Kohta Yamamoto — Nowhere to go
Что-то не ладилось, ускользало, будто последняя часть головоломки. Хэ Сюань потерял счёт времени, отделившись от всего мира за пределами дворца Чёрных Вод. Впервые за долгое время он перевёл взгляд на море — стальная водная гладь замерла угрюмым, мёртвым полотном, а пухлые снежные тучи грозились вот-вот соприкоснуться с поверхностью воды. Неужели наступила зима? Когда только успела, ведь только недавно на столичных улицах распустились дикие локвы, а местные, все как один, жгли ритуальные деньги на празднике Цинмин. Он опустил взгляд на свои руки, на листы бумаги, испещрённые мелкими символами. В один момент почудилось, что вся вложенная в них сила исчезла, просто растворившись в воздухе. Так не должно было быть, Хэ Сюань знал, что не мог допустить настолько фатальной ошибки. Перепроверив всё от и до, он убедился, что все вложенные силы, месяцы кропотливого труда и правда потрачены впустую. Императорская столица встретила его промозглым ветром и почти забытым гомоном, сбивающим с толку после тишины в Чёрных Водах. Жизнь в городе шла своим чередом, люди толпились возле рыночной площади, мимо проезжали телеги, запряжённые лошадьми, а у многолюдного чайного дома уличные музыканты исполняли весёлую, слегка навязчивую мелодию. Но что-то в этом потоке жизни было не так, и с каждым шагом он ощущал это только сильнее. Хэ Сюань свернул прямо к храму Вод и Ветров — эту дорогу он помнил настолько хорошо, что мог пройти даже с закрытыми глазами, — но остановился, не понимая, что именно не так. Храма не было. Вернее, на его месте возвышалась совершенно иная постройка. Ни полуразрушенной каменной лестницы, ни обрамляющих её широких клёнов, ни болтовни ютящихся у костра нищих. Хэ Сюань вертел головой по сторонам, пытаясь понять — может, он просто ошибся улицей? Но всё вокруг было знакомым: и пекарня за углом, и швейная мастерская напротив, и даже торговец с запряжённой лошадью повозкой всё так же торговал тыквой неподалёку. — Здесь был храм Вод и Ветров. Что с ним произошло? — спросил Хэ Сюань у первого встречного прохожего. Тот отшатнулся и, моргнув пару раз с ошарашенностью, поспешил прочь. Взглянув на свои ладони, Хэ Сюань понял, в чём была проблема — он совершенно позабыл использовать чужую личину. Просто остальные прохожие были слишком увлечены делами, чтобы обращать на него внимание. Позади хлопнула дверь, а после послышался перестук бамбуковых дощечек, подвешенных у входа. На этот раз накинув личину, Хэ Сюань зашёл внутрь и, остановившись у порога, поклонился и поприветствовал хозяйку лавки. — Господин Цзинь? — удивилась та, отвлекаясь от сортировки сушёных трав. — Давненько ты у нас не появлялся. — Да, я… только вернулся. Что случилось с храмом? — спросил он поспешно. Старуха подняла взгляд и несколько сокрушённо покачала головой. — Ох… да ты и правда запропастился так надолго. Но кто же знал, что всё так… — Я задал вопрос! — повысил тон Хэ Сюань, не желая терпеть бессмысленную болтовню. Он специально ушёл весной, зная, что никакой беды произойти не может. Ши Цинсюань даже в лютые зимы справлялся со всем в одиночку. — Что стало с храмом и с теми, кто в нём жил? — Растерял Фэн всю удачу, раздал другим, — пробормотала она, возвращаясь к работе. — Полыхал их храм на всю столицу. А тем, кто уцелел, пришлось уйти. На вот, — с этими словами старуха вручила в ладонь Хэ Сюаня мешочек с травами. — Здесь шалфей, анис и чёрные пионы. Уж не знаю, чем они ему так полюбились, но он частенько брал их у меня в обмен на талисманы. Ты сожги, может, молитву какую прочти ещё. Душе хорошего человека пристало быть упокоенной.***
К вечеру пошёл первый снег; редкие белые хлопья застилали дорогу и порой назойливо попадали в глаза. — Господин Цзинь! — воскликнул мальчишка и бросился к нему, мёртвой хваткой вцепляясь в руку Хэ Сюаня. Исхудалый и чумазый — даже этот ребёнок невероятно изменился с их последней встречи. — Я думал было, что ты уже никогда не вернёшься! Остальные нищие — многие из них были Хэ Сюаню незнакомы — то и дело с опаской косились в их сторону. — Ты слышишь меня? — окликнул его Цзимин. Хэ Сюань мотнул головой и присел перед мальчишкой. — Зима ведь пришла, нам очень пригодится твоя помощь! — Где Ши Цинсюань? — спросил он совсем тихо. — Кто? — поморщился Цзимин. Наверное, ему никогда и не приходилось слышать этого имени. — Ты о Фэн-гэ? Идём со мной. Мальчишка потянул его в сторону полуразрушенных хижин. На одно мгновение Хэ Сюань почувствовал то, чего не ощущал на протяжении веков — призрачную надежду. В хижине было сыро, пахло землёй и немного — плесенью. Прямо на полу, на прохудившихся циновках ютилось сразу несколько человек. Хэ Сюань тут же принялся внимательно вглядываться в их худые лица; опасливые, а порой и недобрые взгляды обращались на него в ответ, но среди них не было ни одного знакомого. — Идём же, не стой на пороге, — вновь одёрнул его Цзимин и утащил вслед за собой. За ширмой из рваной рисовой бумаги обнаружилась ещё одна циновка. Порывшись в ворохе вещей, мальчишка извлёк оттуда квадратную урну из грубого серого камня и водрузил её прямо у ног Хэ Сюаня. — Я не позволил развеять прах. Слышал, будто Фэн-гэ был богом. Жаль, что он оказался лишь человеком, ведь боги бессмертны. Хэ Сюань опустился на колени, прожигая урну с прахом немигающим взглядом. Он хотел протянуть к ней руку, но отчего-то не решился — пальцы всё ещё сжимали проклятые травы, отданные старухой в лавке. Он впервые был сбит с толку настолько, что не мог пошевелиться. И, если уж быть честными, Хэ Сюань привык считать, что времени у него достаточно. Боги ведь и впрямь бессмертны, в конце-то-концов.***
