Ветер не затих, пламень не погас. Всё, что ни пришло, остаётся в нас. С собственной душой встретиться изволь, Дай мне руку и позабудь про боль…
— Снова… Альсина опустилась в кресло в своих покоях и прикрыла медленно глаза, понимая, что этого всё равно не избежать. Воспоминания давили на неё, а в горле стоял противный ком, который не удавалось прогнать ни вином, ни сигаретами. Отчасти она знала, что ничего плохого из этого уже не выйдет: это давно пережитые дни и годы, в которых осталось множество нерешённых дел. И если прошлое изменить нельзя, то хотя бы можно просмотреть всё вновь, чтобы избежать ошибок в будущем. Ведь сейчас у неё была Розмари — большая проблема, с теми ещё загадками внутри, к которым Альсина не могла никак подобраться. Девчонка была смертной, и это было более чем очевидно, но Димитреску больше не имела права решать за кого-то. Она не могла позволить себе убить девчонку и оставить её рядом, как уже поступала с Даниэллой. И, похоже, стоило себе и вправду напомнить об этом. Напомнить о горе, которое она принесла в семью тех простых смертных. Достав из кармана платья платок, в который был завёрнут цветок, Альсина растёрла его пальцами в тёмных перчатках и поднесла к лицу, вдыхая терпкий запах. Чего бы там не хотела Донна, но одно у неё точно получилось: взбудоражить всю семью Димитреску, напомнить им, кто они на самом деле и кем были раньше. Солнце ярко светило в глаза и Альсина несколько раз моргнула, привыкая к его свету. Она осмотрела себя: тёмное платье, шарф из тонкого шёлка. Она не могла понять, в каком именно воспоминании очутилась, и смотрела по сторонам, пытаясь найти хоть какие-то зацепки. Тело само двигалось, и Димитреску поняла, что сейчас не удастся посмотреть на всё со стороны. Щека пылала огнём, и она притронулась к коже, замечая на пальцах алую кровь. Муж снова ударил её? Альсина не могла этого вспомнить, она пошла прямо, казалось бы, абсолютно бесцельно. Солнце слепило, доставляя дискомфорт, вокруг щебетали птицы и слышалось множество голосов озабоченных своими делами людей. Все суетились, продавая что-то на небольшой площади рядом с церквушкой, и Димитреску тоже направилась туда, прогуливаясь между людьми. Они немного расступались перед ней, очевидно, узнавая дочь хозяина замка, но она почти не обращала на это внимания, пытаясь осознать в каком из воспоминаний находится. Подойдя ближе к одной из лавок, Альсина с восторгом и трепетом в душе рассматривала детские вещи: шапочки, пелёнки, носочки. Она чувствовала, как внутри сердце сжалось от боли, а на глаза навернулись слёзы. И Альсина наконец осознала. В следующее мгновение кто-то дёрнул её за подол платья и Димитреску обернулась, опуская взгляд. Перед ней стояла Анна, едва ли держась на ногах, потому что была слишком маленькой. Рыжие волосики были собраны в небольшой хвостик на макушке, а сама девчонка широко улыбалась, пуская слюни и демонстрируя немногочисленные зубки. — Привет, милая, — Альсина услышала нежность и боль в своём собственном голосе, а затем присела, пожимая аккуратно крохотную ручку. — Крохотная… — Ан. Ан-на-а! — протянула девочка, улыбаясь ещё шире и хватаясь для поддержки за руку Альсины. Сердце сжалось сильнее, но Димитреску выдавила из себя улыбку, прикасаясь к щеке девочки. Надо же, такая кроха могла быть сейчас и у неё, если бы она смогла её выносить и родить… живой. Альсина часто заморгала, смахивая слёзы с ресниц, а девчонка хихикнула, протягивая руку к украшению на шее Димитреску. — Анна! — воскликнула рядом её мать и Альсина словно вышла из наваждения, оборачиваясь на голос. — Простите, ради Матери Миранды! Женщина подхватила испугавшуюся дочку на руки и прижала к себе. Альсина поднялась на ноги, расправив плечи, и они наконец встретились взглядом. — Она просто чудесная, — выдохнула Димитреску, заламывая пальцы. — Простите ещё раз нас! Мы не должны были беспокоить, она ещё дитя, а я… — Всё в порядке, — коротко заверила Альсина, выдавливая доброжелательную улыбку, и развернулась, чтобы быстрее уйти в замок. Мгла заволокла все эти воспоминания, и Димитреску опустилась на колени, тяжело дыша. Ей потребовалось несколько минут, чтобы полностью прийти в себя. Анна стала тем самым лучом света в её жизни, но Альсина так неправильно поступила с ней, что до сих пор корила себя за этот поступок. И сейчас у неё была Розмари — второй шанс, не иначе. Но разве такой монстр способен подумать о ком-то, кроме себя? Послышались монотонные голоса, и тьма начала отступать. Горел костёр на поляне в лесу, и Димитреску сразу узнала себя под одной из мантий. Она была уже чуть выше всех