Если мечтаешь кем-то стать, им и становишься Мохаммед Али
Пока Эстер блуждала по лесу в поисках легендарного места, время будто перестало существовать для неё. Она полностью отгородилась от реальности, дабы ничто не привлекало её и без того рассеянное внимание. Ссора с Бали-беем всё не хотела исчезать из её мыслей и заставляла снова и снова переживать ту боль, те чужие чувства, которые не испытывают по отношению к родственникам. Гнев подобно огненному цветку разрастался в груди Эстер и только искал повод, чтобы выплеснуться наружу, избавив тем самым её от нежелательных страданий. В голове приносилась эта ужасная сцена, представленная девушкой во всех подробностях, хоть она и не могла её видеть. Роковой свист сабли, готовой обрушиться на неё, сабли, поднятой её собственным отцом, порождал в сознании Эстер самые безумные предположения, включая то, что Бали-бей мог действительно убить её. Что бы случилось, не останови она его вовремя? Что стало бы с ней, если бы она не успела? По телу Эстер пробегала ледяная дрожь, когда она представляла, что руки отца вот-вот окрасились бы кровью. Его родной кровью. Неужели он собирался причинить ей вред в угоду своей необоснованной ярости? Неужели хотел выместить на ней страх, волнение и боль, чтобы почувствовать себя властным над чужой судьбой? Главное, что Эстер вовремя спохватилась и даже в последний момент сумела удивить Бали-бея своим внезапным приёмом. Теперь она по-настоящему поняла всю ценность недавно обретённого ею таланта, ведь она спаслась благодаря тому, что услышала шаги отца. Причём спаслась она не только сама, но ещё и спасла его от неминуемой ошибки. Оставалось надеяться, что Бали-бей подумает над случившимся так же, как подумала Эстер, взвесит свои полномочия и поймёт, что был неправ. В противном случае, Эстер никогда больше не признает в нём своего отца. У неё просто не хватит на это желания, даже если она поговорит с ним и объяснится. Бали-бей должен сам признать совершённые ошибки и добиться её прощения. Злость и обида Эстер немного поутихли, но она по-прежнему не хотела возвращаться в лагерь. Не хотела сталкиваться с навязчивыми вопросами, рассказывать кому-либо об этом, тем более, повелителю или Мехмеду, и видеться с отцом тоже не хотела. Она не знала, сколько времени ей потребуется, чтобы принять произошедшее и осмелиться на разговор с Бали-беем. Пока она чувствовала, что не готова. Здесь, в лесу, вдали от посторонних глаз и множества любопытных любителей раздуть сплетни, Эстер без всяких опасений погружалась в свои мысли и молчаливо изливала душу спящей под слоем снега природе. Одиночество как никогда успокаивало её, служило хорошим лекарем, помогало обдумать всё без лишней суеты и спешки. Но на самом деле, дело было не только в необходимости побыть одной. Эстер всерьёз загорелась твёрдым желанием отыскать Сиреневое поле, которое однажды видела во сне. После легенды, рассказанной Мехмедом, это загадочное место обрело ещё больше неизвестного и таинственного. Хоть Мехмед и утверждал, что поля не существует, Эстер упрямо верила в правдивость древнего мифа, всем существом ощущала его присутствие где-то на краю земли. Обитель горячо обожаемых ею фиалок звала её, ждала, чтобы открыть ей все тщательно хранимые на протяжении стольких веков секреты. Эстер всегда полагалась на интуицию, и сейчас решительно следовала туда, куда вело её беспокойное и трепетное сердце. Ветер усилился, однако ожидаемого бурана так и не разразилось. Весна медленно, но верно наступала на северные владения Ирана, вытесняя прочь жестокую зиму. Солнце пригревало всё сильнее, одаривая замёршую землю долгожданным теплом и постепенно освобождая её из снежного плена. Уже стало очевидно, что снегопады подошли к концу, и теперь оставалось наблюдать, как природа пробуждается, вырываясь из ледяных объятий. Скоро появятся первые побеги, на деревьях зародятся молодые почки, и спустя недели лес наконец-то зацветёт и покроется зелёным убранством. В полдень Эстер забрела в такие густые дебри, что