Птичка Цзинвэй засыпает море

Mind Our Own Soul — Amie Doherty

Хэ Сюань пару раз моргнул и голосом, как будто не произошло ничего необычного, произнёс: — Конечно. Он приподнял руку и коснулся спины Ши Цинсюаня, потому что продолжать и дальше стоять, подобно каменной статуе, казалось совсем уж неуместным. Хэ Сюань скосил взгляд; обращённые в их сторону лица были поистине красочными, в особенности лицо Пэй Мина, которое перекосило так, как будто его заставили съесть целую тарелку сычуаньского перца хуацзяо. Один лишь его высочество совершенно не выглядел удивлённым. Цинсюань тем временем пошевелился и, немного отстранившись, окинул Хэ Сюаня нечитаемым взглядом; хоть на его губах и не было улыбки, порой, только посмотрев человеку в глаза, можно было с уверенностью сказать, что тот улыбается. — Ты можешь идти сам? — Ага, — кивнул Ши Цинсюань, но всё же зацепился за выставленную Хэ Сюанем руку. — Генерал Пэй сказал, тут есть задний двор — мы можем выйти через него. Не хочу попадаться на глаза кому-то ещё. Стоило им двинуться, позади послышался шум, как будто от чьих-то поспешных шагов. — Фэн-гэ, — Цзимин бросился следом. — Это всё? Ты мне и слова не скажешь?! Ши Цинсюань высвободил руку, которой держался за локоть Хэ Сюаня, и щёлкнул пальцами, создав слабое защитное поле, разделившее коридор на две части. Не будь силы юноши запечатаны, тот бы с лёгкостью разрушил барьер, но сейчас Цзимин ошеломлённо замер, не в состоянии пройти. Цинсюань обернулся и, слегка пошатываясь, сделал два шага к юноше. Лицо его сейчас как никогда напоминало пустую оболочку, лишённую всякого выражения. — Цзимин, — произнёс Ши Цинсюань тихо, — я, на самом деле, понятия не имею, что говорить. Кроме того, что никогда не стоит смотреть на людей снизу вверх и обожествлять чей-то образ у себя в голове. Лишь тогда тебе не придётся сталкиваться с разочарованием. — Что? — нахмурился юноша. — Я ни в чём не разочаровывался, я лишь хочу понять! То, как ты поступил на совете и то, как говоришь со мной теперь — что я сделал не так? — Цзимин! — голос его ужесточился. — Ты больше не маленький мальчик, а я больше не тот человек, которого ты помнишь! Тебе пора повзрослеть, пока есть такая возможность. Иначе что-то или кто-то заставят тебя сделать это против воли! Ещё перед входом в Небесный Дворец я предупредил тебя, а ты всё равно никак не мог замолчать! — Как я мог молчать, если они говорили про тебя все эти мерзости?! — закричал тот в ответ. — Моя репутация касается только меня, и я в состоянии отстоять её, когда мне нужно! — сжав кулаки, перешёл на повышенный тон и Ши Цинсюань. Казалось, раздражение его было настолько сильным, что даже усталость отступила на второй план. — Ты рыл яму не только себе, но и его высочеству! О нём ты подумал? Ты подумал, что своими словами выставляешь в дурном свете и его? Подумал, что кто-то из небожителей мог затаить на него злобу за твои речи? Ты ведёшь себя как ребёнок, который делает совершенно всё, что вздумается! Думаешь, последствия всегда минуют стороной, лишь по той причине, что на твоей стороне его высочество и я? Не обманывайся этим и не делай кого-то центром своего мира, потому что люди вокруг приходят и уходят! Живи с мыслью, что рано или поздно тебе придётся принимать собственные непростые решения и думай, прежде чем пойти на очередную глупость! — Я… — юноша опустил голову и плотно закусил губы. — Я не могу закрывать глаза на несправедливость. — Да она сплошь и рядом, — выплюнул Цинсюань, и Хэ Сюань, стоящий чуть поодаль, поразился, с какой надрывной жёсткостью прозвучали его слова. — Её так много, что если на всё обращать внимание — глаз вовек не закроешь. — Фэн-гэ… — пробормотал тот, не веря своим ушам. Цзимин смотрел на Ши Цинсюаня с таким непониманием, словно до последнего надеялся, что всё это — не более, чем шутка. Ши Цинсюань всегда был мягок и снисходителен в разговорах с ним, поэтому увидеть его таким оказалось для юноши сродни удара молнией. Цинсюань лишь качнул головой и развернулся, чтобы уйти. Тогда Цзимин закричал ему вслед: — Ты сказал, что не оставишь меня! Ты сказал, что останешься со мной до тех пор, пока я буду в тебе нуждаться! Я… Я всё ещё нуждаюсь в тебе! — кричал юноша, едва сдерживая застывшие в глазах слёзы. Хэ Сюань видел, как от этих слов исказилось лицо Цинсюаня. Но, справившись с эмоцией и вернув взгляду прежнее спокойствие, тот, не оборачиваясь, ответил лишь: — Прости. А после пошёл прочь и не сбавлял шагу до тех пор, пока дворец не остался позади. Ступив в сад на заднем дворе, Ши Цинсюань наконец-то остановился и, слегка покачнувшись, ухватился рукой за дугообразные ворота. — Не знаю, что на меня нашло. Это было жестоко, — пробормотал тот, прикрыв рукой лицо, стоило Хэ Сюаню его нагнать. — Но лучше пусть усвоит урок и возненавидит меня, чем весь мир впоследствии. — Если он усвоит урок, то не станет тебя ненавидеть, — заметил он прохладным тоном. За проведённое в Небесном Дворце время у Хэ Сюаня сложилось двойственное отношение к Цзимину: с одной стороны, он всегда ценил смелость и способность пойти против целой толпы, с другой — незрелыми выходками мальчишка мог навлечь