Adventures in Blind Dating

      Дни вытекают в недели, и Юнги чувствует себя не столько катастрофой, как он себя считает, сколько более компетентным опекуном. По крайней мере, так ему все твердят. Операция «Здоровые Тэгуки», как назвал ее Чимин (потому что он почерпнул эту идею из одного шоу, которое он так любит), вырастает из группы из четырех человек (включая малышей) в группу Юнги, Чимина, малышей, Хосока и Намджуна, Сокджина и семьи Чимина и Юнги. Деревня целая ведь.       Дети кажутся счастливыми, здоровыми и хорошо приспосабливаются ко всем внезапным изменениям последних нескольких недель. И теперь, несмотря на то, что здесь намного шумнее, оживленнее и многолюднее, чем он привык, Юнги рад видеть, как дети расцветают на глазах.       Всем этим он обязан своим друзьям, особенно Чимину.       Друзья. Когда Юнги только встретил учителя, он и подумать не мог, что этот термин станет применимым к их отношениям. Но теперь все кажется таким простым. Все, что вокруг Чимина — кажется таким простым.       В какой-то момент что-то изменилось, как они вернулись из Тэгу. Может быть, они стали больше заботиться друг о друге. Возможно, дело в том, что нечто подобное естественным образом подталкивает людей к тому, чтобы быть ближе. Что бы это ни было, Юнги это видит. По крайней мере, он чувствует, что видит, как все меняется.       Чимин теперь не стесняется петь при нем. Юнги даже порой присоединяется к парню. И это действительно несправедливо. Он звучит так немножко… хорошо? И у него хватает наглости говорить, что в этом нет ничего особенного. Но каждый раз, когда это происходит и Чимин заливается своей сияющей лучистой улыбкой, Юнги все больше и больше чувствует себя запертым в скороварке с закрытой крышкой. Пак Чимин в последнее время делает что угодно, а Юнги — это взбульканная бутылка содовой.       И это не все, что замечает Юнги. Он замечает, что Чимин проводит больше времени перед зеркалом в ванной, прихорашиваясь и ухаживая за собой. Он замечает больше косметики и украшений. Они делают его намного красивее. Он даже любит хвастаться перед Юнги. У него хватает наглости заправлять рубашки, стягивающие его тонкую талию, или надевать брюки, которые удобно подчеркивают все нужные места. И это тоже несправедливо. Совершенно, скрупулезно, несправедливо!       Он больше танцует и инициирует больше музыкальных подборок для их вечеринок во время ужина, которым он дал свое название. И он не просто танцует. Пак Чимин танцует. Это каким-то образом выявляет в Юнги соревновательный (детский) дух. Потому что все, что может сделать Чимин, Юнги заявляет, что может сделать лучше. Это каждый раз вызывает у Чимина смех, похожий на стробоскопический сияющий эффект, так что он, должно быть, делает что-то правильно. Он много улыбается, что еще замечает Юнги. И, может быть, это заставляет больше улыбаться его самого. Когда Чиминн смеется, он прижимается всем телом к Юнги. Так что, может быть, Юнги делает все, что в его силах, чтобы заставить его смеяться.       И он планирует много не-свиданий. Теперь к их увлечению добавляются часовые или около того разговоры о самых случайных, а иногда и неуместных вещах, которые нужно делать или обсуждать. Сегодняшний вечер ничем не отличается.       Чимин взял на себя смелость (очевидно) включить стеклянную банку в какую-то игру, в которую, как он решил, они играют сегодня вечером. Он трясет ею перед Юнги, хихикая. — Ну же, хён! Я так много всего напридумывал и сделал, выбери хоть что-нибудь! — он смущенно хихикает. В последнее время Чимин часто хихикает. Он сказочно невесом и легок. Кроме того, чем более взволнованным он выглядит, тем больше исчезают его медовые глаза.       Юнги пожимает плечами. Он хватает банку одной рукой, в то время как другую держит Чимин своими крохотными аккуратными пальчиками. Еще одна вещь, которая изменилась. Касания. Что, опять же, Юнги совершенно не возражает, потому что он обнаруживает, что ему очень нравится держать Чимина за руку. И, возможно, это произошло потому, что Юнги — неуклюжий комок нервов, и он принял протянутую руку Чимина за возможность подержать его один раз слишком часто. Однако это заставляло его искриться неоновыми вспышками буквально везде. И в последнее время его неловкость, похоже, вознаграждается таким образом.       Поставив банку себе на колени, он ковыряется в ней пальцами, пытаясь что-то выудить изнутри. Чимин попросил его вставить пару тем, давая Юнги понять, что он будет делать то же самое. — Это как двадцать вопросов, подталкивающих нас к откровениям! — он взволнованно пискнул Юнги, погружая его в неоновую негу.       Он достает листок бумаги и читает:  — «Самое странное место, где ты мастурбировал…» — затем он смотрит на Чимина. Он искренне надеется, что то, как флегматично его затуманенный взгляд скользит по младшему, дает ему понять, насколько он уже пережил это.       Но, конечно же, Чимин просто продолжает по-волшебному смеяться. Юнги закатывает глаза. Он потирает затылок, прочищая горло. — Однажды, пока я работал в офисе, и человек, с которым я встречался, отправлял мне сообщения и… — Хён! Ты?! Да ты не мог! — но Чимин явно в восторге. Он жестом просит Юнги продолжать. — Я… м-м-м… в то время в офисе никого не было и… и мне было тяжело, но я не мог добраться до туалета, так что я… ты знаешь… — Юнги действительно думает, что Чимин настоящий садист. В данный момент он действительно наслаждается тем, как старший буквально унижается перед ним. Юнги знает, что его щеки покраснели. Он даже ничего не может с этим поделать. — Прекрати смеяться! Я был молод…       Похоже, это не помогает отстаивать его правоту. Потому что Чимин всем телом навалился на колени Юнги, содрогаясь от смеха.  — Пак Чимин, ты разбудишь детей! Это не так уж смешно, и ты тот, кто вставил туда эту нелепую штуку только для того, чтобы вывести меня из себя.       Юнги сразу понимает, что это был худший выбор слов в его жизни. Чимин не успокоился — теперь он смеется еще ярче и заливистее, с едва заметными визжащими нотками. Юнги вздыхает.       Наконец, Чимин трезвеет, но Юнги видит озорной блеск в его мерцающих глазах. Угрожает еще. — Я не знаю, хён, по крайней мере, я ведь могу получить от тебя удовольствие сегодня вечером, ведь у тебя есть свой собственный офис, понимаешь? — он подмигивает, складывая пальцы пистолетом и заигрывающе стреляя.       Юнги смотрит, совсем не впечатленный, на что Чимин продолжает хихикать. Затем хихикающий монстр Пак Чимин добавляет:  — Однажды я мастурбировал в церкви, — ему, кажется, очень даже весело. — Конечно, это в твоем стиле. Ничто в этом даже отдаленно не удивляет меня, — снова хихиканье. — Я не знаю, хён. Хороший оргазм может заставить любого почувствовать себя ближе к Богу, поэтому я подумал, когда был в Риме: «хм?» — Чимин откидывается назад, шевеля бровями.       Юнги вздыхает и протягивает банку Чимину, в то время как младший хихикает еще больше, увидев выражение его лица.       Выуживая бумажку, Чимин читает ее, а затем говорит:  — Хён, ты такой скучный, но на самом деле мне это немного любопытно. Первые впечатления… — парень так очаровательно морщит свой носик, когда он думает о своем ответе, и Юнги, наверное, никогда такого милого не встречал в своей жизни. Затем он добавляет: — Твой голос заставил меня усомниться в моем самом странном месте, где я когда-либо мастурбировал… — затем он приподнимает бровь.       Волнуется.       Юнги не будет задыхаться от воздуха. Он этого не сделает. Но он прочищает горло, чтобы собраться с мыслями. — Нужно ли мне констатировать очевидное, что весь этот вечер никакого алкоголя не было, если только у тебя не было тайника где-то наверху, что также многое объясняет и не удивляет меня? — парирует мужчина, изображая невозмутимость. Там много надежных местечек.       Но нет. Пак Чимин внезапно превратился в гадюку. В Сирену. Какая-то безжалостная сущность, решившая схватить Юнги в свои грязные лапы и никогда не отпускать. Чимин придвигается ближе, почти к нему на колени. — О, хён, разве ты не знаешь, что алкоголь делает человека расслабленным… — и то, как он произносит последнее слово, дает Юнги понять.       Пак Чимин на самом деле демон, замаскированный под ангелочка.       Он снова прочищает горло. Он знает, что должен ответить. Достаточно было услышать то, чем только что поделился Чимин, но теперь он наблюдает, как Чимин всерьез смотрит на него. Это эмоциональные американские горки, переходящие от беззаботного, потенциально пьяного признания Чимина к его собственной правде.       Но с тем, как младший смотрит на него, какое выражение плещется в его глазах, он знает, что должен это сделать… — Мне казалось, ты был громким… — это звучит так прямолинейно в его голове, но судя по тому, как Чимин насмехается и не так сильно ударяет его, то он пытается оправдаться.       Он умиротворяюще поднимает руки вверх. — Нет, нет… что я имею в виду, так это…       Он пытается, но Чимин дает ему выход, а также пространство, чтобы разобраться в этом. Он точно знает, что хочет сказать, он просто не уверен, должен ли он говорить это или просто притвориться спокойным и сохранить в тайне. Судя по тому, как он потрясен, Юнги думает, что это также отражается на его лице, потому что глаза Чимина напоминают ему о том, что он любит в кофе. Глубокий и успокаивающий. Все в порядке, говорят они. Он размышляет, трепещет и, возможно, даже путается.       И когда его рука снова оказалась в руке Чимина? Он смотрит на их переплетенные пальцы. Замечает, как они хорошо смотрятся вместе. Замечает, как мизинец Чимина, кажется, постукивает по тыльной стороне его собственной ладони, будто пишет азбуку Морзе. Он не может оглянуться назад, не прямо сейчас. Но вот что происходит.       Он действительно решается на это:  — И-иногда я вижу или думаю в звуках и цветах… и-итак, когда я впервые увидел тебя, твои цвета были яркими… к-как что-то смелое, т-ты яркий, как что-то неоновое. Н-неон, потому что ты выделяешься, и тебя должны видеть, и твой смех похож на мост Банподэге ночью и… т-ты выделяешься. И я подумал, в какую неразбериху меня втянули эти два болвана, потому что, черт возьми, ни за что на свете что-то такое блестящее и смеющееся, как стробоскопы, не заплатит мне пылью? Т-так что я просто знал, что мне нужно было сообщить об этом прямо сейчас. Вот почему я просто рассказал все это прямо тогда и там…       Неужели он хотел поболтать, да еще без всякого алкоголя? И сейчас… он нервничает, отвлекая себя пушистым ковром с пола свободной рукой, стараясь избегать любого зрительного контакта. Воцаряется тишина. И Юнги думает, что это, возможно, тот момент, когда его неловкость не так привлекательно компенсируется ослепительным смехом Чимина. Он думает, что, возможно, именно тогда он наконец достиг своего пика. Но ничего. Потому что там больше тишины. И одна вещь, которую он замечает в тишине, — это то, что их руки все еще вместе. Когда он, наконец, поднимает взгляд, то видит Чимина, наблюдающего за ним с любопытным выражением на лице.       Наконец, младший моргает и улыбается самым нежным, самым ласковым взглядом своих сверкающих глаз. И сердце Юнги останавливается. Он видел много разных солнечных оттенков в улыбке Чимина, но этот напоминает ему раннее утро. Когда он только начинает достигать пика, становится мягким и начинает приветствовать возвращение всех существ к жизни. А потом хихикать.       Осмелится ли Юнги сказать это, но он даже думает, что Чимин становится немного застенчивым. Он ничего не говорит в ответ на болтовню Юнги, просто осторожно толкает банку обратно Юнги, который берет ее и вытаскивает оттуда листок бумаги. — «Странность, которую ты замечаешь в себе», — читает он, а затем фыркает. Забавно. Но прежде чем он успевает даже начать, Чимин подает голос. — Не мог бы ты рассказать мне что-нибудь еще, что заметил во мне? — его длинные реснички трепещут, когда он спрашивает, а Юнги в данный момент всего лишь слабый человек со слабым сердцем. Как он может не согласиться?       Он собирается выстрелить себе в ногу. Но он уже зашел так далеко, так почему бы, черт возьми, и нет? Он прикусывает нижнюю губу в раздумьях, затем признается:  — Ты хихикаешь. Ты на самом деле хихикаешь. И это звучит так, как я бы подумал, звук шагов феи Динь-Динь, когда она гарцует.       Он слышит вздох, поднимает глаза и забывает, как раз в тот краткий миг, когда пытался избежать любого зрительного контакта. Когда они встречаются взглядами, Чимин дарит ему красивейшую улыбку, такую же яркую, как солнце на самом высоком пике утра. Чимин отшатывается, настолько сильно, что убирает свою руку с руки Юнги, чтобы скрестить их на груди, застенчиво сворачиваясь калачиком. Он снова хихикает, затем закрывает лицо руками и отворачивается. Юнги не уверен, что заставляет его чувствовать себя таким смелым, но он мягко кладет свою ладонь на руку Чимина, отводя одну из них в сторону.       Глядя ему в глаза, он застенчиво улыбается. — Не стесняйся. Мне… мне это нравится… — он прочищает горло. — Я-я люблю приятные звуки…       Они продолжают смотреть друг другу в глаза. Юнги моргает первым. Сначала он почти не замечает этого, но затем его взгляд опускается к губам Чимина. — Все, что ты делаешь, — это искусство. Потому что ты, Мин Юнги, — искусство. То, как ты все делаешь с вниманием к деталям. То, как ты вкладываешь себя во что-то. Даже то, как ты описываешь вещи, — это все искусство… — бормочет Чимин. Нежный, мягкий, чуткий. И все же, все еще очень смелый. — Я… я люблю искусство…       Глаза Юнги комично расширяются, на что Чимин отвечает еще одним смешком.

