Хроника Темного Зодиака. Последняя звезда

Тысяча девятьсот девяносто девятый год, лето (девять лет назад). «Альбус Дамблдор грозно и хмуро взирал на своего более молодого преемника. Однако, ныне сильнейший маг столетия был всего лишь рисунком на холсте, притом временно безмолвным. И прожечь ледяным взглядом внезапно ставшего слишком своевольным подчиненного, дабы указать его место, не выходило. А Северус Снейп тем временем лениво пролистывал хрупкие страницы запретных книг. При виде ярких закладок брови красноречиво поползли вверх, внезапно решив пожить своей жизнью. А их владелец с усталой насмешкой вопросил: - Серьезно, Альбус? Блестки? Заметив неприкрытое раздражение в голубых мерцающих очах, зельевар поспешил вернуться к изучению содержимого сундука. Прежде, чем волшебник в радужной мантии успел указать на собственную немоту, раздраженно махнув сухопарой рукой. И вот этот момент настал. Мирам против воли затаила дыхание. И не только она. Директор Дамблдор, не в силах более сохранять спокойствие, принялся нервно барабанить пальцами по раме в последней попытке привлечь к себе внимание и уже чуть ли не вываливался за приделы границ, очерченных магическими красками. На дне нашелся тот самый блокнот и листы пергамента. Вздохнув, все также небрежно мужчина, не обращая внимания на посторонние звуки, собрал бумаги в аккуратную стопку и засунул в конец блокнота. А после, на несколько секунд замерев, неопределенно дернул плечом и принялся быстро просматривать записи. Особого интереса или восторга тайны и сокровенные чаяния великого мага у Снейпа не вызывали. Более того, казалось, что ему откровенно скучно. Однако, в один момент все изменилось. Портрет следил за этим также напряженно, как и Мирам. Правда, по совсем иным соображениям. Народная Героиня помнила, какие чувства вызвала в ней несколько дней назад информация о том, что Джеймс – не ее отец. И испытывала непреодолимое желание увидеть реакцию другого участника этой запутанной истории. Бледные руки замерли, не до конца перевернув листок. А затем судорожно зашелестели страницы, но уже в обратную сторону, в поисках искомых фраз, за которые уцепился разум. Только сейчас зеленоглазая осознала в полном объеме, насколько выразительно лицо такого вредного, но все же – ее родителя. Слабое недоумение сменилось внезапным пламенем, вспыхнувшим на самом дне обсидиановых глаз. Жгучий интерес сменило удивление, и пальцы еще несколько минут касались одной-единственной строчки с указанием даты первого визита Лили Поттер к хозяину заметок. Слегка склонив голову на плечо, мужчина задумчиво и несколько рассеянно скользил взором по окружающим предметам, ничего не видя и, скорее всего, что-то подробно вспоминая. Мира даже знала, что именно. Наконец, Снейп вернулся в реальность и аккуратно, будто опасаясь, что блокнот внезапно исчезнет, внимательно прочел каждую запись, вплоть до тысяча девятьсот восемьдесят второго. Неверяще встряхнул головой, отгоняя какие-то мысли. Перечитал, не замечая, что до крови прикусил нижнюю губу. Наблюдая за человеком, что только начал осознавать наличие у себя ребенка, никакого удовлетворения волшебница не испытывала. Только жгучую, тянущую боль в области груди. Возможно, именно так ощущается инфаркт. Она не знала. Но невольный жест в сторону бывшего профессора вновь напомнил девушке, что все это – лишь воспоминание. Уже свершившееся событие. Изображение под рукой вновь пришло в норму, и более Мирам не пыталась касаться мага, который по-прежнему находился в шоковом состоянии, разом утратив весь свой грозный вид. Внезапно, порывистым жестом отправив книжечку обратно, в прежнее место обитания, мужчина лихорадочно подлетел к неприметной двери и, дернув ручку, принялся судорожно что-то искать на