впервые испугалась, как бы ей не потеряться в этой бескрайней чаще. Деревья там росли на каждом шагу, плотным строем заполняя собой всё пространство, и далеко раскинули кривые ветви, создавая приятную, одновременно наводящую страх тень. К тому же, обнажённые кроны толстых дубов были окутаны снегом, из-за чего над землёй растекался настоящий полумрак, точно уже приблизился вечер. Такая угнетающая обстановка Эстер совсем не понравилась, поэтому, пройдя всего каких-то пару метров, она оказалась во власти непрошенной паники. Раздавшийся будто из ниоткуда пронзительный и пробирающий до костей вопль какого-то крупного хищника до того испугал Эстер, что она развернулась и помачалась прочь, обратно на освещённую солнцем тропу. Сердце колотилось как безумное, наровя разорвать рёбра, а дыхание обжигало глотку, смешиваясь с потдёрнутым зимней свежестью воздухом леса. Успокоившись, девушка ещё немного побродила вокруг да около в поисках подходящего, менее опасного пути, но все дороги вели в эту вселяющую страх чащу. Эстер не могла позволить себе вот так просто уйти, однако приходилось признать, что если даже она осмелеет и минует тёмную рощу, обратный путь займёт слишком много времени. В лагере наверняка творится переполох из-за того, что она сбежала, так что задерживаться в лесу до поздней ночи являлось не самой лучшей идеей. Скрепя сердце Эстер всё-таки приняла решение вернуться домой.***
Начинало смеркаться, а Эстер только-только приблизилась к лагерю. Ноги отказывались держать её, колени подкашивались почти после каждого шага, икры скрутило ноющей болью. Тело налилось непреодолимой усталостью, свинцовая тяжесть сковала натруженные мышцы и прижимала девушку к земле, словно она несла на плечах огромных размеров валун. Эстер не терпелось добраться до уютной, тёплой постели, повалиться на мягкий матрас и сразу уснуть, чтобы как можно быстрее забыть события сегодняшнего дня. В ней теплилась слабая надежда на то, что никто не заметит её возвращения, и, может быть, ей удастся проникнуть в шатёр до того, как там окажется Бали-бей. Помимо физической истощённости Эстер чувствовала острое разочарование. Её долгие поиски длиною в целый день так и не принесли ей никакого результата, она не сумела найти Сиреневое поле, хотя приложила для этого немало усилий. Когда теперь ей представится настолько удачный шанс? Сетуя на собственное невезение и слабость, Эстер словно в тумане брела к шатру, мечтая лишь о скором и безмятежном отдыхе. Видимо, она с самого начала переоценила свои способности. Шатёр находился уже совсем близко, но тут в спину ей ударил знакомый, неизменно шутливый голос Матракчи: — Менекше, постой! Есть у тебя минутка? Разве могла она отказать своему наставнику и хорошему другу? Эстер остановилась и обернулась на Матракчи, стараясь напустить на себя самый непринуждённый вид и приказав себе не болтать попусту. Она, конечно, любила Матракчи и доверяла ему, но даже с ним ей не особо хотелось обсуждать разногласия между ней и Бали-беем. — Я слушаю тебя, Насух эфенди, — выдавила учтивую улыбку Эстер, заглядывая пустыми глазами в добрые глаза наставника. — Тут такое дело, Менекше, — замялся Матракчи, с несвойственным ему подозрением покрутив головой. — До меня дошли кое-какие слухи... Эстер мгновенно насторожилась и отступила на шаг назад, демонстрируя отторжение. — Прости, Матракчи, но я не намерена разговаривать об этом, — резко бросила она и в знак непреклонности уверенно вздёрнула подбородок. — То, что произошло, касается лишь меня и Бали-бея. — Ну конечно, дорогая, конечно, — примирительно протороторил наставник, и в его голосе девушка уловила странное изумление. — Я и не собирался поднимать эту тему. — Правда? — удивилась Эстер, тут же почувствовав накатывающее на неё облегчение. Ей вдруг стало стыдно за проявленную резкость. — Извини, что нагрубила. Просто мне так тяжело вспоминать об этом. Крепкая мозолистая ладонь наставника опустилась на её хрупкое плечо, успокаивающе сжимая его. — Я всё понимаю, не