***
В ту ночь я долго не мог заснуть, перед глазами стоял чёрный пёс, и меня терзали смутные предчувствия, что этот пёс здесь не просто так появился. Уж очень он похож на анимагическую форму Сириуса Блэка. А может, мистер Альфард тоже анимаг и у него такая же форма, как и у племянника? Ведь говорил же как-то Сириус, там, в моих «грёзах», что покровителем магии Рода Блэков является Гримм. Интересно, бывают одинаковые анимагические формы? Зачем Парки так играют со мной? С моей жизнью? Зачем было показывать мне, что Сириус вернулся?.. Вернулся ради меня. А здесь он мёртв. Я не хотел в это верить. И я в это не верил. Я доверял покровительницам Рода Поттеров Магиням Парки. Они не могли обмануть меня и оставить одного… Одного в этом жестоком и беспощадном мире под названием Жизнь. Во мраке ночи мои мысли скакали с одного на другое, как те бараны, которых по идее нужно считать, чтобы заснуть. Но заснуть мне удалось лишь под утро, когда от всех думок мои мозги грозились превратиться в желе, поэтому, когда я проснулся, то не удивился, что в окно вовсю светило солнце, а значит, было уже не меньше десяти часов утра. Так поздно я ещё ни разу за всю свою недолгую жизнь не просыпался. У Дурслей меня будили в шесть часов утра, чтобы я успел приготовить завтрак для Вернона (для своего Дадлидусечки тётя Петуния готовила сама. Наверное, боялась, что плюну в еду их ненаглядного сыночка). А в Хогвартсе… Там даже в выходные долго не поспишь, если только в Больничном крыле… Прежде чем скинуть одеяло и спустить ноги с кровати, я ещё немножечко понежился в постели, прокручивая в голове события предыдущих дней и пытаясь понять, насколько моя жизнь может измениться в очередной раз… В ушах вязла непривычная и потому пугающая тишина, как будто во всём мире я остался один. Даже за раскрытым настежь окном не было слышно ни единого звука: ни шелеста листьев, ни пения птиц, ни ветерка — и только моё собственное дыхание нарушало это безмолвие. Оно давило на уши, и мне от этого было не по себе. Я полежал ещё немного, прислушиваясь к тишине и собираясь с мужеством, а потом разом спустил ноги с кровати. Помня о том, что в доме находится особь противоположного пола, хоть и маленькая, и всё же щеголять перед ней в одних трусах в цветочек не очень хотелось, я сдёрнул простынь и, закутавшись в неё наподобие тоги, осторожно выглянул за дверь. В доме действительно стояла гробовая тишина, которую нарушали где-то мерно тикающие часы. Я спустился по лестнице и протопал к кухне. На столе лежал лист пергамента: Доброе утро, Гарри! (неважно, во сколько ты встал) Опекуны Маргарет вернулись раньше, чем планировали, поэтому, по её желанию, я отправился с ней к ним. Потом посещу министерство, узнаю, что надо для того, чтобы оформить опекунство, если ты, конечно, всё ещё не против, чтобы я стал твоим опекуном. Сколько всё это продлится, не знаю, так что дом в полном твоём распоряжении. Уверен, что ты в состоянии сам приготовить себе завтрак и обед. Если решишь прогуляться, за ограду пока не выходи. Дом хоть и не волшебный, но спрятан под Фиделиусом.А. Блэк.
Прочитав записку, я аж взвизгнул от радости, а моя Душа запела — нас не забыли и не бросили! Несмотря на возмущение желудка, первым делом помчался в ванную комнату, физические потребности организма никуда не делись. После контрастного душа — пять минут глубокого сосредоточения с аутосуггестивными формулами, направленными на поддержание внимательного состояния сознания в течение дня (спасибо моей памяти о жизни в «грёзах»). Даже то, что я увидел в зеркале, не испортило мне настроение — тощий, тонкие запястья, мышц вообще нет, сквозь кожу просвечивают венки и капилляры. Как говорят: в чём только Душа держится. Единственное, что меня радовало, — это отсутствие необходимости в очках и почти невидимый шрам на лбу, а также отросшие