***

— Хён, что с тобой происходит? — размышления Юнги прерывает высокий голос Хосока.       Он снова сосредотачивается, замечая, что его друг, похоже, действительно увлечен этим видео с танцами для малышей, которое он пытается исполнить с Чонгуком. Это заставляет его немного посмеяться, так как малыш тоже кажется очень сосредоточенным, выполняя свои детские движения. Конечно, Юнги достает свой телефон за считанные секунды, чтобы запечатлеть этот момент. — Что тебя беспокоит прямо сейчас, Чон Хосок? — затем он откладывает телефон и хлопает в ладоши, когда ребенок, пошатываясь, уходит из гостиной к Юнги, который стоит в стороне на кухне.       Ребенок поднимает руки, крича: «И-и! И-и!», требуя, чтобы его забрали. Юнги подчиняется, подбрасывая его в воздух, а затем ловит, делая вид, что жует животик Чонгука. Теперь по всему дому разносится визгливый смех крошечного карапуза. Юнги смеется над этим сладким звуком, но поднимает глаза и понимает, что Хосок все это время пялился на него. — Хён, либо ты внезапно заинтересовался уходом за кожей, скрывал проблемы с алкоголем, либо ты действительно сияешь. Что происходит? — удивляется он, направляясь к одному из стульев у кухонного островка. — Что ты имеешь в виду, Хоби? Взгляни хоть раз на это лицо и скажи мне, что ты не становишься таким теплым и липким! — он поворачивает ребенка к Хосоку, и Чонгук, кажется, соглашается. — Ах!       Взрослые оба смеются, и Юнги передает Чонгука обратно Хосоку, как только видит, как ребенок зевает. Если они рассчитают время правильно, он, скорее всего, скоро присоединится к Тэхёну, чтобы вздремнуть. — Я не знаю, хён. Последние десять минут ты пялишься в пространство с этой глупой ухмылкой. В последнее время это часто происходит, — он смотрит на Юнги почти скептически, очень пристально, почти агрессивно.       Юнги не уверен, к чему это приведет. С другой стороны, он не уверен, имеет ли для него это вообще значение. — Ты смотришь на меня так пристально, это жутко, — Юнги невозмутим. Но, судя по выражению лица Хосока, он не сдается. — Я думаю, что в последние дни я доволен собой. Я счастлив, — он пожимает плечами с мягкой улыбкой.       Хосок кивает, затем, кажется, обдумывает это еще раз. — Это хорошо, хён. Это действительно хорошо. Я просто… — но затем младший замолкает, возможно, чтобы собраться с мыслями.       Ладно, теперь, может быть, это имеет значение. Есть миллион разный вариаций, что происходит между Чимином и Хосоком. Юнги не совсем тупой. Он и группа друзей Чимина приходят и уходят в течение недели.       Так что Юнги замечает, как они все взаимодействуют с детьми. То, как дети взаимодействуют с ними. С Намджуном Тэхён любит прижиматься к нему так долго, как только может, заставляя его читать ему как можно больше историй. Чонгук просто смотрит, широко раскрыв глаза и открыв рот. С Сокджином Чонгук — шумный ребенок. Очень игривый, очень дерзкий. Тэхён любит пялиться, широко раскрыв глаза, открыв рот. Но он также рисует дядю Джинни и называет это своими лучшими работами. С Хосоком оба ребенка шумные, но Чонгук лучше спит, любит свернуться калачиком рядом с другом Юнги и вырубиться. Те несколько раз, когда все три приходят, были бесплатным для всех хаосом. В это время Юнги небрежно направляется в свой кабинет или спальню, но смотрит на мониторы. Джин обычно остается на дискотеку во время ужина. Намджуну пожизненно запретили ходить на кухню, поэтому он иногда остается и работает в кабинете Юнги, покачивая головой.       Однако всякий раз, когда Хосок приходит в течение недели, он единственный, кого уже нет рядом к тому времени, когда возвращается Чимин. И Юнги чувствует, как напряжение нарастает каждый раз, когда пара приходит вместе, и оно становится ближе к приходу Чимина. Или когда Тэ изо всех сил дуется. Юнги знает, что дети тоже это чувствуют. В те редкие выходные, когда Джин свободен, он приглашает всех на бранч, и напряжение становится ощутимым. Когда по выходным приходит любая комбинация дядиной троицы, напряжение становится ощутимым. Тэхён всегда отвечает, настаивая на том, чтобы Хосок играл с ним и Чимином. Юнги, Намджун или Джин каждый раз вмешиваются, отвлекая маленького мальчика. Тэхён тоже не глупый.       Несмотря на то, что все было довольно беспокойно и все еще приспосабливаются, Юнги знает, что между Хосоком и Чимином произошел разговор. Это было в значительной степени подтверждено, когда они с Джином сидели и говорили о том, как важно, что Чимин вообще рассказал об этих отношениях, но он отказался говорить о том, что произошло во внутреннем дворике той ночью. Так что да, это может пойти по миллиону разных путей, но Юнги начеку, потому что очень вероятно, что все признаки указывают на Чимина. — Я просто подумал, и я надеюсь, что мы не обрекаем себя или детей на неудачу, слишком привязываясь, хён, — ладно, миллион разных путей, и это было не то, что занимало первое место в сознании Юнги.       Он смотрит, как Чонгук чуть не пускает слюни, свернувшись калачиком рядом с Хосоком, и улыбается про себя. — Важно отметить, что ты личная подушка Чонгука. Нет, я тебя слышу. Я рад, что мы вообще-то заговорили об этом. Видишь ли, я читал о стилях привязанности для приемных опекунов. Не смотри так шокировано, я должен идти в ногу с Чимином, если я собираюсь стать родителем в этом году. У него уже есть пятилетний опыт, но я медленно подкрадываюсь к нему.       Хосок искоса смотрит на Юнги, и тот прочищает горло. Неужели он действительно только что… — В любом случае, да, и многое из того, что я нахожу, говорит о привязанности, как будто дети, возможно, уже привыкли к более нездоровым стилям привязанности. Но, похоже, если я нахожусь в хорошем безопасном месте, если мы все в безопасности, даже если им придется покинуть нас, я надеюсь, что нет, но даже если они это сделают, это хороший опыт для них, когда их встречают с добротой, любовью и заботой. И да, я волнуюсь. Очень. Например, если кто-то говорит, что больше не может быть с нами, что это значит? Но Чимин говорит, что нет никакого способа предсказать что-либо из этого, и мы просто должны сделать все возможное, чтобы любить детей прямо сейчас. И я согласен с ним. — Верно… — Хосок медленно кивает. — Просто, знаешь, будь осторожен, хён. Это не похоже на тебя — так легко все отпускать. Я собираюсь проверить Тэхён-и и положить этого маленького кролика в его кроватку, — он похлопывает Юнги по плечу и поднимается наверх.       Вскоре после этого срабатывает кодовый замок, и дверь открывается, пока Юнги проверяет электронную почту в своем кабинете. Ничего важного, отмечает он, и когда он закрывает браузер, то чувствует, как пара рук обнимает его за плечи, а подбородок опускается на макушку. — Что, ты теперь бросаешь работу? — спрашивает Юнги, сжимая одну из рук Чимина. — Как ты думаешь, какой пример ты подаешь, Пак Чимин? Достаточно плохо, что Тэхён проняхал и теперь вечно дуется, чтобы добиться своего. На случай, если это было непонятно, я виню тебя за это.       Чимин закатывает глаза и хихикает, затем продолжает сжимать плечи Юнги. Юнги стонет, заставляя Чимина снова хихикать. Для любого постороннего глаза или уха это звучит гораздо менее безобидно, чем есть на самом деле. Особенно, когда Юнги надувает губы:  — Не останавливайся. Сделай это снова, Чимин-а! — Извини, на что ты только что жаловался, надув губы? — спрашивает Чимин, ухмыляясь.       Юнги драматично вздыхает. — Чимин, идет новое исследование. Я только что прочитал кучу статей о том, как подобные вещи важны для благополучия детей. В Университете Северной Луизианы проводится масштабное исследование с результатами и всем прочим. Говорят, что это должно происходить как можно чаще…       Наступает пауза. Затем Чимин хихикает и отмахивается от Юнги. Когда его тело наклоняется к стулу, он чуть не соскальзывает. За исключением того, что у Юнги быстрые рефлексы, поэтому он ловит Чимина за талию, а затем встает справа от них обоих. Это интимно, как близко они стоят друг к другу. Чимин все еще хихикает, кладя руки на грудь и шею Юнги. — На секунду, ты снова чуть не поймал меня. Но теперь я раскусил тебя, хён. Нет никакого Университета Северной Луизианы, ты лжец! — парень заливается смехом, когда Юнги начинает щекотать его за талию. — Ты не можешь называть меня лжецом, Чимин-а. Я твой хён. Ты действительно подаешь не самый лучший пример нашим детям! — подначивает Юнги. Чимин извивается, пытаясь вырваться из объятий Юнги, и тот дразнит дальше: — И еще одно, как кто-то может ходить на уроки танцев и быть таким неуклюжим?       Чимин драматично вздыхает, откидывая голову назад.  — Увы, мой единственный фатальный недостаток. Как мне отплатить моему бесстрашному герою? — Ты можешь вернуться к тому, что делал всего секунду назад, — Юнги шевелит бровями вверх и вниз. Этот мини-массаж разгладил некоторые узлы на плечах Юнги. Нельзя винить человека за то, что он пытается.       Чимин снова откидывает голову назад, громко смеясь. Юнги продолжает дразнить его:  — Пак Чимин, ты знаешь, сколько времени потребовалось, чтобы утомить этих негодяев? Тише с этим шумом, ты разбудишь детей. Прекращай, прекращай весь этот шум! И что ты делаешь дома так рано, а?       Чимин игриво шлепает Юнги. — Не называй наших детей негодяями! Кто вообще употребляет это слово, дедуля? И кто знает, сегодня что-то продолжало происходить с сигнализацией, поэтому они уволили нас. — Я покажу тебе старожила, сопляк! — Юнги возражает, готовый снова пощекотать Чимина. Парень пытается вывернуться из хватки Юнги, но безрезультатно. Или, может быть, он делает вид, что это безрезультатно.       Как бы то ни было, на самом деле это довольно невинно, радостно, весело и легко, но для посторонних глаз…       Конечно, неудивительно, что их прерывает Хосок, стоящий в дверях и прочищающий горло, прожигая взглядом дыры в них обоих. — Верно… — медленно произносит он, переводя взгляд с одного на другого.       Юнги отпускает Чимина не раньше, чем ткнет его в бок и отвернется, как будто он ничего не делал. — Тебе что-нибудь нужно, Сок-а? — Как будто он — вершина невинности, и Чимин визжит от соприкосновения. Он снова шлепает Юнги, и Мин изображает возмущение, в то время как Чимин отворачивается, чтобы хихикнуть.       Хосок снова переводит взгляд с одного на другого с флегматичным выражением лица.  — Хён, — говорит он немного смиренно, — я собираюсь идти… — и он указывает на дверь, но Юнги замечает, как Хосок смотрит прямо на Чимина, как будто пытается растопить его лицо. Итак, Юнги встает перед ним. — Хм… — произносит Хосок, затем кивает. — Да, верно. Что ж, увидимся позже, хён.

