Мне тесно в этом теле… Плоть причиняет боль… Я холоднее хеля. Я — истинное зло.
Что это, явь или сон? Всё не то и не так. Во тьме бездонной мои изменились черты. Но вдруг иначе нельзя? И я спустился во мрак… Как узнать себя здесь, на краю пустоты?
Кассандра мертва. Эта мысль болью проникала в голову, словно острые ножи. Розмари пошатнулась, глядя на горстку пепла у своих ног, а затем внезапно провалилась в черноту, чувствуя, что падает. Ей даже показалось, что чьи-то руки успели подхватить её прежде, чем она коснулась пола, но наверняка сказать не могла. Перед глазами возникла уже столь привычная темнота, а голоса резко, все вместе, умолкли. Давящая тишина опустилась на плечи. Розмари шумно вздохнула, поднимаясь на ноги в своём собственном сознании, и опасливо обернулась, не зная, чего ожидать. Но вокруг не было ничего: лишь глухая тишина и мрак. Это и было состоянием её души. Ничего не происходило внутри — темнота, холод и тишина. Совершенно ничего человечного или намёка на это. Розмари ужаснулась собственным мыслям и приложила руку к груди, а по щекам потекли тёмные, вязкие слёзы. Она не могла этого увидеть, но ощущала, что прежними, прозрачными, они никогда уже не станут. — Папа? — неуверенным и дрожащим голосом спросила Розмари, озираясь вновь по сторонам, а затем ощутила едва уловимое прикосновение к своему плечу. Яркая вспышка озарила всё пространство вокруг, показывая его бесконечность, и Розмари обернулась. Она грустно вздохнула, завидев перед собой Кассандру, а не отца. Та стояла с вытянутой рукой, очевидно пытаясь вновь прикоснуться к Розмари, но та предусмотрительно сделала шаг назад. Она уже не впервые блуждала по своему сознанию и прекрасно знала, что нельзя контактировать с обитателями этого мира слишком близко или слишком долго. Кассандра выглядела довольно хорошо, даже лучше, чем в последние дни своей жизни. Она была в лёгком серебристом платье, которое было на ней в момент смерти. Волосы же, напротив, вились от самой макушки и почти до поясницы, будто до этого были собраны в косу. Губы — очевидно, обветрившиеся — были бледны и совершенно невыразительны, будто Кассандра весь день проработала под жарким солнцем и сухим ветром. И до Розмари дошло осознание: здесь она видела её такой, какой Кассандра была до ритуала. До превращения, до эксперимента с Каду. Но помнила ли та хоть что-то? — Розмари? — послышался довольно нежный, лёгкий голос, словно у матери Розы, которую она едва уже могла вспомнить. Мия говорила тоже тихо, спокойно, вкладывая в каждое слово заботу. — Ты помнишь меня? — наконец спросила Розмари, качнув светлыми локонами. — Теперь я помню всё, — честно ответила Кассандра, а после всё же убрала протянутую ладонь. — И я рада, что теперь обрету покой. Но тебе здесь не место. Розмари вздрогнула, а затем покачнулась, хватаясь за Кассандру. Острая вспышка боли возникла в голове, буквально разрывая на части черепную коробку. Роза слабо вскрикнула, стискивая зубы, и дочь Димитреску аккуратно придержала её под руки, не давая упасть. Вот только куда? Они и так находятся нигде. Розмари начала задыхаться, едва ли понимая, что вообще происходит, мир вокруг поплыл, закружился. Лишь отдалённо она ещё чувствовала на своём теле прикосновения Кассандры, слышала мягкий голос, который на неё и вовсе не был похож, но уже не видела перед собой её зелёных, настоящих глаз. Не тех, что были у неё и у всех остальных, а тех самых — настоящих. Изумрудных, горящих, ясных. Резко распахнув глаза, Розмари перевернулась набок и, сама того не ожидая, повалилась на пол. Кто-то, очевидно, успел её отнести в постель. Ударившись локтем и коленями, она застонала и прижалась горящим лбом к холодному, такому приятному полу. Шумно втянув воздух носом, Роза на миг изумилась, почувствовав запах