Злодейство носит много масок, и самая опасная — маска добродетели.
Я разделю и буду владеть, Что я скажу — ты будешь петь. По одиночке вас просто ломать, Я приду властвовать и разделять.
Утро в замке Димитреску началось слишком рано, едва солнце успело осветить первыми лучами землю. Донна была в истерике. Все собрались в гостиной, и Кассандра вышла последней, прикрывая халатом грудь, на которой виднелись красные пятна, но никто абсолютно не обратил внимания. Донна рыдала, и это даже немного раздражало ведьму. Мать стояла чуть поодаль ото всех, держа в руках Розу, как всегда, и прижимала её к груди. Было очевидно, что произошло нечто ужасное, иначе бы кукольница не устраивала истерику с самого утра. Кассандра ещё раз обвела взглядом присутствующих и широко зевнула, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Карл покинул спальню раньше, чем она проснулась, и сейчас один лишь он сидел в кресле, потягивая кофе. Ведьма поняла это по запаху и подошла ближе, опускаясь на подлокотник. Бэла прижимала к себе ноющую подругу, и Кассандра готова была поклясться, что видит кукольницу впервые в таком состоянии. Пояснять хоть что-то никто не спешил. Донна всхлипывала, утирая нос рукавом халата, и вновь заходилась в плаче. Кассандра терпеливо ждала, и даже когда Карл жестом предложил ей свою чашку с кофе, брезгливо скривилась и покачала головой. Что-то было здесь не так: она ощущала это всем своим нутром, но не могла быстро собрать мысли и найти тот самый изъян. Она вновь осмотрела присутствующих. Гейзенберг был рядом, пил кофе, слишком спокоен, а значит, дело никак не касалось его. Он уже был в своей вчерашней одежде, на этот раз — в чистой. Похоже, служанки всю ночь приводили в порядок их одежду, что немудрено. Мать с Розмари стояла ближе к камину, поглаживая последнюю по спине. Та тёрла глаза, словно дитя, и откровенно зевала. Очевидно было, что Роза не понимала, что вообще здесь происходит, от того напряжённо хмурилась. Кассандра всецело разделяла её отношение касательно данной ситуации — совершенно не ясно было, что произошло, и никто не пытался задать этот вопрос. Бэла была здесь, с Донной, а так же… Кассандра встрепенулась и нахмурилась. Энджи. Здесь не было любимицы Донны, не было её сосуда. Глаза тотчас округлились, и ведьма грубо сжала плечо Карла, впиваясь ногтями в кожу сквозь ткань рубашки. Он лишь шикнул в ответ, инстинктивно дёрнувшись, но Кассандра проигнорировала это. Было ясно одно: ночью Миранда пробралась в замок и выкрала Энджи, увела прямо из-под носа у Бэлы и Донны! Что ещё эта тварь успела натворить, пока все спали? Однако больше всего раздражала халатность сестры. — Твою мать, Бэла! — не выдержав, Кассандра вскочила с места и подлетела к сестре, встряхивая её, словно тряпичную куклу. — Ты каким местом смотрела? А ты, Донна?! — Прекрати! — предостерегающе зарычала Бэла в ответ, а Донна взвыла только громче. — Хватит! — рявкнула хозяйка замка, и все умолкли, оборачиваясь к ней, даже Роза вздрогнула у неё на руках. — Чем быстрее мы отправимся к Миранде, тем больше шансов спасти Энджи… И Донну. — Я не нанимался здесь в спасители! — грубо прошипел Гейзенберг, поднимаясь со своего места и поднимая молот. — Проебала — её проблемы! Кассандра обернулась к нему, согласно кивнув. В этом вопросе она разделяла его мнение. В конце концов, она здесь, чтобы оказать поддержку матери, помочь ей… И себе. Обретение свободы было так близко, и плевать на Донну, которая не смогла сохранить свою собственную жизнь. Не было ни сил, ни желания спасать кукольницу, когда на кону стоят жизни всех остальных: матери, сестры и её собственная. — Прекратите! — зарычала Альсина, грозно сверкнув глазами. — Чтобы через пять минут