Даже под этой личиной он был здесь чужим, привлекая измотанные, опасливые взгляды нищих, греющихся вокруг костра. Хэ Сюаня здесь не знали, а немногие помнящие предпочитали даже не пересекаться с ним взглядом. А вот А-Мина все по-прежнему любили, несмотря на то, что тот держался обособленно. — Это началось, кажется, летом, — тихо начал Цзимин, привалившись к Хэ Сюаню — так было теплее. Чтобы не напугать мальчишку ещё сильнее, он всё время контролировал тепло своего тела. — В храм стали шастать какие-то люди, важные с виду. Оглядывали всё вокруг, о чём-то переговаривались. Фэн-гэ вечно ругался с ними, я не слышал, о чём именно, но впервые видел, чтобы что-то злило его так сильно. Я постоянно спрашивал, в чем дело, но Фэн-гэ говорил, что всё в порядке и он всё уладит. А потом в один день… был канун Фестиваля голодных духов, кажется, я проснулся, а всё вокруг в дыму и огне. Было сложно дышать, и глаза щипало от дыма. Я пытался выбраться, но кажется не смог. — Но ты же здесь, — сухо прервал его Хэ Сюань. — Я очнулся у ступеней храма. Думаю, кто-то оттащил меня туда. — А дальше что? — спросил Хэ Сюань, даже не слыша собственного голоса. — Ты меня слушаешь? — раздалось под ухом, мальчишка потряс его за предплечье; Хэ Сюаню пришлось мотнуть головой и обратить взгляд на Цзимина. — Я говорил, что дальше мы взяли всех, кто выжил, да и пошли прочь из столицы. — Просто взяли и ушли? — в его голосе промелькнуло раздражение. — А чего ещё ты хотел?! — раздалось с противоположной от костра стороны. Старик, один из нищих, которых Цинсюань выхаживал долгую зиму, оказывается, всё время слышал их разговор. — Что ты прицепился к мальчишке со своими вопросами? Что нам с них толку? Одни старики, дети, да калеки — только оглядись по сторонам! Разве мы могли что-то сделать? Вот ты бы мог! Старина Фэн был о тебе незаслуженно хорошего мнения, только скажи на милость, где ты ошивался всё это время? Он всё твердил, что ты вернёшься, что не оставишь в беде! Верил тебе, а ты… — старик демонстративно плюнул на землю. — Ты ничем не лучше тех, кто спалил наш дом дотла! — Я не… — Что «ты не»? Да ты только взгляни на себя — смотришь на всех нас с презрением. Уж не знаю, что Фэн в тебе нашёл, но даже от одного взгляда на тебя кровь стынет в жилах… Ты никогда не был другом ни ему, ни кому-то из нас. Жил здесь за счёт других, а потом… Чёртов лицемер! Вали к демонам и оставь нас в покое! — Старина Ли, оставь его! — с недовольством воскликнул Цзимин. От его резкого взмаха руками костёрное пламя взметнулось в сторону, отбросив на лица говорящих тёплые отсветы. — Нет, он прав, — сухо бросил Хэ Сюань и поднялся, отряхивая одежды от сухой травы. — Я не был ему другом. И я уже ухожу. В конце-то-концов, эти люди и так настрадались вдоволь, и отчего-то совершенно не хотелось портить их существование ещё больше, даже просто своим присутствием. — Постой! — Следом за ним бежал Цзимин. — Что ты от меня хочешь? — спросил Хэ Сюань, остановившись вполоборота. — Хочу пойти с тобой! — мальчишка смотрел на него полными надежды глазами. — Мне здесь совсем не нравится. Окинув Цзимина взглядом, лишённым заинтересованности, Хэ Сюань зло выплюнул: — Тебе пора привыкнуть, что в большинстве случаев ты будешь там, где не хочешь быть. Как и понять, что в этом мире едва ли кому-то есть дело до твоих желаний. Больше никто не станет всюду таскать тебя за руку. Учись справляться со всем сам. Цзимин плотно сжал губы, словно изо всех сил старался не заплакать. — Фэн-гэ считал тебя хорошим человеком. — О, правда? — Хэ Сюань рассмеялся. — Да он просто был идиотом, никогда не умеющим разбираться в людях. — Не смей так говорить! — закричал мальчишка и, приблизившись, со всей силы толкнул Хэ Сюаня. — Это ты ничерта не смыслишь в людях, если смеешь говорить подобное! Он был самым добрым из всех, кого я знал! После смерти отца никто никогда не относился ко мне так, как он. Старина Фэн или Ши Цинсюань, как ты его называешь, в стократ лучше тебя, поэтому ты так злишься. Пришла беда, и ты сбежал. А он остался до самого конца. И знаешь что, убирайся к черту, я и правда не хочу никуда с тобой идти! Ты никогда и ни в чём не смог бы его заменить.***