женщин в кругу. Не решившись даже пошевелиться, Альсина так и осталась на коленях, рассматривая всё вокруг: ночь была безлунная и единственным источником света был пылающий костёр. Поленья потрескивали, а искры летели, словно пытаясь сбежать, но сразу угасали вдали от источника. Как же это ей напоминало её собственную жизнь, Миранду и названых братьев с сестрой. Чем дальше от Матери, тем слабее все они. Или дело не в Миранде? Та Альсина, у костра, порезала свою руку, и девушки, сбросив мантии, бросились к ней, жадно прикасаясь губами к ране, пробуя кровь. Димитреску без сомнения узнала там и Кассандру — темноволосая, совсем юная, но глаза… Глаза горели страстью, желанием, хищностью. Сколько таких однотипных ритуалов уже было, а сколько ещё предстояло? Альсина уже не помнила точно, а воспоминание поплыло, закружившись в вихре. Резко распахнув глаза, Димитреску поняла, что сидит в церкви. Люди начали расходиться, подходя по очереди к Миранде и целуя её ладонь. Похоже, Альсина уснула во время поклонения, но всё же поднялась, следуя за толпой к выходу. Она и сама не знала, зачем тайно сбегала сюда от мужа, но здесь было тихо, спокойно, а умиротворяющий голос Матери дарил ощущение полного блаженства. — Постой, — послышался тихий голос Миранды, и Альсина обернулась, чуть склонив голову в знак уважения. — Матерь Миранда? — голос дрогнул, и Димитреску подумала о том, какой же наивной была в те далекие годы, если так робко обращалась к Миранде. Но это была не робость и даже не уважение, а просто страх и замкнутость. Страх вновь получить по лицу или быть отвергнутой. Страх привязаться хоть к кому-то, кто проявлял к ней малейший интерес. Так уже стало с Анной, с самой первой встречи. Интересно, сколько их было уже к этому моменту? Альсина не помнила. — Дитя моё, — нараспев произнесла Миранда. — Тебе совершенно не интересно то, о чём я говорю здесь? Альсина вздрогнула, но опустилась на колени, сложив руки в молитве и тихо выдохнула: — Простите, Матерь Миранда! Здесь я нахожу покой и отдушину. Это единственное место, где мне комфортно, и мне очень жаль, что я позволила себе… — Поднимись, — прервала её Миранда, снимая маску. Их глаза впервые встретились, а сама Альсина ощутила, как ей помогают встать и тут же заключают в объятия. Она бы заплакала, да только больше не хотелось: приятное тепло разлилось по телу, стало абсолютно всё равно на весь мир. Он будто собрался воедино в этом моменте, разрушаясь вокруг. — Я подарю тебе всё, — проговорила Миранда, поглаживая Альсину по волосам. — Всё, о чём пожелаешь… И мир рассыпался за пределами комнаты, а затем и Миранда исчезла, оставляя вновь за собой пустоту и тьму. Альсина шумно вздохнула: как она могла быть в те минуты такой доверчивой по отношению к тёмному божеству? Как все люди вокруг могли верить в неё? Но в одном она была права: Миранда подарила ей абсолютно всё, весь мир, но сама Альсина так и не смогла стать той самой для Матери. Димитреску получила своих дочерей, замок с его владениями, странную любовь и всеобщее уважение. Нет. Страх. Все боялись её. А дочери… Дымка вновь отступила, открывая взору Альсины трупы девушек, лежащих на столе. Она без проблем узнала в них своих будущих дочерей: Кассандру и Бэлу. Сердце неприятно сжалось, ёкнув в груди, и Димитреску сразу же поняла, что это за воспоминание. Резко развернувшись и всё окончательно решив, она покинула комнату, привычно уже присаживаясь, чтобы не задеть головой дверной проём. На улице стояла тихая и бесшумная зимняя ночь, когда Альсина вышла в деревню. Она точно уже знала, где живёт любовь всей её жизни — Анна. Минуя дома и лающих лениво собак, Димитреску и не думала останавливаться. Было плохо и жутко, что она собирается лишить жизни человека. Того, кого любит. Ведь, как там говорили эти жалкие люди? «Нужно отпускать, дарить счастье тем, кто на самом деле тебе дорог»? Альсина любила себя и свой эгоизм, и вовсе не желала прощаться с Анной навсегда. Она мечтала подарить ей вечность, разделить её со своими дочерьми. И больше всего она надеялась, что именно эта рыжеволосая девчонка сможет справиться с этим. Миранда обещала, что они ничего не вспомнят, поскольку будут уже мертвы, и Альсина искренне и слепо верила её словам. Толкнув калитку, Димитреску поджала губы от тихого скрипа, а сама обогнула дом, вглядываясь в окна. Она точно знала, где располагалась спальня её малышки, ведь не один раз успела побывать дома у этих людей. Как же странно было пробираться в чужой дом за своим! Да, Альсина уже считала её своей и отступать вовсе не собиралась. Максимально тихо забравшись в