***

      Медленно, но верно многое меняется. Юнги замечает много изменений. Замечает, как они с Чимином проводят больше времени вдали от дома из-за своих не-свиданий. Замечает, что у Чонгука прорезается больше зубов и больше уверенности в его шатких шагах. Замечает, как Тэхён повсюду следует за Чимином, при каждом удобном случае. Замечает, что Хосок приходит чаще и остается дольше, даже когда Чимин приходит домой.       Это еще одна ночь без свиданий, и на этот раз она снова вдали от дома. Они в какой-то закусочной в американском стиле, похожей на то место, где они впервые встретились, снова разговаривают за молочными коктейлями. — Такая ностальгия по всему этому, хён! — щебечет Чимин, улыбаясь от уха до уха. — Чимин-и, в чем разница между не-свиданием и свиданием? — выпаливает Юнги. Он думает, что хотел задать этот вопрос про себя, а не вслух, но, увы.       Лицо Чимина морщится, потому что он явно выпил свой молочный коктейль слишком быстро. Когда он, наконец, берет себя в руки и смотрит на Юнги (который изо всех сил старается скрыть ухмылку), говорит:  — Мы выше свиданий, хён, — пожимает плечами и возвращается к своему молочному коктейлю. — Юнги, ты помнишь, какими большими были глаза Тэ-тэ, когда он пил твой молочный коктейль? «Это так, так, так вкусно!» — он подражает голосу и манерам маленького мальчика.       Юнги беззвучно смеется. — Ты помнишь, как я думал, что на меня напали? Все еще чувствую то же самое, на случай, если ты хочешь знать. — О, прекрати свои преувеличения. Тебе это нравится! — усмехается Чимин.       Юнги тоже ухмыляется. — Я полагаю, ты не так уж и плох… — затем он уклоняется от скомканной салфетки, запущенной в его голову. — Тэ-тэ хочет покрасить свои волосы, как у меня. Я нашел несколько временных и безопасных рецептов краски для волос, так что мы можем попробовать в эти выходные. Я думал о том, чтобы подкрасить свои корни, может быть, или стать блондином, и тогда мы сможем быть парой, хён! — Я бы не назвал это блондом, я бы назвал это «я не прикасался к ним целую вечность, и они приобрели свой собственный дикий пепельный цвет»… — шутит Юнги. — В последнее время он все больше и больше становится твоей маленькой тенью, так что меня это не удивляет. Я рассказывал тебе о том, как на днях он хотел, чтобы я купил ему крылья феи, потому что они напоминали ему о тебе? Но Чонгуки замарался, так что нам пришлось отложить до следующего раза.       Чимин хихикает, качая головой. — Чимин, ты… ты думаешь, что мы можем каким-то образом обречь детей на неудачу? Как будто я был в крыльях феи, а он их хотел, верно? Но он может не всегда быть с нами, и что, если он все еще хочет продолжать красить волосы, а другие люди, ухаживающие за ним, скажут «нет»? Что, если его будут дразнить и высмеивать или что-то в этом роде? — добавляет Юнги, нервно покусывая нижнюю губу. Он практически кусает себя за большой палец, но Чимин берет его за руку и крепко успокаивающе сжимает. — Хён, мы оба сказали, что все обсудим и оставим наши «что если», верно? Это была твоя идея, не помнишь? — и Юнги кивает. Потому что это была его идея. И теперь это может укусить его за задницу. — Откуда ты вообще это взял? Тебе кто-нибудь звонил по этому поводу?       Качая головой, Юнги чувствует, как Чимин сжимает его руку, успокаивающе выводя круги большим пальцем. — Нет, ничего подобного. Просто на днях я разговаривал с Хосоком, и он задавался вопросом, не слишком ли мы все привязываемся к ним…       Что-то мелькает в глазах Чимина, но так же быстро гаснет. Он кивает и говорит:  — Я мог бы дать всем нам всю статистику и вещи, которые указывают на то, как положительный опыт помогает детям расти хорошо, но хён, мы понятия не имеем, что их ждет в будущем. Я просто не хочу испортить то, что у нас есть сейчас, из-за того, что мы так беспокоимся о том, что может случиться дальше.       И Юнги рад этому напоминанию. Потому что они согласились на это. Быть рядом. За то, чтобы быть внимательными, добрыми, любящими и нежными по отношению к детям. Очень внимательно прислушиваться к их желаниям и потребностям. К тому, чтобы делать все возможное с тем, что у них есть, не больше и не меньше. Если что-то провалится, несмотря на все это, по крайней мере, они могут сказать, что действительно приложили все усилия. Он поворачивает их соединенные руки и на мгновение проводит большим пальцем по костяшкам пальцев Чимина. — Хорошо, так о каких оттенках ты думал? И ты хочешь заняться семейным делом? Например, как ты думаешь, мне тоже стоит сменить свою прическу или это должно быть между тобой и Тэхён-и? Кстати, мне нравится, как развивается ваша дружба. Я думаю, фиолетовый был бы хорош, особенно с его большими выразительными глазами и оттенком кожи… или как насчет, может быть, красного? — Юнги какой-то бессвязный. Склонив голову набок, он созерцал цвета и возможности для их исполнения. Он остановился, когда заметил сияющие глаза Чимина, ласково улыбающегося ему. — Что? — спрашивает он, застенчиво улыбаясь.       Чимин качает головой, ухмыляясь и пожимая плечами одновременно. — Ты… просто очень мило, что ты, кажется, не возражаешь против того, что он так привязан ко мне. Некоторые люди могут быть очень неуверенны в том, что дети формируют особые связи, особенно когда вы с ними каждый день. Это просто очень любезно и тактично с твоей стороны, хён, — затем он прочищает горло: — В любом случае, учитывая, что его естественный цвет такой темный, я даже не знаю, выдержат ли краски, но мы могли бы попробовать что-нибудь более безопасное, например, красный, и посмотреть, что получится. Хотя фиолетовый звучит действительно весело. Часть меня действительно хочет спросить его, но нельзя избежать того факта, что он выплюнет мне: «Розовый, как у тебя, Чимми-хён!» И тогда нам придется что-то делать. — Чимин, этот ребенок буквально заставляет меня петь ему, обнимать его, держать за руку и сидеть очень тихо, пока он осматривает мои зубы и тело, как будто он док Макстаффинс. На этой неделе он начал эту штуку, и я признаю, Чимин-ни, это довольно очаровательно. Он подойдет ко мне и скажет, что Чонгуки что-то нужно, и, поскольку он не может говорить, Тэ должен говорить за него. Итак, он скажет: «Хён, Чонгуки очень сильно хочет пончик», и в первый раз я почти не понял, но потом я просто начал спрашивать его: «А Тэхён тоже хотел бы еще пончик?», и его глаза становятся такими большими, и он кивает вот так, — он демонстрирует манеры Тэхёна, над которыми смеются и он, и Чимин.       Затем он продолжает:  — Я больше беспокоился, что у него не будет с тобой отношений, потому что ты уезжаешь чаще, чем я. Кажется, дети точно знают, когда ты собираешься вернуться домой. Это действительно мило. Я отправлю тебе это сообщение завтра. Кроме того, я использовал это в своих интересах в течение нескольких раз, — Юнги посмеивается про себя, когда Чимин шлепает его. — Не эксплуатируй моих детей, хён! — Чимин шутит, и на этот раз они оба хихикают. — Ты так хорошо с ними обращаешься. Посмотри на нас, мы родители. Мы даже разговариваем как родители, и мы ссоримся, как… э-э, в любом случае, говоря о родительских вещах! Скоро у нас особенный день, и мы еще не строили никаких планов. Идеи? — Ах, верно, нашему Чонгуки скоро исполнится два года. Как насчет темы Кумамона? Похоже, ему нравится Кумамон, — подтверждает кивком Юнги. — Похоже, это тебе нравится Кумамон, Юнги. Не надевай это чудовище на ребенка.       Юнги задыхается, хватаясь за этот несуществующий перл. — Кто называет Кумамона чудовищем?! Пак Чимин, насколько темна твоя душа? Это национальное достояние. Я больше не могу этого делать. Официант, счет, пожалуйста! Вытащи меня из этого ужасного не-свидания, прямо сейчас!

***

      Юнги и Чимин работают между расписанием Чимина и проектами Юнги, чтобы придумать лучший день рождения для Чонгука. Конечно, в них участвуют другие хёны ребенка и новые бабушка и дедушка. Однако самая важная обратная связь исходит от Тэхёна:       «Чонгук хочет большой-БОЛЬШОЙ торт, вот ТАКОЙ большой, до самого неба!»       «Чонгук хочет, чтобы мы нарядились в пижамные маски и надели крылья феи».       «Хён-ни, можно я буду Человеком-пауком, а Чонгуки — Кэтбоем?».       «Можно мне получить крылья на день рождения Чонгука? У него тоже могут быть крылья! Как я! У Чимми-хёни могут быть крылья? Можем ли мы ВСЕ надеть крылья?!»       «Я хочу нарисовать большую красивую картинку для своего Куки, но ты ее не увидишь!»       «Хён-ни, ты должен дать мне денег, чтобы я мог пойти и купить подарок, но он не может прийти и посмотреть его. Потому что это сюрприз!»       «Хён-ни, Куки любит банановое молоко, так что мы должны купить банановый молочный торт!»       Хотя вклад трехлетнего ребенка кажется очень позитивным и негативным, Тэхён внимательно наблюдает за тем, кому скоро исполнится два года. Чимин и Юнги стараются объяснить ему, что у него будет свой собственный день рождения, когда ему исполнится четыре через несколько месяцев. Кажется, он действительно взволнован этим.       Это костюмированная вечеринка супергероев с волшебными крыльями. Джин, одетый в футболку с изображением Супермена, предоставляет свой ресторан в качестве места проведения. Они приглашают хёнов, а также членов их семей. Младший брат Чимина знакомится с Юнги, а Чимин знакомится с партнером хёна Юнги. Тэхён отлично справляется с ролью ведущего вечеринки, направляя гостей и помогая с подарками и вещами. Как и просили, он одет как Человек-паук с большими, красивыми радужными крыльями феи. Он бегает по залу, притворяясь, что летает, и при этом повсюду пускает паутину.       Почетный гость, одетый как Кэтбой, наслаждается тем, что измазывает свое лицо полностью в торте. Ему также удалось встать на ноги. Это отличный выход, полный замечательных, поддерживающих, любящих людей. Если они думали, что Тэхён будет забыт — они жестоко ошибались. В нем души не чают, его осыпают любовью и поцелуями. Отец Юнги, вероятно, самый живой, которого Чимин когда-либо видел, гоняющийся за мальчиком как Монстр Щекотки.       Чимин не перестает смеяться над костюмом Юнги. Он слишком много раз подкрадывался к Юнги и фотографировал его. Во время последнего побега кто-то наконец спрашивает:  — Кем, черт возьми, ты должен быть, Юн? — спрашивает его хён, на его лице написано полное непонимание. Он смотрит на черные уши и длинный зеленый хвост. — Кот-дракон, — невозмутимо произнес Юнги. — Тэхёни сказал, что у нас не может быть вечеринки супергероев и фей без злодея. Ни слова, хён.       Его хён тихо посмеивается, но поднимает руки, сдаваясь. — Я ничего не сказал. Как дела? — он указывает на Чимина, который только что взял Чонгука и развернул его после того, как малыш позвал его с колен Хосока.       Они прыгают и кружатся, двухлетний малыш пытается дотянуться до волшебных крылышек Чимина. И Чимин откидывает голову назад в заливистом ярком смехе. Он выглядит потрясающе со своим мерцающим макияжем и стразами, которые стратегически расположены вокруг его больших красивых глаз. Его волосы мерцают и блестят, и эти красивые украшения дополняют красивые переливающиеся крылья, которые он купил. Все это хорошо сочетается с белой струящейся рубашкой, которую он надел, и белыми узкими джинсами. Он выглядит как небесное существо. Настолько, что Юнги надеется, что кто-то сделал больше фотографий феи, чем кота-дракона. — Надеюсь, ты не воспримешь это неправильно, но мне очень приятно видеть тебя таким. Ты хорошо выглядишь, Юнги, — говорит хён, и Юнги отворачивается от Чимина, Тэхёна и Чонгука, держащихся за руки в кругу. Он очень надеется, что кто-то фотографирует это. — Я… дело не в том, что ты мне раньше не нравился, но…       Юнги не хотел обрывать своего хёна, но он качает головой, вставляя: — Нет, нет, хён. Я понимаю, что ты имеешь в виду. И спасибо. Я и сейчас себе нравлюсь. Я чувствую себя действительно хорошо. Я… эм… Я думаю, что у меня был небольшой прорыв в тот первый раз, когда Чонгуки заболел. Это помогло мне многое осознать. И теперь я не так строг к себе. — Это хорошо. Это действительно заметно, и я горжусь тобой. Я знаю, что многое произошло, и мама этого не скажет, но сначала у всех нас были некоторые опасения, когда она рассказала нам, что происходит. Я восхищаюсь тобой. Ты, кажется, хорошо справляешься с этим, и в последнее время ты даже сияешь.       Юнги моргает и смотрит на своего брата. — Знаешь, Хосок-и сказал то же самое не так давно, — они слышат щелчок камеры сбоку, и Юнги поворачивает голову в направлении звука. — Беги, Тэхён! — они слышат визг Чимина, когда он подхватывает мальчика и камеру, убегая от Юнги и его хёна, будучи такими воодушевленными и веселыми.       Юнги чувствует, как его дергают за хвост, и смотрит вниз, чтобы завидеть Чонгука, очень возбужденно атакующего его. Он игриво закатывает глаза. — И ты тоже, малыш. Да! Пак Чимин, посмотри, какие привычки ты прививаешь детям, ты, сказочно-крылатый преступник! — кричит вдогонку тот, поднимая малыша на руки.       Его брат ухмыляется, приподняв бровь. — Представь себе это, — напевает он, уходя.       Когда Чимин выносит торт, они поднимают на руки Чонгука и Тэхёна, и все четверо вместе задувают свечи. Немного позже у Юнги в кабинете будет висеть эта фотография в рамочке.       Юнги и Чимин лишены сна после планировки, справления вечеринки, разбирания вещей, перенося подарки домой и укладывания спать двух объевшихся тортом детей. Когда они уходят от детей, уложенных спать вместе со сказкой, Чимин тихо выводит Юнги в коридор и обнимает старшего за шею. Юнги подходит ближе к младшему, обнимая за талию. Они вместе раскачиваются в своих объятиях. Юнги опускает голову на изгиб шеи Чимина. Чимин отвечает тем же, мягко проводя пальцами по затылку Юнги. — Я устал, — бормочет Юнги. И Чимин хихикает, как от чувства, так и от щекочущего дыхания Юнги на его шее. — Ты сегодня выглядел очень мило. Так вкусно пахнешь… — он утыкается носом в изгиб шеи Чимина.       Чимин тихо хихикает:  — Кто знал, что тебе нужно было упасть в обморок, прежде чем ты стал таким обидчивым. Прекрати это делать, хён… щекотно! — Чимин скулит, но не отпускает. На самом деле, он больше льнет к Юнги.       Юнги выводит круги на тазовых костях и пояснице Чимина, массируя. — Мы и правда устроили вечеринку для двухлетнего ребенка. У нас на самом деле есть ребенок… — Мы родители, хён! — щебечет Чимин. — Мы действительно все это сделали сегодня. Я не могу поверить, что у тебя был хвост! — хихикает он.       Юнги фыркает, все еще не сдвигаясь с места. — И у тебя есть все доказательства, — мужчина зевает.       Чимин хихикает и пытается схватить Юнги за руку, но старший не двигается с места. Хихикая, он говорит:  — Давай, хён. Ты такой восхитительный. Давай уложим тебя в постель.       Юнги разворачивается и позволяет отвести себя в спальню. Он падает лицом в кровать, а за ним наблюдает хихикающий Чимин. Чимин собирается уходить, но Юнги быстро хватает его за запястье. — Останься.

