— Что, пришёл со своей проклятой подружкой, Годжо?
Насмешливая ухмылка расползлась по лицу внезапного собеседника, решившего встретить их на пути к конференц-залу, где проходило собрание чиновников из Министерства и глав Трёх Великих Кланов. Сугуру, которому, по видимому, и адресовалось это «проклятая подружка», оторвался от экрана телефона, в который смотрел последние минут десять, и вопросительно изогнул бровь.
— Неужели им не хватило денег на отель с менее разговорчивым персоналом? — он перевёл выжидающий взгляд на Сатору, который едва сдерживал смех.
— Если бы Нао-чан устроился сюда на работу, его грязный рот непременно бы распугал всех клиентов за один день, а так он всего лишь истекает ядом от зависти.
— Бедолага, — Сугуру покачал головой и, достав из кармана брюк ханкачи, шлепком «прилепил» его на грудь самого младшего Зенина, после чего вновь опустил взгляд на экран и прошёл мимо.
— Ты разве стоишь на коленях, чтобы открывать свой рот? — маленькое полотенце для рук полетело обратно, но в цель не попало, лишь слегка задев чёрные пряди. — Не влезай в чужой разговор, проклятый ты выродок.
— Для того, чтобы говорить, не обязательно становиться на колени, — Гето остановился, но оборачиваться или поднимать свою вещь не стал. — Если тебя не научили иначе, то, так уж и быть, становись. Думаю, у нас будет немного времени на тебя.
Посланная ему в спину волна энергии тоже не дошла, но уже по другой причине.
— Оя-оя, Нао-чан, разве так хорошие мальчики поступают? Нападаешь со спины, как последний слабак, — Годжо буквально повис на его плече, оттягивая пальцами щёку.
— Убери руки, — прошипел Наоя, с трудом отрывая его от себя. — И обучи свою шлюху поведению в приличном обществе или не таскай за собой.
— Да я тебя и не таскал, вроде, ты сам каждый раз приходишь, — пропел Сатору в ответ, весело улыбаясь. — Но мы всегда можем уединиться и начать обучение. Я знаю, что нравлюсь тебе,
детка.
Годжо подмигнул и похлопал застывшего от его наглости Зенина по щеке, после чего скрылся в зале, куда следом зашёл и Гето, закрывая за собой дверь. На собрании также находились и директора обоих техникумов, поскольку являлись частью этой системы и волей-неволей были втянуты в общие разборки.
— Цукумо не с вами?
— Нет, — Сугуру покачал головой и, погасив экран, повертел телефон в руках. — Она не лучшего мнения о подобных мероприятиях, потому решила не приходить.
— Что значит «не лучшего мнения»? Да что вы себе позволяете?! — мгновенно вспыхнул недовольством кто-то из работников Министерства.
— Я могу озвучить менее цензурную и более правдивую версию, — он спокойно улыбнулся, усаживаясь на свободное место поодаль от директоров, где рядом пустовало ещё одно — место Юки. — Надо?
Сатору же занял одно из мест во главе стола, поправляя тёмные очки. Он особенно не любил такие собрания из-за огромной концентрации разнообразной энергии в одном месте: гиперчувствительное зрение замечало наименьшие колебания.
— Нет уж, оставьте её при себе, — с презрением выплюнули уже с другой стороны.
— Специально для опоздавших: повесткой дня на сегодня является внесение правок в законопроект, касающийся использования проклятий и проклятых сфере обслуживания в связи с повышенной опасностью, от них исходящей, — громко объявил один из секретарей собрания. — Также состоится пересмотр характеристик, наличие которых позволяет присвоить лицу статус проклятого.
— За последнее время ничего серьёзного не происходило. С чего бы понадобился срочный пересмотр именно
этого закона? — Годжо даже не пытался скрыть собственного разочарования и скуки.
— Активность проклятий в последнее время сильно возросла, это негативно сказывается на качестве жизни людей. Как магов всех ступеней, так и не-магов, — вновь выдал заученную фразу секретарь. — Также пособничество со стороны проклятых заметно усугубляет ситуацию.
