Тень сентябрьского заката

      Шум спокойных волн ласкал уши, ненавязчиво звенел плеск воды. Пена шуршала, шипела, перебивая пение молоденьких русалок и пряча их под обрывом — место романтических свиданий с утопленниками. И белая скатерть ложилась поверх острых камней, закрывая восседающих морских пленниц. Они играются между собой, а простому глазу даже не видны завитые рыбьи хвосты, переливающихся в холодных тонах под лучами солнца. Легкий аромат соленой воды мгновениями отдавался потоком дурного запаха водорослей, невольно раздражая ноздри, будто напоминая о том, что не все так идеально в этом мире, и даже подобная мелочь может вызвать мимолетное разочарование. Морской бриз щекотал лицо, а лучи солнца тепло касались белоснежных щёк, как бы осторожничая с чувствительной кожей. Неожиданно поднялся сильный ветер, заставив «Белоснежку» ухватиться за платье, как бы избегая, чтобы подол поднялся выше колен.       — Давайте здесь остановимся! — ушей коснулся восторженный и ласковый юношеский голос, заставив молодую созерцательницу морских пейзажей обернуться назад.       Поток ветра все ещё ударял в лицо, не позволяя распущенным длинным прядям разглядеть перед собой хоть какую-нибудь картину. Судорожно убрав все чёрные локоны с лица, Микаса наконец смогла широко раскрыть глаза.       К ней направлялся Армин, который в одной руке держал большую корзину, а в другой вел за собой Энни, что также, как и Микаса, постоянно поправляла пряди. Микаса чуть приподняла уголки губ, заметив парочку, которой силой и уговорами удалось вытащить её на встречу с остальными друзьями.       — Армин, куда ж ты так ломанулся? Неужто удумал обогнать меня?       За спинами Арлертов показался Жан. Он также нёс в своей руке корзину, из которой ненароком торчали горлышки стеклянных бутылок с алкоголем. Настроение на будущие пьянки уже придавал игривый звон стекла друг об друга. За Кирштайном спешила Пик, со своим ростом с трудом догоняя великана. Будучи бывшим титаном-перевозчиком, по иронии судьбы, она ничего с собой не несла, кроме как невинный букетик полевых цветов, собранных по пути. После неё показались широкие плечи Райнера, который устало плёлся позади, таща две корзины и недовольно кряхтя. Последовали ещё две макушки, неторопливо поднимающиеся над землей, но Микаса отвлеклась на девушку, что возникла напротив неё.       — Микаса, ты такое место красивое нашла, — восторженно пролепетала Пик.       Аккерман неуверенно кивнула и вместе с Пик устремила взгляд на пейзаж, что открывался с невысокого обрыва над берегом моря. Танцующее по волнам солнце обворожительно блестело. Но наблюдение за лучами неприятно отдало в глаза, и Микаса зажмурилась, а после вновь отвела взгляд от вида на море — осточертело. Она интуитивно подняла руку ко лбу в попытках таким образом привыкнуть к свету побыстрее и открыла глаза вновь. Ей предстал вид на уже расстеленный плед, вокруг которого, словно неугомонный рой пчёл, крутились ребята из сто четвертого кадетского корпуса, выкладывая продукты и напитки, — только одна фигура стояла в стороне.       Наконец привыкнув к свету и убрав руку, девушка разглядела своего бывшего капитана. Он смотрел прямо на неё своим испытывающим взглядом, который ко всему прочему мог бы ещё показаться жутким из-за наделенных тяжелой судьбой шрамов. Отнюдь, Микаса придерживается мнения, что шрамы — это точно не то, чего стоит пугаться в этом мире. В такую жару он все равно был в привычном костюме, хоть и повесил пиджак на свои угловатые плечи. Одной рукой мужчина держался за эбонитовую трость, которая придавала его виду особую эстетику грациозности и изысканности, если забыть о том, что трость — не украшение, а необходимое приспособление для передвижения человека с повреждённой ногой. Испугавшись своих мыслей об изяществе бывшего капитана, девушка кратко смутилась и моргнула, поспешно сменив источник интереса. Однако недолго глаза блуждали по траве, и Микаса вновь встретилась с серо-синими радужками, непреклонно наблюдавшими за ней, что заставило её и вовсе как можно скорее переключиться на что-нибудь другое, например, на то, чтобы как можно скорее всё подготовить к пикнику.       Вся суета подошла к концу, и собравшиеся наконец присели на края клетчатого пледа вокруг тарелок и стаканов. Жан сидел спиной к морю, принимая на себя удар палящего солнца; слева от него местечко занял Конни, не желая отсаживаться далеко от друга; справа от Жана уместилась Пик, - она иной раз лениво облокачивалась на его плечо; возле неё себе место нашёл Райнер, схватив лакомый кусочек под нависшей веткой; справа от бывшего воина сел Армин, позволив себе занять место прямо напротив вида на морские просторы; рядом села Энни, которая продолжала нарезать фрукты и красиво выкладывать на тарелку. Возле неё уселась Микаса, завлекая за собой Леви присесть не без помощи Конни, что был с другой стороны от бывшего капитана. Микасе и Леви повезло — им тоже досталось место под веткой, что тенью защищала от жары. Потихоньку все начинали беседовать, паря руками над выложенной едой, чтобы ухватиться за любимые лакомства, и передавая тарелки между друг другом.       