полках. А Мирам оставалось лишь бессильно взирать на происходящее, давясь горечью. И наблюдать за пантомимой авторства красочного портрета, нависавшего над директорским столом. Альбус Вульфрик Брайан, все еще не имеющий ни малейшего понятия, как исправить ситуацию, красноречиво всплескивал руками и качал головой. Сожаление наблюдалось. А вот раскаяния или стыда – такого Мира не углядела. Снейп вернулся к столу. Дрожащими руками выкладывая не поверхность пакетик с неизвестным содержимым, чуть не выронил флакон с вполне узнаваемым для Золотой Девочки зельем. Поймав на лету емкость с прозрачной жидкостью, аккуратно поставил рядом с мешочком и, мелко задрожав, обхватил самого себя за плечи, смежив веки. Тяжело дыша, некоторое время простоял с запрокинутой головой, успокаиваясь. Бывшая ученица была готова поспорить на сотню галлеонов, что Мастер Окклюменции сейчас восстанавливал пошатнувшиеся блоки. Или очищал разум. Или все вместе. Наконец, в зелье опустился первый волос. А из пакетика была извлечена, что Мирам, кстати, удивило, вполне узнаваемая прядь. И второй элемент тоже оказался внутри. Все те минуты, что длилось томительное ожидание, мужчина нервно мерял шагами комнату, иногда бросая загнанный взгляд на фиал. А Мира уже заранее знала результат. Запасливый профессор тем больше дергался, чем больше синело зелье. Но, как только лазурный перетек в индиго, внезапно успокоился. Растеряно, почти ласково касаясь кончиками пальцев холодного стекла, грустно покачал головой. Наблюдая скорбный излом бровей и горькие складки, что появились в уголках губ, девушка до зуда желала знать, о чем он сейчас думает. Таким Северуса Снейпа она никогда не видела. Если бы ее спросили, как выглядит отчаяние, она бы ответила, что вот так. Но продлилась эта картина недолго. Внезапно выпрямившись, он стал походить на туго натянутую струну, воистину нечитаемым взором взглянув на портрет. С лица как-то разом стерлись все эмоции. Оно стало больше походить на посмертную маску, и только глаза все еще подсвечивались изнутри темным, грозным пламенем. И вновь перед ней стоял незнакомец, что был совсем не прочь выплеснуть свой льдистый гнев на любого, кто будет настолько неосмотрителен, что окажется рядом. Наконец он заговорил. Голос был на удивление спокойным. Почти нейтральным. - Знаете, Альбус… Я – далеко не самый хороший человек на земле. Но вы – в разы хуже. Разведя руки в стороны, в ответ картина красноречиво замерла в ожидании. Но ответом была лишь холодная ухмылка. Насмешливо сложив руки на груди, зельевар прищурился. Его ярость была почти осязаема. - О, действительно. Силенцио. Прошу прощения, запамятовал – легкий кивок головы от чего-то не устроил Дамблдора, и теперь он злился почти также осязаемо, как и оппонент. Но был в более невыгодном положении – Представляете… Я внезапно увидел некоторые плюсы в вашем вынужденном безмолвии. Задумчиво коснувшись нижней губы большим пальцем и обнаружив подсохшую кровь, мужчина отвлекся и на мгновение нахмурился. Но затем, неопределенно пожав плечами, вернулся к монологу. В голосе вновь стали проскальзывать шипящие, но их быстро сменила горечь. - А я ведь вам верил. С трудом, но все же. Что Лили вам тогда наговорила? А, впрочем… Не важно. Так или иначе, чтобы вы там себе не думали… – будто потеряв мысль, зельевар покачал головой. И после непродолжительного молчания как-то странно скривился, глядя в стену и общаясь, видимо, уже с самим собой – На самом деле, вы даже могли счесть это забавным. Действительно, все вышло очень глупо. Я терпеть не мог девочку лишь за то, что она – Поттер. Живое напоминание того, что могло бы быть иначе. Но не сложилось. Сжав губы и будто все еще не понимая, как так могло произойти, он немного удивленно подытожил: - Я