Манишь за собой, только кто же ты Воплощение зла, или ангел светел?
Но не привык раздавать я пощаду Для ядовитых змей. Мне ничего объяснять и не надо — Пей, отравитель, пей…
Бэла сидела за столом и то и дело приглаживала свои остриженные волосы, словно стесняясь их непозволительной длины. Она боялась, что мать может осудить за такую причёску, а ещё за странный макияж и довольно непривычное, белое платье. Бэла прекрасно осознавала последствия, когда позволила Донне полностью одеть её. Платье ей не нравилось, абсолютно. Оно было из тёплого, грубого материала, что колол кожу, и даже нижняя рубашка никак от этого не спасала. Волосы она и вовсе безумно жалела, но не могла обидеть свою подругу. А Донна всё больше и больше требовала с каждым днём, словно мать, но только требования её скорее напоминали просьбы — такие слащаво-приторные, неправильные. Бэла чувствовала себя не в своей тарелке, находясь рядом с Донной, словно до этого её подруга была абсолютно другой: искренней, чуткой. А сейчас вдруг превратилась в довольно замкнутого человека, который лишь устанавливал свои правила. Бэла любила её, но вынести этого уже не могла. — Что это на тебе? — прервав поток мыслей дочери, спросила вошедшая Альсина с Розмари на руках и прикоснулась к рукаву платья Бэлы. — Это пошила Донна, к сегодняшнему вечеру, — мягко ответила та и даже улыбнулась, бросив мимолётный взгляд на сохранявшую молчание Донну. Альсина не могла этого не заметить. Словно её дочь спрашивает мысленно разрешение у кукольницы, словно та контролирует её всё сильнее. Усадив Розмари за стол, она нежно поцеловала белобрысую макушку и опустилась медленно рядом. На Розе было серебристое платье с расшитыми бисером узорами, и Альсина даже мысленно сравнила её с ангелом, что так невинно хлопал ресницами, поправляя длинные локоны. Судьба дочери тоже волновала главу дома, однако Димитреску предусмотрительно решила отложить этот разговор. Она не хотела портить праздник Розе, не хотела скандалов и криков в этот вечер. — Прекрасное платье, дорогая, — почти искренне проговорила Альсина, погладив по плечу старшую дочь, что сидела от неё по правую руку. — Ты хорошо выглядишь. — Да, мама, — быстро согласилась Бэла, — Спасибо. — Платье — дрянь, — засмеялась Кассандра, сидевшая напротив. Она накручивала локон на палец и, судя по всему, уже начинала скучать без издёвок, что постоянно срывались с её уст. — Прости, Донна… В её голосе не было ни капли сожаления, в голосе её не было ничего, кроме насмешки. Она словно являлась копией, женской версией Карла, который поддержал тут же свою спутницу, приобняв за талию и засмеявшись. Донна смотрела на них с завистью и злостью. Вот они: идеальная пара, частички того самого пазла, что прекрасно подошли друг другу. У неё же с Бэлой всё было иначе: абсолютно разные, не похожие друг на друга, но Донна твёрдо решила, что сможет сломать подругу, слепить из неё ту самую идеальную частичку для себя. Она не отличала реальности от снов, плохо справлялась с проблемами и не видела никаких других решений, а Бэла… просто любила и хотела угодить. Хотела, чтобы Донна была счастлива, чтобы вновь радовалась. Лишь мечтала, чтобы их поцелуи стали вновь открытыми и чувственными, а не были наградой за какие-то поступки. Бэла устала от этого. Слишком сильно. В столовой появились служанки, подавая каждому его блюдо, а так же разливая вино в бокалы. Неловкая пауза сгладилась почти мгновенно, и Донна лишь вымученно улыбнулась Кассандре, показывая всем своим видом, что не была задета этой грубостью. Но только это было полнейшим бредом. Она и сама прекрасно осознавала, насколько нелепое платье ради неё согласилась надеть Бэла. Кукольница лишь хотела получить отказ, чтобы затем подруга просила прощения, чтобы можно было этим воспользоваться. Но Бэла почти не ломалась, и это жутко раздражало. Донна посмотрела на Розмари и Альсину, вновь вспоминая то, что увидела, прикоснувшись к ошейнику. Может, стоит тоже начать бить? Донна была слаба, и в этой слабости долгие годы рождалось её безумие. От одиночества все сходят с ума. Неужели она не заслужила счастья? Розмари же, в свою очередь, сидела с широкой улыбкой на лице, потягивая белое вино, которое на столе было подано лишь для неё. Альсина убрала прядь светлых волос за ушко и что-то тихо проворковала о том, что это лишь первый подарок и что девочка запомнит этот праздник, как один из самых лучших. Она чувствовала, что между ними всё ещё оставалось напряжение из-за произошедшего