Пока друзья разговаривали между собой, Микаса потупила взгляд на них. Она не вникала в темы, которые затрагивали бывшие члены альянса. Однако она довольствовалась малым: понимание того, что они живы и здоровы, заглушало тревожные мысли, которые постоянно порождались и плодились в её голове. Микасе казалось, что в её друзьях проснулась юношеская беспечность, ежели они так естественно проводили время на пикнике. Отнюдь, она их не винила. Освободившись от проклятья Имир, они получили шанс почувствовать вкус жизни, и тратить эту половину на уныние и сожаления у них определено не было желания. Не из глупости и наивности, а из желания жить, — не выживать. Это не могло не радовать, но Микаса никак не могла понять, почему её не преследует это чувство. Ей казалось, что она единственная застряла внутри стен, пока друзья изучали мир и преисполнялись хорошими воспоминаниями. Радость за друзей сменилась грустью за себя, и Аккерман поникла в мысли, пока её плеча не коснулось чужое.       — Извини.       Леви решил сменить положение, невольно задев задумывающуюся девушку. Микаса обернулась к бывшему капитану и кивнула в знак принятия извинений за мимолетное нарушение личного пространства. Леви вновь вернул взгляд вперёд, пока девушка продолжала наблюдать за его вздымающейся чёрной челкой. Сейчас как никогда раньше хотелось поговорить конкретно с капитаном, ведь она даже не сомневается в том, что тот поймёт её. Такой же замкнутый, холодный, погруженный в свои думы. Любопытно, о чем? О сожалениях? Или о надежде? Может, как и она, в принципе ни о чем, точно также, как и обо всем?       Освободившись от клейма двух сильнейших, что долгие годы определяло их как личностей среди остальных жителей Парадиза, они обрели желанное облегчение. Все в них видели лишь отражение силы и неуязвимости, но они не выбирали такой участи, которой невольно завидовало большинство солдат, если не все, в глубине сознания понимая проклятье аккерманской крови. И сейчас это проклятье обрушилось на них тяжким грузом вновь. Рождённые воевать остались на растерзание мирного времени, которого так добивались. И ради кого? Ради себя? Ради своих избранных? Или ради чего? Ради свободы? Что это вообще такое?       — Ты побледнела, все в порядке? — в плечо Микасу пнула локтем Энни, вытаскивая из раздумий.       — Да, конечно, — выдавив улыбку, ответила черноволосая.       — Ты попробовала? — продолжила блондинка, протягивая бледно-желтый, длинный, неизвестный объект в виде увеличенной дольки желтого яблока.       — Что это? — неуверенно поинтересовалась черноволосая, беря в руки шершавый предмет, явно съедобный, раз от него разило резким сладким ароматом.       — Дыня! — восторженно вскрикнул Армин, вступив в диалог. Он одарил Микасу радостной улыбкой, что с теплом проникла к сердцу. — Их поставляют с юга, а там растёт все самое-самое вкусное и сладкое, тебе должно понравиться.       Микаса мягко улыбнулась и кивнула. Она потянулась к предоставленному ломтику и уже было открыла рот, как её визгом остановила Энни.       — Погоди! Надо есть сверху, а за кожуру держать, — пояснил Армин, демонстрируя на своем ломтике.       Сердце кольнуло, как только Микаса почувствовала себя ребёнком, не способным на элементарные действия и не знающим о том, что известно всем остальным. Неприятную реакцию девушка скрыла за мимолетной легкой улыбкой и потупила взгляд на дыне. Девушка снова потянула ломтик к себе, раскрыв рот и наконец сделала первый кусок. Медленно разжевав и так мягкую субстанцию, черноволосая засомневалась в собственной реакции. На вкус дыня действительно была чересчур сладкой, но от этого не менее приятной и вкусной.       — Ну как?       — Вкусно, — не задумавшись мягко ответила черноволосая, однако застыла от того, что вопрос не был задан грубоватым женским голосом или мягким мужским, обладатели которых уже отвлеклись от черноволосой на рассказ Райнера. Микаса обернулась к бывшему капитану, который все это время наблюдал за сценой. Она смутилась и не по своей воле добавила, будто на этот раз повторила ответ конкретно ему. — Вкусно.       — Да услышал я, Аккерман, не глухой. Дашь попробовать?       Микаса кивнула и передала откушенный фрукт мужчине. Тот сделал небольшой кусок, и маленькая капелька сока сбежала с губ к подбородку. Леви мельком поморщился и вернул ломтик девушке.       — Фу, — протянул брюнет, вытерев белоснежной салфеткой губы и подбородок. Микаса неловко улыбнулась и забрала экзотический плод, продолжив его доедать. — Аккерман, ты сладкоежка? Не ожидал.       — Я? — переспросила девушка.       — А ты видишь здесь ещё каких-нибудь Аккерманов?       — Сэр… Вы.       