Хэ Сюань ступал по многолюдным улицам столицы, с нездоровой жадностью вглядываясь в лица прохожих. Все они спешили по своим делам, суетились, толпились возле лавок с едой. Они казались ему незаслуженно живыми и счастливыми. Хэ Сюаня захлестнуло жгучей ненавистью; это чувство оказалось настолько сильным, что он замер посреди толпы и сжал кулаки, внимая последним частицам разума, чтобы не натворить ещё больше непоправимого. Хэ Сюаня тошнило. Сильнее, чем после прохождения Тунлу, сильнее, чем от вида ухмыляющегося выражения, посмертной маской застывшего на лице Водяного Тирана. Он обхватил горло рукой, лишь сейчас осознав, что так и не удосужился оттереть руки. Ни смерть виновных, ни новый храм, обращённый в руины, ничего не меняли, не оттеняли ни на цунь этого сковывающего по рукам и ногам чувства. Мерзкой беспомощности. Будто он был лишь человеком, не способным брать судьбу в свои руки, будто он не делал этого прежде, будто не побеждал саму смерть. Он давно не убивал на чужой территории, да и в принципе разучился марать руки. На этот раз Хэ Сюань знал, что произошедшее получит большую огласку, и разбирательств с небесами и даже Хуа Чэном будет не избежать. Над домами гремели праздничные фейерверки. Хэ Сюань не оборачивался, и так зная, что скоро пожар, вспыхнувший в верхнем округе столицы, разгорится так, что затмит яркостью все фейерверки. Хэ Сюань плохо помнил, как оказался в одном из чайных домов Призрачного города. Он залпом осушил кувшин; вино обожгло горло, и на мгновение стало тепло. Он никогда не мог понять до конца, что люди, да и бессмертные существа находили в этом отвратительном забытьи. После четвёртого кувшина голову совсем немного повело; яркие огни закружились перед глазами. И всего на мгновение стало легче. Хэ Сюань опустил взгляд и невольно скривился от вида собственных рук, покрытых кровью. Он попытался оттереть её, но засохшие багровые ошметки никак не отставали от кожи. Поразительно, сколько мерзости он повидал и сделал за долгую жизнь, но до сих пор терпеть не мог кровь. Играла музыка, а демонические танцовщицы исполняли довольно красивый танец посреди чайного дома. Хэ Сюань безо всякого выражения наблюдал за ними, как будто только что увидел. Заметив его пристальный взгляд, одна из них игриво взмахнула в его сторону длинным рукавом и улыбнулась. Из-за светлых одежд, дуновения ветра и мельтешащих огней перед глазами он всего на мгновение увидел то, чего не следовало. Хэ Сюань резко поднялся, едва не уронив посуду со стола, и бросив все оставшиеся деньги на стол, пошёл прочь. За долгие года он и правда успел позабыть, что настоящая боль не сравнима с фантомной. Долго бродя по дворцу, он не сразу принял решение поставить урну рядом с остальными. С одной стороны это казалось крамольством. С другой — стоило возвести новый алтарь? Не делать его вовсе? Имел ли он право хранить прах Ши Цинсюаня в подобном месте? Кому бы ещё это делать, как не ему? Родных у Цинсюаня не осталось, а от его проклятых друзей не было толку даже при его жизни. Жалкие лицемеры, все до единого. Даже его высочество, где он был? Почему не пришёл на помощь? По закостенелой привычке он опустился на колени и поклонился четырём обсидиановым урнам, а после замер — не зная, стоит ли кланяться пятой. Хэ Сюань никогда не думал, что этот день и правда настанет. Это представлялось чем-то обыденным, закономерным. Смерть — неотъемлемая часть человеческой природы. Лишь незначительный шаг на протяжении дороги в тысячу ли. Он думал, что времени осталось достаточно, что решение найдётся, что смерть минует Ши Цинсюаня, потому что… По сотне причин, выдуманных в его голове. — И не мечтай, что я стану тебе кланяться, — бросил Хэ Сюань, зажигая на прощание благовония, отданные старухой-травницей.***
Thomas Newman — Come Back to Us
Ши Цинсюань стоял у самой водной глади, дождевые капли разгоняли круги на воде, а всё вокруг было залито чистым, лазурным светом. Лишь присмотревшись, Хэ Сюань понял, что неупокоенные души слетелись к Цинсюаню, не давая ступить ни шагу. Хэ Сюань приблизился; под ногой не вовремя хрустнула сухая ветка, но Ши Цинсюань не отреагировал на шум. — Цинсюань! — позвал он, не понимая — неужели, успел прийти всего мгновением раньше? — Не делай этого. Ши Цинсюань медленно обернулся. Его лицо выглядело пустым, а лазурные отсветы придавали коже мертвенной бледности. — Не вышло, — бесцветным голосом бросил тот. — Ты передумал? — Нет, ты не понял, — болезненно усмехнулся Цинсюань. — Я не могу этого сделать. Не могу развеять прах. Я здесь привязан. Прямо как они, — Ши Цинсюань сделал неопределённый жест в сторону неупокоенных душ. — Ты мог бы гордиться тем, что сделал — твоё заклятие и впрямь вышло необычайным, ха-ха-ха! — Выбросив перламутровую жемчужину в траву, он пошёл прочь от озера. Не дойдя до дома, Цинсюань остановился и с силой пнул первый попавшийся под ноги камень. — Чёрт возьми! Неужели я многого прошу?! — выругался он и, зажав рот рукой, упал на колени, низко опустив голову. Хэ Сюань поднял жемчужину и, подойдя ближе, опустился перед Ши Цинсюанем. Несмотря ни на что, он испытал необычайное облегчение. Он успел. — Мне знакомо это чувство, — тихо произнёс Хэ Сюань. Ши Цинсюань медленно поднял взгляд; казалось, он сдерживался из последних сил, чтобы не расплакаться, его губы были плотно сомкнуты, а лицо