беду не только на себя одного. — И в твоих словах не было жестокости. Только правда. — Хах, — криво усмехнулся Цинсюань и, отняв руку от лица, обернулся. — Я и до этого видел, куда всё может привести, пытался воззвать его к благоразумию, но он и вовсе не слушал! Так что я решил, что уж лучше сам спущу его с небес на землю, чем кто-то недоброжелательный в будущем. Хэ Сюань позабавлено хмыкнул, на что Цинсюань, вспыхнув, тут же поспешил заверить: — Ох, прости! Это я так ляпнул, честное слово, не хотел проводить аналогий! — Да что уж тут извиняться, наши разговоры без аналогий и не вяжутся. Ши Цинсюань вздохнул, хотел было уже продолжить путь, как вдруг, чуть нахмурившись, спросил: — Как ты себя чувствуешь? — А я-то тут причём? — удивился Хэ Сюань. — Как будто я не понимаю, как именно ты разобрался с мстительной энергией. В прошлый раз вышло так себе, поэтому я и спрашиваю. — Я… скажем, приспособился делать это без серьёзных последствий. Ну а в целом — дрянь дрянью, — отмахнулся он. — Понятно, — с преувеличенной обидой кивнул Ши Цинсюань и, не став дожидаться, ухватил Хэ Сюаня за предплечье, чтобы продолжить путь. — Не так быстро, — Хэ Сюань всё не сдвигался с места. — Раз уж мы заговорили о безрассудных выходках и всяких идиотах, что так и норовят их выкинуть, обойти тебя стороной будет даже невежливо. — Ха-ха, Хэ-сюн, чтобы я ждал от тебя вежливости? — посмеялся Цинсюань и мягко похлопал Хэ Сюаня по плечу. — Есть что сказать, так пожалуйста, не сдерживай себя. Но да только не забывай, что в списке безрассудных идиотов, выставивших свой прах всем небесам на показ ты пока что занимаешь первое место. — С этими словами Ши Цинсюань достал из рукава тот самый мешочек с прахом и демонстративно покрутил им прямо перед лицом Хэ Сюаня. — Ты… — он не сдержал удивления, потянулся за прахом, но тот тотчас же спрятал его обратно в рукав. — Что — я? — вскинул брови Цинсюань и ехидно поинтересовался: — Значит, Пэй Мину ты его отдал за милую душу, а у меня отобрать хочешь? Так может, тут дело было совсем в другом, м? Ха-ха, такие слухи пришлись бы всему небесному двору по вкусу! Хэ Сюань метнул в его сторону убийственный взгляд и лишь бросил: — Плевать. — Ох, да отдам я его тебе сразу, сразу как удостоверюсь, что в твоей голове не родилась ещё пара блестящих идей! К счастью, им удалось добраться до врат вознесения без случайных свидетелей. Обхватив Цинсюаня крепче, Хэ Сюань хотел было уже спрыгнуть вниз, но на всякий случай напомнил: — Перед самой землёй не забудь использовать веер. — О, не изволь беспокоиться, — со странным смешком отозвался тот. — Ты главное делай так, чтобы я падал первым. Несмотря на это странное замечание, Ши Цинсюань взмахнул веером и заставил порыв ветра подхватить их и безболезненно опустить на землю. Они оказались в какой-то глуши, куда ни взгляни — вокруг одни туманные горы. Отыскав небольшую деревушку поблизости, также заволочённую туманом, Хэ Сюань принялся выводить заклинание сжатия на первой же пригодной двери; Цинсюань воспринимал всё происходящее с полным безразличием, как будто его усталость окончательно превзошла интерес ко всему происходящему. Стоило Хэ Сюаню закончить поле сжатия, распахнуть дверь и протянуть Ши Цинсюаню руку, тот молча, не задав ни единого вопроса, принял её и позволил провести себя сквозь портал. В лицо подул свежий морской ветер, и Хэ Сюань на мгновение с облегчением прикрыл глаза. Если и существовало в мире то, что он всё ещё безоговорочно любил — то это было море. Он и представить не мог, как на самом деле устал от Небесной Столицы, всех её обитателей и необходимости, пусть и временно, играть былую роль. Хэ Сюань взглянул на Цинсюаня, что по-прежнему не выпускал его руки и молчаливо плёлся следом. Лицо его не выражало ровным счётом ничего, тело было заметно напряжено от усталости, даже ладонь в руке Хэ Сюаня порой подрагивала, но вместо того, чтобы сказать, что он больше не может идти или попросить о помощи, Ши Цинсюань упрямо закусил губу и ускорился. Хэ Сюань прекрасно понимал, что сейчас неподходящее время для вопросов и разговоров, поэтому сам в какой-то степени испытал облегчение, когда, распахнув дверь, пропустил Цинсюаня внутрь покоев. Заглянув в боковую пристройку и обнаружив, что в бочке ещё достаточно воды для купания, он согрел её с помощью духовных сил, вкратце объяснил, где можно взять вещи на смену, и направился к выходу, бросив напоследок: — Отдыхай, ты совсем неважно выглядишь. Хэ Сюань поспешно вышел из комнаты, а стоило захлопнуться двери, ощутил острое желание приложиться головой прямо о стену. — «Ты неважно выглядишь»? — бормотал он себе под нос, когда шёл по коридору. — Неужели было трудно сказать что-то более подходящее? Порой, в самых уж крайних ситуациях, он обращался в своей голове к образу Собирателя цветов, пытаясь представить, что бы могла сказать эта ушлая тварь, не обделённая ораторским искусством. Но вот незадача, последнее время тварь эта в его голове только язвительно лыбилась и кидала скабрёзные шутки. И обращаться к ней «за советом» стало совсем уж невыносимо. Хэ Сюаню вообще временами казалось, что его ненависть к самому себе