— Заметно? И о чём же конкретно идёт речь? Ни одной внештатной ситуации, где были бы замешаны ещё и люди, за последний год не наблюдалось вообще. Вы хоть немного обращаете внимание на статистику в отчётах?
— На юге было несколько печальных происшествий, но их уже устранили. Последнее около месяца назад.
— На юге, говоришь? — шестиглазый маг усмехнулся, громко хлопнув в ладони. — Если директор Гакуганджи уже не в том возрасте, чтобы достаточно хорошо следить за вверенной ему территорией, то, возможно, это повод задуматься, не пора ли отправить его на пенсию? А вы так и продолжаете создавать себе новые проблемы и надеяться на лучшее.
Сатору было совершенно плевать на людей и последствия, его интересовала только возможность избавиться от надоедливого старика, вызывающего приступы тошноты одним своим присутствием.
— Годжо-сама, прошу Вас, воздержитесь от подобных высказываний, это не…
— Не
что? Вежливо? Уважительно? Мне не за что уважать тех, кто даже со своей работой справиться не в состоянии.
— Годжо-кумитё, воздержитесь от преждевременных выводов, пока все стороны дела не будут рассмотрены, — сухим тоном проговорил один из министров.
— Я хотел знать, с чего бы понадобилось пересматривать именно этот закон, хотя есть и более срочные, — Сатору вновь натянул на лицо улыбку, делая вид, что рад здесь находиться.
— Деятельность религиозно-террористических организаций снова активизировалась. Они используют проклятия для атак на объекты инфраструктуры или гражданских. Если усилить контроль за разумными проклятиями и их хозяевами, это снизит вероятность повторения печальных событий.
— Позвольте, — до этого молчавший Сугуру всё же вступил в разговор. — Контроль законопослушных граждан никак не решит проблему с теми, кому закон не помеха. Проклятия с собственным разумом появляются только тогда, когда вспышки энергии особенно сильны. Чем чище и сильнее негативные эмоции создателя, тем больше шансов, что проклятие обретёт свой разум. Разумные мстительные духи чаще всего появляются в тех местах, где происходят самые жестокие акты насилия. В основном они бывают предпервого ранга и выше. Их появление — редкость, и не каждому под силу заключить правильный контракт, чтобы управлять таким существом…
— А тебе хватило сил аж на четверых, да? — в зал всё-таки зашёл Наоя, до этого явно подслушивавший разговор. — Вот и рвёшься защищать таких же грязных выродков, как ты сам, чтобы накопить достаточно сил и устроить переворот. Три года назад ты уже находился под следствием по делу о массовом убийстве, но тебя оправдали. Теперь же ты смеешь говорить что-то против тех, кто тебя пожалел и не отправил на казнь.
— На двоих. У меня в распоряжении два проклятых божества особого ранга: океана и растений. Я не скрывал этого, они оба имеют официальную регистрацию. А мои приёмные дочери — люди. Так что, проклятий всего двое. И ты верно подметил, меня оправдали, потому что те события не на моей совести.
— Тебя оправдали не потому, что ты оказался невиновен, а потому что хорошо знаешь, с кем надо т…
Конец предложения потонул в громком ударе о стол. Не выдержал главный министр, с размаху опустив кулак на столешницу.
— Зенин-кумитё, успокойте, пожалуйста, своего сына. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать чью-то личную жизнь. Гето-сан, продолжайте.
— Я хотел поговорить о превентивных мерах, сказать, что стоит обратить внимание на ситуацию с насилием в школах. Именно школы являются одним из мест, где чаще всего образуются новые проклятия. У детей много энергии, но они ещё плохо контролируют её. Поэтому разумные и другие мстительные духи появляются именно там. Также дополнительное обучение молодого поколения может помочь. Чем раньше они научатся контролировать свою энергию, тем меньше новых проклятий появится. Это ведь намного легче, чем отслеживать постоянно увеличивающийся поток. За год могут набежать и вовсе колоссальные цифры. Возможно, стоит расширить магические техникумы, чтобы в них вошла и средняя школа.