извиняйся, — ласково отозвался Матракчи с нескрываемым сочувствием. — Могу заверить тебя, Бали-бей очень сожалеет о том, что совершил по отношению к тебе. — Откуда ты знаешь? — растерянно и в то же время с надеждой спросила Эстер. В глубине души она действительно желала, чтобы отец раскаялся и признал свою вину. Лицо Матракчи озарила широкая улыбка, а его пальцы крепче сжали плечо девушки. — Бали-бей мой давний друг, — ответил он, и под его глазами залегли мелкие морщины. — Мы с ним всегда делились своими печалями и радостями. Я был свидетелем его безграничной любви к твоей матери, несравненной Армин хатун. Воспоминания о матери, которая ждёт её далеко в Стамбуле, приятно согрели душу Эстер и вселили в неё забытое чувство искренней любви и заботы. Армин поведала ей много историй о встречах с будущим супругом, об их сперва невзаимных, а потом запретных чувствах, и о том, как Бали-бей едва не потерял возлюбленную во времена эпидемии чумы. Каждая история о прошлом родителей доказывала Эстер, что на свете всё-таки существует настоящая, сильная духом любовь. — Я пока не готова обсуждать с ним это, — призналась девушка, нехотя отстраняя от себя мысли о доме и матери. — Слишком сложно принять. — Да, — согласился Матракчи, понимающе кивнув. — Но ты всё же попробуй. Лучше уж вам разрешить все споры до возвращения в Стамбул. Иначе Армин ужасно расстроится. «Она и без того расстроится, увидев меня такой», — с горечью подумала Эстер, впервые осознав, что мать даже не знает, какое несчастье случилось с её дочерью. — Так, о чём ты собирался поговорить со мной? — глотая ком в горле, осведомилась девушка. — Ах, да, — спохватился Матракчи и прокашлялся прежде, чем продолжить: — Шехзаде Хазретлери любезно поделился со мной твоими успехами в бою. Он утверждает, что ты нашла отличную замену утраченному зрению. Эстер на миг задумалась, пытаясь припомнить, что такого необычного произошло прошлой ночью, за исключением их с Мехмедом поцелуя. — Мехмед сказал тебе правду, — наконец подтвердила она, подумав о недавно обнаруженной ею способности чувствовать чужие шаги. — Мы с ним сражались в лесу, и вдруг я ощутила дрожь земли под ногами. Потом я поняла, что это шаги Мехмеда. Я могла слышать их. С предельным вниманием слушая её, наставник сосредоточено хмурился и медленно кивал в такт её словам. — Значит, ты слышала шаги противника, и это помогло тебе победить? — уточнил он. — Да, всё верно. Мне кажется, после практики я усовершенствую этот талант. Каких-то пару секунд Матракчи молчал, погружённый в свои думы, а затем потянул Эстер за плечо, побуждая её следовать за ним. — Идём, Менекше. — Что? Куда? — не поняла девушка, но поддалась тяге наставника и сошла с места. Он повёл её сквозь оживлённый лагерь, идя стремительно и ступая так, будто парил над землёй. — Повелитель тоже знает о твоей способности, — объяснил Матракчи по дороге. Эстер едва поспевала за ним и до предела навостряла слух, чтобы различить голос наставника среди привычных шумов лагеря. — Ты должна рассказать ему всё в мельчайших подробностях, ничего не упустив. Уже не сомневаясь, что Матракчи ведёт её в шатёр Сулеймана, Эстер начала продумывать свою речь, пытаясь сделать её как можно более подробной и правдивой. Ей вовсе не было страшно, просто она опасалась недоверия со стороны султана. Что, если он улучит её в обмане? Вдруг не поверит ей и с позором прогонит? Мрачные мысли так глубоко затянули Эстер, что она не заметила, как Матракчи замер, и врезалась ему в спину. Прошептав ему слова извинения, она отстегнула от пояса ножны с саблей и вручила их наставнику, а тот передал оружие одному из стражей. От чего-то сердце у неё было не на месте, она ощущала себя потерянной и безнадёжной. Раньше визит к Сулейману не представлял для Эстер особой трудности, и кроме лёгкого волнения она ничего больше не чувствовала. Сейчас же ей казалось, будто её приговорили к смертной казни, и она в страхе ждёт исполнения возложенной на неё участи. С каких пор она стала такой трусливой? Аккуратным