Они уставились друг на друга, не решившись даже выпустить воздух. Диалог вышел до крайности неказисто, собственно, они и сами знали, что в большинстве своем способны на туалетные шуточки, оскорбления и пожелания кому-либо смерти. Аккерманы продолжали недоумевающе разглядывать друг друга, абсолютно затерявшись от других собравшихся на пикнике. Микаса осознала всю абсурдность беседы с бывшим капитаном, чье серьезное лицо в такой ситуации только развивало комичность произошедшей сцены. И все-таки первой сдалась Микаса, мягко засмеявшись. Её смех был непривычно искренним, тихим, но с легким звоном, что привлек к себе нежелательное внимание. Когда девушка успокоилась, она убрала ладонь, которой пыталась скрыть губы, и раскрыла глаза. Девичьи щеки вмиг покрылись красными пятнами, потому как на неё были направлены несколько пар пораженных глаз. Все разговоры вмиг умолкли, а местность погрузилась в тишину, лишь мелодия Флоры не давала и вовсе лишиться слуха. Природное шуршание разбавил лишь звук того, как Леви немного посербил холодным чаем, что находился в его стакане.       — Капитан, как вы это сделали? — невольно повысив голос до неприятного визга, спросил Жан.       — Сделал что? — раздраженно спросил Аккерман, продолжая прикрывать покрасневшее лицо стаканом.       — Микаса только что смеялась! — к визгам Жана присоединились визги Конни. — Все это слышали!       — Да-да, — закивала Пик, которая хоть и немного знала о Микасе, но успела понять её и даже в какой-то степени проникнуться.       — Вам показалось, — выпалила Аккерман, которая по привычке потянулась к шарфу на шее, однако вспомнила, что сняла его из-за палящего солнца. — Это была Энни.       — Чего-о? — поперхнувшись своим напитком, протянула Леонхарт. Рядом с ней довольно рассмеялся Арлерт, которого обвинения близкой подруги знатно позабавили.       — Не прокатит, Микаса, все всё видели и слышали, — напыщенно усмехнулся Браун.       — Реально, ещё Энни смеялась? — удивился Спрингер.       — Балбес! — стукнув по голове друга, произнес Кирштайн.       — Вот же расшумелись, — выдохнул Леви и уже собрался вставать с места, но чуть оступился.       — Капитан, вы куда? Вам помочь? — поинтересовался Спрингер, поймав Аккермана.       — Я больше не капитан, — недовольно процедил мужчина, крепко положив руку на плечо Конни, который даже чуть согнулся от хватки сильнейшего. С помощью бывшего подчиненного Аккерман встал, взяв в руки трость, что удобно стояла неподалеку от него. — Леви, запомните уже наконец, отродья, — мужчина перевел взгляд на Микасу, и глаза его почернели от злости. Вскоре он вновь добавил: — просто Леви.       После сказанного юноши и девушки поникли, почувствовав свое пренебрежение к уже ненужной, но привычной, дисциплине. Леви только фыркнул и медленно направился к спуску вниз, что некрутой тропинкой вёл к берегу.       Микаса проводила бывшего капитана обеспокоенным взглядом, в глубине души обвиняя себя за чрезмерную откровенность с эмоциями. Отныне друзья будут на неё коситься, заодно не будут проходить мимо Леви, чьи познания в юморе смогли каким-то образом развеселить угрюмую подругу. Девушка чуть дёрнулась вперёд, словно хотела встать с места и последовать за бывшим начальником, однако мысль о том, что ему хотелось побыть наедине с собой, остановила её.       — Ну, давайте, выпьем! — в попытке разбавить напряжение, воскликнул Жан.       — Да, за королеву Хисторию! — воспылал Райнер, подняв свой стакан.       — Опять? — удивилась Пик.       А после начался целый спор, кому или чему посвящать простейший тост, однако юношей уже было не остановить, раз каждый столкнулся с боевым упрямством друг друга. Пик тихонько пересела к Энни, заведя с ней разговор, заодно завлекая Микасу. Она присела к ним поближе, но без энтузиазма присоединиться к разговору, так как мысли крутились вокруг бывшего соседа, который в одиночестве временно покинул лагерь… Опечатка, — пикник.       — … За любовь! — воскликнула Пик, подняв свой стакан.       — Да! — подхватил Кирштайн.       — Подкаблучник, — буркнул Конни. — Ну или в исключительно твоём случае — подкопытник.       — Ах ты! — Жан уже забыл о тосте и вине, кинувшись на друга с кулаками.       — За любовь, девочки, — на усталом выдохе произнесла Пик и протянула стаканчик в их узкий девичий кружок.       — За любовь, — повторила Леонхарт, стукнувшись стаканчиком о край протянутого стакана. Девушки обернулись к Микасе в ожидании. Неуверенно протянув стакан в ответ, она присоединилась к тосту:       — За любовь.       Вновь слова, диалоги, — Микаса мысленно покинула девчачью болтовню, что уже успела наскучить, как только разговоры пошли о супружеской жизни. Пик с восторгом рассказывала о недавнем свидании, которое ей организовал Жан на годовщину, и во время рассказа Микаса незаметно косилась на друга, наблюдая за тем, как тот пел песни, покачиваясь и прижимая к себе Райнера и Конни. Энни тоже посчитала нужным поведать о своих счастливых днях, хотя она рассказывала так сухо, что казалась абсолютно несчастной или недовольной — к счастью, так только казалось. Все эти разговоры чужды Микасе, ей неизвестны тонкости подобной жизни; вновь она отставала от других, как будто все в мире уже давно не для неё и её мыслей.       