***

      Когда Юнги просыпается, то понимает, что его голова лежит точно не на подушке. Он замирает, позволяя глазам привыкнуть к темноте. А затем он проверяет часы — ближе к рассвету. Он слышит, как оживают птицы. Солнце едва выглядывает из-за горизонта, и все же, когда он смотрит в окно, на небе все еще сияют звезды и луна. Опуская взгляд на постель, Юнги понимает, что они с Чимином, вероятно, сплелись во время сна. Он наблюдает за тем, как размеренно вздымается грудь младшего. Мягко улыбаясь самому себе, он любуется видом рядом с ним. Все еще уставший и надеющийся еще немного поспать, прежде чем дети проснутся, мужчина опускается на бок, продолжая наблюдать за Чимином.       Чимин спит, надув губы. Это самая милая ангельская вещь, которую он когда-либо видел. Юнги опускает руку на лицо Чимина и обводит его черты лица, убирая волосы с глаз. Но он точно не ожидал, что Чиминова рука опустится поверх его собственной, покоящейся на щеке младшего. Чимин улыбается, не разлепляя трепещущие глаза. Он утыкается носом в раскрытую ладонь, тихо хихикая. Композиция Дона на заднем плане, нежное потрескивание радионяни, мягкое, но ритмичное дыхание между ним и Чимином, в целом, все это звучит как создание двенадцати-тональной композиции. Но Юнги смотрит в мягкие, сонные, наполненные кофе глаза, и все звуки заглушаются.       Чимин закусывает нижнюю губу, застенчиво улыбается и скользит под одеяло. Юнги улыбается про себя, а затем присоединяется к зазывающему к себе парню. Он на дюйм приближается к нему, положив руку на щеку Чимина. А тот проводит кончиками пальцев по контуру лица Юнги. Мужчина закрывает глаза, чувствуя, как тепло его дыхания смешивается с дыханием Чимина. Чувствует момент, когда молодой человек прижимается еще ближе. Их лбы соприкасаются. Носики тоже. Его сердце колотится, и он задается вопросом: Чимин чувствует то же самое? Юнги чувствует, как они оба глубоко дышат, как их грудные клетки вздымаются.       Синхронность.       Пальцы Чимина скользят по губам Юнги. — О, Боже, пусть губы делают то, что делают руки, — чуть громче шепота произносит Чимин, словно читает молитву.       Юнги свободной рукой обнимает Чимина за талию. Он открывает глаза, смотрит на младшего. Он может видеть изгиб его ресниц и искру в его ярких, красивых глазах. Медленно, нежно Юнги чувствует, как Чимин выдыхает, а затем касается губами его губ. На мгновение он смакует едва заметное прикосновение. Наслаждается тем, как мягкие, нежные губы Чимина накрывают его собственные. Наслаждается сладостью миллиметров между ними. Чувства только начинают нарастать. Он чувствует, как Чимин улыбается в поцелуе. Юнги не может не улыбнуться в ответ. Он легкий, воздушный и покалывающий. Наконец, когда напряжение становится слишком высоким, он замыкается. Быстро углубляется. Дыхание, и руки, и трепещущие ресницы, и языки. И Чимин хихикает. Если саундтрек к «рассвету» будет сопровождаться хихиканьем Пак Чимина, Юнги больше никогда не будет проклинать то, что проснулся так рано. — Привет… — шепчет Чимин, хихикая, как только отстраняется от мужчины. Он облизывает губы и снова расплывается в плавном тихом смехе. — Доброе утро, — мягко отвечает Юнги, растягивая губы в улыбке. Их губы снова соединяются, Чимин хихикает во время поцелуя, а Юнги чувствует себя взрывным и легким. Это пастельные тона и блестки. Это детская радость и летний дождь. — Привет… — Чимин снова хихикает, краснея и сияя. Смелый, яркий и сияющий. — Ты уже говорил это, — усмехается Юнги между поцелуями. — Мы должны вести себя тихо, да? — и Чимин кивает, ухмыляясь, приближаясь к Юнги. Глубины, которые исследуют их губы, различны, приливы и отливы, взлеты и падения.       Темп их дыхания увеличивается. Чимин продолжает хихикать. Они ближе, глубже, горячее. Руки исследуют тело. Сначала аккуратно, как будто касаешься пальцами лепестков цветов. Затем более грубо, будто ухаживаешь за землей. Спина изгибается дугой. Дыхание сбивается. Сердца бьются быстрее, сильнее. А Чимин все еще хихикает. — Айщ! Пак Чимин, ты нас выдашь, болван! Тс-с! Будь тише! — шепчет Юнги. Чимин хихикает над его упреками, на что Юнги затем добавляет: — Мне тебе нижнее белье в рот запихнуть?       Чимин утыкается головой в плечо Юнги, подрагивая от смешков. — О, как извращенно, хён! — а затем Чимин вновь смотрит на него с мягкой улыбкой.       Точно так же Юнги не может сдержать улыбку, которая все еще не сошла с его лица. Осыпая поцелуями лоб Чимина, затем его нос, он намеренно пропускает тронутые улыбкой губы и оставляет легкие поцелуи вдоль изгиба его шеи. Чимин снова хихикает, а Юнги мило фыркает. — Чимин, — он пытается прошептать серьезно. Они оба знают, что он что угодно, только не: — Ты разбудишь детей в любую минуту!       Чимин извивается, ухмыляясь и тихо поскуливая. — Я ничего не могу с этим поделать. Мне щекотно!       И, может быть, эта воздушность ударяет Юнги в голову. Он чувствует себя бодрым и свободным, а также наглым. — О, серьезно? — шепчет прямо в ухо Чимину.       Он чувствует, как реагирует тело Чимина. Давая парню подушку, чтобы он кусал ее, Юнги продолжает слегка щекотать младшего по бокам с озорной улыбкой. Приглушенное волшебное хихиканье Чимина наполняет комнату. Все это расцветает в своем собственном темпе. Несмотря на то, что они оба знают, что дети могут проснуться в любой момент, спешить некуда. Юнги улыбается, снова убирая волосы с лица Чимина, а затем слегка целует его трепещущие веки. — Привет… — в третий раз произносит Чимин. Хихикающий, яркий, ослепляющий.       Юнги игриво закатывает глаза. — Опять же, ты уже сказал это… ауч! — Чимин ткнул его в бок, на что Юнги лениво усмехнулся. — Эй, прелестный…       На этот раз разум Юнги ясен. На этот раз он просто здесь, в данный момент. В этой энергии, которая вибрирует, когда все вокруг наэлектризовывается. И прямо сейчас это кажется правильным. Как свободное падение. Когда прыгаешь, не зная, сможешь ли приземлиться. Руки с увлечением исследуют неизведанные места. К музыке на фоне прибавляются нашептанные обещания и указания… — Еще… — Там… — Да…       И они взлетают вверх. Вместе. Выше. Адажио и па-де-де под ритмичные звуки скрипящей кровати, потрескивания монитора, тел, говорящих на языке экстаза, птиц, сверчков и лягушек вдалеке. Нежно. Вяло. Без остатка. Они поглощены друг другом, в этом пространстве. Страсть, обжигающая до синевы. Они поднимаются вместе, покоряют новые высоты. Затем кульминация, заканчивающаяся клише. Затем они валятся друг на друга. Насытившиеся. Улыбающиеся. Их окутывает эйфория. — Привет… — Чимин все еще смеется, улыбаясь так ярко, подобно стробоскопу. — Ну привет, красавчик. — Ты считаешь меня красивым… — Ты знаешь, что ты красивый и что я так думаю, сопляк.       Он больше хихикает, прячась от взгляда Мина. — Ну, я тоже думаю, что ты красивый, хён! — Кто знал, что ты будешь таким глупым… — Я ничего не могу поделать! Я просто счастлив! — Серьезно? — Да. — Я тоже. Я тоже счастлив.

