Королева партии.

      Металлические двери, выполненные в готическом стиле, распахнулись, словно крылья могучего пегаса, впуская меня в обитель, скудно освещённую подвешенными на тугих цепях металлическими чашами, в которых пылал огонь. Пламя, словно художник, оставляло свои тёплые краски на пустом чёрном холсте стены, где должна появиться комната будущего повелителя Ада, собирающегося безжалостно столкнуть кровного отца с трона, обозначив новую эпоху Преисподней, которую запечатлит каждый летописец этого хрупкого и шаткого, словно детские качели, мира. Вернёмся к известному на весь мир, но забытому — как мастер — художнику, который является всего лишь бездушным слиянием химических и физических процессов или, рассуждая с позиции людей, великим даром, управляемым великим Гефестом или Вулканом. Он, смешивая на своей палитре самые разные оттенки, наносил полученные цвета один за другим, накладывая их друг на друга. Тенями придавая плоскости фактуру, а мраку — свет.       Каждый раз завораживающе. Каждый раз… Я появлялась здесь не впервые, поэтому знала наизусть эту комнату и расположение постели.       «Хочется устроить нелепый цирк, чтобы неуклюже избежать осуждения и сослаться на секундную слабость. Ну, или алкоголь. Который из этих двух вариантов звучит глупее? Который из них заставит предвзятых судей и палачей смилостивиться? А в самом деле? Это пятый раз? Десятый? Двадцатый? Потом задам себе этот вопрос. Если вспомню».       Мой взгляд сразу же остановился на тёмном силуэте. Озорное пламя едва освещало его, сидящего на широкой кровати, — Люцифера. На нём атласные свободные брюки, складки которых казались мрачными пропастями, сливаясь с комнатой, у которой даже не видно стен. Казалось, будто мы не в запертом пространстве, а где-то в середине галактики, в беспросветном мраке, прямо на краю чёрной пропасти. Глубокий, по-особенному играющий серый цвет напоминал жидкую сталь, ещё не раскалённую в адском огне. Им был окрашен лёгкий не завязанный халат, оголявший часть сильной груди и пресс, который толком и не разглядишь в таком освещении, но стоило только подключить свою фантазию и, можно сказать, увидишь этот… м-м-м… рельеф и мелкие, едва уловимые, испаряющиеся на теле капли, покрывающие его шею, волосы, напряжённые руки, на которые он положил подбородок. Это зрелище эстетичное, эротичное, возбуждающее…       О, небо! Какая же будоражащая картина, заставляющая кончики пальцев неметь, а лёгкие изводить сбившимся дыханием. Изумительно.       Чуть улыбнулась, закусив губу. Тихо подбежала к нему, зарываясь ступнями в мягкий ворсистый ковёр, от нежности которого по коже бежали мурашки. Ловко прыгнув на кровать, приземлилась около напряжённой спины и широких плеч. Постель даже не скрипнула, лишь податливо прогнулась под моим весом, лаская открытую кожу меховым одеялом.       Мои руки опустились на его плечи, нос оказался возле уха, ощутимо вдыхая запах его кожи. Уверена, он чувствовал и слышал горячие вздохи, что прорывались через мои приоткрытые губы, едва ли не переходя в взвизги от растущего в моём теле желания. Пальцы мяли его кожу массажными движениями, подтягивая её ближе к шее, образовывая складки. И заново, пока лёгкие невинные поцелуи спускались от скулы к началу ключицы, до которой едва доставали мои губы.       Мои ладони нетерпеливо, страстно скользнули под его крыльями, обводя их начало и ведя свой путь прямо по рёбрам, оказываясь на груди и первых кубиках пресса, прижимая то ли его ко мне, то ли меня к нему. Он откинул голову на моё плечо, закрыв от наслаждения и умиротворения глаза. Я же продолжала губами исследовать его шею, пытаясь дотянуться как можно дальше. Гладила, целовала, успокаивала его, а заодно и себя, стараясь не переступить грань этой сложной, нежной страсти.       «Она сводит с ума, кружит голову, ставит на колени как последних грешников, рабов плотских утех. В честь этого чувства человечеству нужно возводить храмы, ради него нужно жить! Ну, это я пока так думаю…»       — Вики…       Я вышла из раздумий, из сладкого урагана мыслей, в не менее приторную реальность. Переместив его голову на свои руки, нависла сверху, устанавливая туманный, но неразрывный зрительный контакт, и одним движением перекинула волосы набок. Наши взгляды были пропитаны, казалось бы, несвойственной нам теплотой. Возможно, впервые, а, может быть, до этого я не осознавала и не замечала этих мгновений. Мы оба не осознавали.       