достигла небывалых пределов, если место голоса разума стало занимать вот это. Остановился Хэ Сюань посреди коридора совсем не от голоса разума, а от внезапного понимания, что он совсем позабыл, куда собирался пойти. Если честно, недавние события утомили и его настолько, что всё, чего он желал — это наесться до отвала и завалиться спать на ближайшее столетие, а может, и не одно. Но даже тут всплыло одно «но» — Хэ Сюань с самого момента возведения чертога Чёрных Вод не принимал гостей, за исключением Хуа Чэна, который приходил по делу и уж точно не задерживался на ночь. Оттого и единственным местом, пригодным для сна, оставались его собственные покои, на данный момент отданные Ши Цинсюаню. Решив придумать что-то после, Хэ Сюань отправился заниматься делами, которых за два месяца накопилось прилично. До самого вечера он успел проконтролировать отчеты нескольких подчинённых, усмирить разбушевавшийся шторм и натравить двух драконов на заплутавший в Чёрных Водах корабль. С прошествием времени Хэ Сюань лично убедился в том, что мореходы потеряли всякий страх. Если раньше его воды разумно обходили за несколько десятков ли, сейчас же всё в корне изменилось: корабли и мелкие лодки то и дело пренебрегали инстинктом самосохранения, так и норовя больше никогда из его владений не выплыть. Стоило затихнуть шторму, над всеми Чёрными Водами воцарилась непривычная тишина. Сделав даже больше, чем требовалось, Хэ Сюань отправился на кухню в поисках хоть чего-то съестного. Так уж вышло, что слуг у него не водилось испокон веков. Собиратель цветов вечно посмеивался над этим и говорил, что непревзойдённому не пристало заниматься грязной работой. Но Хэ Сюань лишь отмахивался: он терпеть не мог, когда кто-то крутился под ногами, да и проводил в своих чертогах слишком мало времени. Отыскав лишь рисовую крупу и сохранившиеся с помощью заклятия овощи, он принялся за дело. Пусть ему и не приходилось часто готовить, а сам Хэ Сюань едва помнил дни, что проводил, помогая родителям в лапшичной, тело ничего не забыло. — Ты прямо как глупая, мелкая рыбёшка, что всякий раз, стоит подняться шторму, так и норовит подплыть к берегу, чтобы её вновь выбросило из воды. — Прозвучал в голове голос, что мог принадлежать лишь одному существу во всех трёх мирах. — Последнее время что ни случись — даже гадать не нужно, что ты окажешься в гуще событий. Раньше это была исключительно моя привилегия. Даже обидно, знаешь ли. Хэ Сюань проморгался и поднял голову, долгое время оставаясь недвижимым, настолько чужеродно звучал этот голос после целого дня абсолютной, звенящей в ушах тишины. Отвечать он не планировал, поэтому просто вернулся к монотонному нарезанию овощей. — Молчишь. Прямо-таки что-то новенькое, — раздался приглушённый смешок. Хэ Сюаню стало даже самую малость интересно, надолго ли хватит выдержки Собирателя цветов. Он отложил нож и, размяв шею, высыпал нарезанные овощи в котёл. — Ты же не думаешь, в самом деле, что я сделал всё это в попытке унизить тебя? А это и впрямь поразительно: Хуа Чэн явно не из тех, кого могло озаботить подобное. Да и Хэ Сюань едва ли счёл произошедшее меж ними унижением, скорее, лишь преступлением некоей негласной черты. Всё случилось довольно давно, и он, если честно, даже не думал вновь к этому возвращаться. Как и не думал, впрочем, что это станет делать Хуа Чэн. — Отмалчивайся сколько вздумается, — не унимался тот, — но даже ты не настолько глуп, чтобы поверить, что я обращаюсь к тебе исключительно из-за неспособности справиться с утратой столь приятного собеседника в твоём хмуром лице. Хэ Сюань перемешал содержимое котла и не сдержал язвительного смешка: — В это бы поверил в последнюю очередь. — О, оно ещё живое, — хохотнул Хуа Чэн, на что Хэ Сюань лишь закатил глаза, но не стал вступать в очередной бесполезный спор. — Что тебе надо? — Как грубо, — цокнул Собиратель цветов с притворной обидой в голосе. — Я искренне поражаюсь, как в этом мире может оставаться хоть кто-то в своём уме, желающий находиться в твоём обществе. — Да я сам поражён, — спокойно отозвался Хэ Сюань. Хуа Чэн какое-то время помолчал, явно разочарованный, что так и не вывел Хэ Сюаня из себя. — Может, скажешь уже, что надо? Ты меня от дел отвлекаешь. — От дел? — язвительно хохотнул Собиратель цветов. — Ха-ха, да, я себе представляю. Хэ Сюань опустил взгляд на котёл с рисом и возразил: — Это вряд ли. — Ладно, — вздохнул Хуа Чэн. — На самом деле, гэгэ очень беспокоится после того, что случилось с Повелителем Ветров. Он хотел с ним связаться, справится о его местонахождении и самочувствии, но тот не отвечает, твой пароль я ему не дам, поэтому… — Он в Чёрных Водах, и всё относительно в порядке. — Хэ Сюань предпочёл ответить честно лишь потому, что после случившегося в Небесной Столице его уважение к Се Ляню лишь усилилось. И если его высочество волновался — намеренно держать его в неведении совершенно не хотелось. — Полагаю, он… Думаю, он уже спит, поэтому не отвечает. — Полагаешь? — переспросил Хуа Чэн, а после, кашлянув, уже без насмешки заметил: — Слушай, у меня нет никакого желания лезть не в своё дело, но ты всё же… присматривай за ним получше, ты не