***

— Ты спал с ним, не так ли?! Конечно, ты наконец-то вонзил в него свои когти, так? Вы спали вместе?! — Юнги не успевает заметить пришедшего, как вдруг слышит его.       Он просто уложил детей вздремнуть, пока Чимин мыл посуду. Хосок пришел под предлогом планирования видео-сюрприза для Намджуна на день рождения. И это могло быть правдоподобно, учитывая, что день рождения его друга через несколько дней. Но Хосок никогда не приходит один на выходные. На самом деле, Хосок редко приезжает на выходные, даже когда Намджун здесь. Для Юнги действительно не нужно быть ученым-ракетчиком, чтобы понять, почему. Прежде чем он успевает вмешаться, он слышит голос Чимина. — Я действительно не понимаю, какое тебе дело… Кто-то, скорее всего, Хосок, фыркает:  — Только слепой не заметит плохо спрятанный укус. Это полностью мое дело, Чимин. Это мой лучший друг! Ты не можешь разрушать жизни людей, и вы оба поступаете как эгоисты, делая это в присутствии детей! — Хосок-ши, ты даже не так часто бываешь с нами и детьми, честно говоря, — Юнги слышит, как Чимин тормозит. Скорее всего, он проводит руками по волосам. — Послушай… несмотря на то, что ты думаешь, я уже не тот человек, которым был тогда, и ты тоже, — наступает короткое молчание. Какой-то шуршащий звук.       Чимин продолжает:  — Очевидно, я причинил тебе вред, и мне жаль, Хосок-ши. — Да, это имеет смысл… сейчас, — Хосок фыркает. — Ну, все, что у нас есть, — это сейчас! Я уже извинялся раньше. Ты так зациклился на чем-то, что произошло так давно, и ладно, я понимаю. Это явно причинило тебе боль. Я явно причинил тебе боль. Но ты не можешь держать меня в заложниках, или хёна, если уж на то пошло, — сокрушается Чимин. — Он не твой хён! — Он значит для меня гораздо больше! — Чушь собачья!       Чимин громко фыркает, в его голосе явно слышится раздражение. — О боже… Я не знаю, что сказать, чтобы ты отвязался от меня! И вообще, это еще имеет ко мне хоть какое-то отношение? Потому что я знаю, что ты вешаешь трубку и… — Осторожней со словами… — Хосок, кажется, рычит, угрожающе и хищно, так, как Юнги никогда раньше не слышал от своего друга. И с него хватит, поэтому он спускается с лестницы.       Войдя в комнату, он видит, как глаза Чимина расширяются, как только он замечает его. Хосок жестикулирует, как будто хочет продолжить говорить, но останавливается и оглядывается, заметив, что взгляд Чимина больше не устремлен в его сторону. Шок также отражается на его лице. — Нет, пожалуйста, продолжайте. Не останавливайся из-за меня, — предлагает Юнги, скрещивая руки на груди.       Хосок пожимает плечами:  — Я просто хочу посмотреть на себя со стороны… — и он направляется к Юнги.       Но Юнги встает прямо перед ним.  — Но ты был на такой роли, Хосок. Зачем сдерживаться сейчас? — он пытается сдержать свое разочарование и потенциальный гнев. Но это застревает у него в горле и неприятно клокочет.       Хосок моргает, его глаза широко распахиваются, а потом он берет себя в руки и расправляет плечи. — Хён, я просто думаю… — но Юнги поднимает руку, останавливая.       Хосок выглядит ошеломленным этим жестом, даже делая шаг назад, чтобы собраться с мыслями. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, ты так зациклился на проецировании своих безответных чувств ко мне, что недооцениваешь и обесцениваешь глубину наших с Чимином отношений, — и Юнги видит, как шок окрашивает лица парней. — Да, Хосок, я знаю, что ты и Намджун оба годами пытались медленно убедить меня, что мы трое могли бы быть вместе. Я никогда не хотел вести с тобой подобный разговор, но эти нападки выходят из-под контроля. И я не хочу осуждать ни тебя, ни Джуна за ваш выбор, но с меня хватит. Я устал наблюдать за этой тоской, а теперь ты вымещаешь свою ревность на Чимине? Это не ты. Это не тот Хосок, с которым я дружил годами. Поправь меня, если я ошибаюсь…       Хосок хлопает глазами ошеломленно. Он начинает метаться, что Юнги это напоминает зверя в клетке. Он в ловушке. — Т-ты… — Ты думаешь, я не заметил, как ты стал приходить чаще? Как будто ты метишь какую-то территорию? Ты думаешь, я не знаю, что ты затащил Чимина в мою комнату, чтобы угрожать ему? Ты думаешь, я не знаю, что ты наблюдал за нами обоими, как ястреб? Ты думаешь, я не знаю, что Чимин просил тебя держаться на расстоянии, потому что ваши отношения никак не складываются? Я просил вас обоих, тебя и Джуна, доверять мне и моей самостоятельности и умении делать собственный выбор. Но все же вы настаиваете на том, чтобы приходить в мой дом и заставлять моего гостя чувствовать себя некомфортно! Ты думаешь, я не знаю, что иногда твоя форма заботы перетекает в опеку и что это удовлетворяет твое скрытое желание заботиться обо мне? Хосок, не пойми меня неправильно, когда я нуждаюсь в вас обоих, я даже не могу отблагодарить тебя в полной мере. Но это? То, что ты делаешь, как ты себя ведешь, заставляет меня чувствовать, что я недостаточно хорош.       Затем он делает глубокий вдох. Он пытается справиться с жжением, поднимающимся в горле. — Нет, хён. Это не то, что я хотел сказать. Я просто не думаю, что он достаточно хорош для тебя… — Но ты действительно не можешь решать это за меня, и это прямо здесь доказывает мою точку зрения. Ты ничего не знаешь. Тебя даже ничего не остановило, чтобы спросить меня. Просто потому, что я решил какое-то время побыть один, это не значит, что мне нужно, чтобы ты нянчился со мной. Я все еще не понимаю, как, черт возьми, вы оба додумались до того, что способ вытащить меня из моей так называемой скорлупы — это вторгнуться в мое личное пространство без моего разрешения и зарегистрировать на сайте знакомсв. И теперь, когда это, оказалось, укусило тебя за задницу, ты хочешь забрать свои слова обратно? Что происходит на самом деле?! Хосок, потому что я ни на секунду не верю, что это из-за Чимина… — заключает Юнги, вдыхая. Чимин уже подорвался, чтобы покинуть комнату, но Юнги посмотрел ему в глаза, показывая, что хотел бы, чтобы он остался. Так что Чимин повинуется и тихо садится на диван. — Я не думаю, что мы должны вести этот разговор с ним здесь, хён… — тихо упоминает Хосок.       Юнги качает головой. — Ты не должен этого делать. Я хочу, чтобы Чимин был здесь. Он заслуживает права знать, почему ты так ополчился.       Хосок фыркает.  — Окей… Хён, мы перегнули палку. Мы волновались. Мы настроили для тебя профиль. А потом, когда я понял, кто это был, это заставило меня осознать пару вещей. Он заманил меня, заманил Намджуна, так же, как он делал это раньше, когда мы были вместе. И поэтому ты прав. Возможно, это было из-за того, что я запутался в разведенном им дерьме. Он манипулирует тобой, хён. Это все притворство. Он говорит то, что ты хочешь услышать, заставляет тебя обожать его, целовать руки и ноги, все это мило, но все это притворство. В ту минуту, когда что-то пойдет не так, как он хочет, он отвернется от тебя, точно так же, как он сделал со мной! Это не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе. Или, может быть, это так, но точно не так, как ты думаешь. Я не был против того, чтобы ты встречался с кем-то другим. Я просто настроен против него. Я просто не хочу видеть, как тебе будет больно.       Юнги наблюдает за Чимином: он скрипит зубами и стискивает челюсти. Пак выглядит так, как будто несколько раз хотел вмешаться, но либо передумал, либо попытался придумать что-то получше.       Мин поворачивается, чтобы посмотреть на Хосока. — Я помню, как ты был сбит с толку, замкнут и обижен из-за того, что произошло между тобой и Чимином. Но ты не должен делать эти выводы за меня. На самом деле ты даже не можешь сделать их за Чимина, если не выслушал его точку зрения. И я знаю, что ты годами не разговаривал с ним, потому что именно я продолжал прятать тебя или блокировать его звонки. Итак, у тебя свое видение этой истории, и я не знаю, останешься ли ты правым. Но что я знаю точно, так это то, что ты действительно понятия не имеешь о Чимине и мне. Так что я поясню, если ты не понял.       Он проводит рукой по волосам, затем продолжает:  — Знаешь, как бы я описал то, что между нами? Легкость. И некоторые люди могут воспринять это слово пренебрежительно. Но не я. Легкость может быть самым освобождающим словом… чувство… способ описать то, что я чувствую. Это, оказывается, настолько просто… Хосок, есть пустоты, которые мне стоило бы заполнить своими словами, и тем не менее, у нас никогда нет недосказанностей. Знаешь почему? Потому что мы разговариваем друг с другом. Мы не храним секретов. И мы можем наслаждаться тишиной, находясь вместе, потому что даже она может быть громкой. И когда кажется, что есть невысказанные слова, я знаю, что это по моей части. Потому что мне нужно время, чтобы полностью это понять. И он может не задумываться, что я знаю это о нем, но я знаю, что он даст мне время на подумать: минуту, или пять, или столько, сколько мне нужно. Он думает, что я не знаю, что эти его маленькие притворные свидания на самом деле свидания, и он пытается узнать меня получше, пытается понять, согласен ли я с ним. Это то, как я знаю, что он пытался заставить меня видеть в течение нескольких недель, потому что он слишком беспокоится о том, что может быть слишком ярким, даже когда я просил его не тускнеть в своих чувствах.       В этот момент он полностью сосредоточил свое внимание на Чимине, хотя технически он разговаривает с Хосоком. Он видит, как глаза Чимина немного расширяются. Тем не менее, он продолжает. — Потому что дело в простоте. Нас и так окружает столько драмы, но все же это похоже на дыхание. Я люблю его, Хосок, — Чимин и Хосок бледнеют. И с губ Юнги срывается стон, потому что это не то, как он хотел выразиться.       Хосок фыркает и недоверчиво смотрит на Юнги. — Х-хён. В-вы едва знаете друг друга. Как ты можешь отдаленно говорить, что это любовь? Вы спите вместе, и вдруг это любовь? — Да, любовь. Я люблю Пак Чимина. Я люблю тебя, Пак Чимин, и мне жаль, что все так вышло, что я не обязан ничего объяснять, но Хосок, ты действительно раздвигаешь границы нашей дружбы прямо сейчас. И я изо всех сил стараюсь не сказать того, о чем потом могу пожалеть, но ты так упорно ничего не хочешь слышать. И если после этого жалкого признания он примет меня и мои чувства и, возможно, даже ответит на них взаимностью, я планирую провести остаток своей чертовой жизни, показывая ему, что я понимаю его. Что я вижу его. Что я ценю его усилия. Что я так благодарен ему, что он тоже меня видит. Ты не можешь диктовать мне, что такое любовь. Ты или никто не должен тратить время на любовь ко мне. Когда я думаю о том, чтобы проснуться и разделить с кем-то жизнь, я слышу нелепые песни, сочиняемые ради этих детей. Я смотрю на танцевальные вечеринки посреди кухни и нашей гостиной, полной подушек, одеял и еды повсюду. Я слышу, как западные поп-культурные штучки захватывают власть и разлагают детские мозги. Ты думаешь, я не думал о том, как может выглядеть мое будущее с партнером и детьми? Я постоянно думаю о том, насколько я хорош, думаю о том, что мне может понадобиться или чего я хочу, и я не вижу Чимина. Яркий, смелый, неоновый Чимин. Если ты не можешь принять это, тогда мне придется попросить тебя покинуть мой дом, Хосок.       Вся комната погружается в мертвую тишину. Юнги не будет корить себя, но он знает, что Чимин заслуживает лучшего. Заслуживает большего. И Минн решает, что если он позволит себе дать Чимину больше. Он осмеливается взглянуть на парня, который сидит на диване потрясенный, со слезами на глазах. — Т-ты никогда не говорил, что можешь влюбиться так скоро… — шепчет Хосок. — У меня не было для этого причин. — Ты знаешь его всего месяц или около того. Я-я не знаю, могу ли я доверять этому, хён… — Хосок признается.       Юнги вздыхает, проводя рукой по волосам. — Это не в твоих обязанностях. Но если ты не можешь мне доверять, какой смысл в нашей дружбе? — А когда он предаст тебя и выставит твои деяния на всеобщее обозрение после того, как не сможет добиться своего, но потом притворяется, что это была какая-то пьяная ошибка, потому что он милый и его нужно простить? Ты пожалеешь об этом. — Хосок, я не могу представить, каково было тебе, даже когда я пережил часть этого с тобой. Но я знаю, что я чувствую, и я прошу тебя уважать мои чувства. — А если я этого не сделаю, ты скажешь мне отвалить? Зачем все эти годы дружбы? Я любил тебя, и этого было недостаточно. Джун любил тебя, и этого было недостаточно. Но это? Вдруг это и есть любовь? — Я не думаю, что у кого-то из нас здесь есть одномерная любовь, Хосок. То, что я испытываю к Чимину, может быть, и не то, что я чувствую к тебе, но моя любовь не поверхностна, как и твоя. Я не хочу быть в романтических отношениях с вами двумя, но вы все еще мои друзья. И я счастлив. Я счастлив с Чимини…       Хосок усмехается и качает головой, но делает глубокий вдох. Он смаргивает слезы, когда спрашивает:  — Ты никогда не посмотришь на меня так, как смотришь на него? — Хосок, что, если бы это был другой Чимин, с которым ты меня свел, но я все равно пошел на это свидание и действительно поладил с ним? Что, если бы я решил, что хочу начать встречаться с ним, и это привело бы меня к любви? Было бы по-другому? — задумывается Юнги. — Какой был смысл заставлять меня идти на свидание, если ты знал, что все еще питаешь ко мне чувства? — Я хотел помочь тебе выбраться из твоего упадка, и, может быть, ты снова начал бы приходить в себя, Юнги! Я…       Но Юнги останавливает его:  — Ты хочешь сказать, что пытался манипулировать мной, чтобы я мог проводить больше времени с вами двумя?.. — Н-нет, это не то, что я… — Хосок, пожалуйста, покинь мой дом. Но Хосок умоляюще подходит ближе к Юнги. — Нет, хён, пожалуйста, это не так! — Я не ненавижу тебя. Но последние сутки были для меня очень эмоциональными, я почти не спал, и я не хочу говорить или делать что-то опрометчивое. Мне просто нужно немного времени, пожалуйста. Я только что сказал мужчине, которого люблю, что люблю его, пытаясь урезонить тебя. Это действительно дерьмово, и он заслуживает лучшего. Пожалуйста, Сок-ки. Я позвоню тебе позже, давай поговорим позже, когда остынем и я буду более благоразумен?       Хосок выглядит так, как будто собирается сказать что-то еще, но решает не делать этого. Он вытирает слезы с лица и кивает. — Прости, хён… — парень направляется к двери.       Когда он уходит, Юнги делает глубокий вдох, будучи опустошенным, но ему нужно сделать кое-что очень важное. Он опускается на диван рядом с Чимином, который смотрит на него широко раскрытыми глазами и тихо плачет. Юнги вытирает слезы с его лица и мягко улыбается. — Привет… — тихо говорит он. — Ты любишь меня? — немедленно спрашивает Чимин. — Да, это так. Очень сильно. Послушай, Чимин-ах, я так… — но затем его затыкают поцелуем. В частности, Чимин накрывает его губы своими, и младший делает наклоняется вперед и оказывается сверху на Юнги, опуская мужчина на спину.       Этот поцелуй полон огня, интенсивности. Когда они расстаются, задыхаясь, но страстно желая большего, Чимин говорит:  — Я никогда, никогда не хочу слышать, как ты извиняешься за то, что любишь меня, — а затем они снова целуются. В конце концов им приходится отстраниться, чтобы перевести дыхание. Чимин проводит пальцами по волосам Юнги, улыбаясь. — Привет, сладкий, — тихо говорит Юнги. И Чимин снова хихикает, зарываясь головой в изгиб шеи Юнги, заключая в крепкие объятия. — Да! Пак Чимин, мы занимались любовью раньше, я признался тебе в любви, а ты все еще ведешь себя как краснеющая невеста? — дразнит парня Мин, но успокаивающе поглаживает младшего по спине. Чимин что-то бормочет Юнги в плечо. — Прости, что? Мне обязательно тебя щекотать, а? — это заставляет Чимина отреагировать. Он шлепает Юнги и снова поднимает голову. — Я сказал, что на самом деле у тебя это признание заняло слишком много времени, — хмыкает Чимин для пущей убедительности. — Ты же не думаешь, что я не уловил все эти не очень тонкие намеки? Все те не-свидания, которые на самом деле были свиданиями? Все время, когда ты прижимаешься ко мне и пытаешься отрицать, что мы вместе? Чертовы джинсы в обтяжку, а ты выставляешь свою задницу напоказ? Кстати, это был такой удар ниже пояса. Подло и нечестно! Или когда твои глаза загораются всякий раз, когда я говорю что-то вроде нашей семьи или наших детей? Как ты мог не подумать, что я специально издеваюсь над тобой? Я должен был отомстить тебе за те джинсы. И за кого ты меня принимаешь? Я медленно реагирую, но я не тупой, — Юнги изображает отвращение и слегка щиплет Чимина за бедро.       В ярости Чимин щелкает того в лоб, — Мин Юнги, ты специально издевался надо мной? Что это за любовь такая?!       Юнги слегка смеется, затем улыбается, серьезно глядя в глаза Чимина.  — Хэй… Я просто хочу, чтобы ты знал, что я вижу тебя, и я знаю, что ты тоже видишь меня. И я хочу, чего бы это ни стоило, быть с тобой. Если это нормально. Я люблю тебя, Пак Чимин. Мне с тобой легче.       Глаза Чимина снова наполняются слезами, и он утыкается головой в плечо Юнги. Он громко жалуется, что-то очень похожее на:  — Прекрати доводить меня до обморока, ты, чертов романтический пират!       Юнги хихикает, целуя Чимина в макушку. — Как пожелаешь… — предлагает он, и Чимин тут же вскидывает голову, недоверчиво и удивленно смотря на мужчину. Когда Юнги подмигивает, Чимин пищит, спрыгивает с дивана и бежит наверх. — Я не могу поверить, что ты смотрел «Принцессу-невесту» без меня! — Чимин надувает губы позже тем же вечером. Они лежат вместе в постели. Юнги осыпает Чимина поцелуями.       Он поднимает голову. — Это то, о чем ты думаешь после секса?       Чимин хихикает и игриво шлепает мужчину. Он обхватывает ладонями лицо Юнги, и их губы снова неторопливо встречаются. — Я так сильно люблю тебя, Мин Юнги, — усмехается Чимин. — Это невозможно, — отвечает Юнги, продолжая целовать парня, — Я люблю тебя сильнее. — Не могу поверить, что мы из тех пар, которые превращают все в соревнование. Я не могу поверить, что мы оба так себя чувствуем! Так странно, что это кажется… таким… простым? Я клянусь тебе, я действительно просто хотел этот молочный коктейль, хён. Ничего больше. Я думаю, это действительно правда, такие вещи случаются, когда ты меньше всего этого ожидаешь. — Мы еще должны сказать об этом Тэхёну… — Юнги стонет, а Чимин смеется. — Я не знаю, хён. Он уже называет нас своими родителями. И он привык к тому, что мы держимся за руки и обнимаемся. Может быть, мы просто продолжим в том же духе и позволим ему видеть это, — предлагает Чимин, проводя кончиками пальцев вверх и вниз по руке Юнги.       Юнги вздрагивает от прикосновения. — Ты так говоришь только потому, что тебе завтра на работу и я беру на себя эту ответственность. Ты не такой хитрый, Пак Чимин. — Может быть да, может быть нет, но ты все еще любишь меня, — парирует он певучим голосом.       Юнги приподнимается и оказывается над Чимином, упираясь руками в матрас по обе стороны от него. — Ага, это так, — он думает обо всем этом. И Чимин прав. Нет никакого напряжения. Никакого притяжения. Никакой затянувшейся неопределенности. Это просто происходит. И, может быть, они оба так привыкли ко многим другим вещам, что кажется, будто они ждут, когда мяч упадет. Он снова начинает покрывать поцелуями тело младшего. — Юнги! — скулит Чимин, пытаясь остановить мужчину. — Мы не можем трахаться всю ночь, мне нужно идти спать… Прекрати это… Не останавливайся… Да, определенно продолжай это делать…

