Гораздо легче стать отцом, чем оставаться им В. О. Ключевский
Время близилось к полуночи, когда Эстер и Мехмед, оба сияющие от счастья и беспрерывно улыбающиеся друг другу, вернулись в лагерь в сопровождении призрачных теней от лунного света. Обитель воинов встретила их характерной тишиной, возвестившей о том, что все солдаты уже отправились спать, оставив после себя потухшие костры с тлеющими в них угольками. Эстер была рада, что никто не застал их вместе в такой поздний час, иначе ненужных подозрений они бы точно не избежали. Но страх быть обнаруженной мерк перед безграничной любовью, которая овладела всем её существом, сладким теплом разливаясь по телу и опаляя жаром содрогающуюся от трепетного дыхания грудь. Эстер, не задумываясь, променяла бы целый день на тот незабываемый момент, произошедший в лесу. Вот уже несколько месяцев она не могла понять, почему каждая встреча с Мехмедом вызывает в ней бешеную пляску сердца и неконтролируемую тревогу. А оказалось, причина до смешного проста. Эстер просто влюбилась. Под ногами девушки ровная земля начала подниматься в невысокую горку, и она догадалась, что до шатра отца теперь рукой подать. Мехмед по-прежнему стоял рядом с ней, никак не желая отпускать её, и всё глядел в её незрячие глаза с такой же слепой любовью. — Стало быть, до завтра? — вполголоса прошелестел он, поворачиваясь к Эстер. — До завтра, — шепнула она в ответ, хотя сердце разрывалось на части так, словно они прощались навсегда. Казалось, теперь, после того, как они обрели друг друга, каждая их разлука, даже самая незначительная, будет приносить мучительные страдания. Но Эстер была согласна на это, если Мехмед дарил ей свою нежность и тепло. Разлуке рано или поздно приходит конец. Она провожала пустым взглядом уходящего шехзаде, надеясь, что эта ночь совсем скоро уступит место рассвету, и они увидятся вновь. А пока ей пришлось зайти в шатёр, как можно тише и осторожнее, чтобы не разбудить отца. Он наверняка уже спал. Стоило Эстер стянуть с плечей шубу и разуться, как из глубины шатра послышалась возня, и до неё донёсся приглушённый, но всё такой же недовольный голос Бали-бея: — Явилась наконец. Подавляя привычное раздражение и стараясь выглядеть как обычно, Эстер прошла к своей кровати и с шумным вздохом опустилась на неё. У неё сейчас отсутствовало какое-либо желание ссориться с отцом, наоборот, хотелось разделить с ним своё счастье. Однако она понимала, что для её же блага и блага Мехмеда лучше держать их чувства в тайне, в противном случае, появятся сплетни. — Где тебя носит? — без обиняков осведомился Бали-бей, насквозь прожигая дочь подозрительным взглядом. — Я гуляла, — уклончиво отозвалась Эстер и невольно испугалась, что её голос прозвучал слишком расслабленно и не свойственно для неё. Чем дольше отец смотрел на неё, тем больше ей казалось, будто ему обо всём известно. Соседняя кровать заскрипела, и Бали-бей поднялся со скрещёнными на груди руками. В полумраке, окутавшем шатёр, его тёмные глаза сверкнули зловещим блеском. Эстер заставила себя не паниковать и нацепила на лицо правдоподобную маску безразличия. — Гуляла, говоришь? — угрожающе повторил отец, прищурившись. — А шехзаде Мехмед? В голову девушке мгновенно бросилась краска, а тело сковал внезапный холод. Нет, он не мог узнать! Только не это! — С чего ты взял, что я знаю что-то о шехзаде? — сдержанно ответила Эстер, проклиная скользнувшую в её тоне дрожь. Она должна собраться. Какие бы обвинения ей не придвинул Бали-бей, она будет всё отрицать. Размеренные шаги отца раздались совсем близко к ней, а его голос приобрёл грозные нотки. — Шехзаде тоже не было в лагере, — пояснил Бали-бей, меряя дочь испытывающим взором. — Неужели совпадение? Теряя терпение, Эстер вскочила на ноги и ответила ему гневным взглядом. — Откуда мне