сосредоточено до предела. — Может, в легендах Богу и поговаривают, будто всё, что я делал — это упрямо боролся с несправедливостью и желал воздать по заслугам виновным. Это и правда так, но есть и другая сторона монеты — я не раз и не два приставлял меч к горлу и спрашивал самого себя: может, я наконец-то могу это сделать? Потому что порой казалось, что все пройденные шаги того не стоили. — Но ты выбирал. — произнёс он почти шёпотом. — А я лишён этого, вот в чём дело. — Я уверен, что и у этого есть решение. Смотри-ка, мы разобрались с прахом, и если оно тебе действительно нужно, то я… Губы Цинсюаня задрожали, и он спросил: — То ты что? — Я помогу в этом разобраться. — Зачем тебе это? Хэ Сюань поднял взгляд, заметив, что дождь не просто усилился, но и зарядил с неистовой силой. Вместо ответа он поддержал Ши Цинсюаня за предплечья, помогая ему подняться. — Идём в дом, мало приятного в том, чтобы говорить под проливным дождём. Оказавшись внутри, Хэ Сюань присел неподалёку от алтаря, а Цинсюань, щёлкнув пальцами, зажёг покачивающийся у двери фонарь, а заодно несколько палочек благовоний на алтаре. Гнетущая тишина действовала на нервы; Хэ Сюань даже был готов в несвойственной для себя манере завести разговор, лишь бы её прервать. Дымок от палочки благовония взметнулся в сторону, а несколько холодных капель дождя окропили полуразрушенный алтарь. Хэ Сюань скосил взгляд вглубь комнаты — Ши Цинсюань замер возле приоткрытой двери с кувшином вина в руке и увлечённо смотрел на улицу, где туманной завесой лил дождь. Что-то в его лице заставило Хэ Сюаня задержать взгляд и прийти к очевидному выводу: коснувшиеся его изменения стали следствием не столько страшных событий прошлого, сколько одиночества. Цинсюань с детства был окружён чрезмерной любовью брата, после, вознёсшись на небеса, он едва ли вообще оставался один. Бесчисленные друзья, пиршества, поручения и верующие — он был окружён всем этим вплоть до низвержения, но даже после… сохранил в себе невероятный дар притягивать людей. Наверное, Ши Цинсюань стал по-настоящему одинок лишь после смерти. Хэ Сюань не знал, что за путь ему пришлось пройти, но что-то с Цинсюанем стало определённо не так: ни друзей, ни многочисленных приятелей. И даже старый дом, расположенный в лесной чаще, где из живых существ оставались лишь неупокоенные души, был тому доказательством. — Зачем ты пришёл? — спросил Цинсюань, краем глаза почувствовав на себе тяжёлый взгляд Хэ Сюаня. — Я догадался, для чего ты так торопился разделить прах. — Это не ответ, — покачал тот головой и, поболтав оставшимся на дне вином, осушил кувшин до дна. — Ты никогда не отвечаешь прямо. Какой вопрос ни задай, хоть кинжал приставь к горлу — всё равно найдёшь способ уйти от ответа. Хэ Сюань понимал, что прямо сейчас увильнуть не выйдет, солгать — не выйдет тоже. Он впервые озвучил мысль, что до недавних пор не произносил даже про себя: — Потому что я не желал твоей смерти. На улице прогрохотал гром; Ши Цинсюань вскинул брови и с иронией заметил: — Поздно как-то, с моей смерти прошло немало времени. — Ты знаешь, о чём я. Называй это смертью, рассеиванием души, чем угодно, это не меняет самого главного — тебя бы не стало. Ведомый необъяснимым порывом, Хэ Сюань поднялся и сделал пару шагов в его сторону. Цинсюань резко обернулся, а рассредоточенность его взгляда сменилась встревоженностью. — Что? — Его левая рука неосознанно потянулась за веером, но после вернулась в расслабленное состояние. — Напугал меня, — пробормотал Цинсюань себе под нос. — Нет, ничего, — он отступил на шаг, чувствуя себя неловко. Как бы тщательно Ши Цинсюань не скрывался за чужими личинами, Хэ Сюань не мог не заметить, что тот всё ещё боялся его. Прикрыв глаза и выдохнув несуществующий воздух, Хэ Сюань опустился на колени. — Что… Господин Хэ… Хэ Сюань, что ты делаешь?! — запинаясь, воскликнул Цинсюань. Подавшись ближе, он попытался безуспешно поднять Хэ Сюаня за предплечья, но в итоге сам со смешанным выражением лица упал на колени прямо перед ним. — Эй, а ну вставай! Что это с тобой? Слова давались через силу, но Хэ Сюань, смотря в лицо напротив, произнёс: — Я делаю то, что должен был ещё сотню лет назад. Но тогда гордость не позволила мне. Я испортил твою жизнь, Ши Цинсюань. Я испортил даже твою смерть. Я не желал для тебя столь ужасного исхода… Наверное, со мной и впрямь что-то не так, ведь любые мои поступки словно в насмешку всякий раз оборачиваются тебе во зло. Губы Цинсюаня дрогнули в горькой улыбке. — Я ведь уже говорил — мы давно квиты, Хэ Сюань. И я простил тебя. Нет нужды передо мной извиняться. — Но я себя не простил! — Хэ Сюань подался ближе и обхватил запястье Ши Цинсюаня, в порыве даже не подумав, насколько позволительной окажется такая вольность. — Я ощущаю вину всё время. И я понятия не имею, что делать с ней, потому что я не в состоянии повернуть время вспять. Я потерял тебя в тот день и до сих пор не знаю, как с этим быть. Ши Цинсюань открыл было рот, чтобы ответить, но не произнёс ни слова. Его глаза расширились, а щёки слегка вспыхнули — личина