*.*
— Я тебя расстроил? Уйдя? — неуверенно спрашивает Чимин. Юнги провёл день, проводя мозговой штурм с Намджуном и Хосоком. Хосок, со своей стороны, пытался проанализировать разговор с социальным работником. Он также привел несколько действительно хороших моментов. В качестве некоторой формы искупления Хосок берет на себя инициативу связаться с Сокджином и готовится отвезти детей в их с Намджуном квартиру. Он добровольно вытерпел причитания Ким Сокджина, но выжил, чтобы рассказать эту историю. Юнги позволил себе посидеть со своими чувствами. Он очень благодарен свои друзьям, что они не оставили его одного. Мин решил, что даст Чимину время, и когда тот будет готов, он будет там, как и сказал. В тот вечер Чимин звонит по видеочату. Стояла неловкость. Чимин замечает отечность и усталость в глазах Юнги. — Я расстроен потому, что тебе пришлось уйти, а не потому, что ты захотел стать лучше, любимый, — честно признаётся Юнги. Чимин вздыхает, нервно проводя рукой по волосам: — Я просто… это не значит, что я не мог с тобой поговорить… Я хотел этого. Я хочу. Я просто… — Детка… тебе не нужно объясняться со мной. Ты чувствуешь себя лучше? — Юнги размышляет вслух. Чимин шмыгает носом, потом фыркает: — Я скучаю по тебе… так сильно. Вроде всё только началось, а я сбежал, — и Юнги может сказать, что он пытается сморгнуть слезы, когда отводит взгляд от камеры, быстро промаргиваясь. — Хэй… хэй, Чимин-а, посмотри на меня? — он дает младшему мгновение, чтобы вытереть глаза и вернуться к разговору. Когда он это делает, возвращаясь обратно к видеозвонку, Юнги добавляет: — Я никуда не уходил. Я всё ещё здесь. Чимин снова срывается, и Юнги позволяет своим собственным слезам тихо стекать по его лицу. — Это так больно, хён… — хрипит он, и сердце Юнги чувствует это. Чимин отчаянно пытается вытереть слезы со своего лица. — Плакать нормально, Чимин-и… — делится он, вытирая собственные слезы с лица. Чимин ахает: — О нет, дети! О Боже, они будут… Юнги замолкает, качая головой. — Сейчас они проводят лучшее время в своей жизни. Так что мы сосредоточимся на тебе сейчас. Поговорим о малышах потом, понял? — Но что мы собираемся им сказать, хён? Что я… уехал и что, вероятно, они больше не увидят меня? — Чимин опустил взгляд. Его губы задрожали. — Да! Пак Чимин, ты отказываешься от меня? Я никогда не считал тебя сторонником. Я чертовски уверен, что не собираюсь красить волосы в какой-то дикий цвет ради Тэхёна. Это твоя роль. Не смей меня бросать прямо сейчас! — Юнги жалуется с легкой ухмылкой. Чимин надувает губы, выглядя абсолютно опустошенным: — Но, хён, социальный работник сказал… — Чимин, я действительно ни на секунду не верю, что в том, что сказал тот социальный работник, не было чего-то неправильного. Я рассматриваю этот вопрос с Намджуном, — быстро говорит Мин. — Ты думаешь… — затем Чимин колеблется. Юнги точно знает, что будет дальше. — Ты думаешь, это был Хосок?.. — тихо и неохотно спрашивает он. Юнги качает головой: — Я так и думал. Что ж, всё это имеет смысл, я полагаю, именно поэтому ты задался таким же вопросом. Слишком много вещей, указывающих на него. Но он говорит, что не делал этого, и я знаю, что это звучит не очень убедительно, но я ему верю. Однако я внимательно наблюдаю за ним. Он во многом признался, и я действительно… много всякой херни ему наговорил. Что приводит меня к следующему… Я сказал ему, что знаю о том, что тебя выгнали с танцев. — В-всё в порядке, хён. Спасибо, что рассказал мне. В какой-то момент это мы бы заговорили об этом. Я-я… этот социальный работник технически не был неправ, Юнги. Может быть, это не то, что ты думаешь. Многие социальные работники такие же, и она права… — Чимин запинается на словах, и Юнги видит и чувствует каждую частичку неуверенности. Поэтому Юнги снова качает головой. — Видишь ли, я тоже думал об этом. Может быть, она может помочь тебе с технической стороной вопроса, но тогда какого черта ей было нужно быть такой чертовски горячей и холодной? Ну, да, ты можешь сказать, что это черты характера. Но она, черт возьми, была почти готова отдать мне своего первенца и лишить тебя твоего на одном дыхании. Да, можешь называть меня параноиком, но что-то не так. — Я тоже это чувствую… — вздыхает Чимин. — Итак, мы не отступаем. Я не стану бороться без тебя. Нет, если только ты сам не решишь, что больше этого не хочешь. Но если ты хочешь прекратить это, то, пожалуйста, пообещай, что это будет лишь твой выбор, а не потому, что какой-то человек с сомнительными границами что-то тебе наговорил. Кстати, я подал жалобу, — упоминает Юнги. Он все-таки сделал это. Послей своей истерики, он вместе с Намджуном и Хосоком проработал формулировку и подал заявление. Чимин тихо посмеивается. Но как только Чимин начинает излучать какой-то цвет, он снова сереет. — У меня может карьера закончиться. Это отстранение будет записано в моем послужном списке, несмотря ни на что… Что мне делать, Юнги? — спрашивает он, сбитый с толку. — Пусть хён позаботится о тебе, когда ты вернешься. А сейчас ты останешься со своей семьей и позволишь им любить тебя, хорошо? — предлагает Юнги. Чимин надувает губы, заставляя Юнги слегка улыбнуться. — Хён, я не хочу быть твоим содержанцем! Я хочу зарабатывать себе на жизнь, и мне нравится то, что я делаю! — Значит, ты просто предполагаешь, что я собираюсь сделать тебе предложение и жениться на тебе, сопляк? Или ты хочешь сказать, что я слишком обезоружен, и ты уже заявляешь свои права, а? — усмехается Юнги, поддразнивая парня. — Тебе так повезло, что я не могу бросить эту подушку через телефон. Чёрт возьми, теперь я застрял между тем, что это самое малое, что ты мог сделать, и тем, кто сказал, что именно ты сделаешь мне предложение. И мне не нравится ни один из этих ответов, — он скрещивает руки на груди, высовывает язык и отворачивается от камеры. Юнги практически мурчит: — Мне вроде как нравится идея перекинуть тебя через плечо, шлепнуть по заднице и прорычать «мой», а потом та-да, и замужем! — Чимин стонет, желая ударить его. Вздохнув, Чимин добавляет: — Я скучаю по тебе, любовь моя… — Всего лишь четыре часа пути, детка. Но я тоже скучаю по тебе. Ты сказал, что думаешь остаться на месяц. Как ты думаешь, вернешься к Чусоку? — спрашивает он. Они ещё не говорили об этом. Чимин хмурится. — Я-я не знаю, хён, на Чусок я всегда оставался у родителей… — Нет, нет, не хмурься, детка. Потрать столько времени, сколько тебе нужно. Мы позаботимся о том, чтобы дети были рядом на видео, и спланируем для них что-нибудь особенное, хорошо? Хён что-нибудь придумает.*.*