мог не понять, что с ним что-то не так. Он жил в Призрачном городе два месяца, и я тоже что-то да заметил. И эта его выходка в столице — мальчишка всё никак не придёт в себя. — Да, я знаю, — сухо прервал Хэ Сюань. — И никакой выходки не было. Мальчишке уже не два года, чтобы он по-прежнему распускал сопли по малейшему поводу. Передай его высочеству, что нет нужды беспокоиться. С этими словами он поспешно вышел из духовной сети и на всякий случай заблокировал канал. После слов Хуа Чэна, вопреки здравому смыслу, Хэ Сюань ощутил лёгкое волнение и решил сейчас же его развеять. Оказавшись напротив двери в собственные покои, он протянул руку, но замер в нерешительности, не уверенный, насколько уместным окажется такой визит. Даже если сам Цинсюань не сказал ни слова, его внешний вид лучше любых слов говорил о том, что больше всего на свете ему необходим отдых. Отбросив сомнения, Хэ Сюань, тем не менее, постучал, но так и не дождался ответа. Толкнув дверь, он заглянул внутрь и с удивлением обнаружил, что комната пустовала. Тревога усилилась, поэтому он тут же осмотрел дворец с помощью заклинания обнаружения, но во всём чертоге не оказалось ни единой живой или мёртвой души. Хэ Сюань вышел на улицу и осмотрелся: в сумерках очертания всех предметов сливались, поэтому даже небо и море сейчас напоминали единое тёмно-серое полотно. Шторм вновь усилился. Он ещё долго бродил по береговой линии, пока не додумался проверить дорогу, ведущую к озеру. Приблизившись, Хэ Сюань увидел стоящего у самого края озера Ши Цинсюаня; в его заложенных за спину руках был зажат крупный камень. Он смотрел на собственное отражение в чёрной поверхности воды пристальным, нечитаемым взглядом. Хэ Сюань остановился, отчего-то до сих пор не спеша обозначать своё присутствие. В представшей глазам картине было что-то… Тревожное. Подул порыв ледяного, зимнего ветра, заставив поверхность воды пойти рябью, и отражение Цинсюаня всего на пару мгновений исчезло. Когда ветер стих, Ши Цинсюань, пробормотав что-то тихо-тихо себе под нос, замахнулся и со всей силы швырнул камень на мелководье, как раз туда, где только что вырисовывалось его отражение. Хэ Сюань, уже не пытаясь держаться тени, сам пошёл к берегу. Он не рассчитал, что когда поверхность воды вновь успокоится, за спиной Ши Цинсюаня нарисуется его собственный силуэт. Хэ Сюань не успел ничего сказать, как Цинсюань, внезапно завидев его отражение, резко дёрнулся в сторону и лишь чудом не оказался в воде. — Осторожно! — воскликнул Хэ Сюань и едва успел ухватить того за запястье. Ши Цинсюань прерывисто дышал и смотрел на него широко распахнутыми глазами, от недавнего испуга не в силах даже заговорить. Убедившись, что всё в порядке, Хэ Сюань выпустил его руку и отступил на шаг. — Прошу прощения за то, что напугал. Я был уверен, что ты услышишь мои шаги. — Это, ха-ха, я просто задумался и не ожидал тебя тут увидеть. — очень нервно посмеялся тот и вновь бросил косой взгляд на воду, словно проверяя, не нарисовалось ли там кого-то ещё. Эти слова натолкнули Хэ Сюаня на мысль: Ши Цинсюань, с большей вероятностью, и вовсе избегал с ним встречи. Он мог добровольно направиться в Чёрные Воды лишь с одной целью — обезопасить себя и окружающих. Быть может, Собиратель цветов и вовсе невзначай намекнул ему на то, что его присутствие приносит немало бед, и, зная Ши Цинсюаня, тот наверняка решил, что доставлять ещё больше хлопот своим друзьям — недопустимо. Поэтому он выбрал единственный оставшийся вариант — отправиться с Хэ Сюанем, который научился без вреда для окружающих избавляться от мстительной энергии. Так всё по крайней мере вставало на места. Хэ Сюань не смел обвинить Цинсюаня в лицемерии, ведь… тот делал это исключительно в благих целях. Из двух зол выбирал наименьшее. — Что ты здесь делал? — тем не менее спросил он. — Почему не обратился ко мне по духовной сети? — О, ну не стал бы я беспокоить тебя по такой ерунде, — со смешком отозвался Цинсюань. — Просто решил прогуляться. — Он присел на корточки у самой воды и, вглядевшись в её поверхность, долго молчал. — Я боюсь воды, — зачем-то признался Ши Цинсюань. — Всегда боялся. Но сейчас… думаю, погрузись я в неё, умер бы вновь, только уже от страха, ха-ха. — Почему? — спросил Хэ Сюань, желая вместо этого поинтересоваться, для чего Цинсюань в принципе стал ему что-то рассказывать. — Ты как-то спрашивал, где возродилась моя душа, — спокойно продолжил тот; тон его звучал ровно и тихо, порой сливаясь с шумом воды. — Я долго и сам не мог понять. Всё, что я помнил — бескрайнюю водную гладь и такие же бескрайние небеса. Будучи бесплотным духом, я испытывал непреодолимую тягу к чему-то, но это что-то было скрыто от меня. Теперь я понимаю, что это был установленный над Чёрными Водами барьер, а та тяга — желанием слиться с собственным прахом. Хэ Сюань замер, смотря на его лицо; в хмуром мареве сумерек, в мрачных отблесках чёрных вод, оно казалось почти безжизненным и серым, и даже глаза не сияли привычной яркостью, а были устремлены вдаль. — А потом я обрёл тело, — сорвалось с губ Цинсюаня, и те, едва дрогнув, сжались в тонкую линию. — Где-то между Восточными и Южными