Не забывай

— Ты вспомнил? — Дилюк с надеждой вцепился в подлокотник кресла, на котором сидел, хотя по виду Альбериха было видно. Вспомнил. Все вспомнил. Рагнвиндр опустил глаза. — извини. — Я сам виноват. Все в порядке. — мужчина усмехнулся на одну сторону и хмыкнул. Он становился таким же, как прежде. С этой чертовой улыбкой и бархатным голосом, как будто разговаривал с ребенком. Почему они так поступили? Почему жизнь с ними так жестока? Один был предателем просто потому что был, а второй никогда не умел сдерживать эмоции. И лютый гнев в том числе. — Не уходи. Не покидай меня, умоляю. — Дилюк теперь выглядел унизительно. По большому счету ему плевать на свой вид, ему совсем не хочется оставаться одному. Снова. С разговорами их отношения наладились, но довериться еще никто никому не мог, — не покидай, Кайя. Альберих стоял с нахмуренным лицом. Тот Дилюк, который едва не убил его, теперь чуть не стоит на коленях, моля не оставлять его. Много ли сочувствия было в Рагнвиндре когда Кайя решил открыться? Нет. Но ведь и не хочется совершать ошибку. Его ошибку. Не свою собственную. И чем тогда он будет лучше Дилюка? Разве лучше будет причинить такую боль близкому человеку. А близкому ли? Тяжело. Тяжело и больно его видеть. Какого черта он такой красивый? Какого черта Кайя повторяет это себе? Вроде, красивыми должны быть девочки. Какого черта так не хочется оставлять его? — Дилюк, я не- — Ты можешь уйти из дома, я понимаю. Но обещай, что вернешься. Пожалуйста… — Господин Ранвиндр, прекратите. Как дитя малое. — Кайя зажмурил глаза. Как бы то ни было, он не мог не чувствовать жалость или сочувствие. Вот он, его братишка, чуть не плача держит его за рукав. Как же… Как же можно посягнуть на жизнь такого близкого человека? Он совсем не понимал. Конечно, он и не должен понимать. Он не Дилюк. — Дай мне время. — он высвободил свою руку из цепкой хватки. — я не буду совершать ту же ошибку. Не будет. Дилюк даже улыбнулся. Не оставит его. Одиночество это неприятно, так ведь, господин Рагнвиндр? Оно ноет и заставляет цепляться за любого кто приблизился. Теперь он тоже его боится. Привык быть не один — появилось чего бояться. А сам-то в это одиночество толкал друга, и не верил ни одному ему жалостливому взгляду. Не верил даже каждой хриплой ухмылке, хотя догадывался что за ней прячется. Это не его жизнь, пусть сам разбирается. А теперь ты, Дилюк. Ты водишь. Разбирайся со своими страхами и болью сам. Нельзя так делать. Нельзя, черт возьми. Но сейчас он понимал — им обоим нужно побыть порознь.

***

Воздуха мало. Чертовски мало. Весь, что есть — отравлен. Ведь что еще может заставлять ногти впиваться в рубашку? Лицо и тело горит, и этот жар будто бы не может выйти из тела, заставляя его мелко дрожать. А в голове — самая глупая мысль Только бы он не чувствовал то же самое.