Его ладонь потянулась к моей щеке, пальцы мягко коснулись моих локонов. На удивление, это было так… приятно.       Бёдрами я начала скользить по огромной кровати назад, медленно опуская голову, да и весь корпус Люцифера, на постель. Когда он уже лежал на чёрном меху, таком же мягком, как его касания, я ещё чуть попятилась, пока не почувствовала ступнями холодные подушки. Рухнула боком на простыни, уместив голову прямо напротив его лица. Удивительное попадание в такой миллиметраж.       Мы чувствовали наше тяжёлое дыхание, запустили ладони в волосы друг друга, мягко поглаживая кожу. Слишком приятно, даже бросило в дрожь, и я несколько раз вздрогнула, но улыбкой дала понять, что всё в порядке. Прикрыла глаза, всё ещё дрожа ресницами и слушая тихий, убаюкивающий звук пламени. Мне казалось, мы были живым отображением символа Инь и Янь. Свет и тьма. Женщина и мужчина. Ну, или моё затуманенное воображение слишком романтизировало происходящее. Мой взгляд скользнул к пухлым приоткрытым губам, давая демону весьма прямой намёк. По привычке, невинно заправив за ухо прядь, вызывая у него лёгкий смешок, я приподнялась и неловко попыталась соединить наши уста. Это было сложно из-за необычного положения, от чего мозг с трудом ориентировался, но тело быстро и успешно взяло контроль над ситуацией.       Мягко коснувшись губами его носа, я чуть спустилась, оставив мягкий, детский поцелуй. Его руки коснулись моих лопаток и стали поглаживать, пока я продолжала быстрыми прикосновениями изучать его губы.       Неожиданно для него я укусила верхнюю губу до крови. Языком коснувшись его тонкой раны, почувствовала терпкий, металлический привкус. Он отличался от моего, хотя, казалось бы, состав полностью одинаковый. На его немой вопрос в глазах я ответила:       — Мы не доиграли.       Чёрная, физически ощутимая энергия подтолкнула к нам стол с шахматами и кресло, на котором, видимо, суждено было сидеть мне.       — Я думал, это в моих интересах —закончить партию, — с ухмылкой сказал Люцифер, принимая вновь сидячее положение.       — Мой азарт, похоже, не играет мне на руку, — кокетливо, но гордо сказала я, вставая с кровати, позволяя белой ткани тонкого халата упасть к моим ногам, открыв вид на пеньюар с огромным вырезом до самого бедра.       — Ты меня соблазняешь? — его бровь приподнялась, а на губах появилась дьявольская ухмылка. — Тебе это не поможет, — сдержаннее дополнил он. «Видимо, не одна я набиваю себе цену. Что же, засчитано, мой Дьявол».       Взглянув на нетронутую с прошлой игры доску, я вспомнила о том, что так хотела провернуть прошлый раз, но времени не хватило — рассвет пришёл слишком быстро.       «Хотя кого я обманываю? Разве после разлуки с единственным в твоём списке мужчиной-любовником ты будешь играть с ним в шахматы до рассвета? Смешно. Даю себе от силы пять ходов. Да, на сегодня будет достаточно…»       Я не уселась в кресло, так как мне легче было думать стоя, тем более с откровенными мыслями в голове. Ход ладьёй, причём, весьма примитивный, но победа не являлась целью. В ожидании его следующего хода я направилась к более широкому, квадратному столу, стоящему в одном из шести углов комнаты, на котором, как всегда, стояли бокалы и бутылка спиртного высшего сорта — другого в его комнате не было и не будет.       Вернулась я уже с большим кубком с витиеватой чёрной ручкой, похожей на змею, которая плотно обвила своим длинным чешуйчатым телом несчастное засохшее дерево. Демонстративно отпив из него, всё же села в кресло, размашисто положив руки на подлокотники и навалившись на огромную спинку, как на трон.       — Ты уже сделал ход? — спросила я, так как буквально ничего ни видела из-за практически не попадающего на доску света.       — Ещё с твоих первых шагов к моему мини-бару, — самодовольно сказал он, уверена, так же нагло и ехидно улыбаясь.       — Не ври, — я начала вяло бегать по шахматной доске взглядом, закипая от вероятности проигрыша. «Закрыл мне ходы турой и конём. Хитро, но я не сдамся. Не так просто, мой Дьявол».       Вновь ход ладьёй, теперь более смелый, рискованный.       