Silent Songbird

– Что значит – он ушел? – глухо спрашивает Сонхун. Ники поджимает губы. – Ушел в туалет и не вернулся. Но когда я пошел проверить, его там не было. Сонхун чувствует, как от лица отливает вся кровь, а лоб покрывается холодными каплями пота. В дверях показывается голова миссис Пак. – Пять минут, – говорит она, прежде чем снова исчезнуть. Сонхун резко подрывается с места и направляется к двери. – И куда ты идешь? – спрашивает Джей. – У нас осталось совсем мало времени. – Сделать то, что должен был с самого начала, – отвечает он, протискиваясь мимо Ники в коридор. Он выбегает через двойные двери актового зала, пересекает парковку, двигаясь в сторону главного здания. Это похоже на предчувствие, ощущение, которое подсказывает ему, куда ушел Сону. Он бежит так, словно от этого зависит его жизнь. Распахнув дверь, он заходит в музыкальный класс. В его темноте Сонхуну удается разглядеть смутные очертания фигуры, сидящей за пианино. Он слышит нежный голос Сону, тихо напевающего себе под нос. Увидев Сонхуна, тень замолкает. Сонхун делает шаг вперед, медленно, с усилием передвигая ноги, сокращая между ними расстояние. – Мне нужно тебе кое-что сказать, – говорит он. Сону опускает взгляд. Судя по выражению на его лице, последнее, что ему сейчас хотелось бы, – это выслушивать, что там Сонхун собирается ему сказать. И тем не менее он продолжает. Ему кажется, что он довольно неплохо научился понимать Сону, но все же он не телепат. Сонхун не станет делать никаких предположений, что же сейчас в голове Сону, и не позволит сомнениям завладеть собой. Только не в этот раз. – Ты мне нравишься, – выпаливает он. Сону удивленно поднимает голову. Сонхун бросил попытки тщательно продумать свою речь. Чем больше он прокручивал в голове строчки, пытаясь сформулировать идеальное признание, тем страшнее было сказать это вслух. Но теперь он позволит своим чувствам вылиться наружу, спонтанно, ничего не скрывая. Он надеется, что Сону услышит в его словах грубоватую искренность и наконец разглядит в глазах Сонхуна ту нежность, с которой он смотрит на него каждый раз. – Я влюбился в тебя еще в тот момент, когда ты в первый день поднял голову перед классом, потому что я в жизни не видел ничего красивее. Да, звучит поверхностно, я знаю, – говорит он с сухой усмешкой. – Но я влюбился в тебя снова, когда впервые услышал, как ты поешь, потому что я никогда не слышал настолько чарующего голоса. Мне хотелось слышать этот голос каждый день. А еще я влюбился в тебя, когда впервые заговорил с тобой, и с тех пор влюблялся с каждым разом все больше. Потому что ты самый прекрасный человек из тех, кого я знаю, Ким Сону. Каждая часть тебя; когда ты поешь, когда ты молчишь, когда ты смеешься, когда ты плачешь. Я все это люблю, – он глубоко вздыхает. – И мне кажется, что я люблю тебя. Сонхун наконец замолкает, чувствуя, как бешено в груди бьется сердце. Сону пристально смотрит на него; он смотрел на него все это время, пока Сонхун говорил, но на его лице не отразилось ни одной эмоции. Будь на его месте кто-либо другой, он бы прервал эту нелепую, сентиментальную тираду. Но он так и продолжает сидеть, не проронив ни звука, – замолкнувшая певчая птичка, открывающая рот лишь для того, чтобы спеть. Проходят секунды, но Сону не отвечает и даже не пытается напечатать или написать что-нибудь. Все оставленные позади страхи Сонхуна охватывают его вновь, как только проясняется его разум. Что он только что сделал? Что он только что сказал? – Ты не обязан ничего отвечать, – оцепенело произносит Сонхун. – Я не хотел причинять тебе неудобства. Я… я хочу все еще оставаться твоим другом, если ты этого захочешь. Или же я могу уйти, – отчаянно говорит он, уже разворачиваясь назад. Он сделает то, что у него лучше всего получается в тревожных ситуациях, – просто сбежит. – Я пойду, – шепчет он и быстрыми шагами удаляясь прочь от Сону. Ему кажется, будто он плывет; тяжесть, что спала с его груди вместе с признанием, вскружила ему голову, но тяжесть отказа вернула его на землю. Вот что случается, когда даешь волю своим мыслям без заготовленного текста. Он берется за ручку двери. Электрический разряд проходит по его руке одновременно с другим, сотрясающим все его тело. – Не уходи. Сонхун замирает. Медленно, мучительно медленно, он поворачивается назад. Трясущимися руками он тянется к выключателю, чтобы зажечь свет, и парнишка перед ним предстает в цвете. На щеках у него выступил розовый румянец, а губы слегка подрагивают. Губы, которые только что разомкнулись, чтобы произнести слова, которые Сонхун впервые от него услышал. – Ты сейчас… – Сонхун замолкает. Нет смысла продолжать вопрос. В классе лишь они вдвоем. Без сомнений это Сону только что говорил. – Останься, – шепчет Сону. Голос у него тихий и от неиспользования местами звучит слегка грубовато, но он все еще мягкий, такой же, как и тогда, когда Сону пел, и каким Сонхун его себе всегда представлял. – Останься, и я буду петь для тебя каждый день, если захочешь. Сонхуну кажется, что это все сон. Должно быть, ему это снится. – Хочу, – выдыхает он. Сону продолжает, его голос становится все громче, расцветая вновь обретенной уверенностью, которая так легко приходила, когда они были только вдвоем. – Ты знал, что все мои стихи для тебя? – Теперь я знаю, – говорит Сонхун, и только Сону успевает подняться с банкетки, как тот в три длинных шага сокращает между ними расстояние и затягивает парнишку в свои объятия. Едва он успевает сделать еще один вдох, Сонхун наклоняется, и в следующее мгновение никто из них не произносит ни звука. Они оба молчат, все, что они хотели сказать, уже сказано, и на их губах осталась лишь песня. И это самая прекрасная песня, которую они когда-либо пели.