— Я кое-что придумал. Но мне нужна твоя помощь, — отмечает Юнги. — Но есть много вещей, от которого всё будет зависеть… — Как я уже сказал: к вашим услугам! Но мне кое-что всё равно надо знать. Ты уверен, что Хосок не имеет к этому никакого отношения? — снова спрашивает Сокджин. — Я думал, что ты понял это, когда напугал его до смерти. Но я бы солгал, если бы сказал, что уверен. Тем не менее, я ему верю. Достаточно ли этого? Я не знаю. Но Хосок совершенно не умеет врать. Может, он и недоговаривает или утаивает, но он ни хрена не умеет держать ложь в себе. Однако я внимательно слежу за ним. — Как и я… Хорошо, я доверяю тебе. Но если он вдруг скажет что-нибудь ещё в сторону Чимина… — он замолкает. Юнги понимает его. Мин кивает и сжимает его руку: — Я знаю, хён. Я рад, что ты предложил ему вернуться домой в Пусан. — Мне жаль, Юнги. Я не могу себе представить, как тебе, должно быть, было тяжело, но в последний раз, когда происходило нечто подобное — он заперся в самом себе. Я месяцами не понимал, что происходит. Ты знаешь, как я запаниковал, когда он мне позвонил? Я знаю, что он давил на тебя, но я ничего не мог с собой поделать, — с раскаянием делится тот. — Нет, хён. Всё в порядке. Я имею в виду, да, это больно. Я скучаю по нему и его глупому смеху. Но по крайней мере я смог его понять, и я вижу, что ему стало легче, даже если всё ещё расстроен. У него даже щечки появились. Но не говори ему этого! — усмехается тот. Он заметил, какими округлыми стали щеки Чимина, и чуть не упал со стула, пораженный привлекательностью воспитателя. — Итак, у нас есть план… — Джин вздрагивает. — У нас есть план, — повторяет за тем Юнги. — И если я узнаю, что это Хосок натворил, я ему глотку вскрою. — Я сам помогу тебе избавиться от тела. — Рад, что мы понимаем друг друга! — Я все ещё на твоей стороне. — И не забывай об этом.*.*
— Всё будет хорошо, детка. Они будут рады тебя видеть, вот увидишь, — убеждает парня Юнги. Дети уже возвращаются домой. Юнги и Чимин провели вместе последние полчаса или около того, обдумывая, как объясниться с малышами. Чимин нервничал и был расстроен все это время за исключением одной минуты. Щелкает дверной замок, и дверь открывается. Тэхён влетает в гостиную, но останавливается, когда видит замок. Он драматично ахает: «Это так красиво! Это мне?!» — восклицает он, мчась на полной скорости мимо Юнги к замку. Конечно, Чонгук очень интеллектуально возражает: «Нет! Мне!», в попытке добраться до Юнги. — Юи! — зовет мальчик и поднимает руки вверх. — Вставай, маленький принц! — умиляется Юнги, подбрасывая его в воздух. Малыш визжит от восторга. — В один прекрасный день ты будешь называть меня Юнги, но пока ты единственный в мире, кому разрешено называть меня «Юи» — он не смог сдержать легкого смеха. Внутри себя он явно доволен данными обстоятельствами. Тэхён высовывает голову из домика и звонко произносит: — Джинни-хён, это ведь для меня? Юнги не утаивает смешка: — Я расскажу тебе об этом позже. Дядя Джинни-хён должен уйти. Скажи ему «пока». Тэхён снова бросается через всю комнату к ногам Джина. Джин драматично издает звук «уф-ф»: — Ты такой сильный, малыш! В следующий раз ты точно снесешь с ног Джинни-хёна! — Тэхён заливается смехом. — Ты самый лучший дядя Джинни-хён на свете! Я буду играть со своими игрушками вечно! — и, естественно, это умиляет Джина. — Ладно, мне пора, пока я не превратился в лужу прямо здесь. О-о-о-о, удачи. Дай мне знать, как всё пройдет. — Вот ничего тебе и не расскажу! — а затем Джин уходит, посмеиваясь, конечно, по пути к выходу. Юнги делает вдох и жестом приглашает Тэхёна присоединиться к нему. — Юни-хён, когда Чимми-хён вернется домой из школы, я должен показать ему все свои новые игрушки. И… и мой новый волшебный дворец. Он же мой, да? Пусть он будет моим? — Нет! Моё! — Чонгук убедительно спорит со своего места в объятиях Юнги. Юнги тихо посмеивается, глядя на Тэхёна: — Это было сделано для Чимин-хёна. Но не волнуйся, я сделаю вам такой же у вас в комнате, хорошо? А сейчас, не хочешь внутрь? У меня есть для тебя сюрприз. Глаза Тэхёна распахиваются. Он хлопает в ладоши и от волнения подпрыгивает на носочках. Чонгук повторяет его движения. Юнги воспринимает это как «да» и забирается с ребенком в домик. Тэхён залезает следом. — Детка, ты здесь? Мы будем готовы, когда ты будешь готов, — говорит Юнги, и Тэхён вопросительно смотрит на него, но сворачивается калачиком рядом с Юнги, склонившись над его ногой. Чимин открывает свой экран, появляясь на планшете Юнги: — Привет, мои драгоценные малыши! — он выглядит уставшим, под глазами мешки, но Юнги улыбается про себя тому, как он загорается при виде детишек. Тэхён ахает, а Чонгук взволнованно подпрыгивает на коленях Юнги: — Чими! — пищит он, потянувшись к планшету. Чимин ахает, и хотя Юнги пытается удержать двух вертлявых детей, но замечает, что у Чимина слезятся глаза. Но Тэхёну удается вывернуться в руках Юнги так, чтобы он мог схватить планшет. В этот момент все, что Чимин может видеть, — это его глаза и кончик носа. Однако он смеется: — Тэхён-а… почему бы тебе не положить планшет обратно, чтобы я мог видеть всех вас, мои прекрасные? Ты будешь сидеть как хороший мальчик, чтобы хён мог тебя видеть? — Я самый