все были здесь. — Давно пора, — ухмыльнулся Карл. — В пизду эту стрёмную куколку. Кассандра услышала, как Донна завопила ещё сильнее, но Бэла предусмотрительно повела её наверх, чтобы помочь с одеждой. Следом ушла Альсина с перепуганной Розмари. Ведьма сравнила её взгляд с тем самым, который видела на охоте с Карлом у оленёнка. Было в этом что-то комичное. Кассандра тоже развернулась, чтобы уйти, но Гейзенберг ухватил её за руку, заставив обернуться. Он запустил ладонь в тёмные волосы и заглянул в блестящие глаза. — Надеюсь, ты не такая тупая, как твоя сестрица, — ухмыльнулся он, и Кассандра резко приблизилась, укусила его за губу и захохотала. А сразу после она рассыпалась роем мух, и халат её упал безвольно на пол.***
Кассандра не ощущала собственной тревоги (нельзя ощутить то, чего быть не может), лишь тревогу матери и сестры. Бэла боялась за Донну, и это было более, чем очевидно. Благо, кукольница успокоилась, неведомо каким образом, но держалась стойко, несмотря на то, что её жизни угрожала сейчас большая опасность. Мать была обеспокоена предстоящим сражением — и это было очевидно не менее. Войдя в логово Миранды, они все так и замерли, рассматривая стены, что были облеплены поглощающе-чёрной, с серой склизкой плёнкой, плесенью. Она шевелилась, пульсируя, и Кассандра даже услышала всеобщий вздох удивления. Силы Миранды, очевидно, крепчали, будто она насыщалась всё больше гневом и страхом других. Среди гигантского зала, почти в полной темноте, находилась чаша, огромная, с разъеденными орнаментами, а внутри неё пульсировало и лениво пузырилось что-то тёмное, вязкое и неприятное. Ведьма завертела головой по сторонам, понимая, что что-то идёт не так. Словно они вновь упускают нечто из виду. Было слишком тихо, если не считать пульсацию жидкости в чаше или тихий скрип движущейся плесени. И Кассандра тут же поняла, что именно не так: Миранды здесь не было. — Где ты, сучара?! — взвыл Карл, подбрасывая и перехватывая молот вновь. — Выходи и честно сразись, тварь! Твоя смерть… — Заткнись, Гейзенберг, — внезапно отозвалась Розмари, выходя из-за спины Димитреску. Альсина подняла брови и сжала зубы. Она нервно поправила перчатку и тут же ринулась к своей девочке, чтобы одернуть её, но в следующую же секунду Розмари захохотала. Безумно, низко, с металлическим скрипом, а из её спины появились чёрные крылья, разрывая кожу, срывая маску. Взмахнув ими, она подлетела ближе, повисая рядом с чашей, и теперь перед ними парила Миранда, а из её хребта появился нимб, раскладываясь, словно был сотворён из бумаги. Альсина ахнула, вздрагивая, и бегло осмотрелась. — Розмари мертва, — провозгласила Миранда, указывая на чашу, — она здесь. Принесена в жертву ради мечты. А теперь…и вы мне не нужны. Ни один из вас. — Ты проебала её! — заорал Карл, бросаясь к Альсине, но Кассандра поймала его за рукав и дёрнула обратно. — Пути назад нет, — грубо прорычала Альсина, сгибаясь пополам. — Я уничтожу тебя! Дочь могла лишь догадываться, что сейчас испытывала её мать. И Кассандра наконец поняла для чего она именно здесь: чтобы поддержать её всеми силами. Отдать жизнь, если потребуется. — Как ты, блядь, теперь это представляешь?! — закатив глаза, зарычал Гейзенберг и, тем не менее, крутанул в руке молот, приготовившись к схватке. Пути назад не было. Альсина готова была захлебнуться собственной злобой и болью. Ей было плохо от того, что она не смогла уберечь девочку. Обещала накануне, клялась, но так и не смогла. Или… Она обещала это уже Матери в облике Розмари? Стало дурно лишь от одной мысли. Как долго вместо её девочки рядом находилось это чудовище? Как давно Миранда вытягивала из неё силы, уничтожая изнутри? Очевидно, что Матерь была больше готова