Яблочный пирог

Поблагодарив всех святых за то, что на кухне никого не было, Леви вошёл внутрь. Только сейчас в углу комнатки он заметил духовку. Именно в ней ему предстояло извратиться и испечь яблочный пирог. С этим врагом тоже стоило познакомиться поближе, и Леви уверенным шагом подошел к нему. Окинув недовольным взглядом — вся стеклянная поверхность дверки была заляпана засохшим маслом, он попытался открыть духовку, но вдруг руку полоснула острая боль. — Дьявол! — Леви отчаянно замахал обожженной ладонью. Непроизвольно попятился назад, ударяясь об столешницу. Тут же на каменный пол посыпалась груда дребезжащих кастрюлей: — Да что же такое… — Леви, ты в порядке? — вдруг донесся откуда-то обеспокоенный голос Эрвина. Как оказалось, он стоял в дверном проеме. Видимо, служба подошла к концу. В считанные секунды подойдя к пострадавшему, он аккуратно взял его покрасневшую ладонь в свои большие мягкие руки. Леви даже не успел ничего возразить. Потупив взгляд, он пробормотал:  — Я всё приберу и заплачу позже за разбившиеся крышки. — Ничего страшного, не беспокойся. Главное, что ты не сильно пострадал, — изучающе рассматривая пару надувшихся водянистых волдырей на изящных пальцах, проговорил священник. — Ах, да. Иначе же тебе отвечать за это придется, — ухмыльнулся Леви. Он совсем не торопился высвобождать свою пострадавшую конечность из теплой хватки. Ему даже хотелось продлить этот момент. С каким-то сентиментальным замиранием сердца Леви заметил, насколько сильно по размеру отличаются руки Эрвина от его собственных. Такое чувство, захоти Смит, то смог бы одной спокойно держать вместе сразу две сцепленные его кисти, а второй делать что-нибудь, что-нибудь более интересное… Леви не успел додумать странную мысль, так как священник спросил:  — Это тебя духовка ужалила? — Какой ты сообразительный, — съязвил Леви: — Это кто-то из твоих подопечных бездарей забыл выключить. — Не говори о них так, пожалуйста, — Эрвин успокаивающе провел по тыльной стороне ладони большим пальцем. Леви прикрыл глаза, сдерживая дрожь, что прошибла тело приятным током. — Они всегда очень внимательны и по два раза проверяют духовку, уходя с кухни. Ты не выходил на улицу сегодня ещё? Леви отрицательно покачал головой на вопрос священника. — Яблоню, из плодов которой ты должен испечь пирог, атаковала стая ворон. Леви, непонимающе приподнял тонкие брови. — Садись, я хочу с тобой поговорить, — мягко улыбнувшись, проговорил Эрвин и направился к длинной скамейке у обеденного стола, хлопая рядом с собой: — Знаешь почему это всё происходит? Почему на дерево налетели птицы, и ты обжегся? Кое-кто хочет намекнуть, что тебе лучше держаться от неё подальше. Это нечистый нас испытывает. — Не давая испечь мне пирог? — скептически произнес Леви. Смит утвердительно кивнул. Взгляд у него был странный, смотрящий куда-то в самого себя. — Он задирает нас, проверяет всех нас на прочность. На лице Леви от этой фразы нервно заходили желваки. Он ненавидел подобные рассуждения. Особенно выслушивать их от человека, который в жизни ничего не видел кроме книжек и цветочков. Почему-то Эрвин, с его вечной мягкой, доброй улыбкой, казался Леви именно таким. А Эрвин продолжал, не замечая испепеляющего взгляда серых глаз: — Меня, по крайней мере, всё время. А теперь и тебя. — Ах ты мудила. Никто никого не проверяет, — раздраженно проговорил Леви, начиная злиться не на шутку. От былой охватившей его нежности не осталось и следа: — Твои уебки просто забыли выключить чертову плиту. — Говорю же, они внимательные и всегда проверяют дважды её, перед тем как уйти. — Они всегда угашенные ходят! Смит покачал головой: — Сколько же ты несправедливых обвинений говоришь. Нельзя винить весь мир вокруг. Всему есть причины… Смит не успел договорить. Со всего размаху Леви ударил его по лицу. А затем, не давая опомниться, еще раз, опрокидывая плашмя растерянного мужчину на холодный каменный пол. Осознание произошедшего пришло очень быстро. Леви отшатнулся от Эрвина, у которого из разбитого носа текла густая кровь, пачкая абсолютно все. Осужденный стремительно направился на второй этаж, в свою комнату, прокручивая в голове неприятные последствия. Он упустил последний шанс. Теперь точно тюрьма. Быстро покидав в чемодан свои немногочисленные вещи, Леви снес со стены медный крест, и тот глухо укатился под тумбочку. Там ему и место. Леви, нервно перебирая деньги в кармане, быстро шел по направлению к выходу из церкви. Однако вдруг из-за поворота появился Эрвин. Как ни в чем ни бывало, этот полоумный священник заклеил пластырем ссадину на носу, вновь аккуратно причесал волосы. — А куда это ты с вещами? — искренне удивленно спросил он: — Кстати, сходи всё же в больницу. Она здесь недалеко, в семи минутах ходьбы. Я беспокоюсь за твои ожоги. Вторая степень это не шутки. После этих странных слов Эрвин, напевая себе какую-то слащавую фолк песенку под нос, спокойно прошёл мимо окаменевшего Леви. Не помня себя, на ватных ногах осужденный пошел в госпиталь, вместо маячившей на горизонте тюрьмы.