хороший, самый лучший мальчик! — восклицает Тэхён, усаживаясь обратно. Юнги замечает, как сожаление промелькнуло на лице Чимина. Замечает, как он рассматривает их всех, прижавшихся друг к другу. Замечает, каким растерзанным Чимин выглядит из-за того, что его сердце находится в одном месте, а тело — в другом. — Чимин-и ненадолго уедет из дома, Тэхён-а. Но мы сможем звонит ему по видеозвонку, вот так, хорошо? — аккуратно предлагает Юнги. Мальчик наклоняет голову набок, делая вид, что переваривает сказанное. Он переводит взгляд с Юнги на экран: — Ты ведь домой завтра приедешь, Чимми-хён? — ласково спрашивает он. — Я хочу показать тебе все мои новые игрушки! Чимин шмыгает носом и мягко улыбается. — Нет, детка, хён будет отсутствовать еще несколько дней… — Юнги может сказать, что тот едва не задыхается. — Но почему? — так невинно и чисто ведет себя Тэхён. Его чувства широкие и чудесные. Кто мог быть в его присутствии и не растаять мгновенно? — У тебя болит сердце? Так вот почему тебе грустно, Чимми? Ты сказал, что когда мне грустно, плакать нормально! Тебе следует обратиться к врачу, чтобы он вылечил твое сердце! — затем он надувает губы. Есть что-то такое в том, как они с Чимином играли вместе, были друг для друга опорой и поддерживали друг друга. Он доверяли друг другу. Например, то, как они очень рано поняли, что глупо расстраиваться из-за его интеллекта и обижать ребенка этим. И сейчас Юнги рад, что они никогда не мешали Тэхёну самовыражаться и развиваться в том направлении, которое он самостоятельно выбрал. Чимин мягко улыбается. Юнги видит, что он изо всех сил старается не плакать: слезы снова угрожают потечь по его щекам. — Да, моя маленькая любовь, ты прав. Чимми-хён немного грустит, поэтому я уехал на несколько дней, чтобы исцелить свое сердце, хорошо? Я так скучаю по вам обоим… — Я тоже скучаю по тебе! Всё хорошо. Тебе станет лучше. И сделаю все, чтобы ты был счастлив! И Юни-хён снова поцелует тебя, чтобы ты мог улыбаться и быть счастливым, хорошо? — затем он поворачивает голову к Юнги, выглядя почти обиженным. — Юни-хён, ты должен больше целовать моего Чимин-и! Он грустный! — малыш возмущенно указывает на это, явно раздраженный тем, что Юнги, очевидно, этого не понял. А то, Юнги. — Я так и сделаю, маленький, — кивает Юнги, с любовью глядя на него. Тэхён наклоняет голову, сморщив свой маленький носик: — И ты тоже должен меня поцеловать, потому что мне грустно! — заявляет тот, замечая, что Юнги это заметил, поэтому мальчик хмурит лицо так преувеличенно, как только может. Юнги изо всех сил старается скрыть улыбку, которая грозит расползтись по его лицу. Он быстро отворачивается, глядя на экран. Чимин мягко улыбается, глаза все еще блестят, но тревога исчезла. — Поцеловать я тебя должен, говоришь? — он искажает свой голос и входит в образ. Всё ещё держа ребёнка на коленях, он сгибает пальцы на манер когтей. — Ну готовься! Тэхён визжит, пытаясь вырваться, но уже слишком поздно: он попал в зону досягаемости Юнги. Теперь его щекочут и целуют повсюду. Чонгук тоже решает порезвиться, потирая живот Тэхёна своим маленьким личиком. Юнги видит это и откидывает голову назад в громком смехе, который пугает всех, кроме Чимина, который смотрит на это с умилением и хихикает. — Почему бы нам не пойти и не показать Чимин-и твои новые игрушки? — предлагает Юнги. Конечно, Тэхён загорается энтузиазмом, вылетая из домика. Чонгук не так быстро передвигает своими маленькими ножками, но решимость на его лице следовать за Тэхёном — это всё, что нужно Юнги, чтобы снова рассмеяться. Юнги берёт планшет и вылезает из баррикады, не забывая сказать: — Видишь, детка, не о чем беспокоиться.*.*
Проходят дни, и количество видеочатов Чимина увеличивается с одного раза в день до одного раза в течение дня и одного раза ночью. В конце концов, он смотрит видео дольше и чаще. Ему всё ещё нужно время, но они с Юнги общаются как можно чаще, учитывая обстоятельства. Это новый режим, к которому нужно привыкнуть, но Юнги воодушевлен тем, что глаза Чимина выглядят менее напряженными и опухшими. — Хён, я не могу поверить, что ты так много играешь с ними в течение дня. Я чувствую себя сейчас так ужасно. Ты потрясающий, — делится Чимин однажды вечером, когда они укладываются спать. Обычно Юнги разговаривает с Чимином по телефону, пока младший не отключается. — Мне нужно многое наверстать, если я собираюсь победить тебя в номинации «родитель года», — шутит Юнги, и Чимин закатывает глаза. — В любом случае, какой у тебя сейчас номер, малыш? Чимин, кажется, задумывается на мгновение, а затем слегка улыбается. — Примерно девятый. — О? — спрашивает Юнги, застигнутый врасплох. Обычно он получал не больше шестого, но сейчас уж точно получит девятый. — О чем ты сейчас думаешь? Есть много вещей, которые Юнги, вероятно, должен предвидеть. Тем не менее, он натыкается на каждую ловушку, расставленную сиреной Пак Чимином. — Ну… — Чимин делает паузу для дальнейшего акцентирования, прежде чем его взгляд меняется, а губы изгибаются в самодовольной улыбке. Он прикусывает нижнюю губу, и в этот момент Юнги понимает, что уже слишком поздно. — Я просто думал о том, как сексуально видеть тебя в образе отца. — Пак Чимин… — Юнги стонет. Предупреждение. — Веди себя прилично. С твоими странными кинками, — он качает головой, фыркая и надеясь, что это сменит тему. С тех пор, как Чимин уехал, Тэхён стал очень навязчивым. Иногда это связано с неожиданными визитами посреди ночи, когда малыш шаркает по коридору в комнату Юнги. Мальчишка подрос, так что без труда может открыть дверь в комнату Мина и забраться в его постель. — Я просто так скучаю по тебе, хён… — Чимин почти мурлычет. — Чимин, дети… — Они спят. Мы их вместе уложили. Разве ты тоже не скучаешь по мне, хён? — он надувает губы, хлопая ресницами. — Ты действительно играешь нечестно. Конечно, я скучаю по тебе, сопляк, — Юнги пытается перестроиться