к этому бою и всё знала заранее о их планах. Ещё тогда, когда они и сами не решились на это. — Вы все умрёте здесь, — засмеялась Миранда, крылья её удлинились, упираясь в пол. Из глаз потекли чёрные слёзы, заливая всё её лицо, и в следующую секунду перед ними она предстала в своем настоящем облике. Альсина оскалилась и упала на колени, однако почти никто не обратил на это внимания. Все приготовились к нападению. Димитреску начала поспешно стягивать с себя платье через голову, отбрасывая то в сторону и оставаясь в тёмном белье. — Ты охуенно неправильно поняла план! — ошеломлённо заорал Карл, удлиняя молот. — Не об этом козыре я говорил! — За-аткнись! — зарычала в ответ Димитреску, а следом закричала от жуткой боли. Кости словно выламывали, перестраиваясь. Здесь не было места регенерации или полному отсутствию ощущений — биомасса разрасталась стократ, ломала и выстраивала всё заново, уродовала. При превращении Альсина испытывала настоящие, адские муки. Кожа рвалась, выпуская наружу огромные крылья, хвост и пасть. Она вопила от ужаса и всепоглощающей боли, что выворачивала наизнанку. Димитреску почти не слышала ничего вокруг, а голова грозилась взорваться от переизбытка чувств и мук. Она слишком давно не принимала этот облик, никогда ещё в нём не было столько нужды! Но ради мести за Розмари Альсина готова была вынести эти страдания ещё ни один раз. — Покажи своё истинное лицо, дитя! — захохотала Миранда. — Ты никогда её не увидишь! Кассандра ахнула, образуя серп в руке. Матерь выглядела отвратительно. Грубые чёрные швы, идущие от плеч по телу вниз, увеличенный в разы нимб, а вместо лица один огромный глаз. Руки её удлинились и теперь больше походили на корни уродливого дерева, а голос звучал скрипуче и насмешливо. Ведьма хотела заставить её заткнуть пасть навек. В руках Миранды тут же появилась Энджи, что завопила своим мерзким голоском, а в следующую секунду плюнула прямо в глаз Матери. Та зашипела и сдавила куклу сильнее, намереваясь раздавить, стереть ещё одно дитя. — Энджи! — закричала Донна, слепо бросаясь вперёд к монстру, и Бэла, ругнувшись, бросилась следом, на ходу собирая в руке серп. Миранда была сильна, однако их было больше. Кассандра бросила взгляд на Карла, и тот лишь кивнул в ответ. Она знала, что это значит: он защитит её и прикроет, если это потребуется. Альсина закричала, так пронзительно, что ведьма отвлеклась на неё и не поверила своим глазам: Из спины у неё с отвратительным хрустом выросли крылья, похожие на драконьи, кои доводилось видеть лишь в кино. Кассандра была в растерянности: почему мать так долго скрывала это всё от них?! — Твою мать! — рыкнул Гейзенберг, понимая, что для приобретения своей второй формы у него недостаточно ресурсов. — Кассандра! Ведьма вздрогнула, отрывая взгляд от превращения матери, оскалилась и тут же бросилась на помощь сестре, рассыпаясь роем мух. Бэла последовала её примеру, потому что Миранда начала бросать в них огненные шары. — Вы истлеете, как истлели ваши жалкие судьбы! И даже так… вы не способны познать мою боль! — скрежетала Матерь — злобно и эгоистично. — Да как-то похуй! — рявкнула Кассандра, рассыпаясь. Она не знала, насколько пламя опасно для них, но предпочла не рисковать. И, собравшись над головой Миранды, она резко ударила серпом её в глаз. Метко, безжалостно. Миранда заорала что-то неразборчивое о потере сил, а затем уронила Энджи прямо в руки Донны. Кассандра вторила ей, падая на пол. В неё угодил один из огненных шаров Матери. В руке Миранды блеснул фамильный кинжал Димитреску, и ведьма завопила что есть мочи, едва ли сдерживая животный ужас. Как глупо было сейчас умереть! Миранда уже восстановила глаз и попыталась ударить Кассандру, но та