Ты так боишься врёмен, Что уносят былое потоком минут. Знай же, тебе снится сон, Где рождается вечность — часы не идут. То, что с рождения было бессмысленным, Может истлеть без следа, Там, где глаза открываются истинно, Ты не умрешь Никогда.
Больше всего Бэла хотела наконец узнать правду, но после разговора с матерью она начала бояться этого желания. Не хотелось верить, что Донна могла обмануть. Бэла доверяла ей все свои тайны и переживания, а она поступила вот так? Но зачем? Выбора было не много, и Бэла толкнула дверь дома кукольницы, сбрасывая с головы капюшон. — Донна, Донна, Донна… Навстречу сначала выбежала её кукла Энджи, так неправильно перебирая ногами. Бэла поджала губы, не имея никакого, даже малейшего желания развлекать куклу. Сейчас она пришла сюда не за этим. Опустившись на стул в гостиной, Бэла покачала головой. — Зови Донну, Энджи. Сейчас же, — голос её был груб, но в нём ощущались нотки страха. Кукла неприятно защёлкала челюстью, но ничего не ответила. Развернувшись, она бросилась наверх по лестнице, а Бэла посмотрела на большой портрет хозяйки дома, рассматривая её красивые черты лица, и вздохнула. Неужели смогла обмануть? Мысли тяжело опускались на её плечи, а по лестнице уже спускалась сама Донна. — Бэла, любовь моя, — меланхолично и тихо произнесла кукольница, подходя ближе. — Я так ждала нашей новой встречи! — Раз ждала, могла и прийти сама, — грубо бросила Бэла, прожигая взглядом вуаль Донны. — Сними это. Я хочу видеть твоё лицо. Хозяйка вздрогнула от такого грубого обращения, но всё же опустилась напротив и подняла вуаль. Она поняла, что, похоже, ничего не сработало, и Бэла узнала правду. Конечно, Донна рассчитывала, что Леди Димитреску слишком занята своей новой игрушкой, но это было не так. Кажется, даже сейчас она нашла время для разговора с дочерью, иначе Бэла сидела бы сейчас здесь, проклиная свою мать, а не Донну. — Бэла, — медленно выдохнула кукольница, а руки её дрогнули, когда она прикоснулась к заварнику на столе. — Давай я… — Я хочу знать правду, Донна, — прошипела в ответ та, хмурясь. — Я не понимаю! Показывай. Правду. Донне ничего не оставалось, как подчиниться. Хотя она и знала, что Бэла, скорее всего, разозлится больше прежнего. Но если кукольница сейчас не сделает ничего, то пострадает: от гостьи волнами исходила злость и агрессия. — Хорошо, — выдохнула Донна, сводя брови. — Прости меня, Бэла, заранее. Она протянула гостье чашку с чаем. Руки по-прежнему у неё подрагивали, но Бэла проигнорировала это. Она ещё не знала, за что может просить прощения хозяйка дома и стоит ли её вообще прощать. Сделав большой глоток терпкого чая, Бэла прикрыла глаза и провалилась в жуткий сон — прошлое. Картинки хаотично сменялись перед глазами, и она пыталась хоть одну из них выцепить из потока. Донна придержала Бэлу, когда та потеряла сознание, и положила её голову на свои колени, нежно поглаживая по волосам. — Прости меня, — шептала она, — прости за всё, Бэла… Наконец, дочери Димитреску удалось выловить один из моментов своей жизни. Тьма отступила, и яркое солнце коснулось ресниц. Бэла едва смогла открыть глаза, а затем закашлялась, понимая, что давится собственной кровью. Жуткая боль пронзила всё тело, и Бэла вспомнила, каково это – иметь множество переломов по всему телу. С уст срывались стоны и свистящее дыхание, она не могла пошевелить никакой частью тела, и лишь мозг ещё работал, подавая новые импульсы боли. — Дорогая моя, я сделаю всё, что смогу, — услышала Бэла знакомый голос и отчётливо узнала Миранду в нём. — Что это? — к нему добавился более грубый, и ведьма поняла, что это её мать. Альсина Димитреску. Две женщины склонились над ней, а