окно, Димитреску поправила кожаные перчатки, и половицы тихо скрипнули, когда она приблизилась к кровати. Тёмные штаны и ботинки однозначно были лучшим выбором для этой вылазки, потому что не сковывали движений. — Анна… — шепнула Альсина, склонившись к подростку и обжигая её лицо своим дыханием. Девочка испуганно распахнула глаза, и Димитреску резко заткнула рот ей рукой, а второй с силой сжала шею, пытаясь задушить. Синие глаза наполнились ужасом и слезами, лицо девчонки покраснело, но Альсина не собиралась останавливаться. Она продолжила сжимать шею Анны, боясь лишь одного — сломать. Труп нужен был ей целым и почти невредимым. Борьба продолжалась недолго, воспоминание было смазанным и восстановилось уже на улице, где Альсина несла в руках труп девочки. Ей наконец удалось отделиться от самой себя и посмотреть со стороны. Было больно и неприятно, но та, другая она, выглядела до безумия счастливой и довольной своим ужасающим поступком. Это сейчас, спустя множество лет, Альсина понимала, что так сделать мог лишь настоящий монстр. Она и была этим монстром. Монстром, который думал лишь о себе. И никого уже рядом не было. Она сама окружила себя трупами и кровожадными тварями, мнимой семьей, матерью… Матерью, которой у неё никогда не было. Воспоминание вновь смазалось и Альсина запоздало подумала, что совершила ошибку. Пелена рассеялась не сразу, но Димитреску уже заламывала руки и кусала губы, стараясь унять волнение. — Твоя мать ненавидела тебя, дрянь! Она не хотела, чтобы у неё родилась такая тупая дура!.. Сглотнув ком в горле, Альсина точно узнала голос отца. Она стояла лицом к стене, очевидно, находясь в стороне от воспоминания, и безумно не желала оборачиваться. Пересилив себя, Димитреску обернулась и тут же зажала рот рукой. Девушка, совсем ещё подросток, сидела в груде книг за столом и лила слёзы на одну из них. Отец кружил вокруг неё, злобно размахивая линейкой. Альсина зажмурилась и закрыла рот руками, прекрасно зная, что произойдёт дальше. Удар. Громкий, тупой, неприятный. Плач лишь усилился. Она словно ощутила всю свою боль, вспомнила её спустя столько долгих лет. Она вновь приоткрыла зажмуренные глаза, когда плач начал стихать… Отец держал её за волосы и с остервенением бил об учебник. Девушка уже не вырывалась, из носа шла кровь, окрашивая и платье, и всё лицо, и даже стол. Когда мужчина осознал, что сделал, он лишь вытер руку о подол её платья и зло сплюнул рядом, разжимая пальцы в длинных волосах дочери. С тех пор Альсина ненавидит свои локоны и не позволяет им отрастать ниже лопаток. — Мразь… Больше не в силах терпеть, Альсина зажмурилась и заплакала. Горько и громко, прижимаясь спиной к стене и съезжая по ней. Это была глупая ошибка — возвращаться так далеко назад… Так глупо. Она ведь просто хотела себе напомнить о том, что не имеет права никого лишать жизни лишь для своего мнимого счастья. Не имеет права собирать вокруг себя трупы и окружать заботой. У неё была девчонка. Розмари…***
Альсина резко распахнула глаза, тяжело дыша, а по щекам текли слёзы, смазывая косметику. Она не сразу заметила, что к ней прижималась Роза, положив голову на грудь. Димитреску не хотела даже думать о том, как девчонка здесь оказалась, и просто прижала её ближе к себе, запуская руку в светлые волосы, а вторую положила ей на талию. Девчонка почувствовала боль, что начала разъедать изнутри, и не смогла сдержаться, прибежав в покои хозяйки. Она застала её в бессознательном состоянии, но видела слёзы и чувствовала опустошение. Словно разделяла с ней все эмоции и чувства, впитывала и осознавала. Они просачивались под кожу, проникая в каждую клеточку тела и кричали от истощающей боли. Розмари тоже плакала, утирая неправильно нос рукавом, сама не зная, от чего. Она не хотела знать. — Девочка моя, — хрипло пролепетала Альсина, прижимаясь влажными от слёз губами к лицу девчонки. Она целовала её кожу, почти бережно держа в своих руках, силясь остановить слёзы. Сердца колотились в унисон, и Димитреску не хотела больше ничего менять. Розмари была живой, нежной, чувственной, покорной. И Альсина поцеловала её, проникая языком в распухшие от слёз губы, обхватывая их своими, почти невесомо, жарко, неправильно. В этом поцелуе смешались жизнь и боль, страх и нежность, и Розмари тихо застонала, отвечая своей хозяйке. И мир замер вокруг, уступая место лишь оголённым чувствам. Поздно было о чём-то жалеть, поздно было держать себя в руках… Стены посыпались, разлетаясь, будто от взрыва, и волна хлынула, снося потоком всё на своём пути. Абсолютно не важно, что будет дальше. Есть только этот момент и ничего более.