Человеком всегда движет любопытство, что нетерпеливо затягивает его познавать закрытые от его глаз тайны. Быть может, зная все, люди были бы счастливее, увы, это невозможно. Даже великие умы говорят: «Я знаю, что ничего не знаю», — командор Ханджи в истерике повторяла снова и снова после неудачных экспериментов. А ведь неизвестность пугает. И Микаса поняла, что хотела бы познать супружескую жизнь в тех красках, которыми пользовались новоиспеченные подруги.       Микаса знала, что такое любовь, но познала ли она её? Что это вообще такое? Все, как один, бросаются этим словом, но даже не могут пояснить его значение. Любовь — это как? Когда тепло или, наоборот, знобит? Это когда страшно или спокойно? Это сладко или горько? А семья — это любовь? Армин и Эрен — это любовь? Если Эрена уже нет в живых — это уже не любовь? Если Армин увлекся Энни — это уже не любовь?       Микаса во время службы натыкалась на любовные романы соседок, но никогда не была шибко заинтересована в них — мысли были абсолютно о другом, хоть иной раз Саша настаивала прочитать несколько её книг. Саша ко всему этому добавляла любовную чушь, связанную с Николо, - она проводила столько времени, что пошёл слушок о любовных отношениях этих двоих. Однако правду знала только Микаса, которой Брауз все охотно разболтала. Хоть ей и нечего было делать с этими знаниями — она мало, что понимала из болтовни подруги, которая сравнивала любовь к Николо с поеданием жареного мяска, пойманного собственными руками, животного. Признаться, она столько галдела обо всем на свете, а после её смерти комната погрузилась во тьму.       Аккерман осталась абсолютно одна среди мужского коллектива, ни о каких подругах не могло быть и речи, а единственной близко знакомой женщиной осталась Ханджи, к которой Микаса искренне прониклась за все время службы, словно к старшей сестре. И она погибла. Сердце Аккерман разрывала боль, как и всех остальных сослуживцев — особенно Леви, что оставался со своим равнодушным и потускневшим взглядом где-то в стороне. Чувствуя рядом с собой боль капитана, девушка хотела взять его за руку, чтобы поддержать. Нет, скорее даже, чтобы успокоить себя. Понимание, что капитан не оценит данный жест, пришло в тот момент довольно быстро. Однако поблизости были Жан и Конни, черт возьми, и Армин, но в них она так не нуждалась, как в капитане. Она все же отдёрнула руку.       Микаса была крайне строга по отношению к бывшему капитану, с которым знакомство началось с наблюдением за тем, как Леви избил Эрена в зале суда — безжалостно и жестоко. Ненависть. Проникнуться к мужчине уважением, как довольно быстро сделали остальные сослуживцы, было непросто. Самодовольный, наглый, жёсткий и грубый коротышка — вот как она о нём отзывалась. Девушку просто поражало, сколько мыслей порождал этот человек, в основном, отрицательных. Однако Микаса всё-таки убедилась в компетентности капитана — на первой вылазке, хоть ему и пришлось невольно пожертвовать здоровьем лодыжки и чистотой формы.       Уважение. Как сильно прежде Аккерман ненавидела капитана, также сильно она стала его уважать, беспрекословно выполняя все его приказы. Юношеская пора позволяла Микасе даже некоторую вольность из-за элементарного желания привлечь внимание капитана к своей персоне, настаивая на совместных спаррингах, однако к грязным приёмчикам она также охотно прибегала. Например, кидаясь бобами и называя его дьяволом из сказки, против которого эти самые бобы и используются. Удивительно, но Леви ограничился едким замечанием, а не выдачей нарядов, которые обычно достаются целому отряду.       Интерес. Он тоже Аккерман. Любопытно, как они связаны? Девушка снова и снова ловила себя на том, что не могла перестать наблюдать за капитаном, ловя его самого на слежке за ней. Однако они не разговаривали, никогда. Всё их общение достигало черты начальник-подчинённый, хотя могли бы найти столько точек соприкосновения, что возможно знали бы друг друга, как самих себя.       Девушка мысленно вздрогнула, наконец поняв, куда её двигали мысли, а после вспоминала о реальности, в которой на неё с ожиданием смотрели две пары глаз.       — Прогуляюсь, — кратко ответила Микаса и встала с пледа.       Пик с Энни переглянулись и продолжили разговор, не поинтересовавшись планами третьей.       Микасе надо было отвлечься, отойти от нудного разговора и подумать о чём-то ином. Однако шарманка уже была заведена, и девичья голова вмиг стала тяжелой.       