знать, что понадобилось Мехмеду за пределами лагеря? — взорвалась она и смело шагнула к отцу, намереваясь бороться до последнего. — В чём ты меня обвиняешь? — Я видел, как вы вдвоём ушли в лес, — холодно бросил Бали-бей, тоже с трудом сохраняя спокойствие. — Вы держались за руки. При мысли о том, что отец всё это время находился где-то рядом и наблюдал за ними, Эстер содрогнулась и обескураженно отпрянула, будто от удара. Из её груди непроизвольно вырвался шумный вздох, выдавая её с головой. — Ты следил за нами?! — в бешенстве воскликнула она, с силой сжимая ладони в кулаки и едва сдерживаясь, чтобы не броситься на него. — Да как ты посмел! Кто дал тебе право шпионить за самим шехзаде! К её удивлению, Бали-бей остался абсолютно безмятежным и по-прежнему лениво разглядывал девушку из-под прикрытых век. — Благородные воины не опускаются до подобной низости, — резонно заметил он. — Я ни за кем не следил, и уж тем более за шехзаде. Но если ты думаешь, что вы покинули лагерь совершенно незамеченными, то глубоко ошибаешься. В Эстер огненной волной вскипел гнев, и она с шипением отвернулась, начав мерить шатёр нервными шагами. Страх разоблачения уже протянул свои цепкие когти к её горлу и готовился безжалостно задушить её и лишить всякого покоя. — Ты расскажешь об этом повелителю, да? — резко спросила она, на миг застывая. — Зачем мне это делать? — пренебрежительно фыркнул Бали-бей, склоняя голову к плечу. — Повелитель сам когда-нибудь всё узнает. Я всего лишь предупреждаю тебя, что уберегу свою дочь от любых источников опасности. Наконец усевшись обратно на кровать, Эстер только закатила глаза. Отец может сколько угодно ограничивать её в свободе, но никогда не заставит её отказаться от Мехмеда! Она не допустит этого! Признав разговор законченным, Бали-бей вернулся к своей постели. Эстер сидела, не шевелясь, и прислушивалась к тихому шуршанию простыней, пока звуки наконец не стихли, а напряжённый воздух не наполнился глубоким дыханием отца. Сон никак не шёл, вместо этого в голове снова возникали испытанные девушкой незабываемые ощущения лёгкости и счастья. Интересно, думает ли о ней Мехмед прямо сейчас? Стал ли он жертвой этой сводящей с ума тоски? Тёмная ночь навевала свинцовую усталость, наровя окутать Эстер своими крепкими объятиями и утянуть в неизвестность. Она пыталась сопротивляться, но отяжелевшие веки всё-таки сомкнулись, поддаваясь неизвестной силе, и вслед за ними безвольное тело провалилось в поверхностный сон.***
Потеплевшие лучи раннего солнца пролились золотым ковром на покрытую снегом землю, впервые спустя месяцы жестоких морозов согревая её оледеневшие просторы. Хоть северный ветер ещё беспрепятственно гулял по окрестностям леса, в воздухе едва ощутимо чувствовалось приближение долгожданной весны. Снегопады закончились, оставшийся снег постепенно поттаивал, превращаясь в скопления воды и грязи. Перемена погоды хорошо сказалась на Эстер, которая успела истосковаться по тёплым вечерам родного Стамбула. Поход со дня на день должен был завершиться, и ей уже не терпелось вернуться домой с вестью о справедливой победе. Солнце самую малость припекало ей голову, но ледяные порывы ветра, играющие в волосах девушки, удерживали её от желания спрятаться в тени. Теперь Эстер проводила на улице всё своё свободное время, приходя в шатёр только для того, чтобы поспать. Отчётливо разящее вокруг неё пробуждение спящей природы наполняло сердце Эстер светлыми чувствами, но сегодня повода для радости определённо быть не могло. На рассвете Бали-бей сообщил ей, что отправляется на разведку с небольшим отрядом. Прибывающая в непоколебимой уверенности, что её туда тоже возьмут, Эстер собиралась начать приготовления, однако отец твёрдо отказал девушке, сославшись на необходимость оберегать безопасность лагеря в его