была безупречной. Опустив взгляд, Цинсюань несмело коснулся тыльной стороны ладони Хэ Сюаня. Он долго молчал прежде чем спросить: — Почему ты не говорил со мной раньше? Почему избегал меня? — Я… думаю, боялся. — Цинсюань посмотрел на него удивлённо, с сожалением. Только по его реакции Хэ Сюань понимал, что множество веков не был так честен с кем-то, включая самого себя. — Боялся увидеть в твоих глазах отвращение и страх после всего, что сотворил. Я перешёл грань. И я всегда это знал. Я никогда не жалел о мести или смерти Ши Уду, но и не должен был устраивать эту кровавую бойню на твоих глазах и уж тем более не должен был бросать тебя в столице. Я поступил в стократ хуже, чем если бы просто убил тебя вслед за братом. Я бросил тебя там и даже не убедился, сможешь ли ты выжить. Это я должен был позаботиться о тебе, ни его высочество, ни Пэй Мин, ни кто бы то ни было ещё. Но я просто сделал вид, что меня не касалось, просто закрыл глаза на твоё существование в принципе, чтобы поменьше думать. И всё это уже ничем не исправишь. Произнеся это, Хэ Сюань опустил голову и уставился на отсыревший пол; смотреть на Ши Цинсюаня сейчас было невыносимо. В этой ситуации не существовало ни лазейки, ни компромисса. Хэ Сюань собственными руками уничтожил то последнее хорошее, что оставалось в его жизни, и понял это непростительно поздно. Ши Цинсюань отпустил его ладонь и долго молчал: ни дыхания, ни звуков движения. Ледяные пальцы коснулись подбородка Хэ Сюаня и приподняли его так, чтобы заглянуть в глаза. — Может, ты и прав. Но я думаю, было довольно справедливо, показать мне, каково это — когда в одночасье теряешь всё, что когда-либо имел. Ведь сначала, ха-ха… Сначала я не мог думать ни о чём другом, кроме смерти брата. И только позже понял, что потерял заодно единственного друга. Вот так, по щелчку пальцев. О, я ведь в этом тоже не признавался, но у меня кроме вас двоих никого никогда не было. Все остальные, так, фальшь, просто пыль в глаза. Стоило мне пасть, и они тут же обо мне забыли. Да и я, признаться, забыл о них тоже. Голос Ши Цинсюаня едва слышно дрожал, и смотря на него, Хэ Сюаню хотелось вогнать себе в грудь десяток мечей, лишь бы избавиться от этого отвратительного, ноющего чувства. Он знал, всегда знал, что Ши Цинсюань на деле был одинок на небесах, но всё равно бросил его то ли умирать, то ли жить в одиночку. Оба варианта оказались бы в равной степени жестокими. — Они не стоили того, чтобы ты о них помнил. И я не стоил. — Может, ты прав и тут. Но всё не так просто. Вынашивать в сердце любовь гораздо сложнее, чем ненависть. Ты ведь был моим лучшим другом, а такое… — Ши Цинсюань отнял руки и отвернулся; его губы исказились и дрогнули в улыбке. — Не искоренишь в одночасье. Хэ Сюань промолчал, плотно сжав губы. — Боги, — всё с той же странной улыбкой произнёс Цинсюань. — Да ты же впервые не стал оспаривать это. Хэ Сюаню казалось, что от каждого слова что-то ломалось внутри него с оглушительным треском. — Я этого не желал. Не планировал становиться твоим другом. Не планировал… ничего из того, что было между нами в прошлом. — О, вот оно как, — только и смог произнести тот, едва поверив в услышанное. — Я серьёзно. Может, мой план и был жесток, но я не собирался втираться в твоё доверие. Ты сам виноват, что вечно крутился вокруг меня, не давал и шагу ступить. Да, ты не знал, к чему приведут твои действия, но и я не смог ничего с этим сделать. — Ну вообще-то ты мог просто послать меня куда подальше, да и всё. А ты отталкивал меня ровно настолько, чтобы я лишь сильнее привязался к тебе. Великодушный план, ничего не скажешь. Ши Цинсюань был прав, а у Хэ Сюаня, если честно, исчерпались нелепые оправдания. Слишком многое было пройдено, чтобы не признать — они желали этого общения в равной степени сильно. — Я относился к тебе ужасно, — всё же произнёс он. — Ничего в моих действиях не делало меня хотя бы на малую долю достойным стать твоим другом. Все небеса недоумевали, почему ты вообще терпел меня, и не то чтобы они были неправы. Цинсюань странно рассмеялся, на что Хэ Сюань удивлённо приподнял брови — ничего смешного он в этом не видел. — На небесах вообще обожают перемывать другим кости, что же теперь? Ха-ха, будто они видели тебя так, как я! — А это как? — усмехнулся Хэ Сюань. Ши Цинсюань закатил глаза. — Ты прикрывал меня на любом задании, ходил со мной на эти банкеты, которые не мог терпеть, а после тащил до дворца, потому что я вечно перебирал с выпивкой. Ты никогда по-настоящему не смеялся над моими причудами, вроде перевоплощения в женщину и прочего, а ещё выходил из себя, если это делали другие. Ты… на самом деле был другом куда лучшим, чем хотел казаться. Хэ Сюань смотрел на него, не отрывая взгляда. Он хотел запомнить этот момент во всех его деталях, чтобы потом… Когда-нибудь потом у него была возможность достать эти воспоминания из недр памяти. Он делал так всегда, потому что в итоге от близких ему людей оставались одни лишь воспоминания, что тускнели и меркли с годами, но, тем не менее, оставались при нём. Сокровища, несоизмеримые