Она любила Эрена, быть может, намного сильнее, чем если бы жена любила своего супруга или же несколько иначе. Но от юноши у неё осталась лишь невидимая кровь на ладонях, что отравляла её тело и разум, а на губах она все ещё чувствовала холод после касания к устам Эрена. Особенно остро она подвергалась иллюзиям в одиночестве, в коем она пропадала нередко. Микаса старалась отвлекаться, занимаясь уже привычной уборке. Её домик, что был получен на уединенном участке после войны, был небольшим, но она всегда старалась оставлять его в блеске, будто готовясь к проверке капитана.       Девушка решилась на поцелуй в последний момент, потому как захотела понять их связь. И проверить сказку, которую когда-то в детстве ей поведала матушка. Смысла Аккерман уже и не помнила, но волшебная фраза оттуда выстрельнула именно в этот момент.       »…И только поцелуй истинной любви мог спасти его от проклятья…»       Ну и бред. Надеяться на сказку в момент отчаяния было глупо.       Уже вечерело, к горизонту неспешно опускалось солнце. Скоро небо окрасится в нежные пастельные тона и подует первый холодный ветерок. Микаса направилась к берегу, к которому некогда направился бывший капитан. Его не было довольно долго, из-за чего сердце неровно стучало. Девушка ускорила шаг, наконец ступив на горячий песок. Сняв балетки, черноволосая пошла вдоль берега, иной раз прыгая от жара на ступнях. Вдалеке показался силуэт, и Аккерман не раздумывая понеслась вперёд, спотыкаясь о горки песка, что щекотали чувствительную кожу ступней. Не выдержав жара земли, Микаса побежала вдоль сырого песка, снова и снова ступая на волны и брызгая водой.       — Капитан! — вскрикнула Микаса.       Леви рефлекторно обернулся на голос, хотя сам отрицал данное обращение к себе. Её голос он узнал сразу, но вот мягкий тон никак не укладывался в голове. Заметив девушку, которая запыхавшись бежала к нему, мужчина покрылся мурашками. Он не первый раз видел бывшую подчиненную на бегу, но то были тренировки, где в беге важно абсолютно все: дыхание, положение рук, шаги. Сейчас девушка открыто наплевала на все условности спортивного бега, путаясь в ногах на сыром песке. Микаса выглядела нелепо и забавно, но одновременно с этим настолько мило и естественно, что мужчина даже засомневался в увиденной картине — не сон ли это случайно? Аккерман приближалась, и бывший капитан слегка напряг руки, ожидая, что девушка накинется на него и ему придётся ловить её… в объятия? Однако нет, она вовремя остановилась, оказавшись напротив Леви.       Беготня вдоль воды вызвала у девушки детский азарт, что выразилось в её ослепительной улыбке во все тридцать два зуба и неровной отдышке.       — Аккерман, я же просил, без званий.       — Когда начнёте звать меня по имени, тогда и я буду, — уверенно ответила черноволосая.       — Справедливо, — мужчина хмыкнул на высказанные условия и кивнул. — Держи.       Леви вытянул руку, протягивая маленький цветок, что никак не умещался в его ладони. Микаса только сейчас его заметила и чуть осеклась.       — Василек, — произнесла девушка, неуверенно протягивая руку к бывшему капитану.       — Там их целая поляна, правда, я думал, это одуванчики, — признался Аккерман. Познания в растениях — определённо не его конёк, ведь под рукой всегда была Ханджи со своим помощником и своими знаниями.       Девушка слегка улыбнулась и, мимолетно коснувшись мужских рук, забрала цветок. Они коснулись пальцев друг друга всего на миллисекунду, но это сполна хватило, чтобы по всему телу прошла болезненно приятная дрожь. Они тут же отвели друг от друга удивлённые взгляды, не смея смущать друг друга. Мужчина спрятал руки в карман брюк, наблюдая за Аккерман исподтишка; она же покрылась легким румянцем, неуверенно прижав к груди фиолетовый бутон.       Леви, воспользовавшись моментом, засмотрелся на неё, пока девчонка опустила глаза, сосредоточив их на бутоне. Её длинные локоны, к которым не привыкнуть как носительнице шевелюры, так и смотрящим на неё, развивались по легкому ветру, подымаясь и вновь опускаясь. Было заметно, как они щекочут шею и щеки, от чего Микаса жмурится, даже не контролируя это, что в очередной раз забавляет и умиляет.       Впервые Аккерман признал перед собой не первоклассного солдата-подростка, а девушку. Простую красивую девушку, которую на самом деле легко рассмешить и порадовать. Зачем мужчина сорвал растение — он не имеет ни малейшего понятия, ведь безобидный фиолетовый цветок мог оказаться ядовитым, но в тот момент на поляне он даже не подумал об этом. Зачем мужчина отдал растение — ему также неизвестно. Просто Микаса оказалась поблизости, а ему надоело ощущение хрупкого стебля в ладони? Вероятнее всего. Пусть будет так. Главное, что ей понравилось.       Микаса переложила цветок за ухо, из-за чего фиолетовый бутон торчал над ухом, словно заколка. Она немного повозилась, удобное располагая стебель, чтобы тот если и упал, то хотя бы сначала продержался столько, сколько сможет. К своему невинному и девичьему действию Аккерман добавила милую улыбку, посвящённую исключительно Леви. Вполне вероятно, этим она хотела спросить, нравится ли ему её внешний вид, однако вслух она, естественно, ничего не произнесла, замерев в улыбке. Да и мужчина бы точно не дал ответ, проигнорировав её или как-то едко подметив.       