и приспособиться к растущему дискомфорту, который начинает овладевать им. — Ты должен наказать меня… за то, что я так плохо себя веду, — он звучит как грех, но его слова расчетливые, напевные. Юнги издает смесь фырканья и стона. Агония начинает утихать. — Чимин… ты перегибаешь палку. — Я знаю, на что ещё я хотел бы тебя натолкнуть… Давай, хён. Разве ты не хочешь поиграть? — сначала он скулит, а потом у него хватает наглости хихикать. Он точно ведьмочка. — Чимин-и, детка, ты совсем недавно чуть не разрыдался. Доктор сказал, что тебе нужно как можно больше отдыхать… — Юнги хочет быть чутким, заботливым и поддерживающим, насколько это возможно. Его сила воли на пределе. Но будь проклята сила воли, когда дело доходит до одного решительного, игриво раздражительного Пак Чимина. — Оргазм высвобождает эндорфины, — скулит он, — гормоны счастья, хён! Кто такой Юнги, чтобы спорить с наукой?===
— Я не могу поверить, что ты заставил меня сделать это! Какой же ты шалун… — М-м-м… Я думаю, мы должны делать это чаще, любимый. Ты знаешь, я становлюсь таким счастливым… — Не манипулируй мной своими мстительными, похотливыми, злодейскими способами, негодяй! Чимин хихикает, и Юнги знает, что обречен. — Теперь я готов говорить, детка, — через некоторое время произносит Чимин. — Ты знаешь… Я всегда смотрю дорамы и читаю книжки, и главные герои проходят через недопонимания и расстаются… и я так расстраиваюсь, наблюдая за этим, потому что я знаю, что должно быть что-то серьезное, но я всегда ловлю себя на том, что кричу в подушку: почему они просто не могут поговорить? Итак… я здесь, хён. Мы можем поговорить? Юнги мягко улыбается. — Как вывод, я просто хочу сказать, что я думаю, это восхитительно, что ты любишь поговорить перед сном. Ну и да, я тебя слушаю. Чимин краснеет. — В одно мгновение я почувствовал себя человеком, которым был тогда… Или что я таковым себя считал. Когда мы разговаривали с социальным работником, я имею в виду… — он делает паузу, и Юнги тихо лежит, терпеливо прислушиваясь к любым признакам беспокойства. — И отстранение действительно задело мою гордость. Но сейчас я в бешенстве. Я так зол, хён. Ты знаешь? Я не пытался отстоять себя в танцах. И это отняло у меня так много сил. Мне пришлось перестроить себя только для того, чтобы понять, что я был здесь все это время. И поэтому я испугался, думая, что в этот раз будет намного хуже. Но не более того. Я всё ещё танцую, может быть, не так, как когда-то, но я танцую. И я все ещё здесь. И сейчас я так зол. Ну, не прямо сию секунду, — затем он шевелит бровями. Юнги кашляет, неловко ерзая на кровати. Он качает головой. Что ж, по крайней мере, Чимин снова взрывается ярким фейерверком. Огненный и неоновый. — Мне все ещё больно, не пойми меня неправильно. Но я только что понял, что больше думал о тебе и скучал по тебе и детям, чем обо всем этом. Я так их люблю… — затем Чимин замолкает, проводя рукой по волосам и вздыхая. — Я анализировал и понял, что лучше было бы тогда сесть тебе на колени и показать ей свое место. Как она посмела?! Хлопает своими дешевыми ресницами тебе в лицо. Так бы и плюнул в неё, хён. Юнги приходится отвернуться, чтобы не выдать смех, угрожающий сорваться с его губ прямо сейчас. Он просто позволяет себе выбросить все это из головы. Чимин продолжает: — Проводить время вдали от тебя и со своей семьей просто напоминает мне, что я больше не тот человек, хён. Я хочу вернуться домой. Я собираюсь провести Чусок с родственниками, но я хочу вернуться домой. К моим детям, — на его милом лице написана решимость, и Юнги просто хочет зацеловать его всего. Вместо этого он кивает. Никакого беспокойства. Это хороший знак. Великий знак. — Тогда мы сделаем все, что в наших силах, чтобы дет смогли увидеться с тобой, и мы сможем разделить Чусок вместе, где бы мы ни были, хорошо? — Чёрт возьми, хён, я действительно держу тебя на мизинце. Юнги фыркает: — Да, разве я этого не знаю?***
— Хорошо, малыши, помните, когда Чимин ответит, мы скажем: «Счастливого Чусока!». Поняли? — спрашивает Юнги, улыбаясь. Чонгук говорит «нет», а Тэхён с энтузиазмом кивает. Юнги почти на сто процентов уверен, что он спустя секунду забудет, и все это пойдет насмарку. Тэхён слишком взвинчен и суетлив. Но, может быть, он удивит его. Юнги набирает номер, раздается звонок, и после третьего гудка трубку берет Чимин. — С днём рождения! — кричит Тэхён, и Юнги пытается скрыть свой смех. Чимин, однако, терпит неудачу. — Привет, детка… — говорит он, хихикая. — Привет, любимый, эти маленькие обезьянки хотели знать, получил ли ты уже наши посылки, — Юнги отвечает, ухмыляясь. — Ах! Позвольте мне пойти проверить прямо сейчас! Но я же просил тебя не доставать мне никаких… — затем Чимин открывает дверь, и начинается хаос. — Сюрприз! Я скучал по тебе тысячу жизней! — визжит Тэхён, врезаясь в Чимина. Юнги ласково качает головой. На данный момент даже не имеет значения, что Тэхён, на самом деле, все понял неправильно. Он смотрит на Чимина, которому требуется мгновение, чтобы абстрагироваться и отойти от оцепенения. Затем его рот распахивается, он громко задыхается, затем вскрикивает, а затем начинает плакать. Чонгук бросает один взгляд на плачущего Чимина и присоединяется к нему. Юнги, который снимал все на камеру, посмеивается над всем этим хаосом. Чимин опускается на колени и пытается успокоить ребенка, одновременно пытаясь успокоить самого себя, одновременно играя с очень рьяным Тэхёном, который теперь нависает над его спиной. — Привет, красавчик, — ухмыляется Юнги, подходя ближе к Чимину. Чимин снова встает, всё ещё в шоке, а Тэхён висит у него на шее. Он начинает плакать ещё сильнее, а затем шлепает Юнги, который, ухмыляясь, уворачивается. — Ты подлый, грязный, совершенный, подлый человек! — всхлипывая, пищит Чимин. — Что ты здесь делаешь?! — Ну, видишь ли, есть такая штука, которая называется машина… — начинает