Яблочный пирог

Прошло ещё несколько дней с прибытия Леви в богоугодное учреждение. За это время он смирился с серыми стенами небольшой комнаты, с ранними подъемами, с надоедливым запахом ладана, которым пропахла вся одежда. За это время он смирился с тем, что в его голове неотъемлемо поселился светловолосый надзиратель. Эрвин был очень добр к Леви. Каждое утро, пересекаясь с ним на кухне, он интересовался самочувствием заключенного, спрашивал о планах на день, а затем, к немалому неудовольствию Леви, пропадал на целый день: то у него службы, то занятия в приходе, то надо ехать в село на исповедь к умирающему. Последнее происходило довольно часто, что неудивительно — в поселке жили преимущественно старики. Леви в это время сходил с ума от беспросветной скуки. Он пытался ухаживать за садом: обмазывал стволы деревьев и кустов клеем от муравьев, накрутил бесчисленное множество вонючих жестяных банок из-под тушенки на чучело. Этого было недостаточно, чтобы отвлечься от прожигающих, несносных мыслей. И если раньше они были наполнены звенящей тоской по неидеальному, грязному миру, то сейчас же - сплошные белые локоны и голубые глаза. Что было хуже, Леви не знал. В очередной особенно жаркий воскресный день Леви решил прогуляться до жилого поселка. Нынче должен был быть милый местный праздник, традиции и условности которого Леви были абсолютно незнакомы и неинтересны. Но он все равно упорно шел туда. И делал он это, конечно, не ради Эрвина, который не пропускал подобные мероприятия... исключительно ради удобрений для удивительно привередливого дерева с кислыми, до сих пор зелеными яблоками. Группа детей неожиданно окружила Леви. Их большие сверкающие глазки внимательно рассматривали незнакомца. — Это ты серийный убийца, что из тюрьмы сбежал? — крикнул мальчик с каштановыми, топорщащимися в разные стороны волосами. — Нет же, он разбойник! — ответил ему другой парниша, забегая вперед Леви. — А я слышала, что грабитель банков… Леви с непроницаемым лицом продолжал идти вперед. Такой шумной компанией они дошли до овощного магазинчика. Расплатившись за удобрение, заключенный поманил к себе порядком надоевшую толпу детей. Он наклонился к ним и вкрадчиво проговорил: — Я открою вам секрет, — все пододвинулись ближе: — Я людей ем. Особенно таких маленьких, как вы, люблю… — Леви угрожающе медленно потянул руку с растопыренными пальцами к растрепанному мальчишке. Возвращаясь в гордом одиночестве в церковь, Леви, с небольшим садистическим удовольствием, вспоминал испуганные лица детей и то, как, убегая, они кричали, что пожалуются «дяде Эрвину». Леви про себя решил, что не отказался бы быть немного наказанным… Его чувства к Смиту носили странный характер. Священник был милым, приятным человеком, с небольшими странностями. От него веяло какой-то блаженной чистотой и детской наивностью. И Леви было интересно - возможно ли сломать это? Не признаваясь даже самому себе, он по абсолютно иррациональной причине злился на Эрвина. Непонятное чувство было вызвано тем, что из-за священника он теперь не мог, по давней привычке, считать весь мир гнилой клоакой, а мысли о непозволительной связи были Леви неприятны, потому что надоели своей изматывающей эмоциональной силой. Ветер совсем перестал дуть. Затхлое, душное пространство бесконечного пшеничного поля и раскаленного асфальта постепенно сдавливало грудь. По бритым вискам ручьем стекали большие капли пота. Леви уже устал вытирать их, поэтому вся спина и воротник светлой футболки были насквозь мокрые. Шатающейся, неверной походкой он вошел в церковные ворота. В садике, прямо у проклятой яблони, сидел Смит в какой-то смешной голубой шляпе. Он перебирал рабочие бумаги в прохладной тени кровли и, видимо, решил не ходить на праздник. Священник, заприметив Леви, радостно помахал ему рукой. Заключенный сделал ещё пару шагов, а затем зеленый сад, скамейка, мужчина сидящий на ней странно накренились, завертелись бешеным волчком перед глазами. В ушах зазвенело, и Леви накрыла беспросветная темнота. Последнее, что он почувствовал — колючая трава под щекой и чьи-то большие прохладные руки.