ни с какими другими. — Почему ты так смотришь? — спросил Цинсюань, заметив пристальный взгляд. Хэ Сюань качнул головой и хотел по привычке отвернуться, но отчего-то решил не делать этого. — Я хотел бы запомнить твоё лицо, — ответил он честно. — Конечно, я и без того его помню, как и знаю, что это личина, но… Ши Цинсюань вскинул брови и нервно усмехнулся. — Для чего тебе помнить моё лицо? — спросил он всё с тем же неловким выражением, как будто желал по привычке перевести неудобную тему в шутку. Хэ Сюань откинул голову и всмотрелся в мрачный свод потолка. — Раньше мы часто ходили к морю. Ты вечно притаскивал оттуда целую кучу ракушек и камней. Почему? Лицо Ши Цинсюаня сделалось ещё более выразительным. — Что за странный вопрос… Я собирал их на память, для чего же ещё… О, — наконец, понял он. — Ха-ха, меня с чем только не сравнивали, но вот ракушки… Занятно. — Первое, что пришло на ум. — Почему ты говоришь об этом, как о чём-то важном? — Потому что так и есть. Ши Цинсюань рассмеялся, смех вышел болезненным и нервным. Продолжая смеяться, он вскинул голову и часто заморгал. Хэ Сюань лишь сейчас заметил стекающие по его щекам дорожки слёз. — Почему ты плачешь? — Я не плачу. Ха-ха, с чего бы мне, просто… — Ши Цинсюань вытер рукавом глаза и пристально взглянул на Хэ Сюаня. — Я знаю ответ на этот вопрос, но всё равно не могу не задать его… — Цинсюань выдержал паузу, и вдохнув воздуха, спросил: — Как ты мог? Как ты мог, Хэ Сюань? Ты и брат — всё, что у меня было. И я так сильно любил вас обоих. Вы… — Он криво усмехнулся. — Я потерял вас в тот день. Вот так, в одночасье. Ты, нет, образ, что ты создал… он умер для меня так же, как умер и брат. Но брата я смог хотя бы похоронить, а ты… Всё, что ты когда-либо делал, когда-либо говорил. Ты… Лучше бы ты никогда не приближался ко мне на небесах, или лучше бы убил сразу же вслед за братом. А то, что вышло в итоге… Хэ Сюань не мог ответить; не было ни единого слова, что оправдало бы все его поступки. Цинсюань плотно сжал губы и молчал какое-то время; его голос прозвучал ровнее: — Я уже сказал тебе: вынашивать в сердце любовь гораздо сложнее, чем ненависть. Хэ Сюань опустил голову, чтобы не пересекаться с Ши Цинсюанем взглядом. — Наверное. — Спустя пару месяцев, как я вернулся, помню, зашёл в какую-то прибрежную таверну. Там рыбаки пережидали дождь. Они говорили о воцарившемся штиле, что выходить в открытое море теперь можно без опаски попасть не в те воды, потому что демона Чёрных Вод больше нет. Знаешь, что я тогда ощутил? — спросил Ши Цинсюань с кривой полуулыбкой; он перестал вытирать рукавом слёзы. — Ликование, радость, безразличие? Нет, чёрт возьми, скорбь! Проклятую скорбь! — он подался ближе, указывая на своё лицо. — Я скорбел по человеку, который ради высшей цели лгал мне в лицо несколько веков! По человеку, который причинил мне боли больше, чем Пустослов за всю мою жизнь! Ненависть, Хэ Сюань — это ничто. Просто ничто. — Не в состоянии совладать с нахлынувшими эмоциями, Цинсюань опустил лицо в ладони. Хэ Сюань ощутил, как что-то в пустой груди сжалось от этих слов. Он не желал бередить и без того едва затянувшиеся раны, как и тревожить то, что никак нельзя было исправить. Он вообще ничего уже не желал, но по-прежнему любым своим действием или словом и правда делал только хуже. Случайно он обратил внимание на нефритовый браслет на руке Цинсюаня и тёмно-бордовый след на коже под ним. — Браслет причиняет тебе боль. — сделал он очевидный вывод. Отчего-то Хэ Сюань был уверен, что мстительная энергия просто нейтрализовалась, на самом деле же… всё это время она не выплёскивалась наружу, оставаясь внутри и причиняя Ши Цинсюаню вред. — Если это правда то, что я думаю — то постарайся успокоиться. Так ты только хуже себе делаешь. — Иди к чёрту, — понизив тон, бросил Цинсюань, не отрывая ладоней от лица. — Ты не имеешь права перевернуть всю мою жизнь вверх дном, а после указывать, как мне следует себя вести. — Да, твоя правда, — усмехнулся Хэ Сюань, а после на полном серьёзе предложил: — Ты мог бы ударить меня за всё это. От удивления Ши Цинсюань даже выглянул из-за прижатых к лицу пальцев. — Это ты серьёзно? — Вполне. — Уму непостижимо, — рассмеялся тот. — Ты что и правда думаешь, что всё это можно уладить рукоприкладством? — Нет, но тебе может стать легче, — пожал он плечами. — Ох, — вздохнул Цинсюань, качая головой. — Учту это предложение на будущее. — На будущее не выйдет. Предложение действительно лишь сегодня. Ши Цинсюань какое-то время удивлённо молчал, а после взорвался волной заразительного смеха. Хэ Сюань смотрел на него, не отрываясь, потому что сидящий напротив как никогда прежде напоминал себя из прошлого. Сидящий напротив всё ещё был тем самым человеком, которого Хэ Сюань бросил в императорской столице. Человеком, которого не смогла одолеть даже смерть. — Вот это да, что я вижу! — О чём ты? — спросил Хэ Сюань, сбитый с толку. Цинсюань сделал неопределённый жест в сторону его лица. — Ты ведь только что улыбался. Хэ Сюань запоздало понял, что действительно всё это