Дух Рождества (Millgirl Mirandy Story 9)

До Рождества оставалось около недели, и Миранда волновалась. У нее не было решения проблемы, что подарить Андреа, и это постоянно мучило ее мозг. Она думала об этом сейчас, лежа в полудреме ранним утром, обнимая женщину, которую обожала, в их общей двуспальной кровати. Что купить человеку, которого любишь безмерно, но который никогда не выражал никаких желаний? Она подозревала, что Андреа с таким же энтузиазмом отнеслась бы к коробке конфет за пять долларов, как и к ожерелью от Тиффани. Но у Миранды были более глубокие причины для замешательства. Рождество для Миранды всегда было горько-сладким, с определенно кислой ноткой. По мере того, как обычно сумасшедшие улицы Манхэттена становились еще более маниакальными от световых шоу и экстравагантной коммерции ложного веселья, чему не способствовали многочисленные воплощения изможденных фальшивых Сант, звонящих в колокольчики, ее сердце становилось все холоднее и холоднее. Она чувствовала себя такой тоскливой, какой никогда не чувствовала. Это было ее самое нелюбимое время года. Но в это Рождество, в год своего прозрения, когда она вновь встретилась со своим детством, Миранда наконец-то позволила себе вспомнить и полностью осознать очевидное. Всего за несколько дней до Рождества она потеряла мать самым ужасным для маленькой девочки образом. Будучи четырехлетним ребенком, она видела, как ее мама умерла, раздавленная такси на лондонской Оксфорд-стрит в свете рождественских огней, ярких даже в 1959 году. С тех пор жизнь стала поистине адской, и на протяжении всего детства ее никто никогда больше не целовал. Потеря единственного родителя ознаменовала упадок ее способности испытывать удовольствие от Рождества, который продолжался до конца ее жизни. Даже после рождения близнецов она скорее терпела, чем принимала это время года. «Рождество — для детей», — гласила старая банальность, поэтому Миранда стиснула зубы и терпела шараду веселых святок ради них. Но она не получала от этого никакой радости, только нарастила еще один слой рубцовой ткани над своими похороненными страданиями. Но теперь она поняла, а поняв, была полна решимости что-то с этим сделать. Она хотела вернуть себе ощущение невинного удовольствия, чтобы больше не играть в замысловатый фарс, лишь бы близнецы не поняли, как сильно ее расстраивает Рождество. Она хотела дарить и получать. Она хотела быть счастливой. И она хотела мира не только на земле, но и в своем сердце. По мере приближения Рождества в этом году ее желание росло, но до сих пор она не знала, как это осуществить, и это ее тревожило. Она также была полна решимости не сваливать свои проблемы на Андреа, свою светлую, милую возлюбленную, чья позиция по умолчанию всегда казалась веселой. Энди, прижавшаяся к ней в постели тем же утром, не имела таких внутренних битв. Она обожала Рождество, все тривиальные глупости, которые были навязаны по поводу рождения младенца Иисуса и истории о том, как он родился в хлеву в Вифлееме более или менее две тысячи лет назад. Это было время года, когда рациональный агностицизм Энди вылетал прямо в окно. Она обожала ангелов, путеводные звезды, мудрецов на верблюдах, волов и ослов, стоящих рядом. Она также в полной мере наслаждалась мифами промышленного масштаба о Санта-Клаусе об оленях и летающих санях, смехотворно банальными рождественскими тематическими фильмами, парадом Мэйси, наполнением чулок глупыми маленькими подарками и написанием рождественских открыток. Просмотр фильма «Эта прекрасная жизнь» никогда не заставлял ее плакать. Все это было проявлением любви, и в этом году, несмотря на то, что список рождественских открыток был гораздо короче, так как ее самые старые друзья, казалось, недоброжелательно бросили ее, она была влюблена, и влюблена в любовь. Ничто не могло испортить ее настроение. Ее единственной заботой было не поставить Миранду в неловкое положение из-за всего этого. Она прекрасно знала, что Миранда, при всем том, что она могла быть непревзойденной шоу-герл, когда хотела этого, питала настоящую ненависть к сентиментальной болтовне. Андреа знала это и думала: «Она никогда не видела меня настоящую на Рождество. Она будет в ужасе! Держу пари, она даже не разрешит мне надеть рождественский джемпер с мордочкой северного оленя. Ради нее я должна повзрослеть и сдержать свои самые ужасные рождественские излишества.» Она тайно