***

— Я не собираюсь прибегать к банальным угрозам. Я приберегу это до того момента, когда увижу Хосока. Я не могу поверить, что он на самом деле сказал все это Чимину и не подумал, что я все равно узнаю, — делится раздраженно Джин, записывая что-то еще на бумаге. Юнги знал, что Чимин, скорее всего, расскажет об этом Джину.       Юнги продолжает перекатывать мяч на пару с Чонгуком:  — Сок-ки очень сильно переживает, и, надеюсь, со временем он во всем разберется. Я верю в это. — Я понимаю. И я знаю, каково это было — собирать по кусочкам Пак Чимина. Он был опустошен. Он продолжал винить себя. Он становился все строже и строже к себе. А потом эти придурки лишили его единственной вещи, которая позволяла ему держать себя в руках. Какое-то время я действительно думал, что мы потеряли его, Юнги. Не пойми меня неправильно, Чимин ни в коем случае не хрупкий. Но когда он любит кого-то, то любит всем своим сердцем. И он любит сильно. И та оболочка, в которую он себя загнал, была невероятно прочной, — он поправляет волосы и вздыхает. — Хотел бы я сказать тебе, насколько это важно. Видеть его таким. Но я горжусь им. Потому что это показывает мне, что он, глупая задница, действительно работал над собой все это время. Кто же знал? — ухмыляется мужчина, практически язвя. — Я просто хочу, чтобы вы дали обещание друг другу. Обещай быть добрым, обещай быть правдивым, обещай разделять с ним работу, усердно работай, ты же не глупый. Пообещай сделать все, что в твоих силах, вложи в это все силы и выложись по максимуму. Обещай наслаждаться каждым моментом, проведенным вместе. Если у вас получится, то я — самый счастливый хён! — вздыхает Джин, пожимая плечами.       Чем больше Юнги узнавал своего хёна, тем больше понимал, что это самое лучшее, что он когда-либо слышал о Ким Сокджине. — Думаешь, мы не поторопились из-за всего этого?.. — Вы двое?! Пожалуйста. Смотреть, как вы вместе танцуете, хуже, чем смотреть, как сохнет краска, смешно по-твоему? Честно говоря, Юнги, я поставил на то, что ты будешь в неведении еще как минимум восемь месяцев. Я все еще в шоке, что твой мозг способен так быстро работать. Чимин практически бросался на тебя: «О, Юнги-хён, ты просто о-о-о-очень интересный!», да, это было отвратительно. Я думаю, это было действительно очевидно, потому что в последнее время происходили абсолютно другие вещи. Но да, я рад, что он больше не тоскует, наконец-то я избавился от этих страданий! — усмехается тот, и Юнги не может сдержать смех.             Юнги следит за Тэ, который занимался изучением алфавита со своим дядей Джинни. — Не говори так о нем. Я не знал, что его влюбленность настолько очевидна. — Влюбленность? Да пожалуйста! Я бы подразнил тебя за то, как ты взволнован прямо сейчас, но на самом деле, я серьезно, Юнги. Я не видел его таким. Даже с Хосоком. Это не сравнение. Просто, это другое. Это больше касается не тебя, а Чимина. Я имею в виду, что я уже видел, как он переживает свою влюбленность, но сейчас это было совсем иначе, поверь мне. Он действительно заставил меня волноваться, понимаешь? Вот почему я пришел сюда, чтобы обо всем узнать. Мы провели месяцы, ужиная вместе. Это было похоже на то, что я кормил его, чтобы он не умер с голоду, — затем он начинает хвалить Тэхёна за то, что он так хорошо справился.       Маленький мальчик так ценен в своем внимании: высунутый язычок, сморщенный маленький носик, нахмуренные бровки. Сосредоточенный. Юнги и Джин молча воркуют над тем, как очаровательно выглядит дитя. Юнги достает свой телефон, чтобы сделать фото. — Почему вы двое тогда никогда не встречались? — задается вопросом Мин, подбирая ракурс. Он хочет убедиться, что фото, которое он собирается показать Чимину, будет идеальным.       Джин выглядит крайне не впечатленным. — То же самое, если я спрошу, почему ты не стал встречаться с этими тоскующими по тебе придурками. Они пытаются подсластить мне, надеюсь, ты знаешь. Я все еще не могу принять это. Не пойми меня неправильно, но мы с Чимином слишком убийственный тандем. Я имею в виду, посмотри на нас, здрасьте, приехали. Но это не то, что нам нужно друг от друга. Я даже не думаю, что мы когда-нибудь хотели вступить в отношения. — Я… эм… Я бы не счел странным, если бы… если бы ты встречался с Намджуном и Хосоком. Я имею в виду, если ты, конечно, захочешь, — говорит Юнги, смутившись.       Джин вопросительно смотрит на Юнги, затем качает головой. — Если бы, я имею в виду, если бы я хотел каких-либо отношений с кем-либо или, в данном случае, втроем, не думаю, что я был бы против. Ты же знаешь, я не всегда могу спасти положение. Все зависит от моего желания. Мы понимаем друг друга, я думаю. Вот почему я тебе не угрожаю. Но мне лучше не говорить с вами обоими. И этим двоим, кстати, еще предстоит проделать кое-какую работу, прежде чем я хотя бы отдаленно соглашусь на эту авантюру. Но забавно, как я обвожу их вокруг пальца, — а потом он подмигивает.       Юнги смеется, обнажая десны. Качая головой, он продолжает:  — Да, вы с Чимином настоящие друзья. — Я серьезно, Мин Юнги. Я вижу, как ты заботишься о нем, как он заботится о тебе. Какие вы усилия прилагаете, чтобы дети чувствовали себя хорошо. Я рад, что все сложилось куда проще. Это дает мне повод не волноваться. Любовь во всех ее проявлениях должна быть легкой. Что ж, вполне возможно. Пожалуйста, наслаждайтесь друг другом. И если наступит такой момент, когда ты почти разочаруешься, а дети будут рядом, — вспомни, кто вы друг для друга. Почему вы вступили в эти отношения. — Я сделаю все возможное, хён.

***

— Я разговаривал с Чимином на днях, — в одно утро невзначай говорит Намджун, просматривая новые заметки о делах.       Юнги видит его насквозь, но все равно напрягается:  — И только сейчас сказал об этом? — Д-да… мы на самом деле говорили о наших отношениях. Я имею в виду, о наших прошлых отношениях. Они не были такими экспрессивными, как я считал раньше. Я думаю, ты мог бы сказать, что Чимин был тем, кто раскрыл мой потенциал гея… Я просто перегнул палку и прыгал выше головы. Но не о чем беспокоиться, хён. Уверяю тебя, я знаю, что вы оба сейчас… — Намджун тараторит как бешеный. Его очки съехали на нос, покосившись, поскольку он продолжает изображать интерес ко всему, на что смотрит сверху вниз.       Юнги усмехается и качает головой. — Чувак, ты че как вспотел? Это из-за этой влюбленности в меня, о которой ты думаешь, что я не знал? Или ты все еще влюблен в него?       Из-за этого Намджун чуть не опрокинул свой ноутбук. — Я-я не… ладно, я думал об этом, но мы с ним в разных мирах. Хосок тоже никогда бы не расстроился. В любом случае, хён, почему ты ничего не сказал? Или я что-то упускаю… — наконец, он поднимает взгляд, задумчиво наблюдая за мужчиной. — Если бы кто-то из вас перегнул палку, я бы сказал. Но даже когда я это сделал, и, кстати, поскольку мы оба, кажется, прямо сейчас готовы поговорить об этом, то создание профиля для знакомств было опрометчивым решением… вы оба проигнорировали мои чувства! Если ты еще и рад, окажется, то я надеру тебе зад! Хотя мне есть, за что вас поблагодарить. Ведь я никогда не думал, что хотел бы провести с ним всю свою жизнь… — ухмыляется Юнги про себя, думая о том, как Чимин бурно отреагировал на подаренные ему цветы. — Черт, ты действительно все испортил, хён, — Намджун фыркает, ухмыляясь. — Да, я… мы перегнули палку. Это так. Я даже соврать не могу, что этого не было. Я просто хотел таким образом отвести свою влюбленность, чтобы ты выглядел для меня недоступным и занятым. Это звучит так странно и действительно дерьмово… — потирая затылок, сознается мужчина. — Это отвратительно. Я прямым текстом сказал, что не хочу отношений, и не потому, что уже с кем-то встречался. Да, несомненно, мы втроем очень близки… но, Джун-а, я очень четко обозначил свои границы. Когда я сказал, что не хочу отношений, то имел в виду, что меня не интересуют романтические отношения, кто бы то ни был. И это не какой-то кризис. Так что все эти наставления, подталкивания и… во всяком случае, я даже больше замкнулся в себе, нежели пришел к определенному выбору. Прошло некоторое время, чтобы я мог понять некоторые вещи, что не касается той встречи с Чимином в ресторане, не полиамурный, как вы, ребята. Но это было несправедливо по отношению ко мне, независимо от того, что вы хотели мне помочь.       Завершив, Юнги кивнул самому себе. Он рад, что они теперь прояснили это и смогли отпустить. Было странно видеть Намджуна без Хосока. Ему все еще нужно время, чтобы разобраться с некоторыми вещами, ведь это было не так давно…       Намджун усмехается и мычит про себя. — Значит, Джин-хён действительно был на высоте, — качает головой, думая о чем-то про себя, и Юнги приподнимает бровь. — Ты пять раз о нем сказал, я сейчас уйду! Дай мне знать, что ты хочешь на обед, после того, как надумаешься, — говорит Юнги, бесчувственно похлопывая друга по плечу, прежде чем уйти.

