Однажды смерти...

Как же пришлось смерти повертеться, чтобы таки снять накрученную на ее пряди фольгу! Несколько часов аккуратнейшего разматывания! Как же хорошо, что тело лишь условно человеческое, иначе потянутые мышцы жить бы мешали. А потом это все промыть. Мда. Попытка сделать это в едва освободившейся от льда реке, возле которой она остановилась после того, как забрала душу неудачливого рыбака, утонувшего от судороги, ни к чему не привели. Вонь стала лишь незначительно слабее. Несчастные прядки висели сосульками, напрочь отказываясь промываться. Измазавшись в тине, глине, получив сотню возмущенных взглядов и карканья от ворон, смерть поняла, что тут с ее проблемой ловить нечего. Пришлось напрячься и попользовать струны мира, чтобы оказаться в гостинице. Смерть не стала разбираться, есть кто в номере, в котором она оказалась, или он пуст, зло шмыгнула в санузел. А вот столь знакомого атрибута, как ванна, там не было. Она недоуменно повела глазами. Вот не было и все тут! Только странная дверь голубого мутного стекла. -- Любопытно -- протянула она хриплым с отвычки голосом, сунула нос за дверь, и, оглядев дыры в стенах, рычаги, лампочки, начавшие мигать после открытия двери, вновь протянула: -- И даже очень. Вошла. Помещение было небольшим. Дверца мягко захлопнулась. Смерть тронула пару каких-то кнопок. Тихо зашумело и с потолка ударили струи теплой воды. -- Фу ты! -- с перепугу рыкнула, вжимаясь в стену и чуть не не выломав. Разобралась. Это у них такая помывочная теперь. Стянув промокшее платье и сапожки, сообразила после проб и ошибок, как все это работает и наконец вымыла голову. Ну, и остальное тоже, раз уж такая оказия. Поток теплого воздуха с того же потолка стал неожиданностью, но, уже не слишком удивляясь, она высушилась, закрыв глаза от нового удовольствия и расправляя длинные волосы. Вышагнула. И уставилась в ростовое зеркало. -- Я ее убью! Темные глаза налились яростью, кулаки сжались. Из зеркальной глади на смерть смотрела обнаженная фигуристая дама с переливчатым, серебристо-голубыми волосами ниже попы. И выбритым левым виском, ага. -- И вот что теперь с этим делать? -- чуть успокоившись задумчиво разглядывала голубые пряди. Даже призыв рабочей формы, ипостаси, ничегошеньки не дал. Да, балахон был темно-сер, коса остра и устрашающа, аура покоя и лёгкой угрозы все так же пульсировала. Но чёртовы волосы так и остались нежно голубыми. Смотрелось… нелепо. *** Егор Александрович проснулся от странных звуков из санузла. Работала душевая кабина. -- Странно -- подумал мужчина -- вроде девок не приводил -- он слегка принюхался, присмотрелся, посторонних запахов и вещей не обнаружил и решительно встал, разобраться надо, кто это в его номере чудесячит и не случилось ли чего такого, после которого его возьмут за мягкое и теплое органы правопорядка. Егор, конечно, человек положительный, но стальная хватка служителей закона ему вовсе не нужна. Свет горел. Он распахнул дверь, краем уха услышал возмущенно-испуганный явно женский визг. Шагнул в помещение. Пусто. Только на полу валяется черная объемная тряпка и стоят мокрые сапожки, от которых расплылась лужица грязной воды. И стойкий запах аммиака. -- Эй? Ты кто? Но в санузле никого не было, а тряпка оказалась старомодным льняным платьем-балахоном. -- У тебя неприятности, да? Тишина в санузле не обманула мужчину, и даже отсутствие хозяйки вещей не слишком удивляло. Егор пронимал, что отфонаря никто не будет вламывается в номер. Значит, у дамы неприятности. И крупные. -- Я могу как-то помочь? Тишина стала... Удивленной, что ли. -- Ладно. Надеюсь, ничего противозаконного ты не сделала. Егор развесил балахон на сушилке, пристроил рядом и обувь, включил активный обдув и, удивляясь сам себе, тихо сказал: -- Если деньги нужны, я на тумбочке немного оставлю. Все будет хорошо. Не парься. И отправился в комнату, хлебнул неплохого коньячку из пузатой бутылки в минибаре, отсчитал десяток купюр из кошелька, положил на тумбу и улёгся на жестковатую гостиничную кровать, мгновенно вырубаясь. *** Смерть тихонько воплотилась обратно, обула высохшие сапожки (уж больно удобны те были, научились смертные хорошо делать обувь), и бесшумно вышла. Посмотрела на уснувшего смертного и мягко улыбнулась. -- Ты странный. Хороший. Спасибо тебе. Будь счастлив. И ушла струнами мира. Новая точка. Новая душа почти готова уйти, а значит -- за работу.