Как ожидалось, Люцифер убил её конём, но другого выбора для хода у меня не было. И тут ловушка замкнулась.       Пешка…       Конь…       Слон…       Король…       — Ты проиграл, — сказала я.       — Так уверена в этом? — он, похоже, понимал и, более того, принимал свой провал, но не съязвить ни мог. Ну что за натура?       — У меня осталась королева, у тебя — никого, если не учитывать бесполезного короля.       Я победно улыбнулась и поднялась. Хотела сделать глоток, но в кубке уже ничего не было. Когда я успела?       — Тем не менее, от них зависит игра.       — От них зависит ровным счётом ни-че-го! — проговаривая последнее слово по слогам, я невольно улыбалась, немного качая головой со стороны в сторону. — Они просто есть, как Рай и Ад, а самая сильная в партии всегда лишь одна особь — королева, она ведёт к победе и больше никто, — с ухмылкой произнесла я свою практически коронную фразу, пусть и слишком банальную, как весь прописанный так называемыми «мудрецами» смысл жизни.       — Зачем?.. Зачем ты это делаешь? — неожиданный для него вопрос, отчаянный, однако вполне оправданный.       — Моя жизнь — это игра: с победившими и проигравшими, с чёрными и белыми, — я медленно подошла к нему, покачивая бёдрами, но не для того, чтобы соблазнить, а для дезориентировки. — Тебе вряд ли понять, какой это адреналин — ставить невозможные цели и достигать их, — сладко и медленно произносила я, стараясь передать тот кайф, который вызывали у меня только воспоминания о прошлых «партиях». — Не победив я сейчас тебя — стала бы куклой, бессмысленной машиной, живущей во имя здравого смысла, как ты и хочешь. Ну, а я хочу жить…       — Я знаю это чувство, Вики, — он задумчиво покрутил локон моих волос. — А также знаю последствия. Это игра в вероятности, ставка в которой — жизнь. Вполне неразумно было бы рисковать жизнью, которой ты вправе распоряжаться, но не вправе знать цену, ради столь малого промежутка времени, когда клетки крови сплетаются в бешеном танце с таким биологически нестабильным веществом, как адреналин. Капля безумия, секундная эмоция, уничтожившая намного больше живых существ, чем чёрная чума или испанка, но всё равно после всех преступлений её никогда не признают виновной. Просто потому, что мы, абсолютно все, без исключений — рабы эмоций, буйных порывов, безрассудных действий. Когда-то я сам был такой и, поверь, был куда амбициознее и безрассуднее тебя…       — Тебя понесло, что ты и не заметил, как дал своим словам обратный эффект, искусил на грех. А насчёт последствий — типичный сценарий. Заканчивай, я уже живу этой жизнью и не собираюсь прекращать. Мне нравится быть охотником, искать жертву… — протянула я, желая показать. насколько я довольна всем и не желаю перемен, в глубине души разочаровываясь в том, что вся его речь была просто глупым чтением морали.       — Может быть, этим ты мне и нравишься? — тихий вопрос сам себе, который, видимо, прозвучал в его голове и неосознанно воспроизвёлся вслух.       У меня перехватило дыхание, а в горле пересохло. Я повернула голову вбок, опустив взгляд в пол, обдумывая его слова.       «И как прикажешь мне реагировать?»       — Твоя цель — власть в Раю, я прав? — он резко перевёл тему на ещё более тяжёлую для восприятия.       Он словно знал ответ, а этот вопрос — лишь формальность либо же подпитка его самолюбия, так как у него отлично работали либо интуиция, либо мозг в целом. Ха-х, корона Небес — высшая цель любого безумца. Она хранилась в самом сердце Рая с момента переворота власти и установления совета Серафимов.       Прищурившись, я лишь улыбнулась его наивности. Уверена, мне самой было бы сложно понять себя, находясь в его шкуре, но разве лицезрение попыток разгадывания кем-то твоей же загадки не являлось одним из самых интересных зрелищ? Это смешно и в то же время захватывающе. Ты как паук, смотрящий на свою жертву, дёргающуюся в твоей паутине и наивно пытающуюся придумать план спасения; ты как минотавр, несущийся на случайного путника, который молит Шепфу найти выход из, казалось бы, бесконечного лабиринта.       — Отчасти, Люцифер, лишь отчасти, — я села к нему на колени, вжимаясь в его пах своим, прерывисто целуя в шею, а затем одним напористым движением руки толкнула Люцифера вниз. — Моя планка куда выше.