— Неплохое предложение, но оно требует дополнительного финансирования, чтобы всё обустроить. Возможно, через несколько лет будет проведена реформа обучения. Сейчас же приоритет в контроле террористов, использующих проклятия в качестве оружия или союзников. Их целью может быть возрождение Двуликого Демона и последующее уничтожение государства или мира в целом. Эти люди вербуют и детей в свои ряды, поэтому контроль требуется особенно сильный.
— Что именно предлагается контролировать, Тамура-сама?
— Всё, что поддаётся контролю. Проверки, рейды, повторная регистрация всех талисманов и разумных проклятий, усиление охраны в местах, где они работают, а также увеличение их занятости, что принесёт пользу и государству, и их хозяевам. То же касается и проклятых, в том числе детей. Больше никакого наблюдения по месту, при первом же подозрении проклятого отправят в исправительное учреждение, где он будет под строгим присмотром. Ещё обязательная и дополнительная регистрация всех религиозных организаций.
— Такая напряжённая обстановка может наоборот спровоцировать рост числа проклятий, что будет на руку террористам, и привести к новым разрушениям. К тому же, позвольте, что будет с теми детьми, которые попадут в исправительные учреждения? Они хуже тюрем, где содержат обычных преступников. Это не ресоциализация и уж точно не помощь. Они выпадут из общества на всю жизнь, а ведь среди них могут оказаться талантливые мастера в будущем. При таком уровне контроля пострадает много невинных людей, которые к террористам никакого отношения не имеют, но и мы не будем в выигрыше. Это растрата ресурсов и кадров, которая может иметь крайне негативные последствия. Дети всё ещё не могут отвечать за себя и заслуживают шанса на исправление, а не клейма на всю жизнь.
— Людям объяснят, для чего это нужно. К тому же, гражданский долг и желание обезопасить себя и свои семьи не позволит им покрывать настоящих преступников.
— Выдай другого — спаси себя? — Сугуру криво усмехнулся.
— Отчасти. Не берите на себя слишком много, Гето-сан. Вы так заботитесь о своих студентах и других детях — это очень похвально. Не хотелось бы потерять такого молодого и ответственного преподавателя, как Вы. Директор токийского филиала очень хорошо о Вас отзывался, поэтому, будьте добры, занимайтесь и дальше
исключительно своей работой.
— Разумеется, Тамура-сама. Прошу прощения, мне нужно отлучиться, — он вышел из зала, не дожидаясь ответа.
Сугуру прекрасно понял тонкий намёк министра: его убьют, если будет лезть не в своё дело. В начатой «охоте на ведьм» у него нет шансов даже при покровительстве Годжо. Одна ошибка будет стоить жизни и ему самому, и всем подопечным. Ещё и навлечёт проблем на техникум. Пятно на репутации в виде проклятого мага — это потеря рейтинга и финансирования, а с ним в последнее время и так было плохо. Решение всё равно будет принято: всё уже было подготовлено к его исполнению. Ещё несколько дней назад на улицах Токио стало появляться всё больше полицейских и даже военных магов, но пока они лишь наблюдали.
Гето вышел в специально отведённую зону и достал из кармана смятую пачку сигарет. Осталось всего несколько штук — как раз хватит, чтобы успокоиться. Он достал одну и быстро чиркнул зажигалкой, поджигая кончик. Горький дым помогал отвлечься от отвратительных мыслей, но это лишь ненадолго. До возвращения в зал, где его ожидают, и вовсе не как преподавателя или мага, а как подружку Годжо, способную на него влиять.