ненавидел. Собственную. Дочь. Твердо подняв голову, волшебник посмотрел на старика так, будто впервые видел. И изрек: - Надеюсь, Альбус, вы не будете удивлены, если я внезапно сочту ваши планы насчет Мирам неприемлемыми. Мирам. Впервые он называл ее не по фамилии. И девушка была склонна с ним согласиться. Поскольку, несмотря на недавние заверения гоблинов, более не чувствовала себя вправе носить фамилию до последнего находившегося в неведении Джеймса. Мирам. Голос зельевара произносил ее имя без ненависти, и так буднично, будто бы каждый день это слово проговаривал. И она и вправду хотела, чтобы это было так. Но оно не было. Она в принципе этого мужчину не знала. И не узнает уже никогда, но… Мира невероятно, до слез хотела понять, каким мог быть сей человек. Ей казалось, что хорошим. Избирательно, конечно. Но были у девушки подозрения, что ей бы зашло. Особенно в одиннадцать, сразу после Петунии и Вернона. О, да, в том нежном возрасте девочка с ума сошла бы от счастья, если б выяснила, что не совсем одна на белом свете. Гермиона говорила, что детская привязанность – самая… крепкая? Нет, не то. Безусловная. Вот это слово. Так или иначе, Мирам была склонна согласиться с одним из утверждений подруги. А вот со вторым, о том, что всему свое время, и прочтению книги, и человеку – с этим она была не согласна. Потому что стоило признаться хотя бы себе, что внутренний мир Избранной за все эти годы мало изменился. Ею все также на «ура» воспринималась идея о том, чтобы иметь лояльную родню. И, что важнее, живую и здоровую. В этом вопросе с того самого момента, как ее оставили в корзинке возле дома номер четыре, она не продвинулась ни на шаг, и на пороге двадцатилетия сокрушенно обвиняла самое себя, что осталась в чем-то непозволительным ребенком. А главное действующее лицо этой маленькой трагедии тем временем решительно устремилось к выходу. И это ни капли не сходилось с тем, что она знала о реальности. А потому наблюдала Мирам не за владельцем воспоминания, а за бывшим Верховным Чародеем Визенгамота, подозрительно щурясь и справедливо ожидая подвоха. Дамблдор, на постоянной основе ведя активную политическую и общественную жизнь, попросту не дожил бы до своих преклонных лет, если бы не умел выходить из абсолютно любой неожиданной ситуации с честью. И сейчас, разумеется, он попросту не мог допустить, чтобы самый неоднозначный из крестражей Темного Лорда остался невредим. Старик не собирался признавать поражение. И, задумчиво оглядевшись, внезапно исчез с полотна. Что Мира восприняла почти буднично. Она вообще редко сомневалась в бывшем Директоре. По крайней мере, в том, что касалось его сообразительности. И оказалась права. Ровно за секунду до того момента, как Северус Снейп нажал на ручку двери с целью покинуть кабинет, а затем и Хогвартс, с одной из угловых картин прозвучал спокойный голос: - Северус, я прошу тебя остановиться. Нарисованное лицо было грустным. Золотая Девочка была уверена, тут вопросов нет, что он сожалел. Не просто сейчас, но в целом. О многих своих поступках. Возможно, даже года эдак два перед Победой – вообще на постоянной основе. Но была она также уверена и в том, что, повторись ситуация, Светлейший поступил бы ровным счетом тем же образом. То, что случилось после, тоже не являлось неожиданностью. С того самого момента, как Народная Героиня увидела розовую закладочку на параграфе «Непреложные клятвы, или как влиять на чужие судьбы после смерти» в одном из томов, она подозревала нечто подобное, но предпочитала верить в то, что ошибается. Однако… глупо отмечать информацию, которую не собираешься использовать, так ведь? Она отчаянно повернулась к замершему на месте Мастеру Зелий, осознавая, что в этот, как, впрочем, и во многие другие дни, ему