***
В школе чародейства и магии Хогвартс, было решено провести показательный матч по игре в квиддич для оставшихся зарубежных гостей, которые должны были улететь обратно к себе через некоторое время. Министерство, а точнее Корнелиус Фадж, просто не мог допустить, чтобы Чемпионат по зельям закончился на такой неприятной ноте, как кража меча Годрика Гриффиндора. Поэтому с его решением, Амбридж тут же занялась приготовлением к этому событию. Цепочка гриффиндорцев с первого по пятый курс потянулась следом за Гарри и когда тот скрылся в раздевалке, дружно рассыпались между высоких трибун, занимая удобные места для обзора за своим кумиром, натягивая знамена с символом львиного факультета. Погода выдалась просто замечательная, как по волшебству создав идеальные условия для полета. Солнце, скрывшееся за молочными облаками, не слепило глаза, по крайней мере пока не покрывалось кружевными, и ветер был не слишком сильный, позволяя свободно дышать во время полета. С самого утра мадемуазель была сама не своя. После вчерашнего свидания, она сразу же рухнула на кровать и без памяти уснула. Горящий камин, прежде наполняющий ее комнату звуками монотонного трещания, уже съел все угольки, которым его растопили эльфы и тлея, окончательно потух глубокой ночью. Не в силах наколдовать согревающие чары, ведьма все мерзла и видела кошмары, преследовавшие ее до самого утра. Даже со звоном колокола Эммелин не шелохнулась, оставаясь дремать в одной позе, из-за чего пропустила сытный, праздничный завтрак. Так как все преподаватели уже заняли свои места, приведшая себя в порядок мадемуазель выходила из замка последней. Медленными шагами она шла совсем другой тропинкой, силясь не наступить на тонкий лед и не испачкать замшевые полусапожки в луже под ним, как до ее ушей стал доноситься гомон и выкрики ребят со стороны поля, предвещая еще больше действовать на расшатанные с ночи нервишки. Почти доходя до места, Эммелин сковала мелкая дрожь, затекшая ледяным потом по спине и лодыжкам. Невидимая сила жестко прижала ее к воротам, не позволяя даже пошевелиться, отчего она нервно задышала, крепко сжав кулаки. Затрясшаяся от первобытного страха, она едва пискнула сквозь зажатый рот. — А ведь я тебя предупреждал, — угрожающе прошелестел Люциус за спиной девушки. — И не жди снисхождения, пощады не будет, куколка. Его тяжелое дыханье обожгло кожу перепуганной Эммелин, встрепенувшейся от сильного возмущения и боли. Прижатая к холодным воротам сарая, в котором полвека назад хранили весь игровой инвентарь, удерживаемая на месте девушка попыталась сопротивляться, однако эти действия были лишены всякого смысла. Она не знала, чего именно ожидать от разозленного зверя. Пытаясь не вдыхать ржавый запах металла, мадемуазель вложила все силы, чтобы повернуть голову, скребнув нежную кожу щеки, которая тут же стала горячей, и краем глаза успела заметить только платиновые волосы Малфоя торчащие как бы из воздуха, отчего ее брови тут же нахмурились. Не церемонясь с ней, Люциус сорвал ее теплую мантию с плеч и небрежно выкинув в сторону, ударил женские ягодицы, продолжая грубо вжимать ее и с садистским удовольствием шлепал их все чаще и чаще. От беспомощности, разгневанная Эммелин отчаянно взвыла в мужскую ладонь. На ее глазах тут же проступили слезы, а пронзившая дрожащее тело острая боль была настолько сильной, что казалось, словно ее ягодицы ошпарили кипящим маслом, вдобавок ударяя раскаленными железными прутьями. Это оскорбительное и непозволительное поведение Малфоя разожгло яростную бурю в груди девушки, которая скрежетала ногтями металлическую поверхность, собирая ржавую грязь. Однако вскоре напряженное и натянутое от дискомфорта тело отреагировало совсем по-другому. Ощутив мокрую от слез руку и то, как она судорожно вдыхала, издавая приглушенный стон, Люциус остановился. — Сильно больно? — спросил он так, словно не измывался, нанося шлепки твердой рукой. В ответ услышал только мычание и подавленное