Сначала ему предлагали деньги, потом угрожали, теперь предлагают иммунитет для семьи. На собрании всё встало на свои места: полученное на днях письмо обрело свой смысл. Его девочек не тронут, если сможет заставить Сатору проголосовать за полное подчинение техникумов Министерству. Киотский филиал и так номинально уже подчинялся им целиком и полностью, а вот токийский сохранял автономию, чем создавал серьёзные помехи в контроле над обучением новых магов. Свободомыслие теперь будет являться самым страшным грехом. Подумать только, его родная страна превращается в Китай.
Сугуру в последний раз затянулся и затушил сигарету о край пепельницы, после чего выдохнул сизый дым, но вернуться в отельный комплекс он попросту не успел: одно из прирученных проклятий внезапно изменило форму прямо за его спиной, принимая на себя удар энергии.
— Хочешь подраться со мной — так давай без фокусов, Наоя. Маг из тебя уже никудышный, но, говорят, семья Зенин славится своими додзё. Правда, я не уверен, что ты посещал занятия там, раз даже минимальный этикет тебе неведом.
— Никудышный? Я хотя бы не прячусь за проклятиями. И за спиной Годжо заодно. Как часто ты сосёшь ему, что он держит тебя рядом?
— Ты разочаровываешь меня всё больше и больше, — Сугуру развернулся к нему лицом. — С чего ты вообще взял, что я с ним сплю? Так хочешь попасть к нему в постель, что готов в каждом видеть конкурента?
— Мне не нужна власть его семьи, чтобы прикрывать свои преступления. Ты убийца, Гето, но все закрывают на это глаза, пока он тебя трахает.
— Тебе нужна власть его семьи, чтобы помочь отцу со сделкой и не казаться таким ничтожным в его глазах. Это ведь ты написал мне письмо, верно?
— Я всего лишь передал тебе информацию сверху. Если ты слишком тупой, чтобы понять, что нужно делать, это не моя проблема. Даже если ты вернёшься в зал и продолжишь препираться, закон всё равно будет принят, а без иммунитета ты и твои дочурки имеете лишь одну дорогу. Ты же уже обучил их своим техникам минета?
Громкий хлопок на мгновение оглушил обоих. Сугуру даже не понял, как это произошло: рука сама поднялась. Он отвесил собеседнику пощёчину раскрытой ладонью. Выслушивать сплетни о себе он уже привык, но никто ещё не додумывался задеть его приёмных дочерей. Особенно
такими словами.
— Закрой рот, — спокойно добавил, окинув его презрительным взглядом.
— Ах ты ж…
Наоя набросился на него, пытаясь сбить с ног. Они сцепились прямо на площадке, чтобы выяснить обострившиеся отношения. Случайные свидетели просто разбегались в стороны, чтобы не попасть под раздачу, понимая, кто дерётся. Ни один даже не попытался их разнять.
Отточенные удары сыпались по очереди то с одной стороны, то с другой. Они били друг по другу со злобой, вкладывая всю свою силу.
Гето не так часто прибегал к контактному бою, но и близко не был в нём так плох, как от него ожидали. Он не «прятался за проклятиями», как, например, заклинатели шикигами, не подпускающие к себе врага на ближнюю дистанцию. Он прекрасно убивал своими руками и людей, зная, куда нужно ударить, чтобы уничтожить быстро и без проблем.
Но с Наоей без проблем не получалось: тот был вёртким, ещё похлеще Сатору, и даже не был нацелен на честную игру. Сугуру на протяжении всего поединка успел испытать на себе самые подлые приёмы, пропуская внезапные удары по корпусу и ногам, пока не смог повалить оппонента на землю, резко придавливая предплечьем его грудную клетку.
Так возникла самая серьёзная проблема: с первой сломанной костью.
Сугуру переломал сопернику рёбра, воспользовавшись его заминкой, а в ответ внезапно получил нож в живот. Не сказать, что это было особо неожиданно, но очень прицельно: танто явно хотели вогнать в печень. Ещё бы сантиметр правее, и цель была бы достигнута. Наоя не привык проигрывать, потому понятие чести ему было совершенно чуждо. Пока Сугуру потерялся от острой боли, он резко провернул клинок в ране и дёрнул вниз, разрывая ткани.