старого, почти сгнившего дерева. Она медленно приоткрыла глаза и потрогала доски пола перед своим лицом, но ничего и не намекало на гниль. Качнув головой, Розмари медленно поднялась на ноги, но тут же пожалела о своём решении: жуткий запах проникал в сознание, а желудок словно кто-то выворачивал наизнанку прямо внутри тела. Согнувшись пополам, Роза едва ли успела подумать о бедных служанках, как желудок зашёлся в спазме и её тут же стошнило на пол. Она скривилась в отвращении, утирая рот тыльной стороной ладони. Тело крупно затрясло, когда она увидела на ладони чёрные следы от плесени, а затем комки и на полу. Розмари громко всхлипнула, липкий страх проникал под кожу. Дрожа и плача от собственного бессилия, Роза попятилась назад, упираясь спиной в ближайшую стену, и опустилась на пол по ней же. Она обняла себя за колени, пряча лицо, и горько заплакала, боясь даже пошевелиться.***
— Если бы я знал, что твоя девка всех начнёт убивать, я бы точно размазал её мозги по полу твоей гостиной! — выплюнул Карл, грубо сплюнув на землю рядом с могилой. — Этого никто не знал, — холодно выдохнула Альсина и наклонилась, чтобы положить алые розы на надгробие. — Знала бы, не засунь ты в свою задницу вместе с драконом и голову! На Карла смотрела с надгробия совершенно чужая женщина. Она не была похожа на Кассандру, это был просто очередной портрет из замка Димитреску, который гордо носил имя его женщины, но это была точно не она. Он помнил, как Альсина заказывала эти портреты у разных художников, но ни один из них не был копией хотя бы одной из её дочек. Все они были словно карикатурами, лишь бы сделать вид, что все эти женщины — одна большая семья. Но они никогда таковой не являлись. Ни эти девушки, ни Альсина, ни все они. Никто из них. Они были лишь подобием чего-то общего, больше похожими на культ, который поклонялся безумной суке. И к чему это привело? Все они должны были сдохнуть давным-давно, ещё полвека назад! Он сам — от ранения, Альсина — намного раньше, убитая собственным мужем или отцом, Донна — в одиночестве и своём безумии, а Моро… Да хрен с ним. Карл сжал зубы только подумав о том, что они сделали благодаря Розмари. Они освободились, как и мечтали, вот только какова цена этой свободы? Никакой больше вечной жизни, а уж тем более счастья или радости. Ничего. Освобождение всем им достанется лишь ценой смерти. И, наверное, это лучший из всех вариантов, да только теперь Карл хотел действительно пожить. — Я больше и ногой не ступлю на территорию замка. К чёрту эту богадельню, — как-то сухо произнёс Карл, подкуривая сигару, а после выпустил дым из лёгких. — Может хоть так до меня эта сука не доберётся и сдохнет раньше. Альсина медленно выпрямилась и бросила на него пустой взгляд. Не хотелось совершенно спорить. Она уже многое потеряла. Двоих дочерей, саму себя и даже Розмари. Как бы ни хотелось верить во что-то иное, но Розмари была уже совершенно не той девчонкой, которую ей передала в руки Миранда. А может, так всё было изначально? Просто до этого Димитреску не замечала опасности? И на самом деле пригревала на груди большое зло? Но была ли злом девочка, которая лишилась родителей, подвергалась ужасным вещам? — Кассандра была дорога и мне, — уже грубее добавила Альсина, нахмурившись, и сделала шаг к Карлу, показывая всем своим видом, что готова заступаться за Розу до конца. — Она была тебе никем! — выплюнул Карл, крутанув в руке молот. — Ты жила в своём игрушечном мирке, убила троих девочек, чтобы получить желанное! Убила и её! Карл указал кивком на соседнюю могилу, где покоилась Даниэлла Димитреску. Но, на самом деле, там была похоронена лишь горстка пепла, как и в могиле Кассандры. Там даже не было тела, не было ничего. Лишь жалкие остатки когда-то былой жизни, пепел и ничего более. — Ты ни черта не знаешь! Заткнись уже, — рыкнула Альсина, но не набросилась на Карла, вовремя вспомнив, что больше не сможет воспользоваться своими когтями. А если бы и могла — не посмела, опасаясь очередной волны боли. — Я знаю лишь одно: мелкая сучка скоро прикончит и Бэлу, а затем тебя. — Надеюсь, что после меня сдохнешь и ты, — тихо ответила Альсина, прижав ладонь к груди. — Из-за надежд ты здесь, — развернувшись в другую сторону, равнодушно выдал Карл и удалился, показав средний палец напоследок.***