Юнги. — Мин Юнги, как ты можешь быть таким жестоким?! — Чимин измученно скулит. Прежде чем Юнги успевает ответить, родители Чимина отталкивают его с дороги, чтобы добраться до детей. Юнги хихикает, когда глаза Чимина выпучиваются от того, что его отталкивают. Они обнимают Юнги, прежде чем взволнованно подхватить Тэхёна и Чонгука и вбежать в дом, как будто ничего не случилось. Юнги качает головой, смеется и тоже собирается войти, но прежде чем он успевает это сделать, Чимин запрыгивает на Юнги, обвивая его торс ногами, прижимаясь к мужчине с объятиями. Он почти полностью теряет равновесие, шатнувшись назад, но справляется. Чимин хватает его за лицо и начинает покрывать поцелуями. Юнги продолжает посмеиваться. — Чимин-и, если ты продолжишь так делать, я не только уроню нас, но даже не смогу видеть. — Меня это даже не волнует. Ты такой сексуальный, и я хочу, чтобы ты был у меня во рту прямо сейчас, Юнги. — Чимин! — Юнги шипит в возмущенном предостережении между поцелуями. — Я собираюсь отпустить тебя, и твои соседи увидят это! — Ну и пусть, — Чимин отстреливается, прежде чем обхватить лицо Юнги ладонями и припечататься к его губам обжигающим поцелуем. Он прижимается лбом ко лбу Юнги, закрывает глаза и пытается отдышаться. Как только он приходит в себя, то опускает ноги обратно на землю. Схватив Юнги за руку, он идет так, как будто собирается повести их внутрь. Но вместо этого он, кажется, передумывает на полпути, потому что снова бросается в объятия Юнги, страстно целуя его. За исключением того, что на этот раз Юнги опрокидывается назад. Его падение в основном смягчается тем, как он сначала приземляется на задницу. Но инерция Чимина в мгновение ока опрокидывает Юнги на спину. Он снова целует Юнги, а затем, прежде чем они оба осознают это, в дело вступают языки. Юнги держит Чимина за бедра, чтобы тот не слишком сильно ерзал. Он пытается остановиться, но Чимин осыпает поцелуями все его лицо. — Чимин-а! — умоляет тот, держа лицо младшего в своих руках. — Давай зайдем внутрь, детка. Чимин наклоняется для еще одного поцелуя, — Я собираюсь сказать своим родителям, чтобы они вывели детей на прогулку и… Юнги смеется и качает головой. — Детка… Притормози. Я бы хотел выбраться из травы, пока у меня не начался зуд. Иди скорее, — уговаривает мужчина, похлопывая Чимина по заднице. — Я хочу этого, но намного сильнее. Я собираюсь сказать своим родителям, чтобы они вывели детей погулять. Я ожидаю, что ты будешь наверху в первой комнате справа через десять минут, или я приду сюда искать тебя… голым, — он практически хищно мурлычет.*.*
— Я не могу поверить, что ты действительно попросил своих родителей уйти, чтобы мы могли переспать в твоей детской спальне, как два похотливых подростка… и они действительно это сделали. Сколько ещё мне попадать в такие ситуации с тобой, Пак Чимин? И сколько времени у нас есть, прежде чем нам нужно будет выглядеть презентабельно и выставить напоказ доказательства нашего разврата? — жалуется Юнги, надувая губы. Чимин хихикает, его глаза затуманиваются в блаженном кайфе. — Они знают, что мы делаем, хён. Можете ещё разок? — бормочет он, поворачиваясь к Юнги. — Верни свои слова обратно, секси-дьявол. Трёх раз достаточно. Боже мой, Чимин-а! Ты принял какую-то таблетку или что-то в этом роде? — Юнги снова надувает губы, на что Чимин хихикает. Чимин закидывает ногу на Юнги, скользя частью своего тела поверх старшего. — Ну, — говорит Чимин, целуя, — я действительно ничего не могу с этим поделать. То, что мой парень так добр ко мне, возбуждает меня, — парень продолжает осыпать того поцелуями. Он прекращает свои манипуляции, поднимает голову и спрашивает: — Тебе не кажется, что всё происходит слишком быстро? — Ладно, плот-твист, — Юнги успокаивающе поглаживает Чимина по спине, затем проводит рукой по его затылку, прежде чем двинуть пальцы дальше, запутываясь в недавно окрашенных локонах Чимина. — Я просто… Я мог бы излиться в тебя и никогда не чувствовать себя опустошенным, хён. А-и… что ж, мне нравится это чувство, но я никогда не влюблялся настолько быстро. — Детка, мы можем не торопить событий. Я ни на что не трачу время. Это действительно легко — просто быть… с тобой, но если ты чувствуешь, что все закрутилось слишком быстро… — Видишь? Когда ты говоришь такие вещи, я все больше хочу тебя! — Чимин скулит. — Ты так чертовски заводишь! — затем он ударяет Юнги по груди. — Ой! Хоть секунду не царапайся, исчадие ада. Серьезно, Чимин-и, я не хочу, чтобы ты чувствовал давление, принуждение или подавленность из-за… — Но в том-то и дело, что я продолжаю искать подвох. Я ничего такого не чувствую, Юнги. — Разве это плохо? — Чимин отрицательно качает головой. — Так в чём проблема? Чимин садится и фыркает. — Свобода — это ужасно, хён! Это слишком… слишком… это слишком свободно! — затем он плюхается обратно на кровать, надувшись, и Юнги ухмыляется. Он берет руку Чимина в свою. — Это то, что важно для меня больше всего, — Юнги целует костяшки Чимина. — Меня не волнует все остальное. Мне небезразлично, что мы оба чувствуем. Если всё будет казаться слишком быстрым или наоборот — медленным, я обещаю тебе, Пак Чимин, что приложу все усилия и скажу тебе, хорошо? Мне нравится то, что у нас есть. Нет, секунду. Я люблю то, что у нас есть. Чимин ухмыляется, прикусывая нижнюю губу. Затем говорит: — Я обещаю сделать то же самое, Мин Юнги, — он кладет голову на грудь Юнги, рисуя пальцем узоры на его коже. — Хён? — Юнги хмыкает в ответ. — Чувствую себя на девять с половиной, и я думаю, что если мы ещё раз займемся сексом… прямо сейчас, то будет десять. — он выразительно кивает, озорно улыбаясь.*.*