время не контролировал выражение своего лица. И не то чтобы это можно было назвать полноценной улыбкой, хотя, в его случае, наверное, всё же можно. — Лучше заткнись, — бросил Хэ Сюань. Он никак не ожидал, что из всех возможных действий Цинсюань просто поддастся ближе и обнимет его. Хэ Сюань замер, широко распахнув глаза и боясь пошевелиться. Все мысли выветрились из головы, потому что в этот самый момент руки Ши Цинсюаня крепко сжимали его предплечья. И всё вокруг казалось не таким уж безнадёжным, как прежде. Неловким движением Хэ Сюань обнял его в ответ. — Ты слишком хороший человек. Всегда таким был, и именно поэтому мир так несправедливо жесток с тобой. — Не такой уж я хороший, Хэ Сюань, — усмехнулся Цинсюань. — За эти годы я натворил немало дел. Да и раньше, ха-ха… — Скажи, ты всё ещё хочешь того, что собирался сделать сегодня со своим прахом? — Отчего-то называть вещи своими именами в данном случае было непросто. Ши Цинсюань отстранился и, недолго помолчав, спросил: — Тебя беспокоят разговоры об этом? — Да. Но я должен знать. — В таком случае… — пробормотал он. — Обещаю поставить тебя в известность, если приду к какому-то решению. — Спасибо. Это было лучше, чем ничего, ведь ни «да», ни «нет» так и не было произнесено. Со стороны улицы раздался шум; Ши Цинсюань тут же встрепенулся и подскочил на ноги, вытаскивая веер из рукава. Лицо его стало сосредоточенным до предела, а от лёгкой улыбки не осталось и следа. — Барьеры нарушены. Это явно по мою душу. — Цинсюань перебросил с ладони на ладонь сложенный веер и, щёлкнув пальцами, потушил фонарь. — Знаешь, последнее время многовато развелось этих проклятых заклинателей. Только волю дай поразмахивать мечом. — Так это заклинатели? — Ага, смертные, должно быть. Они меня уже не первый год преследуют. — Всё потому что ты не умеешь как следует скрывать свою ауру. Несёт на несколько ли. И ладно, если это происходит абы где, но это же твои владения! Как им удалось сюда заявиться? Тот неопределённо пожал плечами. — Без понятия. С улицы раздались голоса, и они, не сговариваясь, замолчали. Не то чтобы Хэ Сюаню так хотелось сталкиваться с враждебно настроенными смертными и марать руки, но их глупость, очевидно, не имела предела, раз они осмелились заявиться в демонические владения. — Что ты обычно делаешь, если они находят тебя? — спросил Хэ Сюань, вглядываясь в едва различимые черты лица Цинсюаня. Тот не выглядел нервным, только более сосредоточенным, чем обычно. — Сбегаю, что же ещё. Я драться не намерен, но если окончательно достанут, то им не поздоровится. Кажется, этих я разозлил пару недель назад, как раз перед встречей с его высочеством и Собирателем цветов. Они отлавливали души и продавали их в высшем округе императорской столицы. Как-то ночью я устроил небольшой погром в их храме. Вот и всё. Шаги и голоса стихли, и лишь стук дождевых капель по крыше нарушал ночную тишину. — Только не вмешивайся, — попросил Цинсюань и, раскрыв веер, решительно распахнул дверь. Хэ Сюань последовал за ним. Оглядев округу, он был удивлён количеству собравшихся заклинателей. — Их тут порядком сотни, — тихо произнёс Хэ Сюань. — Только не говори, что умудрился разозлить каждого из них. Цинсюань нервно усмехнулся и прошептал в ответ: — Да я большинство впервые вижу. Неосмотрительно было заявляться сюда, — произнёс он громче, разительно изменившимся тоном. — Вы разрушили мои барьеры и ступили на мою территорию. Неужто окончательно лишились рассудка? — Демон Чёрного Пламени, — заговорил один из заклинателей, ступив ближе, к самой водной глади, — на этот раз бахвальство и наличие одного лишь союзника не поможет тебе сбежать. Нас больше, а ты серьёзно просчитался, всякий раз снимая со счетов тех, кому переходил дорогу. — Людей здесь явно больше, чем дорог, что мне за всю жизнь удалось перейти, — криво рассмеялся Ши Цинсюань. — И я не припоминаю твоего лица, как и лиц большинства из вас. — Я знаю, как ты умер, — громко заявил заклинатель, а с лица Цинсюаня тут же схлынула былая уверенность. — В императорской столице произошёл случайный пожар, и ты погиб в нём. — Пожар не был случаен… — После же, — не слушал заклинатель, — ты обернулся мстительным духом и, затаив обиду, вернулся в столицу. И убил каждого, кого посчитал причастным к случившемуся. В тот вечер верхний округ столицы полыхал так, что было видно за несколько ли. Но ты решил не останавливаться на этом, поэтому вернулся к храму, что воздвигли на месте твоего, и разрушил его под самое основание. Ты выяснил, какому божеству там поклонялись, а после… — А после отыскал каждый из храмов божества и сравнял их с землёй, — закончил за него Хэ Сюань. Краем глаза он заметил, как Ши Цинсюань взглянул в его сторону. — Всё, что ты сказал — правда, за исключением одного — ты не тому предъявил обвинения. — Хэ Сюань, — пробормотал Цинсюань, уставившись на него ошарашенным взглядом, — ты и правда убил всех тех людей? — Да. Не смотри так. Я знаю, что это не была случайность. Они пытались выгнать вас, чтобы начать строительство. Деньги уже были заплачены, и