По Сиреневому полю

Как человек может

распознать счастье, если

никогда не испытывал горя?

Сесилия Ахерн

«P. S. Я люблю тебя»       Голова раскалывалась от тяжёлой боли в области лба. Только что пробудвишееся сознание Эстер всё ещё было затуманено непроглядной пеленой, так что в уме не возникало ни единой мысли. Сперва она поняла, что лежит на чём-то мягком. Её изнывающее от непонятной усталости тело растянулось во всю длину и было прикрыто тёплой тканью. Вновь заимев возможность тактильно чувствовать, она мелкими движениями прощупала поверхность под собой, и простыня кровати скомкалась в её одервенелых пальцах. Откуда-то повеяло прохладным ветром, он подобрался к неподвижной Эстер и пустил мурашки по её коже. Впервые она обрадовалась тому, что по-прежнему ощущает холод. Значит, жива.       Девушка пошевелилась, с наслаждением разминая затёкшие мышцы. Интересно, сколько она провела здесь без сознания? Память постепенно начала возвращаться, она вспомнила битву у реки, то, как бесстрашно она бросилась на защиту своего повелителя и её поединок с вражеским воином... Словно в подтверждение мыслям Эстер её голова резко заболела, будто в неё вонзили сотни острых кинжалов. Боль постепенно затронула и глаза, от чего Эстер едва не ударилась в панику.       Её ранили. Чужая сабля нанесла ей сокрушительный удар, и она оказалась на земле. Как это могло произойти? Почему никто не помог ей? Почему она ничего не сделала, чтобы предотвратить это?       Веки плотно сомкнулись, так, что Эстер могла чувствовать, как переплелись реснички. Она попыталась открыть глаза, но наткнулась на очередной поток режущей боли. Приказав себе держаться, девушка пробовала вновь и вновь, пока наконец не признала поражение. Глаза упрямо отказывались разлипаться, словно им что-то мешало. Холодея от ужаса, Эстер медленно подняла дрожащие руки и прикоснулась к своей голове. Её пальцы мгновенно дотронулись до шершавой ткани, закрывающей ей лицо по периметру глаз наподобие повязки. Облегчение вырвало из груди девушки поверхностный вздох. Ничего страшного с ней не случилось. Просто её рана нуждается в уходе, вот её и замотали бинтом. Когда все эти тряпки уберутся, она сможет спокойно открыть глаза.       Слух тоже медленно, но верно приходил в норму. Эстер различала свист ветра вокруг себя, слышала собственное учащённое дыхание, хоть оно насыщало воздух ничуть не чаще, чем шелест крыльев бабочки. Тишина давила ей на уши, отдаваясь в глубине мозга гнетящим звоном. Она зажмурилась, всеми силами пытаясь отгородиться от внешнего мира, перестать ловить эти мелочи и на время оглохнуть совсем. Но ничего не работало. Эстер пробудилась, а ведь думала, что её жизнь так и закончится, в первом же бою. Разве это не счастье? Разве не должна она благодарить Аллаха за то, что осталась в живых?       Умиротворение её одиночества было прервано неизвестным шумом где-то снаружи. Эстер навострила уши и вскоре смогла выцепить из множества других мелких звуков чьи-то твёрдые и вместе с тем аккуратные шаги. Они направлялись прямо к ней, так что девушка расслабилась и замерла, стараясь придать себе вид спящей. Почему-то ей не очень хотелось возвещать кого-либо о своём пробуждении. А шаги тем временем прошли мимо кровати, остановившись сбоку от неё. Пронзительный взгляд, полный сумасшедшей тревоги, вперился в Эстер, едва не вынудив её взорваться. Неужели сон человека — это повод на него поглазеть?! Раздалось шуршание кожаной одежды, как если бы незнакомец присел на корточки рядом с кроватью, не прекращая мерить девушку назойливым взором. Похоже, кому-то действительно не терпелось привести её в чувства. Но, назло ему, кем бы он ни был, Эстер продолжала имитировать глубокий сон, следя за соответствующими паузами в дыхании и пытаясь немного посапывать.       — Эстер.       Воздух всколыхнулся от лёгкого шёпота пришельца и стал для девушки такой неожиданностью, что она не сразу распознала носителя этого глубокого голоса. Но чем больше она разбирала в голове каждый его оттенок, тем быстрее внутренний взор создавал соответствующий образ. Её сердце, к её же удивлению, болезненно сжалось. Сейчас этот голос показался ей настолько родным, что она была готова расплакаться.       — Отец...       Край кровати под Эстер прогнулся, сообщая, что чужие руки опёрлись на матрас. Тёплое дыхание опалило её открытую шею.       — Эстер, — с трудом веря в услышанное, повторил Бали-бей. В остывшем тоне затеплилась надежда. — Эстер, родная, ты... Ты правда слышишь меня?       — Слышу, — выдавила из себя Эстер и сморщилась от собственного охрипшего голоса.       Матрас вернулся в прежнее положение. Отец отклонился, но его крепкая ладонь накрыла плечо девушки, чего раньше она за ним не замечала. Его судорожная хватка говорила о долгих переживаниях, которые, вероятно, мучили его не одну ночь. И всё-таки Эстер едва ли могла представить, будто всегда сдержанный и суровый Бали-бей способен испытывать страх.       — Ты жива, — выдохнул отец, из последних сил справляясь с нахлынувшими эмоциями. Видимо, даже ему не хотелось показывать ей всего. — Я... Мы так боялись за тебя.       — Где я? — спросила Эстер, поворачивая голову по направлению туда, где предположительно сидел Бали-бей.       Произошла короткая пауза. С каждой минутой девушка отчётливо ощущала растущее между ними напряжение. Рука отца соскользнула с её плеча.       — В моём шатре, — ответил он. — Ты два дня провела в забытье. Только иногда просыпалась и бредила.       По телу Эстер пробежала ледяная дрожь. Она понадеялась, что всему виной был холод.       — Что... Что же я говорила? — пролепетала она и внутренне сжалась, боясь услышать ответ.       — Ничего. Ты произносила какие-то невнятные звуки. Слава Аллаху, он сохранил тебе жизнь.       — Слава Аллаху, — эхом отозвалась Эстер и устало запрокинула голову, подставив шею морозному порыву ветра.       Повязка давила ей на глаза, к тому же ей уже порядком надоело ориентироваться в пространстве, полагаясь только на слух. Она приподнялась на локтях, шурша простынями. Отец тоже зашевелился, и девушке передалась его странная настороженность.       — Бали-бей, — позвала она, прогоняя необъяснимую тревожность. — Я хочу снять эти бинты. Помоги мне.       Он снова затянул с ответом, и это ей совсем не понравилось. Отца охватила несвойственная ему прежде нервозность, на памяти Эстер он даже перед боем так не волновался. В чём дело?       — Бали-бей, — требовательнее повторила девушка, начиная раздражаться. Почему он молчит? — Ты поможешь мне или нет?       — Нельзя снимать повязку без ведома лекаря, — резонно заметил Бали-бей.       — Но я уже здорова! — возразила Эстер, подскакивая с места. Отец тут же поддался к ней и успокаивающим движением заставил опуститься обратно.       — Не совсем. Потерпи немного. Всего два дня прошло.       Теперь Эстер не сомневалась, что он что-то скрывал. Её родной отец, который не боялся кровопролитных сражений и вражеских сабель, не мог найти в себе смелость сказать ей правду. И это невероятно тяготило его. Девушка не привыкла сдаваться и была убеждена, что добьётся этой правды любой ценой. Постарается принять её, какой бы она ни оказалась.       — Я прошу тебя, — заговорила Эстер, усилием воли пряча в голосе неукротимую дрожь. Трепет нетерпеливого сердца и хватка невидимых когтей страха на горле сводили её с ума. — Сними повязку. Мне всё равно, как я теперь выгляжу. Мне хочется посмотреть.       Каждой клеточкой своего тело она чувствовала, какие противоречия бурлили внутри Бали-бея, и как сложно ему было наконец исполнить её простую просьбу. Она приготовилась к очередным отговоркам, но отец лишь обречённо вздохнул. Ещё долго Эстер слышала эхо этого вздоха, сливающееся с ветром и растворяющееся в пустоте.       Сильные руки Бали-бея осторожно взяли её за плечи и подняли над кроватью, усадив на мятые простыни. Секунды тянулись для Эстер бесконечно. Ровные и отточенные действия отца приковывали к себе всё её внимание, будто воин нарочно старался отвлечь её, поддержать. Он не торопился. Медленно его мозолистые ладони пригладили ей волосы, убирая локоны в сторону. Затем он подцепил пальцем тугой узел бинтов, начав развязывать их. Казалось, Бали-бею потребовалась целая вечность, чтобы освободить глаза Эстер от тесноты и позволить свету коснуться её сомкнутых век. Повязка упала ей на колени, нежная ткань окутала её предплечья. Под бешеный стук собственной крови в ушах и неровное дыхание Бали-бея она открыла глаза.       Ничего. Кругом тьма.       — Бали-бей? — с нарастающей паникой обратилась к отцу Эстер, вращая головой. Она ничего не понимала. — Отец, где ты? Что происходит? Что со мной?!       Её голос сорвался, перейдя на отчаянный крик. Сознание заполонил ужас, грудь пронзила острая боль, точно в неё впилась вражеская стрела. Плохо владея собой, Эстер согнулась пополам и дала волю душераздирающим рыданиям.       — Помогите! Умоляю... Помогите мне, кто-нибудь!       — Прости меня, Эстер, — глухо обронил Бали-бей за её спиной, судорожно сглатывая. — Я... Я не знал, как сказать... Удар нанёс сильнейший вред твоему зрению. Лекари до последнего не опускали руки, но...       Плечи Эстер сотрясались от плача. Тело било стальной агонией, мышцы перестали слушаться. Но она рывком встала с кровати, пошатнувшись. Ноги твёрдо стояли на голой земле, хотя голова пошла кругом.       — Уходи, — со смесью гнева и боли прошипела Эстер, прожигая пустынным взглядом невидимого для неё отца. — Уходи, немедленно! Оставь меня! Оставь!       Стремительные шаги раздались почти сразу же и вскоре исчезли, сопровождаемые шуршанием одежды. Дух недавнего присутствия Бали-бея бесследно испарился. Он ушёл.       Рухнув на колени, Эстер продолжала беспрерывно рыдать. Слёзы всё лились и лились из её глаз, падая на землю. Любая боль меркла перед той, от которой её разрывало на части. Это конец. Вот всё, что у неё осталось.