Они смотрели друг на друга и молчали. Столько лет отслужив в Разведкорпусе и столько всего пережив вместе, они просто не могли найти слов друг для друга. Микасе вспомнилось, как в замке, отведённом специально для разведчиков, она часто пересекалась с капитаном в коридорах и оборачивалась после того, как их пути расходились, чтобы что-нибудь сказать. Но ничего не приходило в голову, и девушка шла дальше, стараясь не сожалеть о том, что не смогла элементарно окликнуть капитана для уединённой беседы. Да и что тут обсуждать. Война, титаны, вылазки. Однако ей хотелось. Хотелось вломиться в его кабинет и принести свои благодарности и извинения, чтобы убедить его в своей зрелости. Но костяшки так и не коснулись деревянной двери.       — Вам не жарко? — поинтересовалась Микаса.       — Нет, мне нормально, — отчеканил Леви, устремив взгляд на лазурный отлив морской воды.       Аккерман кивнула и умолкла, всё ещё не отводя взгляда от шрамов бывшего капитана. Почувствовав наблюдательный взгляд, он всё же обернулся к ней.       Они молчали, продолжая смотреть друг на друга, не сговариваясь играя в гляделки. Правила просты: кто первый отведёт взгляд — тот проиграл. Микаса упрямо смотрела в пустые глаза бывшего капитана. Один глаз потерял краску радужки, в то время как второй сохранился в привычном блеске стали. Леви же никак не мог себе позволить проиграть серым тучам бывшей подчинённой, которая за все время службы подогревала его интерес к своей персоне. И кажется, сейчас она достигла своего пика. Нет, не сейчас. Когда засмеялась. Просто. Ни с того ни с сего. Ещё и обратила внимание других к ним. Что за девчонка, честное слово.       После битвы за Трост все только и горланили о способностях некой лучшей выпускницы кадетского корпуса и её схожести с ним, но ему это как-то шло и ехало. Когда она громко и уверенно назвала его карликом, убеждаясь в целостности недотитана и хорошем слухе его капитана — это тоже шло и ехало мимо него.       Он действительно убедился в их схожести. Импульсивная Аккерман чем-то даже напомнила его в юности, когда совершилась его первая вылазка. Всегда холодных и беспринципных брюнетов раздавили эмоции в самый разгар их первых миссий. Справедливости ради, такая участь ожидала, ожидает и будет ожидать всех вступивших в Разведкорпус. Хотя, будущее время в этом смысле уже неуместно.       Микаса сильна — это факт. Умна, но местами. Инстинкты на высоте. Способности работать в команде явно хромают. Физической формой может похвастаться даже перед разведчиками-ветеранами. Внешность необычная, симпатичная. Так-так-так. Отчёт Леви, который он собственноручно производил в своей голове, пошёл уже не в то русло, а мрачная девчонка уже пошла на титана. И нажав на курок УПМ, Аккерман взмыл вперёд, дабы ухватиться за неконтролируемое разумом тело.       За повреждённую ногу девушка так и не принесла свои извинения, что там говорить о благодарностях за спасение склизкой задницы Йегера. Однако Леви ловил её обеспокоенный и расстроенный взгляд каждый раз, когда кто-то упоминал о травме капитана в их присутствии или, когда Микаса становилась свидетельницей хромого шага. Он так часто ловил эти глаза, что привык при каждом неуверенном шаге искать её, чтобы убедить своё эго в беспокойстве черноволосой за него. Кажется, эта глупая привычка осталась с ним до сих пор.       Ниток, что связывали их, становилось больше, но никто не смел сплетать их в крепкую веревку, которая смогла бы создать между ними необходимую обоим связь. Аккерманская гордость или же отрицание такой возможности?       Брюнет не был мечтателем, но иной раз ему хотелось, правда хотелось, повести какой-нибудь вечер с ней, чтобы, как там говорится в народе… поговорить по душам? Была ли душа у такой машины для убийств, как он? Пересекаясь с Микасой, его рука тянулась схватить её запястье и призвать в свой кабинет после отбоя — поговорить. Но всегда что-то мешало, останавливало. Его друзья, её друзья, усталость, вспышки чрезмерной гордости, сомнения в её реакции. И элементарный страх, что того посчитают извращенцем. По неизвестной ему причине, он с легкостью мог подозвать к себе Сашу, Хисторию или других разведчиц, однако именно с Микасой всегда дела обстояли совсем иначе. И ключевая проблема — её совсем ребяческие чувства к Эрену. Именно из-за этого рушились все его желания, разбиваясь о реальность. Она страдала какой-то непонятной и глухой одержимостью, и когда частичка её внимания обращалась к нему — сердце заводило свой новый ритм, словно это была её тайная девичья тактика. Из-за этого Аккерману оставлять чистый разум становилось сложнее, но все ещё допустимо.       