морями. Я не знаю, сколько лет прошло на самом деле, прежде чем меня обнаружил тот корабль. — Предчувствуя вопрос, Цинсюань кивнул: — Да, именно там я повстречал человека, чью статую мы видели в храме… Стоит рассказывать, как всё закончилось? Хэ Сюань открыл было рот, но подходящих слов не находилось. Он мог лишь отчасти представить, какими были те проведённые в море года для Ши Цинсюаня. Без возможности ни умереть, ни выбраться, ни хотя бы понять, почему всё происходит именно так. Можно было сказать, что сам Хэ Сюань в посмертии испытал на себе не меньше, и всё, произошедшее с Цинсюанем было так или иначе заслуженно. Но всё, что он ощущал — это пробирающее до костей сожаление и злость за то, что не смог предвидеть такого исхода. — Почему ты рассказал мне об этом? — Хэ Сюань спросил прежде, чем как следует это обдумал. Произошедшее, пусть и косвенно, было его виной. И единственная цель могла быть лишь в назидании — Ши Цинсюань никогда бы не сказал прямо, что это всё вина Хэ Сюаня. Он вскинул руку и предупредил возможный ответ. — Всё же не говори. Я понял. Брови Цинсюаня взметнулись вверх, а на лице отразилась озадаченность. — О, — только и смог произнести тот, — ну как скажешь. Он отвернулся, кажется, чем-то расстроенный, и принялся вновь вглядываться в собственное отражение. Чёрные одежды, на которые Цинсюань сменил свои собственные, смотрелись на нём непривычно и придавали лицу ещё больше бледности. — Можно спросить? — внезапно вновь заговорил Ши Цинсюань. Дождавшись короткого кивка, он продолжил: — Что стало с теми людьми, теми безумцами, что были на острове в самый первый раз? Хэ Сюань, признаться, ожидал любого вопроса, но никак не этого. — Я отослал их в мир смертных. Думаю, их судьбы были искалечены настолько, что даже пребывание в этом месте не сильно на что-то повлияло. Ши Цинсюань ничего не ответил, но его взгляд говорил сам за себя. Это было жестоко. Занеся ладонь над водной гладью, он тихо произнёс: — Иногда я думаю о том, что мы с братом всё-таки выбрали первый путь. — Что? — сорвалось с губ Хэ Сюаня прежде, чем он смог хоть как-то уложить в голове услышанное. — Ха-хах, знаю, это глупо, такое я бы точно не забыл! — нервно посмеялся Цинсюань, добавляя ещё больше абсурда в окружающую их атмосферу. — Но мысли же непросто остановить, разве не знаешь? — Это действительно глупо, — подтвердил Хэ Сюань, когда смог осмыслить, что только что услышал. — Я не менял твоей судьбы. И не забирал свою обратно. — Я знаю-знаю, — Ши Цинсюань вскинул руки в защитном жесте. — Ха-ха-ха, не смотри на меня так, я же просто пошутил. Это была бы чертовски плохая шутка даже для человека с отвратительным чувством юмора, к коим Цинсюань и вовсе не относился. Лицо его по-прежнему выглядело до крайности нервным, а привычное желание смеяться набирало неуместные обороты. Всё время, что Хэ Сюань милостиво позволил ему провести в одиночестве, Цинсюань, как видно теперь, накручивал себя по ведомым лишь ему причинам. Он решил дать тому время прийти в себя, выспаться, и быть может, переосмыслить как следует сделанное второпях решение, но вместо это следовало… изначально начать разговор. С годами в Небесной Столице Хэ Сюань научился молчаливо слушать, подмечать детали, жесты и мимику. Понимать, когда ему врут, а когда не договаривают всей правды, но… Но и это умение подвело его, ведь нежелание видеть паршивую правду всегда перевешивало. С самого начала, с тех самых дней, проведённых в императорской столице, он должен был догадаться, что Ши Цинсюань так и не оправился после случившегося. То, что бывший бог заверял окружающих в обратном, то, что он улыбался совсем как прежде, что шутил, а смех его переливчатым эхом разносился по старому храму… всё это никогда не было ложью. Ши Цинсюань никогда не лгал окружающим. Только лишь самому себе. Хэ Сюань должен был догадаться, что человек вроде Ши Цинсюаня не стал бы намеренно принимать правила его бессмысленной игры. Не стал бы подыгрывать ему в притворстве. Не стал бы все те года делать вид, как будто так и не понял, что именно Хэ Сюань скрывался за личиной его очередного друга. Цинсюань всё знал с самого начала. С той самой жемчужины, оставленной у ступеней храма. — Хэ Сюань? — окликнул его голос Цинсюаня, и он едва не вздрогнул от нахлынувших размышлений. — Всё в порядке? Я звал тебя пару раз… — Да, — сухо оборвал Хэ Сюань и, потянув Ши Цинсюаня за предплечье вслед за собой, направился в сторону дворца. — Уже смеркается. Лучше не броди тут в одиночку. — Я же призрак. Что со мной может случиться? — Не поверишь, но тут есть и другие призраки, не отягощённые моральными принципами, которым ты можешь прийтись вполне по вкусу. — На молчание и довольно подозрительный взгляд со стороны Хэ Сюань на всякий случай добавил: — И я сейчас не про себя. Помолчав ещё пару мгновений, Цинсюань разразился волной безудержного хохота, что будь призраки и правда поблизости, убрались бы прочь от греха подальше. — Извини, — всё ещё посмеиваясь, произнёс Цинсюань. — Я говорил не раз, что твоё исключительное чувство юмора всегда сражало меня наповал. — Учитывая его полное отсутствие… это имеет смысл. Ужинали они