до плеч волосы. Но ничего, регулярное и сбалансированное питание, спокойный сон, чистый воздух и вода, упражнения йогой и физкультурой, — и моё теловычитание станет телосложением. После лёгкого завтрака (на часах было только одиннадцать часов) — омлет с сыром и овощами, тост из хлеба и горячий сладкий чай — я вернулся в свою комнату. Убрав постель, решил навести порядок в школьном сундуке. За два года в нём накопилось немало ненужных вещей. К моему удивлению, я не обнаружил в нём ни мантии-невидимки, ни альбома с колдографиями родителей и их друзей (его подарил мне в прошлом году Хагрид), ни своей метлы. И буквально завис, потому что не мог знать, а были ли вообще эти вещи у меня в этой реальности. В сундуке были учебники, исписанные листы пергамента и одежда — та, в которой я ходил во внеурочное время. В моей памяти было только то, что я видел в «грёзах», а эту жизнь я не помнил от слова совсем. Дружил ли я с Роном и Гермионой? Наверное, всё же дружил, раз ринулся спасать Джинни. Были ли нападения на других учеников или только на меня? О-хо-хонюшки! Что же делать? Как всё это выяснить, чтобы не запалиться и не выглядеть полным идиотом? А может, разыграть амнезию?.. Ну не помню ничего из школьной жизни, и всё тут. А ведь и не докажут обратное — действительно не помню. Но как тогда спросить об мантии-невидимке и альбоме? Полностью запутавшись в своих вопросах, я решил оставить это на потом. А сейчас заняться насущной и очень интересующей меня проблемой — исследовать приусадебный участок в поисках каких-либо доказательств присутствия здесь собаки. Если только Альфард Блэк не анимаг. Но, насколько я знал, одинаковых форм не могло быть, даже у близнецов Уизли были разные животные: у Фреда — рысь, а у Джорджа — ягуар, или наоборот, не помню. Впрочем, это не столь важно. Домой я вернулся, так ничего и не обнаружив, лишь тогда, когда мои ноги уже не могли держать меня вертикально и желудок ныл, прося подкрепиться. Мистер Блэк был уже дома, он ждал меня на веранде, читая газету. — Здравствуйте, мистер Блэк, — произнёс я, устало падая в кресло напротив. — Здравствуй, Гарри, — улыбнулся он и, сложив газету, положил её на стол. Я успел заметить кусочек колдографии семьи Уизли в Египте. — Погулял? Как тебе тут? — Угу, — сказал я, наливая себе из кувшина воды, — погулял. Мне нравится. А как вы сходили в министерство? — Ты что-нибудь ел сегодня? — не отвечая на вопрос, спросил он. — Да, я позавтракал. Правда, это было в двенадцатом часу. Так что сейчас голоден как волк. — Придётся тебе ещё немного поголодать. Нам надо проверить твоё здоровье в Святого Мунго. А там все анализы желательно сдавать на пустой желудок. Зато потом пойдем в какое-нибудь кафе. — Зачем нам в Святого Мунго? — чуть не поперхнувшись водой, удивился я. — Так вот бумаги из Отдела надзора и опеки за маглорождёнными и магловоспитанными несовершеннолетними волшебниками. Нужны справки о состоянии здоровья твоего и моего, о финансовом положении опекуна и подопечного, о месте проживания подопечного в магловском мире и ещё куча всяких других документов. Сегодня я уже договорился с целителями, в пять часов они собирают независимую комиссию колдомедиков по проверке твоего физического, психического и магического состояния. Пока я ещё не являюсь твоим законным опекуном, присутствовать будет один из профессоров Хогвартса, а также поверенный семьи Поттеров из банка, ты же помнишь его — Скреботекс. А кого пришлют из Хогвартса, не знаю. Директора там сейчас нет, он в где-то на континенте. У нас немного времени, если ты готов, то мы можем уже сейчас отправиться. Чем быстрее начнём, тем быстрее управимся. — Хорошо, мистер Блэк, я сейчас приму душ, переоденусь и буду готов. Если честно, то мне не очень хотелось показываться целителям. Кто знает, что они могут у меня найти. Но раз без этого никак, то куда же денешься. К Дурслям возвращаться я не горел желанием. Да и наведаться в клинику и посмотреть, как там — так же, как в моих «грёзах», или что по-другому, тоже хотелось.***