отсутствие. Разумеется, Эстер без труда смекнула, в чём крылась причина такого к ней отношения, и едва не накричала на него прямо при других воинах. Бали-бей чересчур явно старался притеснить её и при любом удобном случае напоминал ей о её негодности. Едкая обида грызла Эстер изнутри, вынуждая испытывать к отцу настоящую ненависть. Несколько минут она стояла около шатра как вкопанная, терпеливо ожидая, когда отряд покинет лагерь. Раз Бали-бей считает, что она бесполезна, ему придётся собственными глазами увидеть, на что способна его ослепшая дочь. План, возникший у Эстер в её мыслях, был просто идеален, а главное, предельно точен и достаточно очевиден. Она намеревалась отправиться по следу отряда и в случае, если что-нибудь произойдёт, прийти ему на помощь. Удаляющийся шум оружий и стремительные шаги воинов подсказали Эстер, что Бали-бей уже уходит. Дождавшись полного затишья, она шмыгнула за шатёр после того, как убедилась, что её одежда не дымится под чьим-либо пристальным взглядом. Из своего временного укрытия она сразу бросилась в лес, подгоняемая трепетом рвущегося из груди сердца и непреодолимой жаждой завоевать доверие отца, чего бы ей это не стоило.***
Ещё в минуты пробежки по лесу Эстер заподозрила, что что-то определённо было не так. Всю дорогу её сковывало необъяснимое напряжение, камнем прижимающее её плечи к земле. Тревога постепенно нарастала, устрашающих мыслей в голове девушки появилось так много, что она чуть не ударилась в панику. А что, если где-то здесь бродят вооружённые солдаты Тахмаспа? Вдруг вражеский шах так и не сумел смириться с поражением и продолжает посылать своих воинов во владения Османской армии? «Нет, всё это твои глупые фантазии, Менекше, — успокаивала себя Эстер, поглаживая пальцами пульсирующие болью виски. — Перестань изводить себя и лучше поскорее отыщи Бали-бея!» Внезапно навострившийся слух девушки различил среди привычных уху лесных звуков отдалённые яростные крики, сопровождаемые неистовым звоном оружий. Пройдя на негнущихся ногах часть разделяющего их расстояния, Эстер гораздо чётче уловила раздававшийся над деревьями шум, мгновенно поселивший в её груди липкий страх. Она слышала треск рвущийся одежды, свист сабель и преисполненные адской боли вопли. Сомнений не оставалось — там кипела битва. Эстер не могла себе позволить долго раздумывать. Её товарищам, возможно, требуется помощь, а она замерла на месте подобно испуганному зайцу и ничего не делает! Встряхнувшись, она на всей скорости рванула в чащу, находу обнажая заточенное лезвие сабли. Чем ближе она становилась, тем настойчивее в её ушах раздавалось биение чужого сердца. Даже не успев как следует взвесить свои силы, Эстер ворвалась в самый разгар боя и без промедления наткнулась на первого попавшегося ей врага. То, что перед ней возник именно вражеский воин, она определила по тяжёлой и неповоротливой стали его оружия и по применению традиционных приёмов. Всего через несколько ударов двух лезвий друг о друга Эстер в ярости отбросила врага назад мощным толчком ноги в грудь. Свирепость свободно забурлила в ней, пробуждая утихшее желание убивать. Выдалась пара вольных минут, и Эстер отошла в сторону, стараясь отгородиться от несмолкающих звуков сражения и прислушаться к своим чувствам. Земля под её ногами страшно дрожала, словно вот-вот произойдёт землетрясение. Но она не теряла надежды выловить из всего этого многообразия колебаний всегда уверенные и гордые переступания её отца. Он был здесь, Эстер знала это. Ей оставалось найти его и, если потребуется, оказать ему помощь. Сумасшедший восторг захлестнул её, вытесняя страх, когда в голову ей ударил знакомый твёрдый шаг. Эстер суетливо заозиралась в попытке точно определить, откуда идёт эта дрожь. Уповая на удачу, она сорвалась с места и почти тут же