в тишине. Хэ Сюань даже не следил за тем, сколько порций поглотил за раз из-за того, что был ужасно голоден. Ши Цинсюань же за всё время не доел и одной, поэтому он всё же спросил: — Совсем плохо получилось? Тот перестал перекладывать рис палочками с одного бортика тарелки на другой, вопросительно приподнял брови и с удивлением спросил: — Ты серьёзно сам готовил? — Да. Но я с годами привык есть вообще что угодно, поэтому не замечу, если по меркам нормального человека еда окажется сущей дрянью. — Нет-нет! — пылко воскликнул Цинсюань, как будто решил, что между прочим нанёс Хэ Сюаню смертельную обиду. — Всё очень вкусно! Просто я ем не так быстро, ха-ха. — Он продолжил, теперь с очевидно большим аппетитом. Хэ Сюань смотрел на него, подперев подбородок рукой. Внезапно Ши Цинсюань чуть сузил взгляд, а в уголках его губ зародилась хитрая улыбка. — И почему я о твоих чудесных способностях всякий раз узнаю спустя целые века? — Тут важен уровень доверия, — с нарочитой серьёзностью заметил Хэ Сюань. — Ого, вот это прогресс! — вторил его тону Цинсюань. — А дальше-то что? Заварка чая? — Ну уж нет! Для этого мы ещё недостаточно знакомы. Подумал, что скажут люди? Ши Цинсюань рассмеялся чистым, искренним смехом, а в уголках его глаз образовались мелкие морщинки. Хэ Сюань вновь смотрел на него, не отрываясь. Он уже не первый раз отмечал то, что было в смехе этого человека что-то странное, не присущее остальным. Ноющее чувство снова вернулось в область солнечного сплетения и скрутилось там тугим углом; прежде он списывал его на вину, сожаление… На те ощущения, которые теперь не испытывал в той же мере, что и до этого. Цинсюань, тем временем, уже отсмеялся и теперь вопросительно смотрел на Хэ Сюаня в ответ. — Что-то… не так? — спросил тот, нервным жестом постучав палочками по краю тарелки. Хэ Сюань проморгался и резко поднялся из-за стола, убирая за собой посуду. — Нет, я должен отойти по делу, — соврал он и спешно покинул зал. Оказавшись в тишине, в том месте, куда он приходил всякий раз, когда терзался вопросами или просто желал привести разум в порядок, Хэ Сюань коснулся лбом холодного пола. Поклон за поклоном, до самой земли, чтобы помнить, чтобы хотя бы временно направить свои мысли к тому, что было привычным, выученным наизусть. Он кланялся им ещё при жизни, и так, отвешивая поклон за поклоном, вдыхая приевшийся сандаловый дым, Хэ Сюань вытравливал из себя ту, некогда живую часть. Мстительному духу, коим он стал, не полагалось ничего живого, оно лишь помешало бы и сбило с пути. Проклятая заноза, не дающая шевельнуться, сделать хотя бы шаг. Он начинал этот путь не ради себя, не ради своей обиды, не ради перенесённой боли, а ради них. Ради людей, которых не было на земле вот уже больше пяти столетий. Ради людей, которые давно переродились и шли своими дорогами. Его сердце раскрошилось в пыль так давно, что теперь эти слабые трепыхания в груди казались просто немыслимыми и чужеродными. Оно перестало биться не с момента смерти, а с того дня, как он нашёл обезображенные тела своих сестры и невесты. Именно с тех пор Хэ Сюань понял, что обратной дороги, как ни старайся, не найти. Он никогда не мог похвастаться тем, что был так уж добр к миру, но прежде он не был жесток по отношению к нему. Сложно было сживаться с мыслью — мир всегда был и будет несправедлив. Никаких «воздаяний по заслугам» не существует. Хочешь воздаяния — превратись в него сам, потому что и вселенной, и богам наплевать. Потому что боги не просто безмолвствуют и закрывают на несправедливость глаза, но и сами готовы втоптать в грязь тех, кто им неугоден. Боги — это те же самые тираны и убийцы из мира смертных, принявшие божественную форму. Хэ Сюань не любил этот мир и, наверное, мог бы стать вторым Белым бедствием, но… всегда находилось что-то, заставляющее давать миру шанс. И мысль на задворках разума, что он никогда не озвучивал даже про себя: В этом абсолютно уродливом мире, наверное, всё же было что-то хорошее. Хэ Сюань поднял взгляд на урны перед собой и на мгновение замер. Они никогда бы этого не пожелали, никогда бы не подтолкнули к этому кровавому пути. Они бы были только рады узнать, что он сбился с намеченной дороги и, в итоге, позволил милосердию взять верх. Они были бы рады услышать, что он уже давно простил причину их страданий. Но… Позади послышалось движение, и Хэ Сюань тут же резко обернулся. Ши Цинсюань замер у входа, и на его лице отразилось такое выражение, будто он уже десятки раз пожалел, что решил приблизиться к этому месту. — Ты позволишь мне… — Голос прозвучал хрипло, и, прокашлявшись, Цинсюань попробовал снова: — Позволишь мне поклониться им? Хэ Сюань кивнул и, не поднимаясь с колен, продолжил просто смотреть перед собой. Краем глаза он уловил движение; Ши Цинсюань действительно поклонился каждой из урн по три раза, а после развернулся в его сторону и намеревался было склонить голову, но Хэ Сюань тут же вскинул руку и не позволил завершить поклон. — На это я дозволения не давал. — Но ведь ты тоже был одним из тех, кто погиб по моей вине, — тихо произнёс Цинсюань, но больше не предпринимал попыток поклониться. Тёмный зал вокруг них