До клиники мы с мистером Блэком переместились двойной аппарацией, благо я весил всего ничего. Там было всё так же — большой светлый вестибюль, за стойкой ресепшена сидели дежурный колдомедик и охранник. Два камина для посетителей и один грузовой. Мы прошли через дезинфекционную, где с нас сняли верхнюю одежду, оставив в стерильных распашонках, и поднялись по лестнице на второй этаж, где находились кабинеты главных целителей отделений и администрация клиники. По моей памяти, родильное отделение должно находиться на четвёртом этаже в отдельном пространственном кармане и туда можно было попасть через специальный лифт. Но такого лифта в вестибюле я не заметил. Блэк постучался в одну из дверей и после отзыва раскрыл её, предлагая пройти мне первому. В кабинете действительно собралась целая бригада — четверо колдомедиков в тёмно-сиреневых целительских робах и одна медиведьма в жёлтой робе лаборанта. Двое мужчин в таких же, как мы, распашонках — один с незапоминающимся лицом, а второй… Мать его Эйлин! Северус Снейп! Он стоял с таким недовольным выражением физиономии, так презрительно щурил глаза и кривил губы, будто его поневоле заставили копаться в куче дерьма. Давно я не видел у него подобной гримасы, и только это остановило меня, чтобы не кинуться к нему навстречу. Возле окна на высоком табурете сидел поверенный семьи Поттеров гоблин Скреботекс и приветливо скалил болотного цвета, острые как у акулы зубы. На нём тоже была надета распашонка. — Здравствуйте, молодой человек, — густым басом произнёс самый высокий мужчина (я ему был по пупок). — Здравствуйте, господа целители, госпожа медиведьма, профессор Снейп, мистер Скреботекс и сэр… Икс, — вежливо ответил я, поворачиваясь к каждому и слегка наклоняя голову. Брови присутствующих в кабинете, как по команде, подскочили вверх, и они изумлённо уставились на меня. Интересно, а чего они ждали? Я умел быть кротким и неконфликтным… Иногда… — Позвольте представиться и представить вам людей, которые собрались здесь по вашу, так сказать, душу и тушку. — Моя Душа чуть дёрнулась у меня под сердцем, где она нашла для себя уютное местечко, но через мгновение успокоилась и снова замерла в ожидании. — Целитель-костоправ, в магловском эквиваленте — рентгенолог, Эван Ватсон. — Немолодой мужчина среднего роста с короткими волосами пепельного цвета и такого же цвета глазами небрежно кивнул мне, и я почувствовал, как под мою кожу проникают невидимые потоки чужой магии и очерчивают скелет в буквальном смысле. — Джи Хун Чан, он у нас больше по требухе, — хохотнул старший и по-дружески хлопнул по плечу мужчину так, что тот даже присел от неожиданности — полный, небольшого роста, с гладко выбритой головой, с хохолком на темечке и узкими глазами-щелочками. — Печень, лёгкие, желудок и всё, что связано с пищеварительным трактом как человека, так и других живых существ, — это по его части. А эта леди, Майя Грин, она, как мы ласково называем её — кровосос. Нет, нет! Майя не вампир, — он тут же поднял руки в защитном жесте, заметив мои округлившиеся глаза. — Майя наша незаменимая лаборантка. Всё, что есть в крови ненужного и противоестественного, определяет на глаз и нюх. — Женщина тепло улыбнулась и добродушно кивнула мне. Я тоже попытался изобразить улыбку, но, наверное, не очень получилось, потому что все, кроме Снейпа, рассмеялись. А тот лишь дёрнул кончиками губ — А это наш магомед — Джонни Робинсон. Исправление и очищение магических каналов, снятие тёмных и не очень проклятий… В общем — всё, что связано с магическим ядром волшебников. — Джонни Робинсон был похож на длинную жердь с круглой как шар головой, с длинными