— Значит, вы все сговорились за моей спиной, чтобы приехать сюда прямо перед Чусоком, избежав пробок, чтобы удивить меня? — Юнги кивает, продолжая собирать стол. — И я собирался отвезти детей к своим родителям, когда мы будем возвращаться. Ты поедешь с нами домой? — спрашивает Юнги, морщась, когда пытается соединить винты. — Хён, ты отправился в Америку, перехитрил Виццини, победил принца Хампердинка и предлагаешь увезти меня на своем благородном коне. Конечно, я иду с тобой домой! — произносит Чимин довольно страстно и драматично. Юнги поправляет стол, теперь, наконец, собранный, и встает, чтобы вымыть руки. — Верно. Ну, тогда ладно… — говорит он, проходя мимо Чимина. Однако он резко поворачивается, заставая Чимина врасплох, и шепчет: — Как пожелаешь, — нежно целуя его в лоб. Затем он уходит. Пак Чимин прикусывает рукав свитера, чтобы не запищать.*.*
Чусок наконец наступает, и Юнги так же, как и дети, рад видеть, как семья Пак отмечает это событие. В его собственной семье современные обычаи сочетаются с традиционными. Договорившись обо всем с родителями Чимина, они с Юнги делят его комнату с детьми. Однако иногда, поскольку Тэхен так очарован родителями Чимина, они балуют его объятиями в своей комнате. Тэхена, в основном, знакомят с обычаями семьи Пак, и он неплохо адаптируется в этой среде. Дети в ханбоках выглядят просто очаровательно, и Чимин, в общем-то, не смог остановиться и наделал кучу фотографий. Они вместе с Юнги сияют от гордости. Чимин ахает, когда Юнги преподносит свои подарки семье. Задыхается ещё больше, когда Юнги открывает коробку, в которой находится красиво оформленный фотоальбом (где даже ещё есть специально оставленное место для новых снимков). Дети неподдельно радуются горе сладостей и вкусностей, подаркам и большим деньгам от родственников Чимина. Гости также воодушевлены парой Юнги и Чимина. Они получили много добрых пожеланий и не смогли избежать курьезов, но, к счастью, ничего слишком личного. Только родители и брат Чимина знают о сложившейся с детьми ситуации. Ради их безопасности они позволяют всем остальным просто предполагать, что Юнги — опекун и, возможно, познакомился с учителем Чимином систематически. Кажется, план безупречен, и большинство даже не думает совать нос не в свое дело. Хотя, у Чимина есть одна тётя, которая действительно любит тискать Юнги за лицо и тыкать его в нос. Юнги глаз с нее не сводит — всегда её замечает, особенно когда по кругу разносят рисовое вино. — Он, вероятно, убьёт меня за то, что я хочу поделиться этим, но не так давно был момент, когда мы действительно не были уверены, что снова увидим Чимина таким открытым. И как родителю, это тяжело. Вы этому научитесь. Узнаете, как трудно сохранять равновесие. Что значит отпустить и позволить судьбе идти своим чередом. Верьте, что то, что вы им внушили, поможет им найти свой собственный путь. И все же вы увидите эти милые, глупые лица, даже когда им исполнится десять, двадцать, тридцать лет, и это будет нелегко. Потому что падения в жизни случаются — им не избежать этого. И иногда, независимо от того, что ты делаешь и как сильно ты их любишь, это просто их путь, где ты не должен им препятствовать, — мудро делится отец Чимина, подойдя с Мину, который прятался от назойливой тетушки. — Но я смотрю на него сейчас, — он указывает на Чимина, искренне смеясь над чем-то, что говорит его брат, — и все это того стоит. Так вот, я не слепой человек. У меня есть глаза. Он не переставал светиться с тех пор, как ты пришел, Юнги. Даже когда мы приехали забрать его, он не упомянул о том, что его отстранили от работы. Он беспокоился за тебя и детей все это время. Он любит тебя. Всех вас. И я, наконец, начинаю понимать, что он любит себя. Юнги улыбается, подносит пиво к губам, продолжая смотреть на то, как цветет Чимин. — Не надо витать в облаках. Да, я все понимаю. Вы двое не совсем и нежны. Но это не имеет значения, когда вы есть друг у друга. Ничто из того, что есть у вас двоих, не является чем-то обычным. И для отца это может быть очень тревожно. Ты удивляешься, почему я не почувствовал необходимости угрожать тебе? — он задает риторический вопрос, — Потому что в Чимине нет ничего привычно обычного. Никогда не было и никогда не будет. Он даже не пришел в этот мир самым обычным способом! — он смеется про себя. — Вышел с широко открытыми глазами, желая посмотреть, кто вообще нарушил его покой. Хотел убедиться, что мы ему подходим. А затем, как будто одобряя это, он расплылся в самой широкой улыбке. И с тех пор я стараюсь быть уверенным, что он сохранит эту улыбку до сих пор. У тебя есть совесть, Мин Юнги. Единственное, о чем я могу попросить как отец, — это чтобы вы, пожалуйста, были добры друг к другу. Присматривайте друг за другом, — он ободряюще похлопывает Юнги по спине, прежде чем перейти в другое место. Когда Юнги поднимает глаза, он видит Чимина, который бросается к нему. Юнги ловит танцора, обнявшего его за шею, расплывшегося в смехе. — Солнце, ты пьян? — спрашивает он, ухмыляясь. — Я не пьян. Просто немного навеселе. Видел, как ты разговаривал с отцом! — он хихикает, тыча Юнги пальцем в нос. — Ты ему нравишься. И знаешь что? — М-м-м… и что, любимый? — спрашивает Юнги, поглаживая Чимина по спине, пока они раскачиваются вместе. — Ты мне тоже нравишься! — заявляет Чимин, хихикая. — И угадай, что ещё? — он наклоняется к лицу Юнги сбоку, шепча прямо ему на ухо: — Моя кузина немного перестаралась от волнения. Можно не удивляться — она всегда так делает, ты к этому привыкнешь. Ну, она забронировала слишком много гостиничных номеров, и у нее не вышло вернуть деньги, и знаешь что? — Чимин многозначительно мурлычет. Юнги играет жестко. — М-м-м… и что, любимый? — снова повторяет мужчина, и Чимин хихикает, как будто у него есть какая-то скрытая шутка. Они раскачиваются вместе, почти в своем собственном танце под свою собственную музыку. — Мама хочет завтра отвезти детей на пляж. И кузина дала мне ключ от гостиничного номера. Ты знаешь, что это значит? — шепчет Чимин на ухо. Юнги качает головой, но сглатывает, потому что Чимин начинает скользить рукой Юнги вниз к кромке его штанов. — Значит, у нас впереди вся ночь. И ты не единственный, у кого есть подарки… — он отстраняется от уха Юнги, многозначительно шевеля бровями. Ощущение под кончиками пальцев Юнги дает ему понять, что это будет долгая ночь.*.*