Бэла продолжала давиться кровью, подрагивая от жгучей боли во всём теле. Она не могла уже даже наблюдать за происходящим, глаза то и дело закатывались, а сердце, едва бьющееся в груди, грозилось замереть навек. — Помогите, — сипло выдохнула Бэла, захлёбываясь кровью и рвотой, дышать она уже не могла. — Уб-бей… И Альсина расправила свои длинные когти, что блеснули под яркими лучами солнца, а Бэла устремила свой пустой взгляд к небу, и её кошмар закончился. Оказавшись вновь в темноте, Бэла наконец ощутила, как боль отступила, и она смогла закричать. Громко, неистово, дико, сжимая собственные плечи. Как же было больно!.. И Альсина… Её мать! Она ничего не сделала дурного, не соврала. Бэла упала на колени, сжимаясь в комок, и заплакала, не зная, что делать дальше. Пелена вновь отступила, и Бэла смотрела уже со стороны, видя себя грязную, в оборванных вещах, с кровью на ногах. Та, другая, она сидела на земле, за углом таверны, и плакала в голос. Подойдя ближе, Бэла заметила кандалы. Она была прикована прямиком здесь, как сторожевая псина! А дальше воспоминания пошли туманно, словно старый фильм: один за одним подходили мужчины, отдавая деньги хозяину таверны, а затем насиловали её. И это продолжалось бесконечно. Бэла не могла уже кричать. Она замерла на месте, охваченная паникой, а затем бросилась прочь, да только все воспоминания заканчивались в нескольких сотнях метров от этой таверны. За всю свою жизнь она не покидала её. Всё вокруг вновь завертелось, и Бэла наконец оказалась внутри. Множество пьяниц и развязных девиц, среди этого бедлама Бэла смогла найти себя: сидящую под столом девочку-подростка. Она наблюдала большими и восхищенными глазами за дамами в углу. Сейчас Бэла, конечно, узнала их: Кассандра, Миранда и Альсина. Они были в чёрных мантиях, переговаривались о каких-то книгах, и никто не обращал внимания на девчонку под одним из столов. — Дрянь! — взревел мужчина, вытаскивая девчонку из-под стола и ударяя по лицу. — Папочка! Не надо… Бэла заметила в глазах Альсины хищный блеск, когда всё произошло, но Миранда, очевидно, удержала её на месте. А дымка вновь заволокла всё вокруг… Это было невозможно вынести без слёз: Бэла металась по полу, крича от боли и не приходя в себя. Донна придерживала её голову, целуя лоб и щёки, и тоже плакала, не в силах остановиться. Кукольница не знала, что на самом деле показывает сейчас своей подруге, но чувствовала её боль полностью, пропуская через себя. — Бэла, прошу… вернись сюда, — взмолилась Донна, накрывая её губы своими. — Достаточно… Но Бэла не желала возвращаться назад, только не сейчас. Воспоминания вновь поплыли потоком, и в одном из них она вновь уловила Альсину. Та стояла недалеко от таверны, разговаривая с совершенно маленькой рыжей девчонкой, но говорила какую-то небылицу. Бэла была на цепи, сидела в тени таверны и лишь сверкала глазами, наблюдая за девочкой и женщиной. Альсина привычно курила, поглаживая кончиками пальцев локоны девчонки, а затем та скрылась, когда её позвала мать. Миранда вновь появилась здесь, а Димитреску повернулась другой стороной к Бэле. И она увидела огромный синяк на бледной щеке, что тщетно маскировали пудрой. Сердце неприятно сжалось, и Бэла поняла, что девчонка, скорее всего, была Даниэллой, а Альсина здесь всё ещё была человеком. Но дочь не могла понять, кто сделал такое с её матерью, и тьма вновь заволокла её полностью. Бэла резко очнулась, отползая от Донны, и та бросилась следом, но ведьма остановила её жестом. — Не смей! — рыкнула она, тяжело дыша. — Ты хотела поссорить нас! Как ты посмела?! Донна, очевидно, плакала, и Бэла, конечно, заметила мокрые дорожки от слёз на её щеках. Что-то