Этого вполне хватило, чтобы прекратить драку, отпустить друг друга и просто рухнуть на траву, переводя сбившееся дыхание и пытаясь вернуть ускользающее сознание.
Только теперь к ним сбежались люди, чтобы помочь.
***
— …с ним всё будет в порядке, — голос Сёко — первое, что он слышит, постепенно проходя в себя.
Она явно устала, но всё ещё спокойна. Рядом качался на стуле Сатору, пытаясь совладать с волнением, но в конце концов грохнулся на пол, разломав окончательно предмет мебели.
— Ты мне сейчас всё отделение перебудишь, — тихо зашипела Иэйри, помогая ему подняться. — Я и так пошла на нарушение, пустив тебя сюда, а ты даже спокойно себя вести не можешь.
— Не злись на него, Сёко, — Сугуру закашлялся при разговоре: во рту всё пересохло после анестезии. — Ты же знаешь, что спокойствие — не его конёк.
— Хорошо, что ты очнулся, — она подала ему стакан воды с соломинкой. — Пей понемногу.
Воды ему действительно не хватало, но шевелиться было слишком сложно. Сатору помог ему придержать стакан, чтобы тот не опрокинулся, едва сдерживаясь от удушающих объятий.
— Ты каким образом умудрился позволить себя продырявить? — в голубых глазах читалось явное осуждение и даже обида.
— Глупым, — тихо проговорил Сугуру, возвращая полупустой стакан. — Был слишком увлечён своими мыслями и не подумал о том, что Наоя внезапно решит меня убить, вот и поплатился.
— Он уже нажаловался, что это ты на него напал.
— Если пощёчину можно посчитать за нападение, то да. У полиции ко мне появились какие-то вопросы?
— Пока нет, но об этом можешь не волноваться, я сделаю так, что они и не появятся.
— Не стоит, пусть спрашивают. Мне нечего скрывать. К тому же, все видели его несдержанное поведение.
— Наоя хорошо умеет играть жертву. Ты уверен, что не хочешь моей помощи?
— Нет, Сатору, не хочу. У тебя сейчас есть проблемы посерьёзнее, на которые бы стоило обратить внимание.
— У меня сейчас нет проблемы серьёзнее, чем твоё состояние. Ты мог умереть, Сугуру, и если для тебя это мелочи, то мне важно, чтобы ты жил.
— Прости, такого больше не повторится.
Гето измученно улыбнулся — в уголках глаз собрались едва заметные морщинки, которых раньше однозначно точно не было. Три года сверхурочной работы оставили на нём отпечаток хронической усталости, и только прежний запас сил не позволил увять окончательно. Из-за недавнего кровотечения и сильной боли он выглядел совсем паршиво, слившись по цвету с белой наволочкой.
Сугуру протянул ослабевшую руку в сторону, зарываясь пальцами в мягкие белоснежные волосы. Он по привычке начал ласково перебирать их, постепенно склоняя Сатору к себе в объятия. Тот сам потянулся за рукой, явно требуя ласки и в конце концов забираясь к нему под бок, с трудом уместившись на не особо широкой койке, словно большой белоснежный кот.
И именно сейчас, глядя на это голубоглазое недоразумение, Сугуру понимал, что не может рассказать ему правду о произошедшем. Не может дать ему повод для новой глупости, подтолкнуть к выбору, над которым Сатору даже не станет задумываться. Чтобы сохранить собственное благополучие, Сатору пойдёт по головам, а сейчас неотъемлемой частью его благополучия был сам Сугуру, и он не променяет его на техникум. Но именно техникум оставался последним оплотом их свободы. Если потеряют и его, Министерству не составит труда перевоспитать молодое поколение в дрессированных псов, готовых броситься на любую добычу. Тогда все шансы разрушить вредоносную систему и вовсе сведутся к нулю.