очутилась возле намеченной цели. Её оглушил скрежет острых сабель, а затем последовал резкий чавкающий звук, перебитый чьим-то болезненным стоном. Эстер в гневе замахнулась оружием и обрушила его на шею ничего не подозревающего воина, из-за чего тот замертво рухнул на снег. Над выжившими сгустилась тишина, ничуть не менее напряжённая, чем сама битва. Все враги лежали растерзанные на земле в лужах собственной крови, никому из них не удалось уйти живым. Эстер облегчённо выдохнула и опустила саблю, как вдруг за её спиной раздалось свистящее тяжёлое дыхание, иногда прерываемое тихими стонами. — Бали-бей! — позабыв обо всём, Эстер развернулась к отцу, который сидел на снегу, крепко зажимая предплечье. Из глубокой раны толчками вытекала бордовая кровь, впитываясь в его изодранную одежду и окрашивая пальцы противоположной руки. Девушка спрятала оружие и собралась было приблизиться к раненому отцу, как тот сам поднялся на подогнувшиеся ноги. Несмотря на атаковавшую его помутнённый взгляд боль он уставился на Эстер глазами, в который горела ярость. — Зачем ты вмешалась? — прохрипел Бали-бей, и Эстер незаметно поморщилась, не узнав в этом надтреснутом голосе всегда ясный и покладистый тембр храброго воина. — Я приказал тебе оставаться в лагере! — Я вмешалась, потому что вы нуждались в помощи, — уверенно ответила девушка и от чего-то внутренне вздрогнула, когда отец подобрал с земли свою саблю. — Какая помощь нам может прийти от тебя? — с откровенным пренебрежением выпалил он. — За кого ты нас принимаешь? Усилием отгоняя прочь подступившую к горлу горечь после слов Бали-бея, Эстер расправила плечи. — Я воин, как и ты, Бали-бей. А ещё я твоя дочь. Почему ты так себя ведёшь? Или я не заслужила хоть капли твоего уважения? — Ты не воин, Эстер! — громче отрезал отец, резко рассекая воздух рукой. — Слепых воинов не бывает! Слышишь меня? Не бы-ва-ет! Под рёбрами Эстер что-то остро защемило, и она отшатнулась, часто дыша. Слова отца ранили её больнее вражеского кинжала, в уголках глаз начали собираться слёзы. — Значит, я стану первым слепым воином на свете! — срывающимся голосом выкрикнула она, развернувшись спиной к Бали-бею. Её плечи мелко подрагивали, горло сдавили отчаяние и обида. — Зря я помешала этому самозванцу прикончить тебя! Лучше жить без отца, чем иметь такого, как ты! Густой воздух прорезал смертоносный свист сабли, в землю ударил тяжёлый шаг, эхом отдавшийся в затуманенном сознании Эстер глухой болью. Инстинктивно она обернулась, взметнув вокруг себя клубы снега, и выбросила одну руку вверх. Её ладонь врезалась в крепкое запястье отца, останавливая готовое обрушиться на неё оружие, натянутые до предела мышцы Эстер приятно заколебались. Наградой ей послужило неподдельное изумление, исходившее от ошеломлённого Бали-бея. — Как... Как ты это сделала? — недоумённо спросил он, всё ещё находясь во власти не остывшего гнева. Грубым движением Эстер оттолкнула от себя руку отца, не удостоив его ответом, и торопливо отвернулась, бегом устремляясь в лес. Позади она не услышала ни летящих ей вдогонку криков, ни преследующих её чужих шагов. Эстер хотела скрыться от этого человека, которого все эти годы считала своим отцом и который позволил себе поднять на неё саблю. Она больше не могла признавать их родство, не могла мириться с тем, что носит его фамилию. Не могла любить его. Отныне между ними залегла глубокая трещина. Куда ей теперь идти? Что сделать, чтобы избавиться от боли, причинённой близким человеком? Где отыскать утешение? Ответ сам собой всплыл у Эстер в голове, окончательно затмив здравый разум. Пожалуй, существовало одно такое место, где её никто не найдёт и где она сможет отдаться своим горьким мыслям. Смахивая слёзы с глаз и плотнее запахивая шубу, Эстер отправилась вглубь чащи, на поиски Сиреневого поля.