единственной нерешённой проблемой оставалась горстка нищих, никак не желающих покидать храм. — А что за божество… — Ты смотришь на него прямо сейчас, — бросил заклинатель. — Только божество пало, стоило рухнуть последнему храму и исчезнуть преданным верующим. — Где-то я его уже видел, — нахмурился Хэ Сюань, вглядываясь в едва различимые черты лица заклинателя на противоположном берегу озера. — Вот и мне так кажется, — согласился Ши Цинсюань. — Вроде бы это Бог Войны со Средних Небес, хотя… Ха-ха, надо же, я совершенно позабыл лица небожителей! Заклинатель тем временем запрыгнул на меч и, подав знак своим людям, устремился вперёд над озёрной гладью. Неупокоенные души сбились в стаю и набросились на него, едва не сбив с меча. Заклинатель использовал несколько талисманов, и души, что подлетели совсем уж близко, были уничтожены. — Не смей! — воскликнул Ши Цинсюань и, резко двинувшись вперёд, взмахнул рукой. Водная гладь пошла рябью и вскоре хлынула ввысь, сбивая заклинателей с мечей и отбрасывая к противоположному берегу. — Будь ты хоть человеком, хоть богом, ты не имеешь права причинять вред моим друзьям. — процедил Цинсюань внезапно изменившимся голосом. Он коснулся запястья и сдавил браслет на руке, мгновенно превратив его в мелкое крошево. — Не надо! — запоздало опомнился Хэ Сюань. Ши Цинсюань, казалось, не слышал. Он щёлкнул пальцами, и все мерцающие огоньки над озером разом потухли, погрузив лес в кромешную темноту. От места, где стоял Цинсюань, стало расползаться чёрное пламя, едва видимое в полутьме. Послышались крики, а водная гладь засияла от переплетений защитных заклятий. Хэ Сюань заставил водные потоки вихрем взмыть ввысь и встать меж пламенем и горсткой заклинателей. Ступая по горящей траве, Хэ Сюань остановился напротив Ши Цинсюаня. — Остановись. Они не стоят того, чтобы ты заходил так далеко. Стоящий напротив не реагировал и, кажется, вовсе не слышал его слов, плотно закрыв глаза. Хэ Сюань протянул руку и слегка встряхнул Цинсюаня за предплечье. Исходящая от него энергия чудилась колоссальной. — Ши Цинсюань, приди в себя! — он сжал предплечье сильнее, но тот не реагировал. Хэ Сюань обернулся: демоническое пламя почти поглотило озёрную воду и защитные барьеры, грозясь перекинуться туда, где стояли заклинатели. — Ты пожалеешь, если не остановишься. Желаешь их смерти, так просто оставь это мне. — Цинсюань вновь не услышал его слов, и Хэ Сюань, отчаявшись, склонился ближе и, обхватив его лицо, пробормотал. — Не вини меня потом. Ты не оставил мне выбора. — Времени на лишние раздумья не оставалось и, сократив расстояние меж ними, Хэ Сюань коснулся губ Ши Цинсюаня, поглощая мстительную энергию. Её было слишком много: Хэ Сюань ощущал, как переполняются собственные меридианы. Пламя стихало; губы Цинсюаня дрогнули, как будто он только сейчас осознал происходящее вокруг. Хэ Сюань был уверен, что реакция на подобное своеволие не оставит себя ждать, но Ши Цинсюань, не открывая глаз и явно пребывая в полубреду, двинулся вперёд и ответил на поцелуй, что таковым изначально не планировался. Хэ Сюань замер на месте, выпустив лицо Цинсюаня из своих рук, а тот, в свою очередь, широко распахнул глаза и абсолютно неграциозным движением отскочил сразу на несколько шагов назад. — А… Ты… Я, кажется, немного вышел из себя, да? Ха-ха-ха, как неловко вышло. — Он нервно посмеялся и отступил ещё на шаг. — Ты не реагировал на мои слова. Я не хочу, чтобы ты их убивал. Цинсюань окинул затуманенным взглядом заклинателей за разрушенными барьерами, словно только заметил их. — Я и правда не хотел, — пробормотал он, качая головой. — Я… спасибо. Хэ Сюань кивнул и, сделав шаг вперёд, вдруг пошатнулся, едва устояв на ногах. — Что с тобой? — встревоженно нахмурился Ши Цинсюань, тут же оказываясь подле него. — Ничего. Поглощённой энергии слишком много, нужно время, чтобы она улеглась. — Хэ Сюань схватился за грудь; всё внутри горело, а совершать обыденные вещи, вроде движений, стало удивительно трудно. — Кажется, всё хуже, чем ты говоришь, — Цинсюань подхватил его за предплечье. В следующее мгновение произошло несколько вещей сразу: позади мелькнула тень, и бог весть как подобравшийся с противоположной стороны заклинатель выпустил из руки меч, устремившийся прямо Ши Цинсюаню в спину. Но меч не успел достигнуть цели, как ещё один клинок пробил грудь заклинателя насквозь. Он замер и, опустив взгляд на расползающуюся кровавым пятном рану, замертво упал на землю. Позади стоял юноша в лёгком боевом облачении, а с его меча стекала ещё тёплая кровь. — Кажется, я помню этого небожителя, — прошептал Цинсюань. Хэ Сюань плохо слышал его голос, словно тот звучал сквозь массивную стену. — Он из дворца его высочества. — Боже, я убил человека, — прошептал тот дрожащими губами и, пошатнувшись, выронил из рук меч, с глухим стуком упавший на землю. — Я хотел… Лишь остановить его удар. Это было последним, что услышал Хэ Сюань, потому что мстительная энергия внутри из-за временного отвлечения внезапно взяла верх, темнота взметнулась перед глазами, и он повалился на землю.