в лесу, однако абсолютно не злилась. Понимала, что вспышки злости и странное поведение нужно учиться контролировать, и собиралась всеми силами помочь своей девочке. — Что-то у нас здесь очень напряжённо, — пробормотала Кассандра, рассматривая на свету вино в бокале. — Роза, что-то не так? Розмари вздрогнула и тут же посмотрела на свою подругу, отставляя бокал на стол. Она заулыбалась, но затем вдруг поникла, задумываясь над вопросом Кассандры. Та ведь просила девочку прочувствовать, ощутить, пропустить сквозь себя настроение всех в этой комнате. Розмари нахмурилась, а затем прикрыла глаза. Она даже успела заметить, как непроизвольно вздрогнула Донна, отводя взгляд. Конечно, ведь она боялась. Роза наверняка знала, что кукольница боялась её сил, боялась, что все узнают правду. Девочка наверняка знала, что происходит в доме Беневиенто, но никогда и никому ещё об этом не говорила. Здесь же вопрос был задан в лоб. — Прекрати, Донна, — протянула медленно Розмари и распахнула горящие плесенью глаза. — Прекрати, иначе все узнают. Кукольница нахмурилась, а затем почти мгновенно сделала милое, невинное лицо. Натянула на себя маску обиды и боли, словно её вновь задели за душевную рану. Кассандра в недоумении нахмурила брови и уставилась на старшую сестру, что всё это время сидела, потупив взгляд в свою тарелку, но к еде так и не притронулась. Густая кровь в бокалах пахла до одури соблазнительно, а свежее мясо в тарелке так и манило к себе, однако Бэла даже не пыталась попробовать. Кассандре это не нравилось, словно её сестру кто-то подменил, но она прекрасно понимала, в чём была истинная причина. И Розмари своей репликой это лишь подтвердила. Кукольница давила на сестру, пытаясь подчинить. Сука. Кассандра скосила взгляд на Карла и склонилась к его уху, опаляя горячим дыханием: — Что-то назревает, — она хихикнула, предвкушая гнев матери и грандиозную ссору, а ещё хотела увидеть взрывающиеся силы Розы. Давно пора. — Уверена, что хочешь этого? — переспросил Карл, не глядя на неё. Он неотрывно смотрел на Бэлу, замечая тоже все эти изменения в ней. Гейзенберг поглаживал Кассандру по спине сквозь ткань алого платья, притягивая ту ближе к себе. Так странно быть единственным мужчиной в этом логове женщин, что готовы были разорвать друг друга в клочья… Между ними натянулась звенящая тонкая нить, что вот-вот треснет, и все чувства хлынут наружу, все они вцепятся друг другу в глотки и никто не сможет это остановить. Никто… Разве что Розмари. — Конечно, хочу… — Бэла, — низким голосом протянула наконец Альсина и обернулась порывисто к дочери. Та подпрыгнула на стуле и оттолкнула от себя тарелку, как нашкодивший ребёнок. Ком встал в горле, она испуганно пробежалась глазами по лицу Альсины и Розмари, чувствуя спиной прожигающий взгляд Донны. Ей хотелось завопить и броситься отсюда прочь. Впервые Бэла чувствовала себя не охотником, а жертвой. Она вжалась спиной в резной стул и медленно выдохнула. Никто не будет ругать за то, что она смотрела на чёртово мясо и кровь. Никто не станет обижаться на это. Донна так делала всегда, запрещала ей убивать, запрещала пить кровь, контролировала каждый шаг и ужасно обижалась. Бэла всё время извинялась: за поступки, мысли и саму свою суть, в конце концов превратившись в настоящую игрушку в руках кукольницы. Как иронично, думала Бэла, ведь она просто любила и хотела счастья, но, кажется, у них были разные представления о таких отношениях. — Мам? — наконец виновато, как нашкодивший ребёнок, выдавила из себя старшая дочь. — Что происходит? — грубее выдохнула Альсина. Она не выдержала. Не хотела портить праздник девочке, да только нельзя уже закрывать глаза на то, что происходит с её Бэлой. Донна — как всегда считала Альсина — была безумно слаба. Но так ли это? Разумно ли было придерживаться прежнего мнения теперь, когда своими глазами можно было наблюдать то, во что она превратила дочь? Димитреску отчаянно боролась с желанием встать и ударить кукольницу, что есть сил, а после взять в руки своё дитя и прижать к груди. Альсина не глупа, она прекрасно видела, как страдает её Бэла, какие муки на её лице написаны, но не могла позволить себе вмешиваться без веских, видных причин. — Мама, — дрогнувшим голосом начала Бэла, — Всё хорошо… — Только скажи, — напряжённо рыкнула Альсина, и Розмари тут же сжала её ладонь, лежащую на столе, призывая хозяйку остыть. Бэла вновь вздрогнула и даже приоткрыла рот, чтобы наконец закричать о своих страхах, вывалить всё на