Слишком много рисков было и для его семьи, но он хотя бы мог передать дочерей Сёко и Утахиме, если ситуация станет критической. А от проклятий наверняка придётся избавиться, но он обязательно что-нибудь придумает. Потом, когда голова перестанет раскалываться от боли.
Сугуру закрыл глаза, вновь погружаясь в беспокойный сон.
***
— Посмотрите только, шлюха самого Годжо Сатору собственной персоной, — по щеке хлёстким ударом прошлась чья-то ладонь.
Чуть меньше недели прошло после выписки, как они снова встретились. Перед ним стоял Наоя, насмешливо скалясь.
— Ну же, подружка, просыпайся, — ещё одна звонкая и очень болезненная пощёчина.
Сугуру пошатнулся, с трудом разлепляя воспалённые глаза. Зрение дало явный сбой, показывая вместо нормальной картинки бесформенное пёстрое нечто, с трудом напоминающее человеческий силуэт. Если бы не въевшийся в подсознание отвратительный голос, он бы и не понял ни за что, кто перед ним находится.
Положение в пространстве вызывало много вопросов, оставаясь неразгаданной тайной. Он, вроде бы, ощущал, что стоит на коленях, но тело постоянно вело из стороны в сторону. Голова тоже не вносила ясности в процесс: внутри неё словно всё было в тумане. Нормально пошевелиться не получалось: руки сильно затекли и наверняка были связаны где-то за спиной, а ноги вообще отказывались шевелиться. Призвать хотя бы самое слабенькое проклятие тоже не получалось: энергия словно иссякла полностью.
— Что, хочешь позвать на помощь? Тебе никто не поможет, Гето. Никто не придёт к тебе.
Сугуру зажмурился, резко распахивая глаза. Он пытался сфокусировать взгляд, но изображение по-прежнему расплывалось, хоть уже и не так сильно. Теперь он мог рассмотреть чужое лицо и насмешливую ухмылку, вызывающую одно лишь отвращение. Впрочем, Наоя всегда только его и вызывал, хотя они не были особо знакомы.
Сугуру снова попытался пошевелить руками, но ничего не вышло. Запястья отозвались резкой болью, словно по ним полоснули ножом, обводя оба по кругу. Он перевёл взгляд ниже, с ужасом осознавая, что на нём нет вообще никакой одежды, даже нижнего белья. По спине прошёлся холодок, возвращая в воспоминания прошлых лет, где такое уже происходило.
— Не бойся, Гето, убивать тебя никто не будет. Но раз уж ты придаёшь Годжо сил и отказываешься выполнять поручения, придётся лишить тебя этого влияния. Как думаешь, он хоть раз к тебе прикоснётся после кого-то другого?
Сугуру, может, и попытался бы ответить, если бы удалось извлечь хоть одно внятное слово. Он беззвучно открыл рот, как парчовый карп в своём пруду, но ничего, кроме приступа боли в горле, не добился. Вырвался только едва слышный хрип.
Его крепко взяли за волосы и протащили за них по полу до кожаного дивана, а после швырнули на него, так и не подняв с колен.
— Безродная шлюха, дослужившаяся до особого ранга… Как тебе это удалось? — Наоя снова поднял его голову за волосы, заставляя смотреть на себя. — Обслуживаешь не только Годжо, но и всех министерских?
Вместо ответа вышел сдавленный кашель. Гето не смог ничего сказать, лишь поднял на него совершенно невменяемый взгляд, не выражающий ничего, кроме безграничной усталости. Его обсидиановые глаза стали по-настоящему походить на стекло: такие же безразличные и абсолютно пустые.
— И как только такая соска попала в техникум? Кто пригрел смазливую сиротку? — Наоя тянет за волосы ещё сильнее, вынуждая запрокинуть голову до хруста в шее. — Ах, да. Ты же сам убил своих родителей и других людей с помощью своих проклятий.
Гето не в том состоянии, чтобы пытаться о чём-то спорить, да и не хочется: Зенин его всё равно слушать не станет. Такой же мерзкий, как и всё семейство.
