Моя девочка

      — Ита-а-ан!       Холод, сковывающий тело, проникал под кожу и колкими нитями тянулся к самым потаённым частицам души. Он будто выискивал всё ещё тлеющий огонёк в груди, чтобы его загасить. Голоса кричали со всех сторон, пытаясь отвлечь, разорвать, приманить…       — Ита-а-ан! Поигра-а-ай же!       — Итан! Итан-Итан-Итан!!!       — ПАПА!..       Короткий, громкий вскрик он всегда распознавал без ошибки. Розмари. Его девочка, его свет, что прошёл через миллион испытаний и выжил. Итан не видел её больше в реальном мире, не знал, что там с ней происходило, но здесь, среди сотни тысяч голосов разных существ, она была собой. Чистая, невинная, здесь она не сходила с ума от сил Мегамицелия, здесь она была с ним единым целым. В реальности же Розмари была для него всего лишь сосудом… Крепким, сильным, сражающимся. Это мешало. Мегамицелий пытался миллион раз её сломить, но Итан знал: рано или поздно сломается даже Розмари. Пусть ему и хотелось верить в другое…       — Папа!       Среди сумрака вспыхнули два серых глаза, наполнявшиеся слезами. Роза подбежала к отцу, наконец увидев его здесь. Она никогда раньше не погружалась так далеко… Выходит, Мегамицелий совершенно вытеснил её сознание из тела?       — Мне нужно обратно! — в панике вскрикнула Роза, пытаясь сосредоточиться и стиснув плечи отца.       — Это может убить тебя! — обеспокоенно выдохнул Итан, прекрасно зная, как поступит его дочь.       — Там Альсина…       Розмари немного отстранилась и замерла. Альсина… Называла ли она когда-либо её по имени? И отец совершенно ничего не знает о ней, о их странных отношениях, о том, что… Розмари смогла полюбить монстра.       — Кто это?       — Моя… Я… Мне просто нужно к ней!       Зажмурившись, Роза сжала зубы и порывисто выпустила куртку отца из своих рук. Ему там делать нечего без оболочки. Было больно, даже тело словно разрывалось на части… Или это была душа? Розмари не знала ответа, она хотела вернуться, сразиться с Мегамицелием в своём теле, спасти себя, Альсину и мир от этого проклятия! Всех, кто ещё мог жить, всех, кто должен был жить…       За мгновение до того, как открыть глаза, Розмари подумала: почему этот мир представляет собой лишь полный мрак и пустоту, неужели в нём не может быть ничего?..

***

      Вскрикнув, Розмари резко открыла глаза, встречаясь взглядом с напуганной Альсиной. Та сжимала в руке кинжал, собираясь защищаться… Да, защищаться, а не нападать. Тело будто пробило током от осознания всего происходящего. Она своими руками убила Карла и Бэлу, она посмела дать Магамицелию полный контроль над своим телом и сознанием, потому что… Устала. Просто устала, как и любой человек, от чужих мыслей и голосов в голове, от боли, что постоянно проникала в такие далёкие уголки тела, о которых Розмари ранее и не догадывалась.       Ломило всё, казалось бы, даже кончики длинных волос и перья на грёбаных крыльях. Болело всё, что не могло болеть, а Роза умудрялась искусно прятать это много месяцев от Альсины, скрывая за улыбками, нежными прикосновениями и тихими словами… Тогда, когда всё ещё могла позволить себе контроль над собственным телом, когда на это ей хватало сил. А это происходило всё реже и реже…       Но только удавалось ли скрыть отчаянные вопли ужаса и страха в тихом шёпоте? Удавалось ли, поглаживая руку Альсины, не дрожать от бесконечной, невыносимой боли? Может, хотя бы взгляд не выдавал её?..       Роза всё чаще стала думать о том, как могло всё сложиться, будь хоть что-то иначе… Как она могла умереть ещё у себя дома, и все эти монстры продолжили бы жить, или могла бы умереть от рук Альсины, и тогда вновь ничего бы не изменилось. Розмари не понимала, почему, с детства приученная к тому, что кто-то правит их судьбами, — будь то космос или какое-то божество, — внезапно превратилась в существо, способное всё менять? К чему тогда все эти рассказы, если на самом деле миром всегда правил Мегамицелий? И только сейчас он достиг пика своей мощности, обрёл ребёнка, способного умещать в себе два мира, путешествовать в его гранях и… Покоряться.       — Мамочка! — Розмари выставила перед собой ладони, крылья с хлопком исчезли, а к коже впервые за очень долгое время прикоснулся мороз.       