рыдание, отчего тут же погладил по голове и спине, удерживаемую на месте девушку. Медленно и осторожно освободив ее рот, Люциус предупредил не дергаться и не кричать. Смягчая нестерпимую боль, он стал исцелять распухшие ягодицы возлюбленной, прикасаясь к ним нежными, заботливыми движениями. Волшебство, исходящее от теплоты его рук, проникало глубоко в тело, пульсировало на пылающей коже, и заставляло Эммелин испытывать смешанные чувства от ярости — до облегчения, от возмущения — до вожделения и дикой похоти. Раздвигая коленом ее ноги, Люциус оказывал на нее давление, и придавив своим мощным телом, шептал заводящие и одновременно угрожающие слова, обнимая за талию, массируя ягодицы и медленно пробираясь к заветному месту. — Перестань! — задыхаясь потребовала мадемуазель неровным голосом. Однако мужчина ничуть не обратил внимания на ее борьбу, и натянув ткань вспотевшей блузки обнаружил отсутствие бюстгальтера. Хищно облизнувшись такому сюрпризу, Люциус хрипло выдохнул в шею дрожащей от возбуждения Эммелин и целуя ее, пальцами стал потирать набухшие соски, пробуждая в ней довольный стон и сильную смесь желания. Горячая волна возбуждения прошлась по телу мадемуазель намочив нижнее белье. Внизу все пульсировало и требовало немедленно обратить на себя внимание. Все здравые мысли в ее голове закружились и унеслись прочь, затрудняя придумать план спасения, а шум начавшейся игры растворился на фоне, словно все базовые чувства выключили одним щелчком, оставив самое главное — ощущать приятные ласки возлюбленного и поддаваться ему на все сто. Прикрыв глаза, она бессознательно выгнулась, со стоном требуя большего. Люциус не был дураком, по крайней мере пока дело не касалось его дружка, так бурно реагирующего на столь прекрасное тело волшебницы, что сейчас находилась в его объятиях. Он заранее узнал, что их никто не потревожит на этом участке школы, поэтому не стал торопиться, причиняя нестерпимую боль, окупившуюся вспыхнувшим желанием секса у этой женщины. Его член немедленно требовал пронзить желанное тело и потому, пока еще не потеряв остатки разума, Малфой вонзил зубы в обнаженное плечо Эммелин. — Чего ты хочешь? — искушающе прошелестел Люциус, щекоча ее шею горячим дыханием и умело дразня ее жемчужинку то мягкими, то быстрыми движениями. Эммелин натянуто затаила дыхание, откинувшись на его плечо она обхватила одной рукой его голову, другой взялась за свою грудь. Она не хотела просить Люциуса, будто это нужно только ей, и старалась держаться из последних сил, чувствуя, как еще мгновение и она потеряет контроль, прося его о большем. Раз уж сам начал воспитательную игру, то пусть доводит ее до конца. Мерлин! Да-а! Хочу, чтобы ты довел меня до безумия! — мысленно застонала она, шлепнув руками ворота сарая, требовательно двигая бедрами, задевая его воспрявший член. — Скажи это, — потребовал он, вжимаясь еще сильнее, отчего дыхание у нее перехватило, а он сам не сдержал мучительного стона, сорвавшегося с губ, когда она потерлась еще сильнее. — Я хочу тебя… Страсть и возбуждение тут же захлестнуло Люциуса. Резко развернув лицом к себе пылающую от желания Эммелин, он разорвал взмокшие трусики и впился в ее губы собственническим поцелуем. — Тогда попроси, — прошептал он, целуя каждый миллиметр ее кожи, пробираясь от шеи к набухшим соскам быстро вздымающейся груди, закусив один из них принялся ласкать другой. Выгнувшаяся дугой девушка, вскрикнула задохнувшись от смешанных чувств. По внутренней стороне ее бедер из пульсирующего лона потекла выделившаяся секреция. Нетерпеливо застонав, Эммелин скользнула рукой вниз, и нащупав бугорок, сомкнула пальцы на высвободившимся члене. Не теряя времени, Люциус продолжил действовать своему плану. Остановившись, он резко шлепнул ее по половым губам, коленом не позволяя зажать ноги. Вскрикнув от этого, Эммелин тут же растаяла в волне похоти и вожделения. Распахнув затуманенный взор, девушка крайне удивилась, испарившемуся