Тяжело было думать о том, что ждало дальше. Как можно вообще представить себе будущее, когда ты, казалось бы, подписал договор с самой смертью и должен жить вечно? Имело ли это хоть какой-то смысл? Теперь разве это имело смысл? Допив очередную бутылку крепкого алкоголя в пыльной бутылке, Карл пробрался в замок сестры, намереваясь убить Розмари. Он не знал точно, сможет ли это сделать, не знал, возможно ли это… Но мечтал посмотреть в её глаза и понять, что на самом деле произошло. Зачем она поступила так с ним? Зачем она поступила так с ней?.. Карл не знал, способен ли он вообще теперь кого-то убить. Теперь, когда его жизнь перевернулась, когда он вновь потерял ту, кого… Любил? Точно ли это была любовь? Или просто дурное помешательство? Одно он мог сказать наверняка: в груди вновь выросла та самая зияющая дыра, которую, казалось бы, заполнить нельзя уже ничем. Он прошёл во внутренний дворик замка и сел на ступени, чтобы отдышаться и покурить. Медленно выдыхая дым сигары, не сразу заметил, как к нему приблизилась Розмари. В длинном шёлковом халате, с распущенными волосами. Её глаза сияли золотом даже в темноте осенней глубокой ночи. Карл вздохнул, окинув её взором, она же медленно опустилась рядом на холодный бетон и прислонила голову к одной из колонн. — Пришёл убить меня? — как-то отстранённо и слишком спокойно пробормотала она, глядя куда-то в темноту двора. Карл сдавленно гоготнул, давясь дымом: — А хер знает. Думаешь, стоит? Розмари медленно посмотрела прямо в его глаза, и золото постепенно исчезло, уступая место безграничному серому океану боли. — Да. — Почему ты так думаешь? Он был пьян. Не смертельно, но слишком, чтобы не задавать девочке правильных вопросов. Он видел, как та хмурилась, силясь понять его мысли, не пользуясь дарами хренового Мегамицелия. Сейчас она сидела здесь настоящая — чистая, местами наивная. Но Карл видел, как она сильно повзрослела, как её мысли изменились, как она чиста и правдива. Но только тогда, когда рядом нет следа чёртовой плесени, безумной суки и ещё хрен знает какого дерьма. — Потому что я не хочу причинять никому боль! — вскрикнула Роза, а в голосе явно появился всхлип. — Я так любила Кассандру… Я всех так любила! Она зарыдала сильнее, обнимая себя руками, и Карл, сам не понимая, что делает, обнял её за плечи, прижав к себе, впустив под свою тёплую куртку. Только Роза не чувствовала больше никакого холода, она будто потеряла своё тело. Это убивало ещё сильнее. — Успокойся, слышишь, — попытался утешить он, — смотри, только что упала звезда. Он икнул, указывая рукой на небо, которое почти полностью закрывали тёмные тучи, предвещающие затяжные дожди. — Я загадал желание: выжить. Розмари сквозь очередной всхлип хохотнула и отстранилась, вытирая руками и без того красные глаза. Она несколько минут смотрела молча на небо, словно пытаясь там что-то отыскать, и Карл тоже последовал её примеру. Он думал о Кассандре, думал о том, что та самая, она настоящая, наверняка, наконец, обрела долгожданный покой. Так может, в этом и состоит миссия девочки? Обернувшись, чтобы сказать ей что-то приятное, Карл лишь заметил вдалеке уходящий силуэт, а в свете одного из факелов на его пути — длинные чёрные крылья, влачащиеся следом. Она дарила им спасение — по-своему, странно, но умирала сама. Скорее всего, не физически, нет, но Карл понимал, что в этой деревне передохнут, чёрт возьми, даже псы. И, наверное, хорошо, что никакая звезда не упала, иначе бы пришлось винить её в том, что желание не сбылось. Впрочем, может, это лишь новое начало…***