странное повисло между ними, и в следующую секунду кукольница оказалась вновь рядом, вовлекая Бэлу в долгий поцелуй, проникая языком в приоткрывшиеся губы, скользя и играя. Ведьма застонала от неожиданности и ласки и подалась вперёд, совершенно не понимая, что происходит. Она подсознательно чувствовала, как Донна сожалеет обо всём, но прощать… — Нет! — Бэла резко рассыпалась и собралась вновь уже ближе к двери, зло сверкая глазами. — Ты пыталась всё испортить! — Я хотела быть с тобой, — выдохнула Донна, всё ещё сидя на коленях и глядя с мольбой в глаза Бэлы. — Я… я просто… — Ты заставила меня сомневаться в той, кто подарил мне… любовь! — сорвалась ведьма и всхлипнула, отводя взгляд. Донна действительно была дорога ей, но сейчас было до безумия больно, хуже, чем в тех воспоминаниях, в которых она побывала. — Ты вернула мне ад, от которого меня избавила мать! Донна зарыдала громче, не в силах контролировать свои эмоции. Она почувствовала, как ей стало хуже, словно мир покачнулся и хорошенько её встряхнул. А Бэла тем временем исчезла, пока кукольница сидела на полу, глотая собственные слёзы. Она просто хотела быть любимой, хотела любить… И сама всё испортила. Ведь она думала, что у Альсины новая игрушка, на которую она тратит всё своё время! А оказалось… Оказалось, что и дочерьми она дорожит. Слишком дорожит. Донна не боялась гнева Димитреску. Она боялась остаться навсегда одна. И вновь сломала всё сама.***
— Мам? — Бэла заглянула в покои Димитреску, но матери там не обнаружила. Она собралась со своими силами, пытаясь найти мать в замке, и наконец услышала чутким слухом игру рояля. Исчезнув, она появилась рядом, переминаясь с ноги на ногу. — Бэла? — Альсина закрыла крышку и обернулась к дочери, встречая обеспокоенный взгляд. — Прости меня! — горько всхлипнула она, бросаясь в открытые объятия матери. Прижав дочку к себе, Альсина поцеловала её в макушку и провела рукой по волосам. Бэла не хотела ничего говорить, наслаждаясь приятным умиротворением. Она понимала, что в голове вертится множество вопросов, но задавать она пока не решалась. Хотелось узнать больше о сёстрах, которых она видела в своих воспоминаниях, узнать больше о матери, но покой так приятно заволакивал её тело. И душу. — Дитя моё, — тихо проговорила Альсина. — Всё это позади. Ты со мной. — Ты знала, да? — выдавила Бэла, поднимая красные глаза. — Нет, я ничего о тебе не знала, — честно и спокойно произнесла Димитреску, прижимая дочь к себе. — Это было случайно. Ты была первой, кого мы с Мирандой выбрали. Бэла утёрла нос рукавом и посмотрела в глаза матери, ища в них хоть какую-то эмоцию, но Альсина выглядела довольно холодно, как и всегда, словно вновь смогла обрести равновесие. Прижавшись ближе, дочь немного поёрзала на коленях матери, а затем собралась с мыслями, успокаиваясь. — А Кассандра? Даниэлла? Альсина тяжело вздохнула. На эту тему она меньше всего хотела говорить, но дочь так проникновенно смотрела в её глаза, что отказать было бы нечестно. Жаль только, что придётся для этого вновь окунуться в те далёкие годы, вновь ощутить все тревоги и тягости. — Кассандре было почти тридцать, когда она добровольно пошла за мной, — ответила Димитреску, отводя взгляд, будто рассматривая одну из старых картин, где были изображены ведьмы в старинных костюмах. — Мы давно дружили с ней. Она состояла со мной в одном культе, но на то время я уже была частью Миранды, её творением. — Она ничего не помнит? Как и я? — прошептала Бэла, всё ещё шмыгая носом. — Она знает, кем была, но не помнит. Бэлу, казалось бы, устроил такой ответ, но оставались ещё вопросы о Даниэлле. Альсина понимала, что не могла больше этого скрывать, но