— Когда ты понял, что я тебе нравлюсь? — размышляет Чимин, прислонившись к спинке кровати. Юнги, чья голова лежит на коленях Чимина, отворачивается от разглядывания потолка и усмехается. Чимин морщит нос, выпячивает губы в надутой гримасе, практически скуля: — Ну, что? — Ничего. Просто так мило, каким сентиментальным ты становишься. — Хё-он! Не смейся надо мной! — парень надулся ещё больше. Юнги тихо смеется, на что Чимин шлепает его. — Отвечай на вопрос! — Хорошо! Какой же ты напористый… Я, эм… Я не могу назвать конкретный момент. Может быть, было много моментов, которые привели меня к пониманию. Может быть, это было из-за того, как ты однажды улыбнулся. Или то, как ты морщишь свой милый маленький носик. Может быть, это было тогда, когда ты думал, что разыгрываешь меня своим не очень тонким флиртом. «О, хён, ты такой забавный!», — дразнится тот. Чимин снова бьет его, а он продолжает смеяться. — Я понял, что люблю тебя, когда ты устроил тот пикник. Я ещё не понимал, что чувствую, но то, как ты вкладываешь в вещи любовь и заботу… Я думаю, трудно не любить. Все сошлось воедино, когда я смотрел, как ты шьешь гобелен с мамой. Папа сказал мне, что если я этого не увижу, он отречется от меня. Чимин сияет, из его горла вырывается высокий писк. — Я знал, что ты мне нравишься, когда ты понятия не имел, какого черта я тебя дразнил, но ты все равно позволял это делать, — он посмеивается, особенно когда Юнги называет его сопляком. — Я знал, что люблю тебя, когда мы остались с твоей семьей. Когда твоя мама позвала меня. Нас. Юнги хмыкает. — Они все смутьяны. Я думаю, что сегодня вечером твой отец мне тонко, завуалированно пригрозил. По сути, он говорил мне, что пока мы хорошо относимся друг к другу, ему не придется мне угрожать, — он фыркает, и Чимин качает головой, ухмыляясь. — Шутка. Он действительно любит тебя, солнышко. Они все любят тебя. — Может, нам съехаться? — Чимин делает ещё один шаг. Юнги снова фыркает, и Чимин чувствует себя шокированным. — Что?! — О, я не знаю. Мы снова возвращаемся к вопросу, не слишком ли быстро мы движемся к этому? И мы уже живем вместе, Чимин-а, — упоминает Юнги, снова глядя в потолок и улыбаясь. — Я имею в виду… например, может быть, мне следует отказаться от продления аренды… неважно, — затем он поворачивает голову, чтобы посмотреть в окно. Юнги моментально чувствует энергетический сдвиг, садится и поворачивается к Чимину. Он нежно проводит большим пальцем по линии подбородка Чимина. — Эй, что у тебя на уме в этой прекрасной голове, а? Признаешься? — тихо спрашивает он. Чимин обхватывает колени руками, всё ещё глядя в окно. — Что, если ты передумаешь и… что, если мы правда торопимся? Юнги скрипит зубами. Он смотрит на Чимина, ему требуется мгновение, чтобы осознать весомость его слов. Он скользит своей рукой к руке Чимина. — Когда мы вернемся, я хочу отдать тебе свою квартиру. Или любую квартиру, какую захочешь. Но я не хочу, чтобы ты продолжал платить за аренду где-то в другом месте. — Хён… — Чимин вздрагивает, поворачивая голову в сторону Юнги. — Я не хочу… — Выслушай меня, детка. У тебя нет никаких документов. У меня есть все. Технически, даже дети находятся под моей опекой. Если, и это большое «если», всё каким-то образом пойдет прахом, что у тебя останется? Разве не об этом ты меня спрашиваешь? И ты прав. Прямо сейчас я поступаю несправедливо по отношению к тебе. Особенно когда мы оба говорим о любви. Но что ещё? Я знаю, что речь идет не о том, чтобы купить тебя, а о том, что в данный момент это несправедливо. И я хочу, чтобы это изменилось. Я не хочу, чтобы это была иерархия, чтобы ты когда-нибудь чувствовал, что у меня так много рычагов воздействия, а у тебя ничего нет. Но прямо сейчас мы не равны, не так ли? Я даже запишу дом на твое имя, если хочешь. Скажи мне, чего ты хочешь, детка, — заключает Юнги. Чимин выглядит так, словно хочет сбежать. Брызгая слюной, он говорит: — Ю-Юнги. Я… что? Я не могу сказать «да» на это. Это дом твоей семьи! — Любимый, ты моя семья, забыл? — мягко спрашивает он, нежно целуя руку Чимина. — В твою квартиру вломились, и эти головорезы знают, где это… — слабо возражает Чимин, прикусывая нижнюю губу. — Тогда мы выберем новый? На всякий случай. Все, что ты захочешь. И если тебе кажется, что лучше сделать это вместе, мы можем. Но все, что ты вложил в это, в нас, в детей, в себя… Я не хочу, чтобы ты продолжал отдавать, если чувствуешь, что ничего назад не возвращается. Потому что тогда ты будешь продолжать искать отдачу, а ничего не будет. И я не хочу заставлять тебя чувствовать себя так, никогда. Так что нет, я не хочу тебя покупать, если ты так думаешь. Но я хочу тебе кое-что дать. Чтобы ты это чувствовал. Это показывает мою приверженность тебе, но также и мое понимание того, что тебе нужно для внутреннего баланса, — повторяет еще раз Юнги. — Ты это всё из вопроса понял? — Чимин прикусывает губу, неуверенно глядя на Юнги. — Я учусь свободно говорить, как это делаешь ты, Пак Чимин. Детка, учитывая то, что случилось с тобой в предыдущих отношениях, мой собственный не очень здоровый опыт отношений, позволь мне сделать это. В письменном виде. Это не восполнило бы никакой боли, которая могла бы возникнуть из-за того, что всё превращается в дерьмо, но… чем больше я думаю о том, каково это было бы, возможно, потерять меня… это означало бы, что ты потеряешь почти все, черт возьми. И когда я найду лазейку, а ты можешь поспорить на свою задницу, что я это сделаю, я позабочусь о том, чтобы нас обоих включили в список опекунов детей. Так что ты скажешь? — предлагает Юнги. — М-мы даже не женаты… — Мы можем вступить в брак для нашей безопасности, не так ли? — Подожди, ты