***

      Проходит еще несколько недель, учебный год для Чимина подходит к концу. Юнги берется за другой проект. У Тэхёна появляется одержимость изучением музыки. Он даже начинает остро интересоваться джазом, особенно джазом эпохи Великих американских песенников. Чонгук переходит от слогов к полным словам. Его любимые слова — «нет» и «мое». С Хосоком все еще немного неловко, но они с Юнги общаются намного лучше, чем раньше, и медленно залечивают старые раны. Чон думает, что станет более открытым для возможности наконец-то поговорить и с Чимином.       Не-свидания становятся буквально свиланиями. Юнги начинает гордиться тем, что приспосабливается ко всем поп-отсылкам Чимина. Но и он тоже готов идти в нападение, удивляя. Они вместе смотрят шоу и фильмы, узнают друг друга лучше, вместе исследуют жизнь. Чимин был прав, к большому огорчению Юнги. Они небрежно опираются на свои отношения, и для детей это не имеет большого значения. Единственный раз, когда они проспали, дети просто потребовали присоединиться к ним в постели и обниматься. На самом деле, Тэхён стал требовать больше поцелуев, и Чонгуку нравится прижимать лица Чимина и Юнги друг к другу, чтобы они могли целоваться, пока он хихикает.       Мама Юнги случайно узнает о развитии отношений между ними однажды, когда он общается с ней в видео-чате, и Чимин врывается в комнату, называя Юнги «моя любовь». Юнги получает трёпку века за то, что скрывал и так плохо обращался со своей матерью, а позже вымещает это на щекочущем Чимине, который хихикнул и удобно убежал, когда понял свою ошибку. Юнги также познакомился с семьей Чимина через видеочат, и его семья даже шумнее, чем его мама. Они завершают подготовку к поездке на выходные, ненадолго останавливаясь в Тэгу, прежде чем отправиться в Пусан.       И это так естественно, что все становится на свои места. Все, что они делают вместе. Прогулки, которые они устраивают для детей. Свидания и моменты, которые они проводят вместе. Из-за чего-то, что вошло в их жизнь и, казалось бы, не имело смысла, они все больше и больше доверяли друг другу, извлекая максимум пользы из своей ситуации. Они доверяли друг к другу. Им нужно время, чтобы насладиться тем, как все сложилось. Понять, какой страх они пережили. Что это может быть эфемерным. Что это может поглотить их обоих, сбить с ног. Но есть что-то в том, что Чимин тянет Юнги за собой, что заставляет Юнги открыться, и есть что-то в успокаивающей ауре Юнги и его уравновешенности, что заставляет Чимина хотеть остаться. Дни, часы, мгновения становятся невероятными исследованиями. Новые способы найти друг друга, понять друг друга и самих себя. Им также нравится быть свидетелями развития и роста обоих детей. И хотя у Юнги случается еще один срыв (не такой эпичный, как первый), они постепенно приспосабливаются к своей новой норме.       Это выглядит правильным, поскольку они шутят о том, что мамочка Чимина уже делает свадебные украшения, and having to fight his own eomma over not doing so that Yoongi gets the call. Обычно он не отвечает на незнакомые номера. Поэтому он разрешает ему перейти на голосовую почту, но именно тогда, когда он получает сообение, то оно выбивает его из убаюкивающего чувства безопасности. Звонок от кого-то по имени Ли Минджи-ши, который представился социальным работником. Он снова проигрывает сообщение Чимину по громкой связи, и они оба на какое-то время замирают. Социальный работник просит, чтобы дети, Юнги и Чимин были доставлены в центр по определенному адресу завтра, ровно в девять утра. Адрес предоставляется, и как только чувство страха начинает утихать, Юнги получает звоночек от Намджуна, в основном подтверждающий одно и то же. По крайней мере, они уверены, что Намджун в курсе, так что это потенциально реальная сделка. Вся их маленькая разношерстная семья собирается вместе, чтобы подготовиться, и даже Хосок мотивирует их, что все будет в порядке.       На следующее утро, когда они стоят перед зданием, в которое должны были войти, Чимин останавливает их, сжимая руку Юнги в своей: — Мы справимся с этим, хён. Несмотря ни на что, я так горжусь нами! — щебечет учитель, затем украдкой целует мужчину и хихикает.       Вначале все идет именно так, как предполагал Намджун. Они просматривают предварительные сведения о том, как дети оказались у них. Их спрашивают о том, как они справляются с уходом за детьми, есть ли какие-либо проблемы. Детей также отводят в комнату, отчего Чимину приходится успокаивающе сжимать бедро Юнги, когда он периодически поворачивает голову, чтобы посмотреть, где они находятся. Социальный работник, похоже, отвечает тем же и проводит их в комнату, в которой дети играют с двумя другими сопровождающими. Тэхён с энтузиазмом машет рукой, в то время как Чонгук начинает скулить из-за них. Они дают ребенку некоторое время, чтобы освоиться с Юнги и Чимином.       Ли Минджи-ши даже заходит так далеко, что дает ему печенье и спрашивает, как его зовут, на что он гордо восклицает:  — Куки! — сверкая своими прорезавшимися зубками и хлопая в ладоши к радости всех присутствующих взрослых. Они делают перерыв, пока социальный работник возвращает Чонгука к Тэхёну, проводя с ними значительное количество времени. Чимин снова сжимает руку Юнги, заверяя его, что, похоже, все идет действительно хорошо. Конечно, сосало под ложечкой, но улыбка Чимина успокаивает его. — Ну, я должен сказать, учитывая обстоятельства, очень похвально видеть, как хорошо дети относятся к вам, а вы к ним. Они здоровы, хорошо приспособлены, внимательны и в целом счастливы. Они выглядят сытыми, ухоженными, и это свидетельствует о том, сколько самоотверженности, приверженности и заботы вы вложили в них. В настоящее время я не вижу причин, по которым они не могут продолжать оставаться под вашей опекой. Мои комплименты вам за вашу самоотверженность в эти странные времена. Мы предоставим вам стипендию, если вам понадобятся дополнительные ресурсы для содержания малышей. Конечно, нам просто понадобится ваш адрес, чтобы иметь возможность проводить адекватные визиты на дому.       То, как Чимин сжимает бедро Юнги, чтобы сдержать визг, угрожающий покинуть его яркое и загорелое лицо, хуже, чем любой рукав для измерения кровяного давления, который он когда-либо надевал на руку. Но Юнги, похоже, это даже не волнует, потому что он чувствует, как будто огромный груз, пробывший вместе с ними больше тысячелетия, только что свалился с его плеч. Он благодарно кланяется и собирается встать.       Однако социальный работник просит его подождать. — Как бы то ни было, я бы упустил возможность скрыть свои опасения, Пак Чимин-ши, — и Юнги может сказать, что их лица выражают некоторую форму замешательства и удивления. — Вы работаете учителем в Международной школе, не так ли? — Чимин неуверенно кивает, затем подтверждает это лаконичным кивком. — Но я проверил ваши записи, и в вашем досье нет ничего, что указывало бы на то, что вы сообщали о каких-либо потерянных или пропавших детях своему начальству. Разве вы не уполномочены? — Ну, да, это так, сонсенним. Но это обычно делается, когда я нахожусь на занятиях со своими учениками… — глаза Чимина распахиваются, но он уравновешен, уверен в себе, держится прямо. — Итак, вы признаете, что допустили бы, чтобы уязвимые дети подвергались риску за пределами вашей школы? Вы детский педагог, и я нахожу это достаточно тревожным… — внутренности Юнги начинают скручиваться в узлы, особенно когда Чимин брызжет слюной. Ему не нравится, к чему, по его ощущениям, все идет. — Нет, это не то, что я…       Социальный работник прерывает его, и Юнги приходится закрыть лицо, чтобы скрыть свое рычание. — Так вы говорите, что тогда вы действительно сообщили о пропаже или потере детей? Потому что я связался с вашим школьным начальством, и они сообщили, что не знают об этом, так что же это, Пак Чимин-ши?       Юнги не нравится, как глаза Ли Минджи-ши, кажется, смотрят сквозь Чимина. Ее слова такие холодные, точные и резкие. Чимин несколько раз моргает, расправляет плечи и делает вдох. — Мы с Юнги-хёном сделали анонимный звонок менее чем за сутки до того, как обнаружили, что дети уязвимы, потому что мы беспокоились о нашей общей безопасности. Мы также вместе связались с его другом-адвокатом, чтобы обсудить наилучшие варианты, поскольку это касается их безопасности, — отвечает Чимин, все еще уравновешенный, но в нем есть подтекст, смесь нервозности и возбуждения.       Социальный работник хмыкает. Ее эмоции кажутся фальшивыми, но потом она поворачивается к Юнги, и ее лицо полностью меняется. — Да, хорошо, как интересно, что у Мин Юнги-ши были все ресурсы, все, что мы на самом деле можем подтвердить на его имя, и все же одна вопиющая и очевидная вещь, которую вы действительно могли бы сделать, что это часть вашей должности, но вы этого не сделали, — затем она поворачивается к Чимину, пронзая его совей холодностью.       Юнги не нравится то чувство, которое он испытывает внутри. Что-то во всем этом кажется странным, неправильным и отвратительным. Преисполнившись, он вмешивется, прочищая горло:  — Ли Минджи-ши, — на что она поворачивается и беззаботно хлопает глазками, — при всем уважении, я бы не смог сделать ничего из этого без Чимина. Я ничего не знал о звонках и сообщениях. Я ничего не знал об элементарных родительских вещах. На самом деле я ничего не знал о детях. Все это было организовано и спланировано им, очень тщательно и скрупулезно. Любая похвала, которую вы дали, буквально вся приписывается Чимину. — Ваша скромность освежает, Мин Юнги-ши. Но я уверяю вас, Пак Чимин-ши хорошо осведомлен о своем этическом кодексе. И, откровенно говоря, — затем она поворачивается к Чимину, и это ледяное выражение лица пугает его, — я нахожу, что вы общаетесь с этими детьми более шестидесяти дней, но ни разу не уведомили свое начальство, что вызывает у меня беспокойство. С вашим опытом и полномочиями вы уже хорошо осведомлены о том, как выглядит халатность, и я нахожу ваши действия весьма сомнительными. Как минимум, грубая халатность. Я не могу с чистой совестью сказать, что считаю уместным, чтобы вы были рядом с этими детьми или любыми другими детьми, если уж на то пошло.       Юнги застывает от шока, а Чимина вгоняют в краску. Когда Юнги был моложе, он был довольно популярным, хотя и иногда тихим ребенком. Были дети, у которых не было самой лучшей одежды. Он поместился где-то посередине. Тех, кто был исключением, постоянно дразнили и высмеивали, и Юнги это не нравилось. Он несколько раз попадал в неприятности из-за драк, просто чтобы доказать всем, что так делать нельзя. Достаточно сказать, что Юнги плохо относится к хулиганам. И он, откровенно говоря, чувствует, что Ли Минджи-ши использует свое положение, чтобы запугивать Чимина. — Я уважаю ваши наблюдения, сонсенним. И я уверяю вас, что это никогда не было моим намерением или действиями, чтобы вызвать или быть ненадежным. Если вы даже захотите, я могу предоставить записи рекомендаций, подчеркивающие мою этику, и я умоляю вас пересмотреть ваши наблюдения за мной с детьми, которые… — Как я уже сказала, — и она снова перебивает его, совершенно незаинтересованно, на самом деле в ее голосе звучит откровенная скука. — Я взяла на себя смелость связаться с вашим начальством. Более того, с тех пор я выразила свою обеспокоенность по поводу вашей небрежности. Если в этом есть хоть капля этики, я надеюсь, что теперь вы воспользуетесь своим здравым смыслом и полностью исключите себя из уравнения. И я искренне надеюсь, что вы уделите минуту глубокому размышлению о своих действиях… или, в данном случае, бездействии. — П-подождите, вы хотите сказать, что Чимин не может быть рядом с детьми? — Юнги вмешивается, к черту приличия. — Он гость в моем доме! Вы не можете указывать мне, кто может находиться в моем доме.       Она поворачивается к Юнги, и ее лицо смягчается. — Может быть, это и не так, Мин Юнги-ши, но я умоляю вас быть внимательным. Я не могу помешать системе определить, что его постоянное присутствие создает некомпетентность в доме. Это вполне может привести к тому, что дети будут переселены, и я могу сказать, как сильно вы заботитесь о них, а они о вас. Я не хочу этого для вас. Я понимаю, что это может огорчить, но вы не придерживаетесь определенных кодексов, поскольку ожидается, что Пак Чимин-ши будет придерживаться их профессионально, а он предпочел этого не делать. Это просто нельзя упускать из виду.       Юнги знает, даже не глядя на Чимина, что младший делает все возможное, чтобы сдержать слезы. — Так вы говорите, что я могу оставить детей? — уточняет он. Женщина кивает с улыбкой, от которой у Юнги сводит живот. — И у вас нет полномочий решать, кто может быть моими гостями или нет?       Ее лицо немного вытягивается, но она смотрит так, как будто пытается рассуждать:  — Опять же, нет. Но, пожалуйста, просто будьте благоразумны и помните, что все без исключения гости могут быть подвергнуты проверке, и я боюсь, что это может поставить под угрозу ваш статус их опекунов, если выяснится, что Пак Чимин-ши является вашим гостем в это время. — Ладно. Хотите что-то еще скзаать, Ли Минджи-ши? — спрашивает он, пытаясь сохранить самообладание. Это все из-за детей. Он должен пройти через это ради детей. — Вы можете уйти с детьми, Мин Юнги-ши, и, если можете, то заполните квитанцию, указав ваш адрес, по которой мы сможем выплачивать вам стипендию. Еще раз, я просто хочу поблагодарить вас за всю вашу самоотверженность и самопожертвование, — как смеет эта женщина так откровенничать перед единственным человеком, который заслуживает всех похвал?       Резко встав, он ничего не говорит, только кланяется и хватает Чимина за руку. Чимин последовал за ним, пребывая в оцепенении. Он забирает обоих детей из детской комнаты, даже не потрудившись остановиться и заполнить какие-либо бумаги. Поездка на машине домой проходит в тишине. Юнги может сказать, что Чимин плачет, глядя в окно. Это даже отдаленно не выглядит нормальным. Ему трудно ненавидеть людей, но в этот момент Юнги ненавидит каждого, кто посмел лишить Пак Чимина здорового румянца. Позвонив и расспросив Намджуна перед отъездом, их встречает Джин (который забрал Намджуна; Хосок работает) у дома. Чимин ничего не говорит, тихо сидя на диване. Дети, кажется, улавливают его мрачное настроение и отказываются покидать его, нежно прижимаясь к нему. Намджун заверяет Юнги, что он будет усердно работать ради гарантии, что ничего из того, на что намекал социальный работник, не осуществится, помогая Юнги собирать вещи, потому что у Джина несколько выходных, и он заберет детей на ночь. Джин готовит на скорую руку пару блюд на кухне.       Когда они готовы уехать, когда все вещи были поставлены в машину и дети полностью собраны, требуется довольно много времени, чтобы уговорить детей наконец оставить Чимина, хотя те изначально были не против посетить Джина. Тэхён даже плачет. Юнги провожает малышей, машет им рукой, когда Намджун и Джин уезжают. Как только Юнги возвращается в дом, он чуть не выпрыгивает из своей кожи, сразу же встреченный Чимином, стоящим там, потерянным и угрюмым. — Солнце мое, что… — едва успевает сказать Юнги, как Чимин ломается и почти падает в обморок. Юнги ловит его, притягивает ближе и слышит, как он шепчет между всхлипами: — Только что звонил мой начальник. Меня уволили.