Леви зашёл в кабинет Эрвина поздней ночью, принеся ему написанный рапорт о прошедшей миссии, что для него закончилась потерей Кенни Аккермана. Узнав правду от почившего уже дяди, мужчина был не в состоянии трезво мыслить, но работа требовала своего выполнения. Потратив все оставшиеся силы на писанину о происходящем в пещере, сыворотку и своей родословной, брюнет дошёл до друга и, обсудив некоторые моменты, поспешил на выход. Напротив кабинета Смита, прижавшись к стене и потупив взгляд на носочках, стояла Микаса, все ещё в форме. Вероятнее всего, она готовилась к тому, чтобы после объявления отбоя не идти спать, а дойти до кабинета командора и разузнать о Кенни, что заинтересовал её не меньше, чем его правда. Леви опешил. Он проклинал в эту секунду все на свете, в первую очередь девчонку за то, что она так не вовремя. Взяв себя в руки, Леви молча развернулся и ушёл в сторону своей комнаты, даже не отчитав за нарушение комендантского часа. Расслышав тихий шмыг носом, а после шаги в противоположную сторону коридора, Аккерман заскрипел зубами и сжал кулаки. Они поговорят, но как-нибудь потом.       Мрачная девчонка преподносила ему разнообразные сюрпризы. Особенно его повеселила её реакция на удар Королевы Хистории по его плечу. Заметив её ухмылку, Леви сразу понял, чья это была идея — мелкая бы до такой неблагодарной пакости не додумалась. В голове мелькнула мысль, что конкретно ему крайне повезло, что не в высокомерной выскочке обнаружилась королевская кровь, иначе простым ударом, что почувствовался щекоткой по одежде, не обошлось бы. Хотя любопытство столкнуться с пытками своенравной Микасы его не покидало, вызывая весьма смущающие мысли. Но Аккерман не растерялся и решил переиграть, одарив свой отряд легкой улыбкой. Увидев следующую недовольную реакцию Микасы, мужчина заликовал у себя в голове. Эта Аккерман такая юная, а стервозности в ней столько, что даже непонятно, как столько умещается в её теле.       Он понимал её ярость в тот момент, но это не помогало не ощущать ледяную сталь у шеи. Микаса прижала его к крыше, капая сверху потом и кровью. То ли эмоции дали ей необходимую силу, то ли их совместные спарринги укрепили её хватку, но она его побеждала, однако ликовать от этого никому не хотелось. В её радужках он не видит блеск чистого металла, ему даже кажется, что её радужки в принципе потеряли цвет, словно она ослепла. Если бы не вовремя подоспевшая на помощь Зоэ, Аккерман не сомневается, — он бы остался без головы. Женщина приобняла девчонку со спины, стараясь успокоить её слёзы усталости, горя, сожаления. Увидев большие капли, что собирались на краях её узких глаз, а после стекали по щекам, Леви захотелось оказаться в другом месте исключительно вместе с Микасой. Она же такая маленькая, хоть и солдат, и так рано ей пришлось принять жестокость этого мира. Обнять, прижать к своей груди, спрятать заплаканное лицо, простить за нападение — это всё, чего ему сейчас хотелось. Её никто не способен защитить так, как он, и Аккерман это прекрасно понимал, но сделать с этим ничего не мог. И мысли в быстром потоке переключились с девушки на происходящее.       Вновь её обеспокоенные глаза прожигали дыру в его груди, однако девушка опять ничего не говорила — только наблюдала. Как, собственно говоря, и он. И всё это постепенно и медленно вело к этому моменту.       — Я…       — Я…       Они замолчали, неловко переглянувшись.       — Говори.       — Говорите.       И вновь замолчали.       — Ты первая.       — Нет, вы.       — Аккерман!       — Капитан.       — Несносная девчонка.       — Упрямый коротышка.       — Субординация.       — Вы больше не капитан.       — Как ты удобно устроилась, Микаса.       — Как и вы, Леви.       Вновь повисла тишина, что напряжено свисала несколько минут, пока первой не заговорила Микаса.       — Я бы хотела, — она осеклась и начала нервно сминать пальцы, словно это могло придать хоть малую толику уверенности. Леви вопросительно посмотрел на неё, не смея торопить, хоть внутри его пожирало нетерпение. Щеки Микасы покрылись пунцовыми пятнами, причиной чего могло выступать солнце. Однако девушка непроизвольно кусала губы, и мужчину осенило. Она смущается. Перед ним. Эта девчонка не устаёт удивлять. И всё-таки Леви очень надеялся, что Микаса собиралась выдать какую-нибудь глупость, якобы ей хочется пирожков с мясом или ту дыню, однако все его надежды рушатся о скалы, когда девушка неуверенно заговорила, чуть ли не жалобно, — извинится перед вами и… поблагодарить… за…       — Я понял, не утруждай себя, — мягко перебил бывший капитан, выставив ладонь вперёд. Ему действительно ничего не хотелось от неё слышать.       — Нет, я должна сказать, — уверенно ответила девушка, придав голосу уже знакомый слуху Аккермана тон.       — Микаса, с окончания войны прошло три года, и ты действительно думаешь, что спустя столько времени, встретив тебя вновь, я хочу услышать именно это?       — А что вы тогда хотели бы услышать? — поинтересовалась Микаса, продолжая неуверенно сжимать ладони.       — Не знаю. Быть может, я бы хотел услышать твои истории о том, что чудного творится в твоей жизни. Браун, вот, например, машину недавно приобрел, а Пик и Жан хотят завести ребёнка. А что у тебя творится в жизни, Микаса? Ты так юна, и сейчас у тебя такая замечательная пора. Но ты занимаешься не пойми чем. У тебя есть жених?       — Нет, сэр, — Микаса опустила голову. Её отчитывали, но причина этому ей неизвестна. И глухое «сэр» невольно проскользнуло, как будто она не против возвращению званий. — Не думаю, что в этом заключается счастье.       — Что тогда для тебя счастье?       — Быть рядом с любимыми.       — Противоречишь, — кратко ответил мужчина.       — Жених не обязательно любим.       — Кого бы ты любила?       — Вас.       Ох, чёрт, нет, это определённо не то, что она хотела сказать. Были бы они на обрыве, Микаса незамедлительно бы спрыгнула в воду; был бы у кого-нибудь из них револьвер, она бы его дуло направила на себя. Обстоятельства сложились же несколько иначе, и Микасе осталось только неуверенно прикусить губу.       — Невозможно. Не шути так больше, — только и ответил Леви.       — Я не шутила, — сердце выпрыгнет, навсегда покинув тело, если этот диалог продолжится — Микасе было до чертиков страшно. Леви же тяжело выдохнул и обернулся к морю. Он не мог найти нужных слов.       — Ты запуталась, Микаса, ты не будешь со мной счастлива.       — Откуда вам знать?       Леви не ответил, он продолжал наблюдать за горизонтом, жалея об этом диалоге.       — Я была счастлива, когда вы мне вручили василек. Надеюсь, этот миг будет мне сниться.       Солнце легло на горизонте, и тени двоих вытянулись по песку, будто одна безуспешно догоняла вторую. Внезапный ветер заставил Микасу схватится за волосы, но она не успела, и фиолетовый бутон, в последний раз запутавшись в чёрных прядях, покинул её.       Движения Аккерманов чёткие, резкие, грубые — всегда неожиданные, но всегда к нужному времени. Лишь взмывая в небо, они становятся одним целым с ветром, что спокойно несется между кронами деревьев. Однако они не в воздухе, а ступени продолжают тонуть в сыпучем и щекотном песке, как бы стремясь прирасти к земле. Стать безмолвными статуями из песка, что при легком дуновении ветра рассыпятся на миллиарды частиц, смешавшись и разлетевшись по мирам, — ещё несколько минут бездонного молчания, так и будет. Никто не посмеет более называть их сильнейшими войнами: ведь отныне они лишь груды песка, ищущие утешения, умиротворения и уверенность в следующем дне.       Как река непременно впадает в море, некоторым вещам суждено быть. Поэтому Леви сделал шаг к Микасе, выкарабкавшись из песочных цепей и не позволив себе стать песком или морской солью — рано пока что. Он схватил ту за локоть и наклонил к себе, едва губами коснувшись девичьих сомкнутых губ так, будто забирал у девушки то, что она отдала когда-то Эрену. Леви мигом отстранился, отпустив локоть, и вернул прежнее расстояние между ними.       — Увидимся в октябре, — сказал мужчина.       Микаса похлопала глазами, все ещё находясь где-то не в этом пространстве. Она коснулась фалангами своих губ, проверяя, на месте ли они. Аккерман убедилась в том, что губы её были в полном порядке, а сама она — нет.       — Так нескоро? — неуверенно спросила брюнетка. Странно Леви намечает свидания, заодно подумала Микаса.       Леви обернулся к ней и уже собрался что-то сказать, однако чьи-то визги заставили заволноваться даже волны.       — Я первый! — веселый голос Спрингера холодной водой окутал двух Аккерманов.       — Арлерт, отстаешь! — далее последовал грубоватый голос Райнера.       — Ребята, осторожнее! — писклявый голос блондина был не менее громким, что двое до него.       Микаса обернулась к голосам, мысленно возложив все свои благодарности небесам за то, что… Она возненавидела небеса.       — Тц, вот же выродки, — прорычал Леви и обошёл Микасу, вновь оказавшись перед ней. Качнув головой в сторону прибежавших юношей, что по пути к морю раскидывали верхнюю одежду по песку, мужчина пригласил девушку пойти к ним. — Пойдем?       Аккерман лишь робко кивнула и пошла вслед за мужчиной.       — Эй, вы что тут устроили? — рявкнул мужчина.       — Леви, давайте с нами, — рядом оказался Армин, чья ясная головка наконец приняла необходимое к мужчине обращение. В руках он держал собранную одежду, сам будучи готовым нырнуть в воду. Немного наклонив голову в сторону, блондин заметил Микасу и заволновался, увидев её в компании с Леви такую поникшую и смущённую.       — Не…       — Юху-у! — мимо пробежал Жан, залетев в море с таким хлопком, что вода брызгами долетела до стоящих на берегу.       — Кирштайн… — раздражено прошипел Аккерман, с чьей челки закапала вода.       Он обернулся к Микасе, чтобы убедиться в её целостности.       Микасы уже не было рядом. Она стала песком.