ловко увернулась, едва дыша. Бэла оттащила Донну с Энджи и что-то кричала подруге, чтобы та убиралась в другой мир. Матерь замахнулась второй раз, уже в сторону кукольницы, но на её руку обрушился тяжёлый удар хвоста. С другой же стороны приземлился молот Гейзенберга: он, очевидно, пытался сбить нимб, который напитывал Миранду силой. — Мои силы! — застонала Миранда, пытаясь поочерёдно отбивать атаки Альсины и Карла, вилась меж ними, избегая ударов и стараясь натравить друг на друга. — Но на вас всё же хватит. Кассандра перевернулась на живот, увязнув в плесени, и её взору предстала мать. Гигантское, бледно-серебристое драконоподобное чудовище с пастью в виде фамильного цветка, с щупальцевидными отростками по всему телу, а на спине его располагалось само тело матери, обнажённое, беззащитное. Ведьма не могла позволить нанести вред Альсине. — Так у тебя в заднице был дракон?! — взревел Карл. — И ты, блядь, молчала! — Заткнись уже! — непривычным, искажённым и будто раздвоенным голосом отозвалась Альсина, вновь ударяя Матерь массивным хвостом, а затем схватила когтистой лапой одно из её крыльев и с хрустом переломала. Миранда закричала, и Карл вновь нанёс удар прямиком по нимбу, от чего по цветочным узорам прошла сетка трещин. Кассандра, вырвавшись из ловушки и восстановив силы, рассыпалась роем и направилась к Матери. В неё полетел очередной шар, но на этот раз она ловко увернулась и смогла выхватить кинжал из руки Миранды. Взмыв выше, уворачиваясь от уродливых рук, Кассандра без доли промедления воткнула клинок в горящий глаз Матери и тут же отлетела, позволяя Альсине и Карлу закончить начатое. Димитреску не могла поверить, что всё произошло настолько быстро. Когда Кассандра отлетела от Миранды, рассыпаясь роем мух, Альсина поняла, что теряет свои силы. Она тяжело покачнулась на месте, отбрасывая в сторону из лапы обломки и перья крыла Миранды. В уязвимое тело тут же прилетел огненный шар, и Альсина оглушительно завопила, теряя форму дракона. Она с грохотом повалилась на пол, истошно крича от боли, а Кассандра подлетела к ней, держа наготове отброшенное платье. Димитреску, тяжело дыша, застонала, но вскоре собралась с силами и, пока Карл наносил нещадные удары молотом по телу Миранды, поднялась и натянула платье. Все они неизбежно теряли силы, словно сам Мегамицелий высасывал их. Они были слишком близко к источнику, но больше всех страдала сама Альсина. Выпустив когти, она почувствовала уничтожающую боль в руках, словно лезвия разрезали её собственную кожу, и всё же бросилась к Матери, нанося удары. Гейзенберг отлетел в сторону, отброшенный очередным шаром, и Альсина заметила, как к нему на помощь бросилась Кассандра. Димитреску была готова разорвать на куски Миранду, но это не могло вернуть Розмари. Было неприятно и до безумия больно, только в гуще сражения мысли совсем были не об этом. Нужно было спасти свою жизнь, и жизни своих детей. Альсина не могла опустить руки со смертью Розмари, потому что у неё были они: Бэла, Кассандра и… — Даниэлла! — закричала Донна, поднимаясь на ноги, и Бэла резко дернула её к себе, прижимая к груди. — Мамочка! — застонала Миранда, падая на колени и принимая облик младшей из дочерей. — Остановись! Очевидно, Матерь не собиралась так просто сдаваться, но силы она точно теряла, как и все остальные здесь. Кинжал ослабил её ещё сильнее, теперь требовалось время, чтобы восстановить способность к регенерации, и Миранда пыталась оттянуть неизбежное самыми примитивными способами. Альсина замерла на месте, широко распахнув глаза, и не могла нанести удар. Кассандра что-то кричала ей, пытаясь помочь Карлу, а Донна вопила о том, что Матерь убила Даниэллу. Но Альсина их почти не слышала, словно