образу мужчины, что стоял перед ней секунду назад, но все так же продолжающим ласкать ее тело движениям рук и горячим поцелуям. — Это дезиллюминационные чары? — хриплым голосом спросила мадемуазель, смотря перед собой в прозрачные слои воздуха, как только Малфой отпустил ее рот. — Мантия-невидимка, — ответил тот буднично. — Одолжил у Крауча. Не теряя времени, Люциус накинул волшебную ткань и на девушку и подхватив ее на руки, устремился в самый центр поля. — Любвеобильная Венера, страстная искусительница, — тихо охнула пронизанная дрожью Эммелин, складывая мозаику из фрагментов мыслей. — Это же не то, о чем я подумала? Желая дойти в центр поля, двигаясь возле подножия трибун, мимо ничего не подозревающих волшебников, Люциус взглянул невозмутимым взглядом на напряженную девушку, а затем все же по-лисьи ухмыльнулся. — Ой, только не стоит мне лгать, что ты не думала об этом, — понизив голос дразняще произнес он, мягко сминая ее бедро. — Я все прочитал в твоих мыслях. Вчера ты прям кричала об этом. Скажу честно, меня крайне удивили ваши фантазии, мадемуазель Дюваль, — смотря в обескураженные глаза, ответил он с ноткой иронии. — Однако я рад твоей похотливой натуре, моя дорогая! Это будет весьма интересный опыт! Замерев от страха, Эммелин не смогла ничего ответить на столь прямое разоблачение своих сексуальных фантазий. Захлестнувшие стыд и уязвимость сжали стиснутую грудь. В попытке увлажнить горло, она не смогла даже сглотнуть, а только приоткрыла рот, из которого вылез тихий вопль. В своих смелых, горячих мечтах, она нередко представляла, какого это предаваться любви на глазах у других людей, да еще и в компании с самым сексуальным, чистокровным, наглым, дерзким и опасным магом во всей магической Британии. И все же фантазии — это фантазии, а реальность была таковой, что Эммелин тут же сжалась, смотря расширившимися от страха и беспокойства глазами на летающих в небе детей и других волшебников, кричащих на трибунах. — НЕТ! — закричала волшебница, отчаянно задрыгав голыми ножками. Замеревший на месте Люциус, вонзив пальцы в бедро девушки, взглянул на нее яростным взглядом, ведь прямо над ними находилась секция с разговаривающим Фаджем и другими людьми из министерства. Благо ее пронзительное «Нет» утонуло в ошеломляющем вопле, когда команда Гриффиндора забила квофл в ворота соперников. — Пожалуйста, Люциус! Я не смогу там, — дергалась мадемуазель, пытаясь выбраться из цепкого кольца объятий мужчины. Поставив ее на ноги около подножия трибуны, сжимая от злости свои напряженные челюсти, Малфой потребовал объяснений. Наконец услышав их, нехотя признаваясь самому себе, что летающие над головами бладжеры будут только мешать, которые к тому же могут сильно покалечить их в процессе дела, Люциус натянуто улыбнулся и презрительно фыркнув, резко схватил полуголую Эммелин за талию, прижав к себе он угрожающе прошептал в ушко. — Тогда пеняй на себя, мадемуазель Дюваль. С этими словами, он грубо развернул ее и не давая ни минуты опомниться притянул за бедра, войдя в нее с такой силой, что девушка, тут же потеряв равновесие схватилась за деревянный каркас трибуны, дабы не рухнуть и удариться головой. Прикрывая глаза от накатившего блаженства, Люциус входил в нее жестко, собственнический сминая кожу ягодиц, щипал, шлепал их наслаждаясь вздрагиванием любовницы. Вновь захлестнувшее возбуждение, поднялось жаром по всему телу дрожавшей Эммелин. Шершавое дерево терлось о нежную грудь мадемуазель, отчего чувство осязания обострилось втрое. Набухшие соски терлись и терлись, вдобавок к ним присоединились руки мужчины, которые массировали и сильно теребили их, будто щенок, набросившись на новую мягкую игрушку, пытался вытрясти из нее всю вату. Однако с каждым грубым движением, отчаянно стонавшая Эммелин возбуждалась все сильнее и молясь всем амурам на свете, выгибаясь в спине сама стала насаживаться на достоинство Люциуса. Задыхаясь от желания, он стал целовать спину, плечо и