давил своей мрачностью; несмотря на то, что он был огромен, казалось, стены ползли всё ближе и ближе друг к другу в попытке раздавить их обоих. — Это нечестно, что ты не позволяешь мне… Хэ Сюань всё же повернул голову и взглянул на Ши Цинсюаня, склонившегося в скорбном молчании. В голову пришла очевидная, и оттого поразительная вещь: он не должен был находиться в этом мрачном зале в компании Хэ Сюаня, не должен был склонять голову в поклонах давно почившим. На его лице не должна была отражаться эта скорбь. Хэ Сюань не должен был… доводить его до всего этого. — Знаешь, — разрезал тишину всё такой же тихий голос Цинсюаня, — я много раздумывал о том дне. На самом деле, ха-хах, много — немного неподходящее слово. Десятилетиями я думал лишь о нём. Пытался понять, нашлось бы что-то — какое-то слово или действие, моё или брата — что смогло бы что-то изменить. И я понял, самое ужасное, что мой брат сделал в тот день — это произнёс те слова в конце. Он не должен был. Не смел взять и обесценить всё, пережитое тобой, с какой бы то ни было целью. Я просто хочу, — Ши Цинсюань запнулся и, опустив взгляд на свои ладони, принялся нервно теребить край чёрного рукава. — Хочу сказать — всё, что я говорил всякий раз, я говорил искренне. Я никогда ни на мгновение не обесценивал случившегося с тобой и твоей семьёй. Я… — Я это знаю. Цинсюань, — позвал он, и тот вскинул рассредоточенный взгляд, — хватит изводить себя. Ты устал и до сих пор измотан, тебе нужно просто поспать. Сон нужен не только для восстановления физического тела, но и духа тоже. — М-да, ты прав, — тот кивнул и, как-то вяло улыбнувшись, поднялся на ноги. Его заметно качнуло, но ухватившись вначале за колонну, а после — за дверной проём, Цинсюань кое-как покинул зал. — Постой, — окликнул Хэ Сюань, тут же заметив неладное. Он поднялся и вышел следом. Ши Цинсюань бросил на него полный подозрений взгляд, но всё же остался стоять на месте. — Я же вижу, что ты едва стоишь на ногах. Для чего нужно было столько бродить где только можно вместо того, чтобы восстанавливать силы? — Ха-ха, ты явно преувеличиваешь, я… — Цинсюань сделал шаг и на этот раз не смог устоять на ногах — Хэ Сюань тут же поддержал его за предплечье. — Преувеличиваю, значит? Выждав недолго и убедившись, что его действия, скорее всего, не вызовут страха, он чуть склонился и, подхватив Ши Цинсюаня под колени, поднял того на руки и понёс в сторону покоев. Цинсюань, то ли от накопившейся усталости, то ли от смятения, молчал весь путь, только посматривал на него чуть расширенными глазами. Хэ Сюань не мог не отметить, насколько лёгким тот стал, ведь последний раз держал его на руках в тот самый день на пути из Чёрных Вод к храму Мингуана. Изменения были вполне логичными: Ши Цинсюань не мог не исхудать от уличной жизни, что осталось с ним и в посмертии. Оказавшись у нужной двери, Хэ Сюань из-за того, что обе руки были заняты, приоткрыл её ногой и, занеся Цинсюаня внутрь, опустил на кровать. Тот тут же нырнул под одеяло, а Хэ Сюань на всякий случай отступил на шаг. — Просто отдыхай, — произнёс он, смотря сверху вниз, и после добавил: — Если увижу, что ты снова вскочил на ноги, так и знай, буду притаскивать тебя сюда до тех пор, пока не угомонишься. Ши Цинсюань слабо хмыкнул и, поёрзав, чтобы устроиться поудобней, протянул руку и ухватил Хэ Сюаня за рукав, как раз когда он собирался уходить. — Я хотел… — Тот неловко прочистил горло и впопыхах выпалил: — Хотел попросить тебя остаться тут ненадолго. Но если это неуместно, то так и скажи, всё в порядке. Хэ Сюань удивлённо приподнял брови и какое-то время не сдвигался с места. Наконец, удивление схлынуло. — Разумеется. — просто кивнул он и сделал вид, что совершенно не сбит с толку внезапной просьбой. По сути, в этом и правда не было ничего предосудительного, учитывая, что в прошлом по инициативе бывшего Повелителя Ветров подобные ситуации были для них вполне естественны. Ши Цинсюань истолковал его промедление по-своему, поэтому отодвинулся ещё дальше, к противоположному краю. Хэ Сюань вышел из оцепенения и прилёг на выделенном ему месте, намеренно сохраняя между ними дистанцию. Он устроился на боку и подложил под голову руку; Цинсюань же всё это время смотрел на него неотрывным и совершенно нечитаемым взглядом. Мерцание фонаря у самого окна освещало его бледное лицо немного потусторонним светом. — Если честно, я не могу уснуть уже почти два месяца, — признался Ши Цинсюань, не отводя взгляда. — Так, порой проваливался в сон от усталости, но старался этого лучше не делать, ха-хах. Хэ Сюань хорошо знал эту нарочитую лёгкость его тона, ведь именно она на протяжении столетий служила Цинсюаню защитой от всего, что его на самом деле тревожило. — Что тебе снилось? — Ну… в основном вещи довольно… страшные или неприятные. Мне не нравится о них думать, поэтому я старался просто всё игнорировать, отвлекаться, но… — его голос дрогнул; Ши Цинсюань плотно сжал губы. — Что-то не преуспел, ха-ха. — Тебе приснилось, что я поменял наши судьбы? — предположил Хэ Сюань; взгляд Цинсюаня же забавно округлился. — Или что снова натравил Пустослова? Учитывая, что ты не спал нормально так