купила, завернула и спрятала подарок для Миранды, который, как она надеялась, удивит и обрадует ее, и планировала в то же утро отправиться в крупный магазин, чтобы завершить покупку остальных подарков для семьи дома. Она организовывала уроки верховой езды для Кэссиди, а для Кэролайн купила набор акварельных красок хорошего качества, кисти и несколько листов лучшей бумаги для рисования. Все было готово. Сестра Энди - Ханна, ближайшая к ней по возрасту и в настоящее время работающая в Японии, летела домой на Рождество через Нью-Йорк. Это означало, что она приедет погостить у семьи Пристли день или два, прежде чем улететь в Огайо, и сможет забрать все подарки Энди домой. Она очень любила Ханну, между ними было всего одиннадцать месяцев разницы, и чувствовали себя почти как близнецы. Но Ханна была совершенно не похожа на нее по большинству параметров. Она могла бы быть больше похожа на Миранду, чем на Энди. Превзошедшая в языках и дизайне, безнадежная в спорте, она совершенно не любила прогулки на свежем воздухе. В детстве они никогда не ссорились из-за пони Пэтча, поскольку Ханна совершенно не хотела ездить верхом. Она изучала восточные языки, нашла стажировку в Токио на третьем курсе бакалавриата и вернулась туда в аспирантуру. Ее взяли в японскую технологическую компанию, и она была там совершенно счастлива. Так что прошло уже более двух лет с тех пор, как Энди видела Ханну, и ей очень хотелось познакомить ее с Мирандой и девочками. Миранда читала книгу о бихевиоризме. Если вы хотите измениться, утверждалось в ней, то вам следует изменить свои действия, сделать все по-другому, и тогда ваши чувства, скорее всего, изменятся вместе с вами. Поэтому вместо того, чтобы надоедать Энди рассказами о том, как сильно она хочет насладиться Рождеством и рождественскими праздниками, Миранда решила принять вызов и превратиться в самого Духа Рождества. Андреа очень нежно целовала ее за ухом, что вызвало на ее лице автоматическую улыбку, когда она извивалась от щекотки. Это было самое подходящее время. Злой язык Андреа нужно было остановить, пока пытка не стала еще хуже. — Мы должны устроить рождественскую вечеринку, — твердо сказала она, как будто это было уже решено. Это подействовало. Энди перестала терзать ее ухо и удивленно сказала: — Но ты же ненавидишь вечеринки. И, конечно, уже слишком поздно. Осталась всего неделя или около того — Мы можем устроить одну, пока Ханна здесь, познакомить ее с твоими друзьями из Подиума. Мы можем устроить её в ночь после рождественского концерта близнецов. Джефф и Синди могут даже прийти. После травмы головы у тебя почти не было светской жизни. Я определенно думаю, что мы должны устроить вечеринку! Энди любила вечеринки не меньше, чем другие девушки, но она знала, что Миранда предпочитает тихий вечер, диван и Андреа, с которой можно обниматься за бокалом хорошего кларета или солодового виски. — И где бы ты его провела? Здесь? Чтобы все вторглись в наш прекрасный городской дом с новыми украшениями? — Да, конечно. Почему бы и нет? Я не такой дракон, чтобы людям не рады в моем доме. Мы можем поставить большую елку в холле. Девочки будут в восторге. Давай, давай встанем и составим список гостей. Потом я найду хорошего поставщика провизии, а ты отправь всем электронные письма. Андреа была почти так же удивлена, как если бы Миранда предложила нанять Санту, чтобы он приходил и раздавал всем подарки. — Конечно, босс. Только одно… — Хм? — Просто проверяю, но вы, надеюсь, сами идёте на эту вечеринку? Вы же не собираетесь порхать туда-сюда всего на двадцать минут, как обычно в Подиуме? — Конечно, нет, глупышка. Помнишь прощальную вечеринку, которую вы с Эмили устроили для меня на Подиуме? Я оставалась там до тех пор, пока не лопнул последний шарик. Я меняюсь. Я действительно меняюсь. Мне кажется, я люблю вечеринки, и рождественские вечеринки мне понравятся больше всего. Миранда стояла, ее атласная пижама распахнулась, открывая восхитительный изгиб груди, и ее тело кричало Андреа: «Затащи меня обратно в постель и занимайся со мной любовью до полудня». Но на лице было выражение решительной женщины действия, и она практически бегом направилась в душ. — Сделай нам обеим кофе, дорогая, это же любовь, и тогда мы сможем начать. Андреа просто смотрела ей вслед. У Миранды, безусловно, была одна вещь, которой она продолжала восхищаться и обожать, — неизменная способность удивлять ее.