толчком Матракчи пригласил Эстер первой войти в шатёр, и она с трудом подчинилась. Стоило ей переступить порог, она сразу поймала на себе знакомый пристальный взгляд, излучающий безграничную мудрость и властность. Необузданный страх девушки немного отступил, и она с щемящей нежностью осознала, что скучала по этим глубоким глазам. Приличия требовали от вошедшего склониться в знак приветствия и уважения, что Эстер и сделала. Плечом она ловила тепло стоявшего рядом Матракчи, который тоже вежливо поклонился. — Насух эфенди, Эстер, — кивнул им Сулейман, чей рокотливый голос внушил девушке чувство безопасности. — Какими судьбами? — Повелитель, — заговорила Эстер, не поднимая глаз, — я бы хотела поговорить с Вами на очень важную тему, если Вы позволите. Взгляд султана мгновенно потеплел, и он слегка улыбнулся. — Я всегда готов уделить тебе время, Эстер, — ответил он. — Проходи, не стой на пороге. Эстер послушно прошла вглубь шатра, а Матракчи остался на месте, наблюдая за ней терпеливым взором. Каким-то образом девушка сама догадалась, когда подошла достаточно близко, и застыла, ожидая разрешения заговорить. — Что бы ты ни хотела сказать, я выслушаю тебя, — заверил её Сулейман, словно заметил исходившее от неё напряжение. — Можешь начинать. Первые слова дались Эстер с огромным усилием, она старалась быть сдержанной, чтобы по случайности не взболтнуть лишнего. Но чем больше она говорила, тем быстрее меркла её тревога, и доверие к Сулейману возрастало. Вскоре она не особо заботилась о необходимости сохранять спокойствие и позволила себе передать через свои фразы терзающие её печали. Она даже обмолвилась о конфликте с Бали-беем, пусть и косвенно. Сулейман ни разу её не перебил и непрерывно изучал девушку внимательным взглядом, не давая ей упускать ни единой детали. — То есть, ты способна определять, куда ступает твой враг, и благодаря этому побеждаешь в битвах, — подытожил повелитель, когда Эстер закончила. Его глаза не мигая смотрели куда-то сквозь неё и на миг затуманились раздумьями. — Всё верно, повелитель, — отозвалась Эстер, склоняя голову. — Я решила, что Вы должны об этом узнать. — Мехмед уже рассказывал мне, — улыбнулся Сулейман, согласно кивая. — Я много размышлял над его словами. И принял очень важное решение относительно твоего будущего. Эстер встрепенулась и вскинула голову на султана, не сумев скрыть мелькнувшее в её пустом взгляде предвкушение. Её сердце подпрыгнуло и дробью забарабанило где-то в горле. — Какое бы решение Вы ни приняли, повелитель, я подчинюсь Вашей воле, — судорожно сглотнув, произнесла Эстер и шумно выдохнула. — Тебе понравится, — пообещал ей Сулейман и внезапно поднялся со своего трона. Девушка догадалась об этом, услышав лёгкий шорох дорогой ткани и почувствовав, как землю под её ногами будто отяжелела. — Исходя из сказанного тобой и принимая во внимание ту роковую битву, которую мы выиграли благодаря тебе, я решил, что такой отважный и благородный воин просто обязан находится в рядах моей армии. А потому я позволяю тебе, Малкочоглу Эстер, снова стать солдатом и служить на благо Османской Империи. Последние слова повелителя подобно далёкому эхо отдались в сознании Эстер, заглушив любые окружающие её звуки. Счастье навалилось на неё совершенно внезапно, так что она сначала не поверила, что такое возможно. Выходит, её мечта вовсе не обречена кануть в небытие и со временем предаться забвению? Она по-прежнему может идти тем путём, который избрала для себя с самого детства? Эстер почудилось, что она ослышалась или её бурные фантазии сыграли с ней очередную злую шутку, но нет. Это была правда. Она возвращается в армию, вновь обретает цель всей жизни! Она будет воином! — Вы серьёзно? — сорвалось с языка Эстер, когда она более менее оправилась от шока. На лице Сулеймана засветилась понимающая улыбка. — Ты можешь отказаться, если передумала, — предупредил он, многозначительно блеснув голубыми глазами, в полумраке шатра отливающими синевой. — Нет, я согласна! — воскликнула Эстер, уже