очень нужна была помощь. Но никого рядом не было. Этот человек был невероятно одинок. Хотя, если говорить начистоту, еще и невероятно недоверчив. Обоснованно ли… Она не знала. Может быть. Но они отличались друг от друга тем, что всегда рядом с ней были друзья. Мира ни в одном своем злоключении не находилась одна. Даже на последнюю, как она полагала, встречу с Вол-де-Мортом она пошла в сопровождении Лили и трех Мародеров. И поэтому, благодаря неизменному присутствию близких, Мирам всегда справлялась. А он был один. И тоже справлялся. До сего дня. До Визжащей Хижины. Тяжело, будто внезапно на его плечи навалился неподъемный груз, волшебник сделал шаг вперед, словно чему-то сопротивляясь, и дрожащей рукой схватился за деревянную створку. А через мгновение согнулся пополам, судорожно вцепившись второй рукой в застежки сюртука под мантией, разрывая их у горла и хрипло дыша. Пуговицы покатились по серому камню, а он, упираясь лбом в дверь, тихо застонал и медленно сполз на пол, опускаясь на колени. Мирам уже однажды видела, как действуют подобные Клятвы. Но с Хвостом все же было иначе. Хотя… даже ему она сопереживала. А сейчас и вовсе была готова помереть вместе с тем, за кем наблюдала. А наблюдала не она одна. Альбус, будто разом постарев, ежели это вообще было возможно, сокрушенно качал головой. От его гнева на профессора, судя по всему, не осталось ничего. Наконец, сопротивление Непреложному Обету сошло на нет, и бледные пальцы, до последнего цеплявшиеся за ручку двери, бессильно опустились. Их владелец тем временем горько прошептал, безуспешно пытаясь выровнять дыхание: - О чем я жалею – так это о той Аваде…что бросил вам в лицо… на Астрономической. Стоило прежде предоставить мадам…Ох… Лестрейндж возможность… с вами развлечься. Тут Мира согласиться не могла. На тот момент ее психика подобного зрелища бы не выдержала. Портрет, судя по всему, тоже доволен замечанием не был, поскольку, задумчиво огладив бороду и звякнув колокольчиком, вопросил: - Ответь мне, Северус… Почему смерть Мирам Поттер для тебя лишь неприятна, но приемлема, если это спасет мир от Вол-де-Морта, а гибель твоего ребенка с той же целью – совершенно недопустима? Ведь она не изменилась. Только твое восприятие девочки. Так неужели есть разница? Я так не думаю, друг мой. Хотя и могу понять твое… кхм…недовольство. Но смею заметить, что тебе стоит поразмыслить над тем, что я сейчас сказал. Слова Директора Миру не впечатлили. Более того, она была категорически не согласна. Разница была, и последние несколько дней она ощущала ее очень и очень остро. По профессору Зельеварения Девочка-Которая-Выжила скорбела и чувствовала вину за то, что не смогла помочь. А вот смерть родного отца причиняла ей боль почти физическую, и множественные «если» сводили с ума. Настолько, что смириться с действительностью попросту не было сил. Так что да, дело в том самом восприятии, о котором говорил старый маг. В этом, вроде как, и был смысл родственных связей, разве нет? И Малфои, какими бы отвратными они не были по отдельности, служили прекрасным примером того, как семья действует единым организмом в минуты опасности. И ценит превыше всего именно друг друга, а не высшие цели. Однако… вряд ли политик, что долгие десятилетия ставил на карту во имя всеобщего блага не только чужие жизни, но и совершенно честно равнял под ту же гребенку и своих близких, мог это понять. Он и сам отдал многое ради исправления своих и чужих ошибок, спасения сотен и тысяч жизней. Это не было плохо. Но и не было хорошо. Одно Мирам знала точно – ей это не нравилось. И она надеялась, что никогда не станет рассуждать подобным образом. По крайней мере, пока что она даже в шахматы Рону проигрывала именно потому, что ей было жаль посылать на смерть свои