руками и циркулеобразными ногами, то есть прямыми и несгибаемыми, как будто у него вовсе не было коленей. — Этот мрачный человек — профессор Снейп. Как я понял, вы его знаете, он ещё и представитель Отдела надзора за маглорождёнными и магловоспитанными несовершеннолетними волшебниками. — А вот этому известию я был удивлён: Снейп занимается с «грязнокровками» — это что-то, но виду не показал, кто его знает, какой он здесь. — Второй мрачный тип, как вы правильно угадали, будем звать его мистер Икс — менталист-легилимент. Проще — мозголом. Со Скреботексом вы уже знакомы. Ну а я Гиппократ Сметвик, главный целитель клиники Святого Мунго, во мне есть всего понемногу. Вот таким составом и будем проводить обследование вашего физического и магического состояния. — Я неопределённо дёрнул плечами и вопросительно посмотрел на мистера Блэка, который скромно присел на кушетку и с интересом рассматривал целителей. Почувствовав мой взгляд, он коротко взглянул на меня и тоже пожал плечами. — Хорошо, — ответил я независимым тоном, — если это надо для оформления договора об опекунстве, то я не против. Но прежде хотел бы, чтобы вы все дали непреложный обет, что всё, о чём узнаете вы и что необязательно знать другим, останется здесь и в вашей памяти. И, я так понимаю, что вы хотите провести тест моей крови. — Я взглянул на женщину, та кивнула головой. — Ладно. Но тест будет проходить в присутствии мистера Скреботекса, и вы, мэм, на его глазах уничтожите всю оставшуюся кровь и напишете расписку, заверенную вашей магической подписью, что кровь уничтожена. Только на этих условиях я дам согласие на обследование и проверку крови. А вот мозголома не надо. Я знаю законы Визенгамота. — Пусти козла в огород, много не сожрёт, но всё перетопчет. А мне есть что скрывать. Взрослые волшебники были ошеломлены таким нахальством сопливого мальчишки, который посмел навязать маститым магам непреложный обет, но, молча переглянувшись, пришли к выводу, что каждый имеет право на конфиденциальность, и согласились. Прошли по кругу, обет подтвердили Скреботекс и мистер Икс. И после этого вокруг меня начались пляски целителей. Первой за меня взялась Пчёлка Майя, засунув свой хоботок (магловской шприц) в вену на внутреннем сгибе локтя, набрала моей кровушки полный двухсотмиллилитровый шприц и с довольной улыбкой уплыла в лаборантскую, Скреботекс потащился за ней. Меня раздели догола и поставили на возвышенность. В па вступил костоправ. Он вытащил на голограмму все мои двести восемь косточек и рассмотрел каждую в отдельности, я тоже следил за формулами, отображающимися на голограмме, и был шокирован прочитанным. Куда делись мои множественные переломы и трещины ребёр (Дадли любил лупить меня по рёбрам ребром ладони и слушать, как они трещат, а так же сталкивать меня с лестницы). Выпрямились неправильно сросшиеся кисти рук (Вернон Дурсль наступил мне на пальцы — я уронил его любимую пивную кружку, когда мне было пять лет, она весила едва не больше меня самого. Поэтому я и писал как курица лапой). Да и много чего другого было. Но весь мой костный скелет был как будто заново и качественно собран и выложен так, как и положено. Целитель Ватсон убрал из голограммы проекцию скелета, передал следующий тур Джи Хун Чану (китаец, наверное) и сел за письменный стол, чтобы записать всё на пергаменте. Тот, так же как и Ватсон, стал выносить мой ливер и требуху на голограмму и произносить какие-то заклинания на своём языке. Я не смог прочитать несколько формул, но по виду понял, что и с этим у меня всё в норме. А ведь такого просто не могло быть. К тринадцати годам у человека уже образуются шлаки в кишечнике, как не очищай его. И в желудке тоже не может быть всё так чисто… даже у тех, у кого всегда было нормальным питание, а у меня должен был быть как минимум гастрит, а может, уже и язвочки