находилась под водой, а в ушах стоял оглушительный звон. Миранда убила её ребенка, Миранда убила Даниэллу, Миранда убила Розмари. Альсина приблизилась к сидящей на коленях дочери, а путы Мегамицелия стальными жгутами оплели всех остальных. Димитреску разрезала приближающиеся вязкие корни из плесени, не обращая совершенно ни на что внимания. Она шла упрямо лишь к своей цели — к Миранде. Разорвать на куски, уничтожить, вырвать это гнилое сердце, что никто уже не в силах был спасти. Даже воскрешение Евы не могло помочь этой твари обрести свою человечность вновь. Этим они и отличались: Альсина действительно умела любить. Своих детей, чужую девочку, сестру. Кассандра кричала матери, чтобы та была осторожна, но Димитреску не слышала никого. Она низко склонилась и вонзила острые когти в грудь Миранды, выпрямляясь и поднимая её в воздух, нанизанную на них, и Матерь наконец приняла свой облик, заливаясь чёрными слезами. Альсина продвинула руку глубже и сжала кулак, скрывая лезвия, после чего с силой вырвала заплесневевшее сердце, сжимая почерневший сгусток в руке. Оскалилась и сжала ладонь сильнее. Сквозь пальцы потёк пустой сосуд любви. — За моих детей, тварь! — Ты никого не вернёшь! — едва слышно простонала Миранда, замерев, а тело её начало каменеть на глазах. — Расти… мою Еву… — Не вернёшься и ты… Альсина упала на колени, а сердце Матери рассыпалось пеплом в руке. Больше не было ничего. Она убила ту, в кого верила долгие годы и кто врал ей постоянно. Матерь творила ужасные вещи за спиной Димитреску, прикрываясь своим превосходством и правильностью. Она действительно мнила себя божеством, но вот к чему это привело. Альсина больше не могла держать себя в руках: она горько заплакала, силясь не закричать во весь голос. Она потеряла ту, кто подарил ей вновь чувства. Кто подарил любовь. Розмари была чиста и так юна, и Альсина жалела, что поступала так с ней ранее. Ей было плохо от мысли, что она могла просто отпустить девчонку, не быть такой эгоистичной, не идти на поводу у Миранды. Когда любишь, ты должен отпускать… Альсина теперь прекрасно понимала смысл этой фразы и впервые захотела просить прощения у Розмари, да только поздно было. Не было больше здесь девчонки, а всех остальных Димитреску предпочла сейчас не замечать. Она спасла свою жизнь, спасла своих детей и теперь лишь мечтала о вечном покое. Алые слёзы стекали по щекам, смешиваясь с тушью, но Альсине было плевать. Абсолютно всё равно было на крики Карла, на слёзы Донны, на дикий писк Энджи, на жужжание мух… Она хотела покоя, простого и такого человеческого. Закрыться от всех в своём большом замке, вновь возвести стены и влачить вечность в полном одиночестве. Она хотела просить вечерами слёзно прощения у Розмари, надеясь, что она её слышит. — Мам? — Кассандра приблизилась к матери, положив маленькую ладонь на плечо. — Всё кончено… Альсина тихо всхлипнула и прикоснулась широкой ладонью к руке дочери на своём плече. Она не хотела уходить. Последние слова Матери о Еве, эхом зазвеневшие в голове, заставили её вздрогнуть. Неужели церемония прошла успешно? Неужели Миранда всё же успела вернуть свою девочку? Димитреску решительно вскинула голову и поднялась на ноги, осматриваясь вокруг. Она не замечала из-за слёз никого, лишь размытые силуэты дочерей, Карла, Донны… Что-то было здесь не так. Альсина не могла поверить, что где-то здесь Миранда успела притаить Еву. Скорее всего, это было не так, и малышка уже давно была где-то спрятана. Только где? Внезапно Альсина почувствовала, что не может это просто так оставить. Она была жестока и в отместку могла бы убить Еву, но это по-прежнему никак не вернуло бы её детей или Розмари. Димитреску лишь чувствовала опустошение и боль за