и поделиться этим воспоминанием было очень сложно и… стыдно. Она так полюбила маленькую, рыжеволосую Анну, ещё будучи человеком, когда только потеряла своего ребёнка. И череда экспериментов закончилась тем, что третью девушку она просто выкрала, задушив собственными руками. Альсина всё ещё помнила, как девчонка любила видеть её в городе, как тянула свои маленькие ручки к ней, дарила цветы и улыбки. Димитреску любила её больше всех остальных и всегда пыталась подсознательно загладить свою вину перед ней. Только спустя долгие годы она смогла осознать, какому горю подвергла её родителей, каким монстром стала, убив ради собственного счастья. Мнимого счастья. — А Даниэлла? — услышала Альсина голос дочери и перевела на неё полный печали взгляд. — Мам? — Она была младше всех, милая, — отстранённо ответила Димитреску, вновь отводя взгляд. — Неважно, Бэла, она погибла, и я не хотела бы об этом говорить. Бэла согласно кивнула, медленно поднимаясь с колен матери и утирая остатки слёз рукавом. Она хотела бы ещё посидеть здесь, так близко, и вновь просить прощения, но так же сильно хотелось найти Кассандру, чтобы задать вопросы и ей. Мать, очевидно, была подавлена воспоминаниями, и Бэла предусмотрительно решила отложить эту тему на какое-то время. — Донна дома? — спросила Альсина, поднимаясь со своего места. — Розмари всё хуже. — Да, — выдавила Бэла, всё ещё видя перед глазами плачущую подругу, но простить пока не могла. Это было выше её сил. — Она сказала, почему так поступила? — всё так же холодно спросила Димитреску, надевая перчатки. — Потому что… любит меня. Альсина покачала головой. Любовь иногда способна толкать на глупые поступки, но это всё равно не должно быть безнаказанным. И если Бэла уже сама навестила свою подругу, то теперь и Димитреску должна была выяснить, в чём дело. Было странное предчувствие, что болезнь Розмари никак не связана с обычными людьми и их здоровьем. Альсина должна была узнать это, иначе девчонка ослабнет на глазах. — Мы продолжим наш разговор, — пообещала Димитреску, склонившись к дочери и оставив поцелуй на её лбу. Бэла исчезла, подарив матери ответный поцелуй в щёку, а хозяйка замка направилась к Розе, чтобы проверить её состояние перед уходом. Нужно было самой убедиться в состоянии девчонки, чтобы этот вопрос не занимал абсолютно все мысли в голове. Толкнув дверь гостевой спальни, Альсина вошла туда, присаживаясь, и замерла на месте от увиденного. Розмари сидела в постели, рассматривая светловолосую куклу, поглаживая её по волосам. Ещё несколько часов назад девчонка едва дышала, кашляя без остановки, а жар усиливался. Альсина нахмурилась, не понимая, что должна чувствовать в такой момент, но её прервала Донна, появившись рядом с Розой. — Альсина, — коротко кивнула она. — Я всё объясню. — Не сомневаюсь, — грубо выплюнула Димитреску, подходя к Розе и трогая её лоб. — Твоих рук дело? — Я всё расскажу, — так же спокойно ответила гостья, словно совершенно не боялась гнева хозяйки замка. — Но не здесь. Розмари переводила взгляд с Альсины на Донну и обратно, совершенно не понимая, о чём говорят эти женщины. Она только очнулась от блужданий в мире снов и чувствовала себя довольно хорошо, несмотря на лёгкую боль в голове. — Мамочка? — выдохнула Роза, замечая злобу в глазах Димитреску. — Будь здесь, — бросила та, беря под руку кукольницу. — А мы с Донной выпьем чаю. Розмари услышала в голосе опасные нотки и вжала голову в плечи, не зная, к кому направлена была эта злость. Девчонке не хотелось этого знать, потому она проводила женщин взглядом и выдохнула, когда дверь тихо закрылась. Похоже, Роза слишком многое пропустила, и она это прекрасно осознавала.