***

Он рассматривал себя в зеркало и не мог поверить глазам: на нем было короткое женское платье. Синие пайетки пошло топорщились на талии, края юбки еле прикрывали задницу. Чьи-то руки собственнически скользнули по его животу, приятно поглаживая, надавливая. Леви хотелось застонать, попросить, чтобы чужие пальцы скользнули ниже, под кромку блядского наряда, и обхватили вставший член. Изнуряющими круговыми движениями, внимая безмолвной мольбе, бледные руки стали спускаться к паху мужчины. Неожиданно что-то холодное и мокрое опустилось на лоб. Леви вздрогнул и открыл глаза. Над ним нависало испуганное лицо Эрвина. Как только священник заметил, что Леви пришёл в себя, то тут же добродушно, дежурно улыбнулся. Глубокая морщинка между широкими бровями, которую раньше не замечал Леви, разгладилась. — Я за тебя так испугался, — приглаживая темные волосы, тихо проговорил Смит: — У тебя был солнечный удар и обморок. И ещё бы… В пекло с такими иссиня-чёрными волосами ходить без головного убора. Леви стянул со лба влажную, уже неприятно теплую марлю. Эрвин было хотел остановить его, но осужденный ловко перехватил чужую руку. Он притянул ее к губам, нежно целуя в шершавую, удивительно мягкую ладонь. Эрвин испуганно вглядывался в красное, распаленное лицо: — Леви, ты в порядке? Как ты себя чувствуешь? Заключенный задумчиво поднял взгляд затуманенных глаз, пьяно сверкающих из-под неровных, длинных ресниц: — По-твоему, я красивый? Священник потупился и отвернулся. Смущение, охватившее его от вызывающего вида мужчины, не давало смотреть прямо в серые глаза: — Наверное… Эрвин высвободил руку из несильной хватки и отсел подальше, на край кровати. Леви заметил, что находится не в своей комнате. Пьянящая мысль о том, что его принесли сюда вскружила неверную голову ещё сильнее. Вообще всё тело, ощущения чувствовались иначе, не так, как обычно. Состояние напоминало сильное алкогольное или наркотическое опьянение. Мир был неустойчив, зыбок, словно во сне. Леви резко приподнялся и толчком опрокинул Эрвина на кровать, ловко седлая крепкие бедра. — Не хотел бы трахнуть меня прямо сейчас? — проведя языком по покрасневшему уху, прошептал заключенный. Не дожидаясь ответа, он потянулся к чужой ширинке. Вдруг мир вокруг вновь закружился, удушающий ком подступил к горлу. Если бы не быстрая реакция Эрвина, то Леви бы уже давно свалился на каменный пол. — Да что же ты… осторожнее, — просипел Смит, аккуратно укладывая неудачливого соблазнителя на подушку: — Не делай пока резких движений, — вкрадчиво, словно отчитывая провинившегося ребенка, произнес он. — Ну и больно надо, — отдышавшись, Леви зло осмотрел священника: — Я просто не понимаю. Ты молодой мужик, а живёшь в этом захолустье в одиночку, отказываешься от любого удовольствия. Неужели ты так доволен всем и счастлив, раз беспрекословно держишься за свои погорелые принципы и священные ненужные правила? Эрвин улыбнулся, однако улыбка вышла кривой, болезненной: — Это всё тяжело и очень сложно, — он аккуратно провел рукой по горячему лбу, убирая растрепавшуюся черную челку: - Тебе надо отдохнуть. — Я, кстати, вижу, что у тебя встал, — сказал Леви. — Конечно, встал. Я ведь не железный, — наклоняясь к лицу лежащего навзничь мужчины, Эрвин прижался мягкими губами к его горячему виску, невесомо то ли целуя, то ли осторожно касаясь, проверяя температуру: — Леви, ты не то чтобы просто красивый… Я в своей жизни не видел ничего более прекрасного. Сердце пропустило удар, и Леви зарылся рукой в растрепанные светлые волосы, нетерпеливо притягивая Эрвина ближе к себе. Однако тот резко отстранился, встряхнул головой, будто освобождаясь от наваждения: — Мне пора идти на службу… Но Леви во время заметил нерешительность в небесно-голубых глазах и решил довести начатое дело до конца. Чувствуя себя настоящим дьяволом-искусителем, он прижался к Эрвину со спины всем телом, не давая уйти. — Расслабься хоть немного, — медленно массируя крепкие плечи, он наклонился к розовому уху и прошептал: — Ты очень напряжен и зажат. Мышцы сведет так.