не сопротивляясь охватившему её восторгу. — Это настоящее чудо! Едва сдерживаясь, чтобы не завизжать от переизбытка положительных эмоций, она со всем почтением, на какое только была способна в своём нынешнем состоянии, приблизилась к Сулейману и присела перед ним на одно колено. Её тонкие пальцы сжали подол длинного кафтана повелителя и поднесли его к губам, после чего Эстер бережно поцеловала плотную ткань. — Спасибо Вам, мой повелитель, — проговорила она, отпуская одежду султана. — Вы осчастливили меня. Клянусь, что буду защищать Империю до последней капли крови. Невесомое прикосновение чужих пальцев к её плечу сообщили ей, что можно подняться. Эстер повиновалась, внутренне ликуя от выпавшего на её долю счастья. — Я нисколько не сомневаюсь в тебе, — проворковал Сулейман, наградив её нежным взглядом. — Бали-бей может тобой гордиться. Ослепительно улыбаясь, Эстер присела перед повелителем в торопливом поклоне, а затем не удержалась и бросилась ему на плечи, запуская пальцы в соболиный мех на его накидке. Сулейман от неожиданности чуть покачнулся, но осторожно обнял девушку в ответ, обхватив руками её прямую спину. Эстер в упоении зарылась носом в пушистого соболя и спустя мгновение неохотно отстранилась. — Простите мне эту дерзость, повелитель, — извинилась она, пряча глаза. — Я не совладала со своей радостью. — Всё в порядке, — успокоил её Сулейман, и по его интонации действительно можно было понять, что он не сердится. — Ступай и похвастайся отцу. Я позабочусь о том, чтобы о моём решении узнали все. Ещё раз поклонившись, Эстер выскочила из шатра, промчавшись мимо сияющего от радости Матракчи. Её душа пела, сердце готовилось вырваться из груди и выпорхнуть в небо подобно непоседливой птице. Разве могла она надеяться, что после череды неудач и страданий Аллах ниспошлёт ей настоящее счастье? Эмоции настолько ослепили её, что она позабыла следить за дорогой и нос к носу столкнулась с Бали-беем. — Что ты там делала? — требовательность спросил он, догадавшись, что Эстер покинула шатёр Сулеймана. — Ты не представляешь, что мне сказал повелитель! — дрожа от возбуждения, выпалила девушка. Утреннее происшествие вдруг перестало иметь для неё значение, она жаждала поделиться прекрасной новостью даже с тем, кого впредь не считала своим отцом. — Я вернулась в армию! Я буду воином! Горький опыт научил её, что Бали-бей никогда бы не обрадовался такой вести, а скорее отругал бы её за нарушение давних традиций. Поэтому Эстер заранее приготовилась к вспышке гнева, но никак не ожидала встретиться с ледяным равнодушием. — Воля повелителя — закон для меня, — абсолютно бесстрастно обронил Бали-бей. Ни единого намёка не проскользнуло в его тёмных глазах, лицо сделалось каменным и непроницаемым. — Как он решил, так и будет. Эстер захотелось зажать уши, лишь бы не слышать этого отстранённого голоса и не чувствовать исходившую от отца боль. Она и представить не могла, что их ссора так тяжело отразится на всегда стойком и уверенном в себе Бали-бее. Тот развернулся, намереваясь уйти, но Эстер рванулась к нему и схватила за руку. — Бали-бей, не надо, — почти с мольбой прошептала Эстер и потянула отца на себя, пытаясь заставить его обернуться. — Подумай о маме. Он ничего не ответил и рывком освободил руку из цепкой хватки дочери. Эстер собиралась применить ритуал извинений, которым издавна пользовались воины, — переплести свою ладонь с ладонью отца, подняв руки на уровень груди, и соприкоснуться с ним лбами. Этот ритуал показывал истинное желание получить прощение, и если от него отказывались, то надежда на примирение безвозвратно исчезала. Бали-бей только что отверг Эстер. Ей была невыносима мысль, что их с отцом ссора будет длиться вечно. Совершенно растерянная, она неподвижно замерла посреди переполненного лагеря, не зная, что предпринять и нужно ли. Разве не этого она добивалась всю свою жизнь? Разве не желала, чтобы отец когда-нибудь оставил её в покое? Желала. И желание её сбылось. Но почему же тогда ей стало так больно?