Сугуру поморщился и попытался отвернуться, но его крепко схватили ещё и за нижнюю челюсть, не давая повернуть голову. Потом наверняка останутся синяки, но кого это волнует? В прошлый раз не вышло убить, так настало время второй попытки?
— Ты будешь смотреть на меня, когда я с тобой говорю, проклятая ты мразь, — чужие пальцы ещё сильнее впились в щёки. — И не думай отключаться, тебя впереди ждёт много веселья.
Очередная попытка заговорить закончилась только надсадным хрипом. Даже язык во рту едва ли шевелился самостоятельно. Его вновь швырнули на диван, придавливая всем весом и лишая возможности нормально дышать. Сугуру не видел, наблюдает ли за ними кто-то ещё, но хорошо чувствовал прикосновения к своему телу. Наоя был груб и несдержан, но действовал так, будто вовсе не ненавидит его, а злится за отказ. Злится, что ему самому такое тело в распоряжение не досталось.
Прикосновения слишком интимные, чтобы быть порождением обычной ненависти. Они не вяжутся с едкими словами и хоть какой-то логикой. Наоя заправляет прядь волос ему за ухо, касается шеи, ведёт самыми кончиками пальцев вдоль позвоночника до лопаток. Сугуру вздрагивает и пытается отстраниться, но его вдавливают в диван ещё сильнее.
— Ну же, сиротка, не уходи так рано, мы же ещё не закончили, — Наоя шелестит своей одеждой и одноразовым пакетиком со смазкой, размазывая её по собственному члену. — Обещаю, тебе понравится.
Наоя вошёл в него без особых усилий, растянув членом расслабленные мышцы, что ему совершенно не понравилось. По бедру прилетел увесистый шлепок.
— Гето, неужели он так часто трахал тебя, что ты уже и сжаться не в состоянии?
Тот тихо заскулил в ответ, жмурясь от удара, и сжался сильнее. Тело реагировало слишком запоздало, поэтому он успел схлопотать ещё один. Наоя не скупился на шлепки или до ужаса странные прикосновения, словно не решил ещё: наказать хочет или просто провести с ним ночь. Ласковые касания к волосам могли перемежаться с ударами по голове, а поглаживания по бёдрам с грубыми толчками.
Сугуру не сопротивлялся и больше не пытался из-под него выбраться. Ему по-прежнему было плохо, но от чего именно так — он сам не понимал. Он чувствовал себя так, будто целый день кружился на карусели без остановки. От вращающегося перед глазами мира затошнило.
Сугуру не хотелось думать ни о причинах, ни о последствиях. Здесь и сейчас ему было невыносимо плохо. По венам на руках словно жидкое пламя или кислоту пустили. Обе конечности разъедало изнутри из-за жгучей боли. Внезапно желудок свело сильным спазмом, и его вырвало кровавыми сгустками прямо на пол. Угасающее сознание зафиксировало только грязную обивку дивана.
***
Полицейская тюрьма встретила без какого-либо гостеприимства. Холодные стены, холодный пол и такая же холодная койка. Сугуру не смог даже голову от неё оторвать, чтобы нормально осмотреться. Тело по-прежнему не слушалось, словно свинцом налилось. Он даже не успел отреагировать на то, как собственная же рука свесилась с койки. Только сейчас он смог рассмотреть ужасающие синяки на сгибе локтя и следы от уколов. Что ж, похоже, быстро отсюда выйти не получится.
На таких же койках лежали или сидели другие арестованные, а через стекло за ними наблюдала охрана. Что ж, жизнь явно решила удивить его новым неожиданным поворотом. Или просто добить.
Он с трудом опустил взгляд вниз, чтобы проверить наличие хоть какой-то одежды. Одежды, как и предполагалось, не было. Вместо неё была какая-то грязно-белая простыня, на которой расползлось пятно запёкшейся крови. Видимо, швы опять разошлись, но это всё же лучше, чем лежать голышом в такой компании.
Где-то снаружи послышался шум и разговор на повышенных тонах. Похоже, господа полицейские что-то не поделили между собой, но один из голосов показался смутно знакомым.