Утреннее солнце пробивалось сквозь тяжёлые густые тучи. Оно медленно проникало в комнату, касаясь лёгкими лучами бледной кожи Альсины. Она уже не спала, просто лежала в постели, размышляя о том, что произошло. Смерть второй дочери потрясла её очень сильно. Казалось бы, что мир перестал существовать, осталась лишь Бэла, которая совершенно отдалилась, превратилась в затворницу, а ещё Карл… Ну, тот всегда был отшельником, однако после смерти Кассандры он совсем перестал приходить в замок, даже за тем, чтобы поязвить и поиздеваться. Альсина знала, что ему тоже больно. Гейзенберг тоже теперь ощущал боль. Жгучую и неприятную от осознания всего происходящего, от потери любимого человека… А ещё ужас. Кошмар, что подкрадывался с каждым днем всё ближе. Он протягивал свои костлявые пальцы из темноты, пытался прикоснуться липкими и вязкими паутинками к лицу и проникнуть в нутро острыми лезвиями ужаса. Леденящая темнота окутывала их всех ночами, заволакивая паутиной мыслей, прикасаясь холодными пальцами к коже. Смерть была близко, стояла на пороге, начищая свою косу и улыбаясь… По-доброму, как-то правильно, потому что она была светлее и легче всего кошмара, что происходил здесь и сейчас. Будто кто-то прикасался к душе льдом, заставляя замёрзнуть, покрыться инеем и страдать. Бесконечно долго и мучительно… — Мамочка? Альсина несколько раз моргнула, прежде чем жуткие мысли покинули её голову, и обернулась к вошедшей Розмари. Та выглядела довольно привычно: простое серое платье, собранные длинные волосы и серые, словно пустые, глаза. Димитреску было больно видеть этот взгляд. Больнее и страшнее, чем искрящиеся золотом зрачки. Так хотя бы казалось, что внутри девчонки ещё теплится жизнь… В пустоте серого омута уже не было ничего живого, кроме пары дотлевающих искр. И сама Альсина уже понимала, каков будет у всего исход. — Ты давно не спишь? — хрипло спросила хозяйка, прочистив горло. — Я… Не помню, — скомкано ответила Роза, прохаживаясь по комнате. Вздохнув, Альсина поднялась с постели и накинула на себя шёлковый халат. Роза, казалось бы, не замечала совершенно ничего перед собой. Она просто молча стояла, словно белый призрак — бледная и тихая. И так продолжалось много недель подряд. Её присутствие всегда выдавал только запах гнили и комки плесени по всему замку. Они шевелились в каждом тёмном углу, манили и что-то постоянно шептали. Розмари всё чаще говорила сама с собой: она словно терялась между двумя мирами и теряла себя. Димитреску постоянно пыталась ей помочь, однако всё чаще понимала, что уже не способна ничего изменить. И даже любовь бессильна перед Мегамицелием… Даже любовь Миранды к дочери не смогла защитить её от проклятия чёрной, вонючей плесени. И Роза не справилась. — Пойдём, я приготовлю завтрак, — прошептала Альсина, легко взмахнув рукой. Наверное, так она пыталась отогнать от себя странные и тёмные мысли, что и так постоянно поселялись в её голове. Посмотрев ещё раз на девчонку, хотела было взять ту на руки, как раньше, но в последний момент передумала и просто первая вышла из комнаты. Альсина боялась её. Боялась сильнее, чем когда-либо кого-то. Это больше была не Розмари, и стоило это понять и принять ещё в ту рождественскую ночь… Или ещё раньше? — Подожди, — тихо и туманно отозвалась Розмари, догоняя хозяйку, — сначала я тебе что-то покажу. Альсина обернулась и посмотрела на неё. Это была не улыбка её девочки. Это вовсе была не её девочка. Животное в теле Розмари смотрело кровожадными, пустыми глазами, а на устах бледнел