фигуры, что были обязаны разлететься на мелкие осколки. Так или иначе, находись она там в тот вечер, она бы обязательно все высказала старику. Но Снейп возражать не стал. Мастер Зелий некоторое время так и просидел на коленях. Недвижимо и безучастно. А затем закрыл лицо ладонями. И когда, наконец, заговорил, голос мужчины звучал глухо и надломлено. - Говорите, что хотите, Альбус. Я не могу. Я. Так. Не могу. Дамблдор выглядел озабоченным. И девушка, тихонько всхлипывая, понятия не имела, как великий комбинатор будет выходить из ситуации. - Северус. – голос Альбуса звучал проникновенно и серьезно – мы это уже обсуждали. И ничего, слышишь, ничего не изменилось. В этой школе по-прежнему находятся дети, которым грозит опасность… - А как насчет одного конкретного ребенка? Моего? Мира рыдала уже в голос. Это было невыносимо. Ну в самом деле, когда это чертово воспоминание закончится?! - Мирам – крестраж. И невероятно важно, чтобы Том сам, своей рукой, его уничтожил. И я повторю это ровно столько раз, Северус, сколько понадобится для того, чтобы ты меня услышал – если бы был иной выход, я бы тебя ни о чем не просил. Сейчас Золотая Девочка почти умоляла чертову говорящую мазню, чтобы он продолжил свою речь так, как в свое время преподносил безрадостные вести ей. Что-то вроде: «Хотя, есть у меня одно соображение… Связано оно с Магией Жертвы» и все в таком духе, лукаво поблескивая стеклами очков. Но, видимо, Снейп не относился к той категории людей, которым Директор раздавал авансы и делился надеждой. И, чем дольше длилась пауза, тем больше волшебнице нравилась ремарка относительно Беллатриссы. Никакой реакции. Зельевар оставался все также недвижим. - Рано или поздно они встретятся. Ты и сам это понимаешь. И снова – реагировать собеседник отказывался. Директор тяжело вздохнул. - Северус… Я прошу тебя. – коленопреклоненный человек нелепо дернулся в ответ – сними с моего портрета заклинание, будь так добр. И, пока Снейп тяжело поднимался на ноги и выполнял то, что ему приказали, а Мирам с запозданием начинала понимать, какая именно фраза активировала узы, которыми был повязан ее родитель, Альбус, возвращаясь в родную раму, все же решил играть другие карты, не тратя времени на отвлеченные темы. Хотя по его лицу было заметно, что ему не особо нравится сложившаяся ситуация. И безучастное выражение лица младшего коллеги. - Северус, я прошу тебя сохранить воспоминание о сегодняшнем дне в надежном месте. – будто сомневаясь в следующей фразе, старец помедлил, но все же сказал – Они еще пригодятся в будущем. А сами книги и записи передать при случае моему брату в «Кабанью Голову». А после… Мужчина вскинулся, улавливая подтекст, и в бездонной пустоте глаз появилась осмысленность. - Будущее? И чье же? – собеседник медлил с ответом, и Снейп продолжал настаивать, наклонившись вперед и тяжело опираясь на монолитную столешницу – Существует ли хотя бы малейшая вероятность, что она выживет? Скажите мне, Альбус! Было заметно невооруженным глазом, что Директор сомневался, стоит ли ему еще что-то говорить. А потому, устало улыбнувшись, голубоглазый старик решил отшутиться: - Есть ли у Девочки-Которая-Выжила после Смертельного Заклинания, шанс выжить после Смертельного Заклинания? Ну, я даже не знаю, друг мой. Все возможно. - Альбус! Ложная веселость слетела с морщинистого лица, как шелуха старого акрила. - Верь мне. Это все, чего я прошу. Ответный взгляд был болезненным: - Так или иначе... Вы действительно считаете, что, зная… Помня об этом… Я не в силах. Вы меня переоцениваете. - И поэтому, Северус, я прошу тебя наложить на себя Обливейт. Эти воспоминания в нынешней ситуации… кхм… мотивации тебе не добавят. И, пока мужчина выполнял приказ, Мира смотрела на «доброго дедушку» и до