могли появиться. Но нет. Всё было чисто и гладко. Чан как-то непонятно хмыкнул и тоже отправился за стол — писать заключение. «Человек-циркуль», так я назвал его про себя, убрал голограмму, закрыв глаза, положил свои длинные ледяные пальцы мне на грудь и замер. Я тоже закрыл глаза и почувствовал, как внутри меня что-то стало копошиться, как будто под кожей по венам ползала маленькая змея. Было щекотно и холодно. Оба замерев, мы простояли не шевелясь некоторое время. Меня захлестнула холодная дрожь, словно от прикосновений мохнатых лапок паука, и от этого по коже побежали мурашки. Робинсон открыл глаза и с интересом посмотрел на меня. — Сколько вам лет? — неожиданно спросил он утробным голосом. — Скоро будет тринадцать, — непонимающе ответил я. — Да. Интересно. Очень необычно, — проговорил Робинсон, о чём-то задумавшись, озадаченно качая головой. Он уселся за стол с торца и начал строчить на листе. Я вопрошающе взглянул на него — мне ещё со времён покупки моей волшебной палочки не нравились слова, что что-то любопытное и необычное связано со мной или с моей магией, — но маго́мед, не обращая ни на кого внимания, быстро писал, всё время качая головой и что-то шепча себе под нос. Я успел спрыгнуть с пьедестала и надеть на себя распашонку, как в кабинет зашла Пчёлка Майя, а за ней ковылял гоблин. Он протянул мне пергамент с распиской, я прочитал её и благодарно кивнул. А Майя отдала тесты моей крови Сметвику, который всё это время молча наблюдал за действиями своих коллег. Он собрал все пергаменты в стопку и провёл над ней палочкой. Я тоже так делал, когда надо было объединить несколько диагностик в одну общую картину. Главный целитель долго читал то, что получилось, а потом судорожно вздохнул и с интересом стазизиста смотрел на меня. — Здоров и чист аки младенец. И душа светлая, как у ангела. — Как младенец? — нервно переспросил магомед Робинсон. — А вот магическое ядро развито, как у взрослого волшебника. — И откуда ты такой светлый взялся? — растерянно спросил Сметвик. — Наверное, оттуда, откуда и все люди берутся, — решил пошутить я, но мне стало как-то не по себе под препарирующими взглядами целителей. — Не уверен, что у людей может родиться такой ребёнок-Маг. Так ты утверждаешь, что ты Гарри Поттер? — Я? — пискнул я, мой голос внезапно дал петуха. — Я ничего не утверждаю. — Позвольте мне прояснить этот вопрос, — проговорил гоблин, подпрыгнув, он опять уселся на свой стул. — Дело в том, что этот молодой человек два дня назад пришёл к нам в банк, чтобы удостовериться в том, что он Гарри Поттер. Так как он почему-то не был в этом уверен. Его привели ко мне, так как я являюсь поверенным семьи Поттеров. Мы провели опознавательный тест крови, и вот результат. — Гоблин достал из сумки пергамент и протянул его Сметвику. Тот, шевеля губами, прочитал его и ещё раз взглянул на меня. — А в чём дело? — меня уже всё это начало бесить. — А дело в том, молодой человек, что у нас уже есть один Гарри Поттер и он разительно отличается от вас. Так ведь, профессор Снейп? Вы со мной согласны, что эти два мальчика хоть и похожи друг на друга как две капли воды, но они совершенно разные? — Да, Мастер Сметвик, — ответил Снейп. — Вы абсолютно правы. И я могу дополнить сегодняшнюю загадку. Этот молодой человек появился в Хогвартсе две или чуть больше недели назад НИОТКУДА в окаменелом состоянии. Пока я готовил настойку мандрагоры, он так и находился… Когда мы смогли раскаменить его, директор Дамблдор почему-то не был удивлён, что он так похож на Избранного, и сказал нам, что этот мальчик… что он вторая версия Гарри Поттера, именно тот, про которого говорится в пророчестве, но что ждал он его много позже… Я изображал из себя рыбку, выброшенную на берег: непонимающе лупал глазами и то открывал, то закрывал рот… Вот это номер! Вторая версия самого себя!