***

Встретил его доктор, с очень лохматыми бакенбардами. Он обрабатывал руку Леви, беспрестанно тараторя что-то. В какой-то момент разговор с удобрений для почвы перетек на тему местного священника. — Он может и странный, но славный. И жизнь прожил чертовски тяжелую. С самого начала всё было через жопу, — врач странно подмигнул настороженному Леви, будто он что-то мог знать: — Мать его умерла во время родов. Рос с отцом и сестрой, пока последнего не забрали. — Кого забрали? Эрвина? — непонимающе спросил Леви. Доктор хитро улыбнулся, довольный тем, что смог вывести на диалог неразговорчивого посетителя:  — Нет, Эрвина никто не забирал. Забрали отца. — За что? — Он заговор против правительства готовил, а сынок дурачок и разболтал об этом. Умора какая. — Хватит хуйню нести, — поморщился Леви: — Делай свою работу. — Уж прости за прямоту, — пожал плечами доктор. Было видно по лицу, что ему в радость поболтать про чужие беды: — Я давно понял, что лучше говорить всё как есть. Лучше всего, когда тебе говорят правду. Сеструха его шлюхой, кстати, стала. Эрвин как-то пытался ей помочь, но все без толку. Померла лет в двадцать, а жалко, такая красивая была, — вздохнул врач, будто замечтавшись: — Я тоже с ней кувыркался. — А ну, блять, прекращай, — глухо поговорил Леви. — Молчу-молчу. А про жену знаешь его? — криво ухмыльнулся, обнажая желтоватые зубы, местный сплетник. — У Эрвина есть жена? — Была. С собой покончила, наглотавшись таблеток. Голова шла кругом. Когда Леви стремительно покинул душные, белые коридоры больницы, уже вечерело. Солнце отпускало земле последние теплые лучи перед тем, как уйти за туманные холмы. Леви устало потер лицо. Он запутался. Было ничего не понятно. Понятно лишь то, что его трясет от прикосновений другого мужчины, возможно, с поехавшей от горя крышей мужчины. Или же нет. Может, он так силен духом, что до сих пор смог сохранить в себе чистоту, смог находить в себе силы просыпаться по утрам, улыбаться людям. — Я не понимаю, — тяжело вздохнул Леви, ощущая мерзкое чувство вины за то, что зря сорвался на человеке. Стайка галдящих ворон шумно пронеслась над его головой. Было пора возвращаться в церковь и придумать что-нибудь по спасению яблони от прожорливых, глупых птиц.