шею Эммелин, и намотав ее волосы в пучок заставил взглянуть себе в глаза, чтобы поцеловать столь желанный горячий ротик, из которого выливались похотливые мелодии секса, и обрушить на него свое горячее дыхание. Когда любовники синхронизировались и стали двигаться на одной волне все быстрее и быстрее, их учащенные сердца забились в унисон, как единое целое. Их тут же накрыло океаном страсти и горячим желанием, унося за пределы квиддичного поля, вознося все выше и выше на седьмые небеса любви, на которых розовые пушистые облака ласкали их голые ноги, которые едва касались границ этого мира, в то время как они особо наслаждались плывя в нирване и растворялись в сильных чувствах, разговаривая телами друг друга на языке любви. — Э-Эми, мне так хорошо с тобой, — прохрипел Люциус, особо дернувшись внутри нее. — Ты искусительница. Ты сирена… Женщина. Моя женщина… МОЯ! Наслаждаясь фейерверком чувств, держащаяся за деревянный столб трибуны Эммелин пыталась отдышаться, радуясь столь откровенному признанию любимого. О да, Люциуса она полюбила всем сердцем! И даже если это означало проиграть ему, она была согласна пожертвовать всем, потому что наконец призналась самой себе — он любовь всей ее жизни, ее страсть и ее мужчина, с которым ей очень хорошо, и который делает ее очень живой и счастливой женщиной на свете. Высвободив член, Люциус прижался к ней всем своим горячим телом, чтобы привести дыхание в ровное состояние. Однако от мягкого полустона ахнувшей Эммелин, едва стоявшей на ватных ногах, его вновь стало накрывать возбуждение, которое требовало вновь взять ее и иметь в присутствии других волшебников, так как ему хотелось. Обновив заклинание, заглушающей сферой сомкнувшееся вокруг них, Люциус мягко уложил взмякшую девушку на ткань, лежавшую рядом с деревянным каркасом, похожую на какое-то расшитое звездами знамена с речевками. Эммелин также стала потихоньку заводиться от его пальцев, умело ласкавших ее разгоряченное тело, которые мягко касались лобка и заскользили к занывшему и мокрому от его семени лону. Прикусив губу, она выгибалась на встречу горячему языку, проникшему глубоко в нее, а затем дразняще теребившему набухший клитор. Приятная, теплая волна возбуждения, пульсировавшая внизу живота, заставляла ее шире раскрываться под горячими поцелуями. Блаженно улыбающаяся девушка, глубоко дышала и старалась сфокусироваться на летающем в небе мальчишке, или на лице незнакомого волшебника сквозь перекладины трибуны над ними, но ее взгляд все время ускользал куда-то в сторону и Эммелин закатывала глазки прижимая взмокшую голову любовника все ближе и сильнее к себе, а когда Люциус сильно засосал ее клитор в рот, волна фонтаном поднялась выше по телу и ударила в голову, затуманивая все еще не собравшиеся остатки разума в пелену похоти и довольных стонов, которые он стал заглушать своими поцелуями. Учащенно дышащий Люциус брал ее всей силой, шепча нежные ободряющие слова, признаваясь как ему хорошо рядом с ней. Он входил на всю длину сильнее набирая темп, шлепал ее, постанывающую и хватающую ртом воздух, яйцами о промежность, обдувая горячим дыханием раскачивающиеся от его движений сочные груди и сосочки, что превратились в созревшие набухшие вишенки. Импульсы вожделения и наслаждения достигли пика удовольствия: застонавший Люциус, рыча толкнулся пару раз держа Эммелин за руки и излился горячей, вязкой спермой во внутрь волшебницы. Не выходя из нее и утягивая ее за собой, он повалился набок, прижимая к себе заключил в крепкие объятия. Наполненная приятными чувствами, Эммелин все еще дрожала от возбуждения и горячо дышала ему в шею, пока приятная нега медленно ускользала, становясь все тоньше и тоньше, словно легкая простыня укрывавшая их от посторонних глаз теперь уползала при сильном порыве ветра. Когда сознание вернулось на место, она взглянула на Люциуса, на устах которого застыла блаженная и довольная ухмылка. Открыв глаза, он устремил на Эммелин собственнический