серьёзно?! — А? Насчет этого? Да, Чимин. — А если я ещё не готов? Хён, мне нужно немного больше времени… — Ничего страшного — Как ты можешь быть так уверен? — Я провёл слишком много времени наедине с собой, чтобы не знать, что наполняет меня и доставляет радость. Мне не нужно много ударов по голове от вселенной или где бы то ни было еще, чтобы знать наверняка, когда я увижу это. Когда я это почувствую. Я собираюсь выбрать общение с людьми, которые готовы полностью отдать себя делу, когда два ребенка появляются под столом, нуждаясь в помощи. — И я… в этом уверен? Точно? — От всего сердца, Чимин-и. — И-и… давайте предположим, что я согласен с этим абсурдом… Я не буду продлевать аренду, и у меня всё равно будет запасное жилье с оплаченными расходами? Я тебе ничего не должен? — Я обратил на тебя внимание с самого первого дня. Мы составим контракт или что-нибудь в письменном виде. Ты напишешь свои условия. Все, что заставляет тебя чувствовать себя в безопасности и комфорте. Это будет планом на случай непредвиденных обстоятельств. Это не значит, что что-то произойдет. Но на всякий случай. Все, что угодно. Мы подпишемся и поставим дату, убедимся, что законность никогда не вызовет сомнений в том, что это для тебя. — Ты же понимаешь, что то, как ты так внимательно относишься к моей эмоциональной и финансовой безопасности, заводит меня, верно? — Да, очевидно, у тебя есть склонность к тому, чтобы я удовлетворял твои желания и потребности. Начинаю думать, что ты хочешь стать сладкой деткой… — Это было бы отлично, хен. Я могу называть тебя папочкой… — Назад, животное, пока я не окатил тебя святой водой!*.*
Празднества в честь Чусока закончились. Юнги верит, что у него есть верный способ избежать пробок. Когда приходит время покидать Тэгу, после поездки туда из Пусана, Юнги звонит Намджуну и Хосоку. Они с Чимином сели и записали условия на следующее утро, задолго до их интимного свидания, конечно, по настоянию Юнги. Он переслал информацию Намджуну. Чимин хихикал и поддразнивал Юнги за то, насколько дотошным он был в этих вещах. — Если это уберет ещё одну морщинку с твоего лица, так тому и быть, — вздохнул Юнги, заставив Чимина взвизгнуть и закрыть лицо рукавами. Когда они возвращаются в город, ещё рано. Джин оказался свободен и с удовольствием провел бы время с детьми. Отличное время, потому что Чимин убеждает Юнги помочь упаковать кое-какие вещи в его квартире. Он также хочет оценить, много ли ему нужно, пока они готовятся к полноценному совместному проживанию. Они оставляют детей с Джином, затем Юнги делает крюк и ведет Чимина на свидание с барбекю. — Хён! Это нечестно. Я знаю, я сказал, что мне нравится, когда меня балуют и заботятся обо мне, но ты продолжаешь так много тратить на меня и планировать свидания, — Чимин надувает губы с набитым едой ртом. — Детка, ты буквально планировал все эти свидания раньше, позволь мне наверстать упущенное. Почему ты должен быть таким конкурентоспособным? — отшучивается Юнги. Чимин смеется и толкает Юнги бедром. — Хорошо, но следующее свидание моё! — Я не знаю, Чимин-а. Я соглашаюсь на это, и следующее, что я помню, это то, что меня приковывают цепью в каком-то мотеле или что-то в этом роде, — Юнги устало смотрит на него. — Чёрт, это жутко, как хорошо ты меня знаешь. Юнги качает головой, выбрасывая мусор. — Давай, нимфо-Чимин-и, прекращай.===
— Ты бы видел свое лицо, хён! — говорит Чимин, прижимаясь к Юнги, когда они поднимаются на последний лестничный пролет. — Рад, что ты можешь смеяться над моей болью. Почти уверен, что если бы я не прижался спиной к стене, всё было бы куда хуже, — Чимин так развеселился, что в нескольких секундах от того, чтобы растянуться на лестнице. — Да! Пак Чимин, ты собираешься сбить нас обоих с ног! Когда они подходят к двери, Чимин хихикает и целует Юнги в нос. — Ты такой жалобщик, надутый хён, — поворчав, Юнги следует за Чимином, пока тот открывает дверь. — Добро пожаловать в мою скромную обитель! — Чимин приглашает Юнги внутрь, раскидывая руки, кружась вокруг. Юнги оглядывается. Это самая обычная квартира, но, увидев ее своими глазами, он бы предположил, что это жилище Чимина в любой день недели. Всё исполнено в смешанных узорах со всплесками цвета, которые на самом деле дополняют друг друга. Много подушек и плюшевых игрушек на диване. И растения. Юнги задается вопросом, не потому ли они всё ещё такие яркие, что Джин был в гостях. И Чимин любит фотографии. По всей гостиной развешаны фотографии в рамках. Юнги улыбается улыбчивому малышу Чимину и воркует над его пухлыми щечками. Чимин жалуется на поддразнивания Юнги и направляется в свою спальню. Юнги ухмыляется и поворачивается, случайно замечая входную дверь. Кто-то, кому совсем плевать на неподходящую дверную раму, пропустит небольшие царапины на краске и то, как дверь и рама изгибаются в запорном механизме. Но Юнги — у него всегда было это странное чувство. Назовите это интуицией. Назовите это шестым чувством. Что бы это ни было, это дурное предчувствие. Чувство, которое пробегает у него по спине. Темнота коридора. Повинуясь инстинкту, он быстро хватает Чимина, который чуть не давится. Оттаскивая его назад, он оказывается перед Чимином как раз вовремя, чтобы услышать движение в темном коридоре, ведущем в другие комнаты квартиры Чимина. Шаги. Приближающиеся шаги. Они оба замирают. Юнги постоянно следит за тем, чтобы его рука была на Чимине, а другая — на его телефоне. — Ах, до тебя было не так-то просто добраться, Мин Юнги-ши. Но награда всегда за терпением, и, к счастью, я терпелив. После этого всё происходит так быстро. Юнги чувствует какое-то движение позади. Он отходит, чтобы притянуть Чимина ближе, но слышит приглушенный крик, а затем глухой удар. Он нажимает на свой телефон, но прежде чем он успевает поднять его, его лицо закрывается какой-то тканью, которая неприятно пахнет. И с этим всё погружается в черноту.