головы присутствующих, но столкнулась с горящим взглядом Розмари. Вместо привычных серых больших глаз, на неё прямо и цепко глядели два пылающих золотой плесенью, а лицо посерело, стало словно неживым. По щекам потекли чёрные слёзы, и в следующий же миг Бэла как в тумане услышала, что кукольница вскочила на ноги, с оглушающим грохотом отодвигая и опрокидывая стул, на котором сидела. Дочь Димитреску даже не обернулась, она будто нырнула под воду и почти не слышала голосов — Донны и матери. — Я уничтожу тебя! — прорычала Альсина, поднимаясь на ноги. Было жаль. Жаль портить праздник Розе, но та сама уже всё решила и показала мгновенно несколько эпизодов хозяйке. Кукольница была в ужасе, она отошла на несколько шагов от стола и вскинула руки вверх в попытке остановить злобу сестры, однако понимала, что это бесполезно. Понимала и то, что здесь, сейчас, была совершенно беззащитна. Бэла так и осталась сидеть неподвижно, а мать положила руку ей на плечо, довольно грубо сжимая и показывая всем своим видом, что теперь дочь под её защитой. Розмари поднялась со своего места тоже и обвела мутным взглядом всех присутствующих. Карл и Кассандра молчали, очевидно, только сейчас действительно осознав, что происходит. Они поглядывали на застывших Альсину и кукольницу с опаской и лишь напряжённо сжимали ладони друг друга. Розмари ощущала потрескивающее напряжение в воздухе, словно электрический ток. Её голова кружилась от сил, что закипали внутри. Голоса кричали так громко и сильно, как никогда, будто приказывали, заставляли сделать непоправимое. Боль проникала в тело, разрывая на части изнутри, и Роза ухватилась за край стола, пытаясь удержать равновесие. Альсина не обратила на это внимания: красивое лицо было напряжено, а губы сжаты в тонкую линию. Она неотрывно смотрела на названую сестру, чей взгляд был наполнен до краёв страхом. Внезапно кукольница закричала, сжимая кулаки, крик её заполнил весь замок, и она покачнулась, хватаясь за ближайший стул. Силы Розмари пульсировали в воздухе, они словно делали его вязким, лишая возможности нормально дышать всех присутствующих. Розмари уже не понимала, что делает: её глаза закатились, а рот приоткрылся в беззвучном крике. Она не слышала ничего, кроме вопящих голосов в голове, отчаянно пытаясь отыскать среди них отца: ту самую опору, что могла бы ей помочь прийти в себя, как это уже бывало раньше. Однако ничего не получалось, и страх от бессилия стальной хваткой начал зажимать горло. Воздуха отчаянно не хватало, голова разрывалась от криков, и Розмари мешком рухнула на пол, забившись в конвульсиях. — Роза! — вскрикнула Кассандра и тут же оказалась над подругой, за ней поднялся и Карл, склоняясь над девчонкой. Альсина обернулась наконец на крик дочери и тоже опустилась рядом с Розмари, прикасаясь к её животу. Кассандра заметила, как по лицу матери пробежала тень страха, как та заменила собою злость и агрессию. Девчонка на полу закричала, заставляя всех обомлеть, и даже Донна почему-то не посмела воспользоваться моментом и сбежать. Кассандра даже бегло подумала, что та под контролем Розмари, и просто ничего не может сделать. — Нет! — завопила кукольница, хватаясь за своё лицо, а Роза резко замолчала, обмякнув на полу. Она не двигалась и была похожа на труп, а вот Донна кричала всё громче. Кассандра обернулась к ней и, бросив взгляд поверх стола, не поверила собственным глазам. По лицу Донны текла тёмная, густая кровь, всё её тело дрожало, очевидно, от боли. Единственного глаза на лице кукольницы больше не было. На его месте теперь зияла дыра, залитая заплесневелой кровью. Альсина резко и очень грубо встряхнула Розмари, буквально приказывая прекратить всё это, но та совершенно никак не реагировала, словно была мертва. Словно была даже не здесь. А Роза кричала, находясь далеко в своём же сознании, словно один из тех самых голосов, она чувствовала, как силы разрывают тело изнутри, как они берут контроль в свои руки. Она хотела остановить их, хотела прекратить страдания Донны, видела это изнутри, слышала её боль. Но ничего уже не могла поделать. — Энджи! — в отчаянии закричала Донна, словно слепой котёнок. Она желала, чтобы её кукла оказалась рядом, чтобы можно было хоть что-то узреть. Боль кружила голову, и кукольница даже не осознавала, что этим зовом подвергает себя опасности. Когда Энджи появилась рядом, Донна ухватила её на руки и крепко прижала к себе. Видеть глазами куклы она могла, но взгляд этот был мутным и искажённым, потому что