***

      Юнги провел, казалось, несколько часов, утешая обезумевшего Чимина. За это время он узнает, что Чимин находится под следствием и отстранен от должности до дальнейшего уведомления, вступающего в силу немедленно. Юнги позволяет своему телу быть утешением, его присутствие — неким столпом заземления. Но его слова, он чувствует, были бы бесполезны. Наконец, уговорив Чимина принять душ и поспать, он целует хмурого Чимина в складочку между бровями, прежде чем написать записку и выбежать по делам. Он хочет заменить то, что нельзя выразить словами, действием. Он хочет быть рядом с Чимином, как бы это не выражалось.       Юнги надеется, что идея, о которой он думал — хорошая. Чимин любит закуски. Когда Чимин видит их, то радуется. Так что само собой разумеется, Юнги обязательно скачивает все любимые песни Чимина. Поскольку Джин приготовил несколько блюд, ему не нужно беспокоиться о приготовлении пищи. Когда он возвращается, он все приготовляет, быстро, но тихо. Он как раз наносит последние штрихи на импровизированное место их будущих посиделок, когда слышит шаркающие шаги Чимина. Он знает, что завернул за угол в гостиную, когда слышит тихий вздох. — Хён, ч-что? — спрашивает он, все еще сонный. Он трет глаза и оглядывается, быстро моргая.       Юнги улыбается и жестом приглашает Чимина присоединиться к нему. Одеяла были навешаны словно домик. Внутри по верхнему периметру разбросаны волшебные гирлянды. В центре — мягкие одеял и много подушек. Для дополнительного эффекта Юнги зажег несколько свечей, которые любит Чимин, а его любимые закуски аккуратно разложены посередине, и добавил декоративные огни вокруг экрана ноутбука. С таким освещением кажется, что они находятся в центре действительно декоративного театра. Юнги также позаботился о том, чтобы положить их ужин в милые миски и тарелки, накрытые крышкой, чтобы он не стал слишком холодным. Чимин заползает внутрь, с благоговением оглядываясь вокруг. — Юнги, что все это значит? — тихо (и немного устало) спрашивает он, сидя и все еще наблюдая с широко раскрытыми от удивления глазами.       Юнги улыбается. В этом свете, хотя цвета приглушены, Чимину все равно удается быть первым солнечным лучом после снежной бури. — Ну, ты всегда был тем, кто планировал наши свидания… и не-свидания тоже, так что я… ну, это был тяжелый день, и ты был здесь в течение стольких моих тяжелых дней, и… — Чимин продолжает смотреть так, что Юнги внезапно начинает нервничать. — Я… я имею в виду, если это слишком много… — смущенно добавляет он, потирая затылок. — Т-ты сделал все это для меня? — спрашивает Чимин чуть громче шепота. — Конечно, солнышко. Я бы сделал для тебя все, что угодно, — отвечает Юнги, пожимая плечами. Чимин больше оглядывается по сторонам, кажется, впитывает каждое драгоценное внимание к деталям, уделяемое рукой Юнги.       Его глаза снова останавливаются на Юнги, и он издает нечто среднее между тихим вздохом, выдохом и смехом, когда внезапно слезы начинают течь по его лицу. Юнги паникует. Он собирается уходить, и Чимин качает головой, мягко улыбаясь. — Ты действительно Уэстли…

***

      Сейчас около шести часов вечера. Юнги думает, что из-за того, каким утомительным был день, они, вероятно, назовут это ранней ночью. Он был бы не против закончить их ночь, проведенную в их импровизированной крепости. Он также думает, что детям это понравится. Он тихо напевает, нежно проводя пальцами по волосам Чимина. Чимин спиной прижимается к его груди, сцепив их руки. За то время, что они провели под навесом одеял, Чимин еще немного поплакал. Юнги прижал его к себе. Они кормили друг друга закусками. Они страстно целовались. Наконец-то они даже вместе посмотрели «Принцессу-невесту». Чимин поворачивается, прижимаясь всем телом к Юнги и зарываясь носом в его шею, прячась. Юнги поглаживает его по плечу, спине, надеясь, что он вкладывает всю любовь, которую чувствует, в эти нежные прикосновения. — Я чувствую, что ты напряжен из-за мыслей. Давай, детка, поговори со мной? Откройся мне?.. — деликатно предлагает Юнги.       Чимин шмыгает носом:  — Я не думаю, что могу что-то сказать… — Все в порядке. Что насчет… как насчет того, если ты расскажешь мне, что тебе нравится в сказках, а? Тебе нравится много западных фильмов, — при этих словах Чимин садится, слабо улыбаясь. — Мне тоже нравится Studio Ghibli… и дорамы! — парень широко улыбается. — Я люблю романтику. Я люблю наблюдать за любовью и видеть, как она разворачивается. Ты смотришь на все, что они вкладывают в это, и как они добиваются друг друга. И иногда это действительно дрянно. Но я так сильно улыбаюсь, потому что это так… глупо и свободно. Ты можешь наблюдать за двумя людьми или даже больше, чем за двумя людьми, иногда совершенно незнакомыми, и за тем, как вселенная использует свою магию, а затем они встречаются, узнают друг друга. А потом иногда случается что-то плохое, но они возвращаются друг к другу. Это как танец, — делится парень причудливо. — У меня слишком много проблем в своей повседневной жизни. Немного банальный, фантастический, иногда действительно сомнительный сюжет и дерьмовые диалоги с самой мягкой, самой веселой фоновой музыкой просто иногда заставляют мое сердце биться сильнее. Позволяет мне помнить, что я все еще жив.       Юнги улыбается и хмыкает, пододвигаясь ближе к Чимину. — Я могу придумать фоновую музыку для нашей банальной, фантастической истории любви… — Ага?.. — наконец, штормы утихают, и снова появляется солнце. Чимин улыбается и наклоняется к Юнги, касаясь губами его губ.       Юнги кивает, все еще улыбаясь. — Да, baby shark… — и заливистый смех Чимина плавно заполняет всю комнату. — Да! Не смейся, это дерьмо застряло у меня в голове!       Они целуются, улыбаясь и смеясь. Чимин прижимается лбом ко лбу Юнги, обнимая его за шею. — Я так сильно люблю тебя, глупый ты человек.       Юнги притягивает Чимина ближе, приобнимая за талию. Он нежно целует его в макушку, затем в лоб, затем в веки, нос, щеки, подбородок, уголки губ. Чимин не может сдержать легкого смешка. И, наконец, его губы. — Я люблю тебя, Пак Чимин, — бормочет мужчина. Он собирается снова поцеловать Чимина, когда раздается звонок в дверь.       Чимин вздыхает. Кажется, даже всхлипывает, в его глазах Юнги находит слезливый блеск. — Я звонил своей маме. Я… я собираюсь поехать в Пусан…       Юнги садится прямее, пока Чимин собирается пойти в прихожую. — Д-детка? — Я не знаю, что мне сказать… — тихо говорит Чимин, скрываясь за поворотом. И тут Юнги замечает, что у двери осталась сумка. — Мне… мне просто нужно время, хорошо?       Юнги подходит с нему, пока Чимин открывает дверь. Он смотрит, сбитый с толку и ничего не понимающий, как Чимин оказывается в объятиях своей семьи. Он наблюдает, как отец Пака подходит к нему и сжимает его плечо, прежде чем взять сумку Чимина. Смотрит, как Чимин снова оседает в объятиях своей матери. Они помогают ему надеть ботинки и направляются к двери. — Ч-Чимин?.. — тихо умоляет Юнги. На его лице отразилось замешательство.       Чимин останавливается и поворачивается, его глаза снова покраснели от слез. Юнги не хватает сил набраться решимости и остановить Пака. Хосок спросил Юнги, как он узнал, что любит Чимина? А у Юнги не было причин, он просто знал это. Это не заключалось в каких-то определенных деталях — а в том, что они все время были рядом и разделяли работу. Что они не хранили секретов друг от друга. И в этот момент, в это время, он знает, даже после красоты последних нескольких часов он смотрит в эти любимые глаза, и он сделал бы все, чтобы остановить мир ради Пак Чимина. Юнги боится, что прямо сейчас все может закончиться. Стоит ли оно того? Может быть. И Чимин того стоит. Это больно. Это разрывает его на части. Теперь он жалеет, что, может быть, молчал тогда, когда нужно было говорить. Он хочет быть эгоистом. Хочет умолять его сесть и все обсудить вместе. Но нет ничего больнее, чем видеть посеревшего Чимина. Так что, если миру нужно остановиться, чтобы Чимин вернул свой цвет, пусть будет так. — Я буду здесь… когда ты будешь готов вернуться домой.