дитя, что сейчас могло сидеть где-то с большими глазами, что наполнены слезами, и давиться в истерике. Альсина не знала, будет ли это младенец или взрослая девушка, какой была Розмари, но вопрос нельзя было оставлять без ответа. — Альсина! — громыхнул Карл, подходя ближе, и попытался заглянул в её глаза. — Уходим, эта сучара мертва!.. Словно очнувшись, Димитреску услышала все голоса и звуки мира. Обернувшись, она поняла, что стены, возведённые Мирандой вокруг, начинают осыпаться. Плесень, некогда подконтрольная ей, умирала. Нужно было уходить, делать здесь было нечего. Ничего больше не вернуть назад.***
Замок внезапно полностью опустел, если не считать слуг и обитателей тёмных, сырых подвалов. Альсину трясло. Она сидела в своих покоях, в кресле возле окна, и пила вино, стараясь хоть чем-то себя занять после победы. Она не принесла радости, лишь всепоглощающую тоску. Димитреску корила себя, что не смогла уберечь девчонку, что могла умереть сама или — что в разы хуже — убить таким образом своих дочерей. Миранда была тварью, это Альсина осознавала в полной мере сейчас, но не так просто вычеркнуть из жизни светлые воспоминания о том, кого боготворил почти сотню лет. Альсина верила ей. Не так слепо, как Моро, не так просто, как Донна… Карл же не верил ей вовсе. Теперь действительно трудно было спорить с ним, ведь он оказался в конечном итоге прав. Альсина подкурила сигарету и глубоко затянулась табачным дымом. Он больше не успокаивал. Было ощущение, что именно сейчас откроется дверь, и войдёт Розмари, почувствовав, как Альсине тоскливо. Но это было не так. Димитреску не реагировала на эту смерть так же сильно и бурно, как на смерть Даниэллы. Здесь она в полной мере осознавала, что Розмари была тем самым героем, что спас их всех. Она исполнила свой долг и даже больше — подарила Альсине вновь человечность. Конечно, девчонка не хотела умирать, и Димитреску искренне верила, что это было безболезненно, словно уснуть. Выпустив очередную порцию дыма из лёгких, Альсина прикрыла глаза. Мысль о Еве не покидала её. Может, Матерь просто пыталась так отвлечь их? Но в этом уже не было смысла. Возможно, окончательно тронулась рассудком? Но Димитреску прекрасно знала, что не настолько. Что-то важное они сегодня упустили. Альсина уповала на то, что не одна она отметила эту странную просьбу Матери, и завтра намеревалась поднять этот вопрос на собрании. И если дитя действительно было, Альсина намеревалась его найти. В память о Розмари, потому что она принесла себя в жертву ради воскрешения этой девочки. Димитреску не хотела думать о том, какие чувства испытает, когда увидит её, но понимала, что оставить это она уже не может. А вдруг она просто всё это себе придумала сама? Может, Матерь не справилась и никакого ребёнка нет? Альсина поняла, что окончательно во всём запуталась. Она было хотела позвать к себе Кассандру, но вспомнила, что та ушла с Гейзенбергом на фабрику. Она не могла никак осуждать дочь за этот выбор, в конце концов, сейчас Альсина действительно хотела побыть одна, в полной тишине. В оглушающей, давящей, мерзкой. Задумавшись о Бэле, Димитреску вдруг поняла, что не прочь бы попросить у Донны её цветы, чтобы вновь пройтись по воспоминаниям, связанным с Розой. Да только знала она их полностью, помнила каждую нелепую деталь! Альсина в очередной раз убедилась, насколько память многогранна: забывается всё самое важное, приятное, а нелепые и мимолётные моменты впиваются в голову, словно клыки. И никуда их больше не деть. — Розмари, — прошептала Альсина одними губами в пустоту, — прости меня… Как же тяжело было произносить эти слова, но ещё тяжелее было лишь от мысли, что Роза их никогда не услышит. Она больше не услышит ничего.