долго, скорее всего, всё перемешалось, и ты сам временами не разбираешь, сон это или явь? — Как ты узнал? — Тот даже приподнялся на локте, а в его глазах промелькнула тревога, как будто на миг Ши Цинсюань предположил, что Хэ Сюань прочёл его мысли. Хэ Сюань даже усмехнулся своей догадке: если бы всё изначально было так просто, то многих… острых углов, наверное, удалось бы избежать. — Учитывая, что я, скорее всего, фигурирую в большинстве твоих кошмаров, это довольно предсказуемо. Ши Цинсюань неловко кашлянул и всё же отвёл взгляд, не выдержав непрерывного зрительного контакта. — Это несколько преувеличенно, — произнёс он немного смущённо, что лишний раз доказывало правдивость догадки Хэ Сюаня. — В общем, как бы там ни было, я понадеялся, что если буду не один, то смогу, наконец, заснуть. — Помолчав немного, Ши Цинсюань тихо добавил: — Спасибо, что согласился остаться. — Мгм, — только и пробормотал Хэ Сюань в ответ. Он хотел бы сказать, что Цинсюаню не нужно излагать реальные или выдуманные причины, чтобы попросить его о такой мелочи, но вместо этого, недолго поразмыслив, просто протянул раскрытую ладонь. Такой жест был присущ Ши Цинсюаню, не ему, но в словах поддержки Хэ Сюань был многим хуже. Цинсюань удивлённо вскинул брови, но спустя мгновение замешательства сжал протянутую руку в ответ; его губы слабо дрогнули, то ли от улыбки, то ли от какой-то другой нечитаемой эмоции. Хэ Сюань спустя столько лет был готов признать: он хорошо знал этого человека, но никогда не умел безошибочно его понимать. Хэ Сюань был хорош в чтении людей, когда это касалось миссии на небесах, добыче информации, выслеживанию мелких, казалось бы, незначительных деталей и передаче их Собирателю цветов. За столетия он узнал или догадался об огромном количестве чужих омерзительных секретов, которые и вовсе не желал узнавать. Ситуация с Ши Цинсюанем же в корне отличалась. Бывший Повелитель Ветров и вовсе не имел от Мин И секретов, но когда дело касалось эмоциональной составляющей… Хэ Сюаню удавалось раз за разом на этом провалиться. Пальцы в его ладони были ледяными на ощупь, а кожа бледной, почти прозрачной, как будто Цинсюань едва концентрировался на поддержании маскировки или банально не имел на неё сил. Сжав чуть сильнее руку Хэ Сюаня, Ши Цинсюань вдруг спросил изменившимся, чуть приглушённым голосом: — Не ощущаешь ли ты такого… не знаю, как бы объяснить. Порой я чувствую себя плохо из-за того, что нас с тобой разделяют какие-то обстоятельства. И я порой… ха-ха, делаю что-то, чтобы намеренно встретиться с тобой снова, но потом… — Тоже не то чтобы хорошо? — спросил со смешком Хэ Сюань. — Да, бывало. Ши Цинсюань отрывисто качнул головой, а несколько прядей волос соскользнули ему на лицо. — Порой у меня такое ощущение, что мы без конца мучаем друг друга, но всё равно никак не можем оставить в покое. — Выдохнул Цинсюань с заметным облегчением, как будто эти слова давно крутились у него на языке, но он не думал, что найдёт хоть какой-то отклик со стороны Хэ Сюаня. — Может, это лишь мои мысли, но твои для меня и вовсе загадка. Всё это время я и правда пытался тебя понять, но… не могу. — Что именно не так? — нахмурился Хэ Сюань. — Что не так?! — воскликнул Цинсюань чуть громче и даже подскочил, поджав под себя ноги и выпустив ладонь Хэ Сюаня из своей руки. — Да абсолютно всё! Прежде ты говорил все эти… вещи. А после отдал свой прах Пэй Мину и согласился ответить за то, чего и вовсе не совершал! И я… Я принял спонтанное решение пойти с тобой, ведь когда я пришёл в себя в Небесном Дворце, ничего вначале не было, только кромешная темнота, и мне было так страшно! А после я увидел тебя, ты всё говорил со мной, смотрел на меня… и я цеплялся за твой голос, — сбивчиво говорил Ши Цинсюань. — И я… я вдруг для себя осознал, что ближе тебя у меня никого нет и что всякий раз, когда ты был поблизости, я вопреки многим вещам ощущал себя лучше! Совсем как когда-то… Но ты просто оставил меня в пустом дворце и не удостоил и парой слов! Я не говорю, что ты должен был развлекать меня или носиться как с хрустальной вазой, у тебя наверняка есть свои более важные дела, но если ты не желал терпеть моё присутствие, не нужно было соглашаться. Ты совершенно ничего мне не должен, в конце концов. — Это… — Если честно, Хэ Сюань был настолько оглушён услышанным, что не мог подобрать слов. Он приподнялся на локте и внимательно всмотрелся в полное противоречивых эмоций лицо Цинсюаня. — Всё не так, как ты говоришь. Я оставил тебя, потому что тебе нужно было отдохнуть, ведь ты изводил себя на протяжении месяцев и выглядел… кхм, не лучше, чем сейчас, в принципе. К тому же, я решил, что… Цинсюань, разве ты здесь не по той причине, что я единственный, кто может без особого вреда справиться с твоей энергией? Брови сидящего напротив непроизвольно поползли вверх, а на лице отразилась эмоция, крайне схожая с банальной обидой. — Ты действительно думал, что я стал бы только ради этого?.. Хэ Сюань лишь передёрнул плечами, присел, понимая, что разговор, скорее всего, не закончится так быстро, и бросил с ироничным смешком: — Ну вот видишь, мы не понимаем друг друга в равной степени.