взгляд, демонстрируя свою власть над ней и скользнув к припухшим губам прогладил их контур, заставляя ее приоткрыть их и облизнуть его палец. — Эми, — прохрипел мужчина, наконец высвободив свой член. Он ловко навис над ней со страстью смотря в глаза. — Ты моя амортенция. Услышав такое признание, Эммелин была на грани безумия. Радостно подпрыгнувшее сердце сделало сальто назад, и девушка тут же прижалась к мужчине разгоряченным телом застонав ему в рот при поцелуе. Где-то рядом пробежался недовольный голос директрисы, которая спрашивала у профессора Стебель, не видела ли она какой гоблин держит эту мисс Дюваль, раз она не пришла на столь важное, по ее мнению, мероприятие. На фоне замершего поля раздались возгласы, ученики кричали речевки, кто-то громко перебивал их своими комментариями. Мадемуазель гладила Малфоя по груди и похлопав по отточенным мускулам на руках взбодрила, нехотя приговаривая что ей пора вернуться к своей роли. Однако Люциус, казалось, вовсе не хотел выпускать ее из своих объятий, дыханием щекоча ей ухо и шею, вызывая приятные мурашки в ее теле. — Мы же замерзнем тут, лежа голыми, прямо как в той сказке про ледяную волшебницу Иверу Кристалин. — Французская? — Да, — промурлыкала Эммелин на французском, кокетливо улыбнувшись. — Я не хочу становиться ледяной скульптурой. — Чтож, кажется, заниматься сексом с ледяной скульптурой будет весьма неудобно, — захохотав съязвил тот в ответ, оценивающе сминая в руках ее прелести, отчего получил легкий шлепок в грудь. — Ты невыносим! — завопила Эммелин вставая. — Но тебе это нравится, — вновь уложив ее на спину, Люциус навис над ней. Его глаза угрожающе сверкали и заскользили, будто облизывая каждый дюйм ее прелестного тела своим проницательным взглядом. Спустя несколько минут, они привели себя в порядок, прошли к воротам старого сарая собирая ранее разбросанные вещи. Поправляя и зашнуровывая теплую мантию, Эммелин показалось, что из уст любимого она наконец услышит еще одно очень важное признание. — Эми, я тебя… — помедлив, словно собирая важные слова и мысли в голове, — еще увижу сегодня? — слегка прищурившись спросил Люциус, с невозмутимым видом застегивая золотые манжеты на рукавах. — Кто знает, — выдохнув, пожала плечами слегка разочарованная девушка. Однако память тут же подкинула яркие, страстные воспоминания, которые произошли с ними, и она все же довольно кивнула, даря ему лучезарную улыбку. Обхватив волшебницу за талию, Люциус с вожделением склонился ближе и уткнулся носом в приятно пахнущие волосы. Поцеловавшись будто на прощанье, они разошлись, но твердо были уверены — им еще предстоит встреча.***
«Гриффиндор, мы с тобой! Гриффиндор — ты силен!» — вдохновленно скандировали фанаты львиного факультета, и их девиз мигом подхватили студенты дома Пуффендуй и Когтевран, так как противником в игре была команда Слизеринцев, которых они не могли выносить все вместе. — А вот вы где, мисс Дюваль. Неужто соизволили прийти? — злобно проговорила Амбридж не разминая тонкие губы, поджатые в недовольную линию. — Да, мадам директор. Я задержалась в классе, проверяя домашние задания учеников. Знаете ведь, скоро СОВ, нужно знать в каких темах у студентов пробелы, — состроив доброжелательную и невинную моську пролепетала мадемуазель Дюваль, стараясь взобраться по ступенькам вверх на свободное место. — Пробелы есть в воспитании ваших студентов, — проговорила Амбридж злобно, словно навязывая вину и не скрывая своего отвращения к шумным детям, совсем раскричавшимся на трибунах. — Если вы не забыли, они воспитывались профессором Макгонагалл. Я лишь ее заменяю, — напомнила Эммелин смерив директрису недовольным, жестким взглядом. — Не забывайте, что вас также можно заменить. А теперь немедленно идите и успокойте их! «Гриффиндор, мы с тобой! Гриффиндор — ты силен!» В ответ на это со стороны изумрудно-серебряной секции трибун, послышались оживленный гул и издевательские смешки. Подхватив песенку