонкий слой латекса. Он тихо застонал сквозь сомкнутые губы от такой нежной пытки. Сатору явно издевался над ним, запустив пальцы в волосы и сжав смольные пряди у корней, но при этом выдерживая всё тот же неспешный ритм, от которого обоим хотелось взвыть. Сугуру рвано выдохнул и шире раздвинул ноги, прогибаясь в пояснице. — Пожалуйста, трахни меня сильнее, — он постарался вложить в голос всю свою покорность и желание. — Быстро же ты сдался, — в ответ послышался смешок, но просьбу выполнили, постепенно возвращаясь к прежнему нещадному темпу. Он уже давно сдался, ещё в тот момент, когда вообще позволил себя взять, а сейчас лишь наслаждался последствиями своего решения. Отчаянно хотелось прикоснуться к себе и лаской поскорее сбросить скопившееся напряжение, но руки были крепко связаны за спиной, а сам он чувствовал, что совсем скоро в этом уже не будет необходимости. Жар волнами разливался по телу, захлёстывая с головой и напрочь вышибая все остатки мыслей. Дыхание давно сбилось, лишая кислорода в самый нужный момент. Он кончил себе на живот, стоило только сильнее дёрнуть за волосы, чем и вызвал одобрительный смешок. Сатору отпустил его, но совсем ненадолго, чтобы избавиться от надоевшей резинки и подойти с другой стороны, вновь зарываясь пальцами в растрепавшиеся волосы и поднимая за них в сидячее положение. Сугуру без слов понял, чего от него хотят, и приоткрыл рот, следуя за рукой. Влажный член ткнулся в губы и вошёл глубже, в самое горло. Ладонь надавила на затылок, не давая отстраниться или начать двигаться самостоятельно. Никакого рвотного рефлекса, как и предполагалось. Одного только этого зрелища было достаточно, чтобы кончить на месте, но Годжо всё же хватило выдержки немного надольше. Он продолжил двигаться, размашистыми толчками погружаясь в глотку и вызывая пошлое хлюпанье. Гето стоял перед ним на коленях с перепачканным слезами и слюной лицом, принимая член целиком и тихо постанывая от грубого захвата в волосах. Вибрация от стонов стала последней каплей, вынуждая излиться в тёплое мягкое горло. Сугуру сам отстранился, сглатывая. Его уже не держали так крепко, потому волосы просто проскользили сквозь пальцы. Повязку тоже сняли, но глаза открыть он так и не успел из-за ужасно мокрого поцелуя, в который его утянули. Сатору явно не хотел его отпускать, но всё же с разочарованным вздохом отстранился, чтобы развязать верёвки на чужих запястьях. — Поверить не могу, что ты сам остановился. — Тебе нужно в душ, вот и остановился. — Даже не думай, что если отправишь меня туда под видом заботы, то тебе перепадёт что-нибудь в воде, — расслабленно промурлыкал Сугуру и уже по своей инициативе поцеловал его, мягко касаясь своими губами чужих.