крови кусала ладонь, чтобы не закричать. Бледные глаза Дамблдора были тоскливы и печальны. Так смотрят на мертвецов. Он и вправду не желал давать некие несбыточные обещания. Не потому, что тот, кто стоял перед ним, их не достоин. Не потому, что Дамблдор не был уверен в судьбе Мирам Поттер. А потому, что Альбус знал, что сам отец девочки не доживет. Знал заранее. А ныне – еще и был уверен, поскольку Лорд в то время интерес к Старшей Палочке и ее истории уже проявил, причем недвусмысленно. И было очень мало шансов на то, что его собеседник избежит внимания к своей персоне. Таким образом, обещать что-либо было действительно глупо. Но пришлось. Мире было неясно, почему нынешнему Директору школы этого хватило. Золотая Девочка сомневалась, что Снейп не мог сложить два и два. Особенно, если исходить из его замечания насчет собственной судьбы в самом начале беседы. Но если судить по тому, как он действовал, четко и размеренно, хотя всего секунду назад выглядел совершенно разбитым, все, чего ему хотелось, он услышал, а остальное волшебника уже не особо волновало. А последующая фраза и вовсе убедила ее в собственном жутковатом предположении: - Вы уверены, Альбус, что этот дубликат кому-нибудь пригодится? Кому-нибудь. Директор, как и наблюдательница, тоже формулировку услышал. И, опуская очи долу, замялся. А ответ ждали. Взгляд черных глаз блеснул слабой насмешкой. Ну, зельевар не любил, когда его держали за идиота, это верно. И четко давал понять, что замалчивания седобородого интригана его не обманули. Не то, чтобы она сама радела о собственной безопасности. Но этого самоубийцу нынче очень хотелось проклясть. - В жизни бывает всякое. Никогда не угадаешь… И вновь Мастер Зелий оборвал фразу своего кукловода: - Меня интересует только то, что вы угадываете правильно насчет девочки. Только эта ваша уверенность мне интересна. - Эх… Ежели ты не веришь портрету – могу гарантировать, что оригинал все примерно так и рассчитывал. Но важны детали. И ты, друг мой – основная. Скривившись в ответ, будто закусил лимоном, черноволосый мужчина язвительно подытожил: - Вот именно поэтому я стараюсь не иметь друзей. Мирам было горько от того, что, судя по всему, два мага сейчас одинаково координировали действия и корректировали ситуацию без учета того, что Снейп выживет. Она была против. И готова была голову прозакладывать, что вот тут точно можно было что-то придумать. Но… двое невероятно умных людей, чью беседу она наблюдала, концентрировались на другом. И достаточно буднично упускали такой немаленький момент, как сопутствующие потери. А она не хотела терять. Но ее мнение не учитывалось. Никогда. Понемногу впадая в прострацию, единственная свидетельница того, сколь немногим был готов довольствоваться покойный, рассеянно вытирала соленую влагу со щек. Собственную жизнь профессор считал равноценной одной вероятности из ста, что Избранная чудесным образом восстанет из мертвых. Даже Мирам, чтобы бросаться грудью на амбразуры, были необходимы более весомые аргументы. Как во сне, она наблюдала за тем, как на миг все вокруг темнеет и начинается следующее воспоминание. Как звучит заклинание. Как спустя несколько секунд мужчина растерянно смотрит на двухмерного собеседника и записку, что сам себе и оставил. Недоуменно хмурится, задает вопросы портрету. Кривится и язвит. Появляются лента и пробочка, сундук опутывают чарами. Лондон. Косая Аллея. Гринготтс. Хранилище. И еще одна серебристая нить опускается во флакон. А после – все тускнеет». Она не помнила, как вынырнула обратно. Не помнила, как покинула Министерство. И как оказалась на Гриммо. Не помнила, сколько выпила алкоголя и выкурила сигарет. А вот то, что перестать плакать она так и не смогла, пока не потеряла сознание – это она помнила.