сочиненную Драко Малфоем, они стали распевать ее в унисон, слишком громко, разжигая еще больше многовековую вражду. «Рональд Уизли — наш король, Рональд Уизли — наш герой» … Но тут в баттл вступает Симус Финиган, который кривляясь и жестикулируя, стал изображать профессора Грюма, распевая стих собственного сочинения таким голосом, будто в детстве ему на ухо наступил гремлен, заставляя всех вокруг смеяться и хохотать от его движений. «Кто сбежал, поджав свой хвост? Это Малфой — наш хорек! От Лже-Грюма он сбежал, Стыдно нагишом ходить. Но сначала побывал в потных Гойловских штанах! Не плачь мелкий хорек и тупица, Ты ведь никому таким не пригодишься. Твой отец об этом не узнает. Иначе разозлившись, на веки в штанах твоего друга оставит!» Решив приструнить явно заигравшихся воспитанников Минервы Макгонагалл, мадемуазель Дюваль побрела в сторону их трибун, держа защитный щит вокруг себя, чтобы какой-нибудь сумасшедший игрок не запустил в нее бладжером. Проходивший мимо Рон даже не поздоровался с ней, видимо не заметив. С досадной и кислой миной он направился в сторону раздевалок. Воздух пронзил возмущенный свист мадам Трюк, и такие же недовольные возгласы фанатов. Подлетев к Креббу, она стала выговаривать ему замечания за нечестную игру. — А ведь тебе нравится в этом свинарнике жить, а, Поттер? Ведь там ты как у себя дома и их тупая курица-мамаша, заменила твою мерзопакостную магловку. Толстая и жирная и отец их никчемный Уизел… Четкий удар со снитчем в кулаке прямо в живот Малфою-младшему, заставил того мгновенно повалиться на землю, и выблюнуть ядовитую слюну, заблеяв от боли, сжимаясь в позе эмбриона. — Тупая и жирная, — не унимался тот корчась в спазмах, продолжая оскорблять своих врагов. Напрочь забыв о множестве свидетелей, сейчас наблюдавшими жестокую сцену со стороны, Гарри с перекошенным от ярости и гнева лицом, ударял Драко в челюсть несколько раз, бил его по лицу, оставляя на аристократичной бледной коже бордовое месиво. Так же сорвавшийся с цепи Фред, яростно пинал того в живот и голову, особо прыгнув всем весом на раскинутой руке, грубыми подошвами обуви. — Поттер! — едва успела выкрикнуть мадемуазель Дюваль. — Гарри, стой! — закричала подбегающая к ним Гермиона. — Фред! Воспользовавшись заклинанием, отбросившим Поттера на пару метров, подлетевшая мадам Трюк тут же стала кричать и отчаянно причитать о столь непозволительной выходке. Слетевшие к месту события Амбридж, профессор Снейп и остальные профессора, оценивая ситуацию, разыгравшуюся на глазах иностранных гостей и министра магии, были просто в не себя от злости и возмущения. Как такое могло произойти? Что за заговор такой? Амбридж вся тряслась от ярости и схватив Поттера за шкирку, закричала чтобы тот немедленно шел в ее кабинет, вместе с Фредом, ненавистным взглядом сверлившего корчащегося Малфоя. Появившегося взбешенного Люциуса со всех сил удерживал Снейп, крича на приросшего к месту Гарри злобными словами и требуя убраться ко всем чертям.***
Некоторое время спустя. Больничное крыло. Тихо скрипнув дверью ведущей в одну из комнат отдыха, беспокоившаяся Эммелин расслабленно выдохнула, увидев Люциуса рядом с кроватью сына. Подойдя ближе, девушка прижалась к мужской спине, вдыхая его запах, который перебивали целительские отвары и зелья. Обнимая Люциуса, Эммелин хотела дать ему понять — он не один, и она всегда его поддержит. Однако погруженный в свои мысли, напрягшись от неожиданности Малфой-старший не показал никаких чувств, и Эммелин не стала расстраиваться на это. Она понимала, как ему сейчас нелегко. — Как он? — тихо поинтересовалась мадемуазель, с жалостью смотря на забинтованное лицо мальчишки, едва слышно хныкающего хриплым вдохом. — Ему дали зелья. Он только, что заснул и проспит всю ночь, — ответил Люциус холодным тоном. — С ним все будет хорошо, вот увидишь, — пытаясь подбодрить любимого, она накрыла его руку, покоившуюся на серебряной головке змеи, и мягко сжала ее. — Завтра