хищный оскал. Альсина готова была поклясться, что ощутила впервые за сотню лет тот самый леденящий ужас, что испытывали ранее её собственные жертвы. По телу разлился холод, проникая в самые отдалённые уголки сознания и сливаясь тяжёлым свинцовым комком где-то в сердце, заставляя его на мгновение замереть. Шумно вздохнув и стараясь не показывать свой страх, Альсина лишь сдержанно кивнула и последовала за Розмари. На улице шёл мелкий снег, медленно кружился и опускался с небес на землю. Альсина чувствовала умиротворение и покой, вдыхая морозный воздух, наслаждаясь вновь той самой погодой, которую так любила раньше. Почти год назад, перед Рождеством, на улице было уже много снега, а внутренний дворик замка приходилось чистить не менее двух раз в неделю. Сегодня же снег едва ли успел припорошить вялые цветы и полусгнившую траву, но хозяйка не видела перед собой самого ужасного… Погода была довольно туманна, и даже выйдя ближе к центру дворика, Димитреску не сразу смогла увидеть противоположную дверь и… Карла. Глаза тотчас расширились в ужасе, Альсина могла бы закричать от увиденного, но в горле словно застрял ком. Она почувствовала себя слабой и беспомощной, услышала голос Карла в голове, как он говорил о пригретой на груди змее. Ей стало жутко, кровь, подогретая любовью ранее, вновь обледенела, застыла в жилах. Карл был повешен, словно тряпичная кукла, на одной из деревянных колонн, руки разведены в стороны, словно на кресте, по его грязной одежде стекала кровь, а в грудь, у сердца, был вогнан фамильный кинжал Димитреску. Он был ещё жив. Едва ли. — Тебе нравится, мамочка? Альсина не слышала, она не могла понять ни единого слова, потому что это был голос не её Розмари. Это был кто-то чужой и ужасный, шипящий, словно извергающий слова из глубин своего естества. Димитреску затрясло: она пошатнулась, подходя ближе и, наконец, закричала. Рядом, на земле, за одним из припорошенных снегом кустов, лежало тело девушки… С белыми волосами. Локоны рассыпались по земле, но это всё, что удалось увидеть. Лицо было изуродовано, словно разбито чем-то ужасно тяжелым, придавлено, вновь и вновь… И Альсина увидела рядом молот Карла. Ноги задрожали, крик ужаса так и застыл в горле, а темнота за спиной будто лишь сильнее напитывалась и крепчала. Димитреску чувствовала всем своим телом, что это конец, что следующим ударом Розмари нанесёт ей смертельную рану. Больше никого не осталось. Жгучие слёзы так и застыли на длинных ресницах, сил плакать просто не было, времени на раздумья — тоже. Альсина так сильно её любила. Но больше это была не Розмари. Больше нет. Выхватив из тела Карла кинжал, буквально опережая Розмари на долю секунды, Альсина обернулась к этому чудовищу и крепче сжала оружие в руке. Она никак не могла позволить этому монстру всё закончить именно так. И плевать, что после этого будет только хуже, плевать, что будет ещё больнее, но Димитреску не могла допустить, чтобы это зло росло, питалось и продолжало жить тогда, когда были мертвы все остальные. В секундах практически полной тишины раздался слабый выдох и звук каменеющего и рассыпающегося тела. — Мамочка!.. Розмари закричала, её волосы резко потемнели на несколько оттенков, а глаза стали прозрачными и живыми, чистыми. Кожа порозовела от мороза, по щекам потекли жгучие слёзы. Взгляд метался между мёртвыми и Альсиной с кинжалом в руках, которая была готова нанести удар в любую секунду. Животную хищность та ещё не утратила. — Это не я! — Роза заплакала, захлёбываясь слезами. — Это голоса, они… Ах!.. Она согнулась пополам, выпуская чёрные крылья. Плесень стекала с них, словно вязкая паутина, падая на припорошенные снегом дорожки. Розмари корчилась от адской боли, по щекам потекла всё та же вязкая масса, а глаза наполнились страданиями. — Помоги мне…