Девочка очень медленно опустила руки, с удивлением рассматривая их, а затем поняла, что действительно ощущает холод. Альсина смотрела на неё с большим недоверием. Она всё ещё держала в руке кинжал, только тот уже предательски начал наливаться свинцом, и всё сильнее хотелось его опустить на землю и обнять Розмари. Вот только Димитреску это сделать боялась. Как и признаться себе в том, что теперь чего-то так сильно боится. Боится девчонку, которая ранее могла лишь постоянно плакать, приносить вред и мешаться под ногами.       Ту девчонку, которую она любила…       — Это я, — более спокойно уточнила Роза, всё ещё ощупывая свою ладонь. — Более, чем раньше, я.       — Хорошо, — максимально холодно выдохнула Альсина и всё же опустила кинжал вниз, однако из руки выпускать его не собиралась.       Позади лежало тело… Нет, уже не тело, а лишь горстка пепла. Это всё, что осталось от её дочери. Последней дочери. Альсина не знала наверняка, что хочет сейчас сделать, что правильнее было бы сделать. На самом деле, ей хотелось просто плакать, слёзы до сих пор мутным стеклом стояли в глазах, смазывая картинку. Хотя она и без того плыла от эмоций и боли.       Немного успокоившись, Димитреску проследила за тем, как Роза опустилась на ближайшую ступеньку замка и тяжело вздохнула. Альсина с недоверием сжала кинжал сильнее, однако всем своим нутром ощущала, что перед ней сидит настоящая Розмари. Та самая, живая, чистая девочка. С горящими от мороза щеками, со спутанными волосами, словно после сна, с такими большими, красивыми глазами.       С такими печальными серыми глазами, которые Альсина полюбила сильнее всего на свете.       — Это полностью я, — как мантру повторила Роза, убирая волосы с лица и всматриваясь в глаза Альсины, пытаясь ещё хоть что-то в них прочесть.       Однако в них горело лишь одно чувство, затмевая всё вокруг. Оно проникало сквозь взгляд, Розмари тут же ощутила этот толчок, забирающийся глубоко в сердце.       Боль.       И она убивала сильнее ножа.       Розмари видела её, ощущала и пропускала сквозь себя, пытаясь подобрать правильные слова. Выдохнув, вновь приоткрыла рот, но так и не решилась ничего произнести. Слова здесь и сейчас были абсолютно лишними. Нельзя было никак загладить свою вину или оправдать, но так же она понимала, что Альсина способна признать всё это фатальной ошибкой. Закусив губу, Розмари ещё раз проникновенно посмотрела на хозяйку и, наконец, спустя несколько тяжёлых секунд, выдохнула:       — Прости меня, я обязана была это контролировать, должна было это удержать внутри себя, но…       Роза не успела договорить, кинжал, выпавший из руки Димитреску, звонко цокнул о каменную дорожку, а сама Альсина подошла ближе и подхватила Розу под руки, прижимая к своей груди, словно маленькую куклу. Примерно так девчонка и выглядела в её глазах сейчас — поломанная и израненная. Обняв её сильнее, Альсина почувствовала, что Розмари замёрзла, руки и ноги были словно ледышки, она подрагивала от тепла своей хозяйки и уткнулась холодным носом в шею. Не хотелось ничего совершенно говорить, хотя Димитреску и понимала необходимость этого разговора. Развернувшись, она направилась в замок с девочкой в руках и молчала до тех пор, пока они не очутились в тёплой, но ужасно пустой гостиной. Словно само одиночество давило на них со всех сторон, а тишина клубилась в тёмных углах, куда не доставал свет камина и свечей. Огоньки бесшумно плясали на воске, и лишь поленья в камине создавали иллюзию уюта своим потрескиванием. Больше ничего в замке не выдавало того, что в нём хоть кто-то когда-то жил. И Альсина даже не могла вспомнить, было ли когда нибудь здесь настолько тихо и жутко одновременно, бывали ли времена, когда прислуга не слонялась по замку в заботах, бывало ли так, что паутина в углах висела неподвижно неделями.       Присев на диван, что давно уже казался ей ужасно жёстким, Димитреску усадила девчонку рядом и прикрыла пледом, а обе маленькие ладони взяла в одну свою, желая быстрее согреть. Странно было заботиться о здоровье девчонки, понимая, что она не может умереть — Мегамицелий просто не позволит этому произойти.       — Я не виню тебя, — наконец, очень тихо, бесцветно проговорила Альсина, не узнавая свой собственный голос.       — Знаю, — вздохнула в ответ Роза, поднимая глаза.       Не могло не радовать, что глаза девчонки были сейчас такими чистыми и живыми. Альсина давно не видела этого взгляда, уже и стала забывать, каким нормальным он может быть. Розмари же просто молча смотрела, и Димитреску видела всю её борьбу в этих глазах, весь страх и боль, всё отчаянное желание удерживать контроль как можно дольше.       — Как ты себя чувствуешь?       — Мне плохо, — призналась Роза, опуская взгляд на их руки. — Очень тяжело удерживать… Его.       Кивнув, Альсина обняла Розмари, прижимая ближе к своей груди, и девочка сделала то же самое. Несколько долгих и мучительных секунд они просидели в полной тишине, пока дыхание Розы почти полностью не выровнялось под треск огня и вой ветра где-то. Думать совершенно ни о чём не хотелось, и даже боль начала медленно отползать в самый дальний угол души…       Если та ещё существовала.       — Я люблю тебя, — медленно, почти по слогам проговорила Роза, однако взгляд так и не подняла.       Альсина только приоткрыла губы, чтобы ответить ей, но с них сорвался лишь крик боли, разлетающийся эхом в пустом, холодном замке. Острые, словно лезвия, когти, вонзились в тёплую плоть и по спине Альсины потекла вязкая алая кровь. Словно как у людей. Шокированная, Димитреску отшвырнула от себя девчонку на пол, и та наконец подняла взгляд. Два горящих, золотых глаза искрились только ненавистью, агрессией и жаждой. Превозмогая боль, Альсина вскочила на ноги, вспомнив, что оставила кинжал во дворе. Девчонка завопила, а затем и вовсе истерически засмеялась, распахивая свои огромные, оборванные крылья, и ударила со всей силы одним из них хозяйку замка.       Тяжело рухнув ближе к дверям кухни, Альсина поняла, что у неё нет времени на боль и жалость к себе. Да, она слишком давно не знала таких жестоких ранений, но подобное уже было когда-то в её жизни. И если ранее она терпела ради того, чтобы не показать ни капли боли на публике и не потерять лицо, то сейчас, больше всего на свете, она желала сражаться за свою никчёмную жизнь.       Именно Розмари научила её этому. Именно ради Розмари стоило это сделать.       Поднявшись на ноги и собрав все силы внутри себя, Альсина бросилась в кухню, а через неё уже во внутренний двор, совсем позабыв о боли и ранах, насквозь пронзивших тело, а ещё — о страхе и жалости.       «Розы здесь больше нет. Это не она», — повторяла Альсина сама себе, словно в бреду, добегая до кинжала и хватая его обеими руками.       Розмари, а точнее, чудовище в её теле, вырвалось из замка, сметая на своём пути стены и кирпичи, рыча что-то древнее и неразборчивое на непонятном Альсине языке. Это точно больше не была её девочка, однако и чувств никаких сейчас не было. Лишь желание выжить, сделать всё, о чём так мечтала она…       — Тебе не одолеть меня этим жалким куском металла, — засмеялось существо в теле Розы, хотя ничего больше общего с её обликом не имело.       — Я всё же рискну! — рыкнула Альсина.       Внезапно крылья исчезли, а на хозяйку замка посмотрела самая настоящая Роза, улыбаясь и протягивая свои холодные руки.       — Ты посмеешь убить меня, мамочка? — голосом девушки, наивно и как-то елейно прошептало нечто.       — Ты — не Она! — Альсина с этим криком бросилась к Мегамицелию, однако кинжал просвистел в паре сантиметров от лица чудовища.       Оно взвыло, вновь обретая облик крылатого существа, а затем и вовсе примеряя облик того самого дракона с мерзкой пастью в виде цветка, и кровь в жилах Альсины похолодела. Чудовище однозначно уступало в своих размерах, однако от этого было не менее ужасающим, а сама Димитреску ощущала себя беззащитной перед ним. И кинжал теперь казался детским ножом для масла, который взяли, чтобы сделать бутерброд. Леди предательски бросило в дрожь, но и принимать смерть без боя она не желала.       — Сможешь ли противостоять мне, мамочка? — существо засмеялось с почти металлическим скрежетом, и тут же в Альсину полетел огромный кусок колонны, что оно смогло вырвать своими мерзкими лапами.       Едва уклонившись, Димитреску всё же смогла приблизиться, стараясь верно оценить габариты чудовища, и вновь замахнулась, желая хотя бы ранить, чтобы яд проник в гнилую кровь. Когда удар кинжала всё же смог достать одну из лап чудовища, оно моментально отбросило Альсину сильным взмахом на каменную дорожку. Едва не разбив себе голову о деревянный вазон и взвыв от жгучей боли в спине, Димитреску не выпустила фамильную реликвию из рук, понимая, что это — её единственный шанс.       «Спасибо папочке, что же…»       Существо орало от боли всеми мыслимыми и немыслимыми голосами, меняло темп, громкость, частоту… Оно кричало на разных языках и билось в муках, пока вновь не сжалось до размеров подростка. Роза, — или нет? — поднялась на ноги, а из распоротой вены текла чёрная, густая кровь.       — Не надо, мамочка, — жалобно простонала она и заплакала всё такими же тёмными, ненастоящими слезами.       — Боишься сдохнуть, тварь? — язвительно рыкнула Альсина, сжимая кинжал сильнее, так, что побелели костяшки пальцев.       — Тебе не одолеть меня! — взвыло существо, принимая облик уже твари Моро. — Ты умрёшь!..       — Убить меня могла только она!       Альсина мысленно ещё раз поблагодарила неведомо кого за то, что существа едва ли были больше её самой, очевидно Мегамицелию не хватало сил, чтобы создать нечто большее на основе тела хрупкой девочки-подростка. Или дело было в чём-то другом? Времени на раздумья точно не осталось. Альсина вновь бросилась к неуклюжему созданию и ранила его лапу, отмечая про себя, что это всё же далось ей проще. И даже от ответного удара в этот раз она смогла увернуться.       Тварь слабела. Она стонала, теряя силы, вновь превращаясь в нежную и такую хрупкую Розмари. Не успев даже подумать, Альсина со всей силы вогнала кинжал в самое сердце твари, а затем они встретились глазами. Серые… Чистые и правильные, они смотрели на неё с испугом, болью и сожалением…       — Я… Хотела… Помочь, — захлебываясь слюной, а затем алой кровью, прохрипела Розмари.       Альсину затрясло крупной дрожью, она успела подхватить девчонку прежде, чем красные капли успели упасть на припорошенные снегом дорожки. Слёзы вновь невольно брызнули из глаз, да и Димитреску больше не видела нужды их сдерживать.       — Нет-нет-нет, — прошептала Альсина, ощупывая Розу, трогая её нежное лицо и подбородок, по которому уже текла кровь.       Мегамицелий ослаб, и Розмари попыталась вернуть контроль, а Димитреску нанесла ей удар… Осознание опустилось на плечи со всеми эмоциями, а боль проникла в голову жгучей молнией. Роза затряслась, на лбу появились капельки пота, она буквально горела в руках, и Альсина не знала, что должна сделать. Слёзы устилали глаза, боль тарабанила в голове без остановки, заглушая абсолютно все звуки вокруг, кроме сбитого, прерывистого дыхания Розы… Что вот-вот оборвётся.       — Я тоже люблю тебя, — прижимая к себе Розмари, пробормотала искренне Альсина, вдыхая такой родной запах и стараясь запомнить его навсегда. — Прости меня…       Слёзы застревали в горле, отчего голос сел, стал тихим, хриплым. Губы Альсины подрагивали от едва сдерживаемых рыданий — последняя ниточка, удерживающая её в этом мире, умирает. Розмари горела, буквально сгорала от жара собственного тела, что реагировало на яд. Реагировало так просто и обычно, будто действительно умирал обычный человек. Димитреску сжала сильнее девчонку в своих руках, прижимая плотнее к груди, хаотично, бездумно целуя горящие щёки и губы, ощущая лишь металлический вкус крови на собственных устах…       И весь мир стал вокруг нереальным, тяжёлым и липким, словно никогда и не существовал, словно ничего больше в нём не могло существовать. И, казалось бы, даже солнце больше не коснётся лучами ни единого листочка, ни единого дерева, не заиграет лучами в водах рек и озёр… Никогда больше не разбудит никого утром. Потому что никого больше нет. Мир словно всецело вымер… Только этот мир для Альсины всегда ограничивался лишь никчёмной деревушкой в горах Карпат…       Розмари показала ей мир.       Как могла. Показала, что он существует внутри, и оживает, цветёт и дарит свет, если его постоянно подпитывать любовью. Питать счастьем, мечтами и нежностью… Наполнять ласковыми словами и чувствами. Розмари научила её любить. По-настоящему, как Альсина раньше никогда не умела. Не знала, что так вообще бывает. Девочка смогла полюбить монстра, чтобы в итоге отдать за него свою жизнь, подарить всю свою нежность ему, очеловечить и дать такой долгожданный покой.       Разве смела вообще Альсина мечтать о таком?       Плача и прижимая к своей груди обмякшее бездыханное тело, целуя уже холодеющие губы, трогая тонкие, нежные пальцы, Альсина могла лишь тихо благодарить и просить прощения за то, что сотворила. Не винить себя, пока ещё нет, не выть в боли, потому что осознание ещё не до конца настигло её, не страдать… А просто тихо шептать «спасибо», искренне веря, что она могла услышать.       — Спасибо за этот краткий миг счастья, — сипло пробормотала Леди Димитреску, поднося холодные пальцы Розмари к губам и оставляя на них горячий поцелуй, — моя девочка…