кукольница имела одного из самых слабых Каду. Она никогда его не подпитывала достаточно, никогда не улучшала его силы, как и свои собственные. В этот момент она пожалела о своей глупости. — Донна делала это не со зла! — скрипучим, взвизгивающим голосом выпалила кукла. — Я ведь там была, всё это неправда! — Заткнись, блядь! — крикнул Карл, не оборачиваясь. — Будто мы не знаем, что это сделала ты, Донна! Мразь… Он довольно грубо сплюнул на пол и поднялся на ноги. Энджи действительно замолчала, а у самого Карла неожиданно и сильно начала болеть голова. Похоже, малышка была не так проста, она подпитывалась прямо сейчас их же силами, проникая в разум каждого из присутствующих. Или сами силы питались ею. Карл почти мгновенно схватил Кассандру за плечо, поднимая к себе: он словно понимал, что именно сейчас её стоит оттащить от Розмари. И оказался прав. Предметы в комнате задрожали, послышался звон бокалов и люстры над столом, мебель начала прыгать на своих местах, словно приближался ураган. Только он уже был здесь. Розмари резко распахнула пылающие золотом глаза, а в следующее мгновение расправила шумно свои крылья: огромные, чёрные перья сорвались с их концов и молниеносно, со свистом разлетелись в разные стороны. Роза взмыла под потолок, нимб заблестел и практически накалился до бела, а волосы растрепались. Она была похожа на чёрного Ангела Смерти. Всё произошло за считанные доли секунд. Перья оказались острыми лезвиями, и Кассандра ощутила их первая, вскрикнув и тут же рассыпавшись роем мух. Карл, стоявший за ней, следом грубо ругнулся и завопил от боли, когда несколько лезвий ранили его тело. Кассандра тут же образовалась вновь над ним, когда он повалился на пол, и принялась резво помогать, чтобы регенерации ничего не мешало. Альсина вскрикнула следом, и дочь бросила на неё взгляд, однако никакой крови не было. Димитреску прижимала ладони к груди, в том месте, где находилось сердце, а лицо исказилось гримасой боли. Она действительно ощущала её, хотя и ран не было, а лезвия упали все к её ногам. В унисон Альсине закричала Донна, но только не от боли, а от животного ужаса: все лезвия угодили не в неё, а в Энджи, что она держала в руках. — Нет! Нет, нет, нет… Кукла конвульсивно дрожала в её руках, больше не издавая ни единого звука, а сама Донна покачнулась и в последний раз навела взгляд куклы на Бэлу. Та по-прежнему сидела неподвижно, словно боясь хоть что-то сделать, а взгляд её был абсолютно пустым. — Я люблю тебя, — захлебываясь кровью, прошептала кукольница и тяжело повалилась на пол. По щеке потекла кровь, впитываясь в ковёр под головой, а Энджи замерла в её руках, замолчав навек. — А я тебя больше нет, — сипло выдохнула Бэла, наконец моргнув. Она не знала, были ли эти слова ложью, а может, помутнением рассудка, или же чистой правдой… Важно было другое: Бэла не ощутила ничего. Она лениво обернулась назад, лишь успев отметить, что Розмари попросту исчезла в одно мгновение, а мать тут же позвала её, борясь с ирреальной болью в груди. Никто даже не заметил, когда и тело Донны окаменело, когда она так же рассыпалась горсткой пепла, а на её месте осталась лишь одна тонкая веточка жёлтого цветка. Бэла запоздало подумала о том, что произошло, и по щеке её скатилась чистая, прозрачная слеза. Карл уже почти пришёл в себя, и Бэла с лёгкой грустью взглянула на сестру, что помогала ему. Как странно: они так хорошо дополняли друг друга, словно были одним целым. И как жаль, что ничего совершенно не вышло у неё с Донной. Бэла не чувствовала боли, не ощущала тревоги, словно в один момент все мысли очистились, а душа остыла. Тишина и странный покой заволокли её, однако ненадолго. Из гостиной дома послышался крик Розмари, и первой туда бросилась именно Бэла, тут же разлетаясь, следом пришла и Альсина, так и замерев возле двери. За её спиной появилась Кассандра, подхватывая тяжёлый вздох матери. Розмари сидела под огромной, украшенной елью, светлые волосы были залиты кровью, прилипли к лицу и телу. Сама она была обнажена до пояса, белое платье приобрело тёмный оттенок крови. Роза плакала от досады и боли, от собственного бессилия, а рядом распластались её чёрные крылья, залитые всё той же вязкой жидкостью. По спине стекала кровь, льющаяся из тех мест, откуда появлялись огромные крылья, а сама Розмари держала в руках огромный нож. — Мамочка, — жалобно пропищала Роза, и Альсина быстро приблизилась, подхватывая окровавленную девчонку на руки. — Я так больше не могу… — Что же ты натворила…