Вскоре в камеру влетел никто иной, как Сатору. Каким образом тот вообще его нашёл, сил спросить у Сугуру не осталось. Друг и объяснять ничего не стал, буквально подхватывая его на руки и вынося из камеры. На заднем плане можно было рассмотреть каких-то людей, которые вели переговоры с полицейскими. Похоже, Годжо задействовал связи своей семьи, чтобы вытащить его отсюда.
Уже в машине Гето просто отключился на его плече, вновь проваливаясь в пустоту.
Вновь пришёл в себя он только в родовом поместье, куда Сатору решил его отвезти. Теперь вместо грязной простыни была хлопковая пижама, а в вене на тыльной стороне кисти был установлен катетер с капельницей.
— Уже очнулся?
— Если это можно так назвать, — Сугуру с трудом разлепил губы, чтобы ответить, а собственный голос слышался ему откуда-то издалека.
— Тебя приняли патрульные за употребление наркотических веществ и проституцию. А прошлой ночью мне пришли забавные фотографии с твоим участием. Ничего рассказать не хочешь?
— Похоже, кто-то неплохо развлёкся за мой счёт.
— «Неплохо»? В таких позах даже я тебя никогда не трахал, — в голосе не было и капли злости, лишь чистейшая обида.
— Трахнешь, когда мне полегчает, — спокойно ответил Сугуру, прикрыв глаза. — Я ничего не употреблял сам, это я могу гарантировать. Но я ничего не помню о том, что было вчера или позавчера… Какой сегодня день недели?
— Среда. Ты ушёл из дома четыре дня назад. Мне позвонила Сёко и сказала, что ты пропал посреди ночи. Ей звонили твои девчонки, они сейчас с ней и Утахиме.
— У меня закончились перевязочные материалы, и я вышел в аптечный магазин. А вот что потом было… Помню очень смутно.
— Может, каких-нибудь людей запомнил? Или места?
— Нет, ничего, — он слабо помотал головой. — У меня ужасно болят руки.
— Сёко сказала, что у тебя сгорели вены. Они и вправду какие-то чёрные и вокруг ещё синяки.
— Я до сих пор не могу контролировать свою энергию. Не могу призвать даже самого слабого духа. Ничего не получается.
Сатору сел на пол рядом с ним и снял очки, глядя уже без преград. Он аккуратно взял свободную ладонь Сугуру в свою, переплетая их пальцы и мягко поглаживая прохладную бледную кожу.
— Твоя энергия никуда не исчезла, а почему ты не можешь её использовать, я понятия не имею. Она всё ещё в твоём теле, даже поток не нарушен.
— Я и сам её чувствую, но контролировать не могу. Даже в детстве у меня получалось лучше.
— Восстановится потом, она же на месте, — Сатору приподнял его руку с иглой и нырнул под неё так, чтобы иметь возможность прижаться к Сугуру сбоку, не укладываясь на повреждённый сгиб локтя.
Он даже попытался уложить его на себя, но быстро забросил эту идею, просто приобнимая с одной стороны. Сугуру ему не мешал, позволяя перемещать себя как угодно. Нет, вовсе не из-за слабости, ему просто хотелось ощутить родное тепло от этого беспокойного ребёнка. Почувствовать, как ворочается рядом непомерно длинное тело и жмётся к нему, закидывая поверх свои конечности.
Он был абсолютно уверен в том, что Сатору не злится из-за этого инцидента. Недоволен тем, что кто-то позарился на его собственность, но совершенно не злится на самого Сугуру, продолжая его обнимать. Неужели так боялся потерять?
Сугуру шевелится в его объятиях и позволяет себе маленькую слабость: улечься на чужое плечо, утыкаясь носом в шею. Обычно такое проделывали с ним, но в этот раз ему было нужнее. Как воздух необходимо ощутить чужое тепло и присутствие.
То, что поможет успокоить свою совесть и идти в новый день.