он будет как новенький! — Как новенький? — гневно фыркнул Люциус, ударив тростью холодный мрамор больничной палаты. Будто схватив оголенный от напряжения провод, вздрогнувшая Эммелин быстро убрала свою ладонь. — Моего сына избили, — яростно прошипел он, сверкнув на нахмурившуюся девушку своими льдистыми глазами, от которых веяло холодом, — и сделал это ублюдок, которого защищает весь магический мир. Я этого так просто не оставлю. Он и вся поганая семейка рыжих морковных сблевышей еще ответят за это. Я их в порошок сотру. Уничтожу! Как они посмели трогать моего сына?! Сглотнув поднимающийся в горле ком, Эммелин задумалась на минутку. Мысли хаотично витали, жужжа рядом, они пытались вырваться наружу и быть озвученными во что бы то ни стало. Набрав воздуха, она сдержанно ответила: — Я была там. Конечно, я не на что не намекаю, но… — Но что? — рявкнул тот злобно, отчего мадемуазель отшатнулась, сделав шаг в сторону. — Говори! — Я слышала, как Драко оскорблял родителей Поттера и Уизли. Никому не понравится такое слышать в адрес своих родных, понимаешь… Я, конечно, возмущена их поведением и вовсе не оправдываю насилие, но в этой ситуации и Драко не святой Мерлин… Захлестнутый праведным гневом Малфой-старший тут же схватил Эммелин за предплечье и небрежно оттащил в сторону, подальше от кровати, на которой спал его избитый сын. — Да как ты смеешь оправдывать их, — поджав губы в брезгающей гримасе рассвирепел Люциус, пронзая девушку злобным взглядом. — Прониклась к ним чувствами, это так? — Что?! Я не… Люциус послушай. Я не оправдываю их… Не давая ей договорить, мужчина все напирал, крепче сжимая ее предплечье. От боли в руке появился ужасный дискомфорт, и она со смешанным страхом и неверием в глазах уставилась на волшебника потеряв дар речи на время и дрожа от неприятного чувства. — Мальчик всю ночь будет гореть от боли, отращивая новые кости… — Я понимаю… — Понимает она! Раз ты была свидетельницей такой жестокости, почему вовремя не остановила ублюдков? Почему позволила избить моего сына? Чувствуя подступающую обиду и возмущение от таких обвинений, которые на тебя пытаются навешать, хотя ты вообще не причем, девушка смотрела на разгневанного волшебника, пытаясь понять правда это или нет, то каким он предстал перед ней сейчас. Ее сердце бешено билось в груди то ли от страха, то ли от неожиданности, а может это разочарование крутилось внутри обезумевшей пластинкой на разбитом патефоне? Ошеломленная столь несправедливым обвинениям, Эммелин хотела просто убежать, оставив Люциуса на едине со своими проблемами. Она всем сердцем летела сюда, чтобы поддержать его, но явно попала под горячую руку. С другой стороны, после всего того, что произошло между ними несколькими часами ранее, неужели он так легко может меняться в характере и причинять боль, до этого признаваясь как ему с ней хорошо. И что за манера обвинять человека незаслуженно? От таких мыслей девушка судорожно вдохнула, ощущая ледяной холод в помещении. — Скоро Амбридж вызовет всех, кто находился рядом. Когда очередь дойдет до тебя, скажешь, что Драко ничего не делал, — приказным тоном потребовал он, особо крепко сжав ее руку, явно оставляя синий след своей хватки. — Это отвратительно, — прошептала она не веря в то, как безжалостно он смотрел на нее. Словно это она натравила злосчастного Поттера на его любимого сынка. — Ты сделаешь это, потому что я так сказал. Поняла? Люциус грубо схватил ее за плечи и затряс так, словно пытался выбить признание, а она была умалишенной пациенткой Святого Мунго. Да как он себе позволяет такое? — Убери от меня свои грязные руки, Малфой! И не смей мне приказывать! — высвободившись рассвирепела Эммелин, пригрозив тем же тоном, ничем не отличавшимся от его собственного. Пронзая мужчину вспыхнувшим изумрудным оттенком в глазах, будто в них образовалось то самое непростительное и опасное заклятье, горящим, необузданным пламенем готовое захлестнуть все живое в магическом мире.